Никифоров  приветливо
поднялся навстречу, указал на стул.
     - У меня серьезное предложение, товарищ Куринев, если хотите - просьба,
- начал он. - В двух десятках километрах отсюда возводится кирпичный завод -
производственная база Казахстанской Магнитки. Там вырос поселок, в нем живет
преимущественно  молодежь.   А  порядка  мало.   Нужен  работник  милиции  -
вдумчивый, требовательный, решительный. Сами понимаете - участок отдаленный,
многие вопросы придется решать самостоятельно,  -  начальник сделал паузу  и
неожиданно закончил, - выбор пал на вас. Подумайте.
     Перед  мысленным  взором  Михаила  Куринева  пронеслась его  пятилетняя
милицейская служба. Трудился он старательно, часто и день, и вечер, а иногда
и всю ночь напролет.
     Но одно дело -  работать в  коллективе сослуживцев,  чувствовать локоть
товарища.  А тут - отдаленный поселок, и он, Куринев, один-одинешенек. Вдруг
не  справится?  К  тому же  не  хочется трогаться с  места,  менять город на
какой-то неблагоустроенный поселок.
     Встав по команде "смирно", сержант четко ответил:
     - Слушаюсь. Когда прикажете ехать?
     - Завтра получите подробный инструктаж и поедете с моим заместителем.


                                 II

     Холодным и  мокрым  выдался  день,  когда  со  двора  городского отдела
милиции  выкатил "газик" с  двумя  пассажирами.  Это  были  майор  Ержанов и
сержант Куринев.
     По   асфальту  машина   бежала   бойко.   Миновали  поселок  строителей
Казахстанской Магнитки, корпуса "Промстроя" и завода железобетонных изделий.
Отсюда начиналась полевая дорога -  глинистая,  грязная.  Водителю то и дело
приходилось включать передний мост.  Это не  всегда помогало,  и  на  помощь
приходили майор и сержант.
     Часа через два уставшие,  забрызганные грязью, они добрались наконец до
поселка.  Называли его  по  имени близлежащего железнодорожного полустанка -
Солонички.  Невелик поселок:  десяток зданий барачного типа.  Непривычен для
новичка неумолчный рокот движка местной электростанции.
     Была  обеденная пора.  Работники милиции  решили  заглянуть в  столовую
пообедать.  Их  приветливо встретил уже  немолодой человек в  белой куртке и
поварском колпаке.
     - Иван Михайлович Бондаренко,  заведующий столовой,  - отрекомендовался
он.
     Было немножко странно,  что Иван Михайлович худощав. Обычно руководящие
работники общепита выглядят несколько иначе. Но, как выяснилось, ни условия,
в которых работал Иван Михайлович, ни его непоседливая натура не располагали
к полноте.  Для того, чтобы вовремя и сытно накормить людей, он сам порою не
ел и не спал.
     - Возьмите хотя бы сегодняшний день:  дождь, слякоть, - жаловался он. -
Для  меня это хуже ножа острого.  У  нас все привозное:  продукты,  топливо,
вода,  и, если случается бездорожье, рискуем остаться безо всего. А попробуй
запоздать с завтраком или обедом,  что скажут люди?  Вот и приходится ломать
голову...
     Пообедав, Ержанов и Куринев зашли в одно из восьми общежитии и завязали
беседу с жильцами. Сразу же посыпались вопросы и жалобы:
     - Когда у нас организуют самодеятельность?
     - Почему кино редко завозят, а лекций совсем не бывает?
     - Чего  там,  даже  книжку негде  достать,  -  мрачно заметил паренек с
наколкой на левой руке.
     Выяснилось,  что  в  непогожие дни  людей  плохо  обеспечивают работой.
Отсюда низкие заработки и много ничем не занятого времени. Это расхолаживает
неустойчивых, они попадают под влияние сомнительных элементов.
     Жаловались   на   домоуправа  Касякина,   пьяницу   и   бюрократа,   на
малоактивного  секретаря   комсомольской  организации   стройуправления  Раю
Севергину,  на милицию,  которая заглядывает в поселок, лишь когда стрясется
какая-нибудь большая беда.
     - Теперь  у  вас  будет  свой  милиционер,  вот...  товарищ Куринев,  -
представил сержанта майор Ержанов.  -  Прошу любить и жаловать,  а главное -
помогать.
     Невесело было на душе Куринева.  Сколько трудностей. Что он сделает тут
один,  в такой обстановке?  Может,  отказаться пока не поздно? Но вспомнился
сержанту заведующий столовой.  А как же он? Ведь нелегко ему, однако участок
свой обеспечивает.


                                 III

     В  первый  день  работы  на  новом  месте  Михаил  Куринев  убедился  в
правдивости пословицы:  "Один в поле не воин".  Сержант не раз ловил на себе
откровенно неприязненные взгляды,  слышал едкие  реплики.  В  дни  авансов и
получек порой вспыхивали ссоры и  драки.  Начнет разбираться с одним,  а уже
затеяли шум другие.
     "Так дело не  пойдет,  -  думал сержант.  -  Все-таки большинство здесь
честные, сознательные люди. Надо их организовать против нарушителей. Об этом
же и подполковник говорил".
     Кое-кого  из  активистов Куринев сразу заметил.  Особую симпатию вызвал
молодой  коммунист  Ким  Семенков,  работавший  электриком на  строительстве
кирпичного  завода.   Недавно  он   взялся  за   организацию  художественной
самодеятельности.
     Как-то  вечером сержант зашел к  Семенкову в  общежитие посоветоваться,
как привлечь молодежь к борьбе с антиобщественными явлениями.  Тот поддержал
Куринева:
     - Я  тут  знаю ребят.  Одним словом,  помогу.  Надо только поговорить с
людьми.
     - А  поговорим так,  -  подхватил Куринев.  -  Я  приглашу из городской
милиции  работника для  беседы.  О  его  приезде  оповестим молодежь.  После
доклада выступите вы и я. И тут же, на собрании, начнем записывать в бригаду
содействия милиции.
     - И  знаете  еще  что,   -  добавил  электрик,  -  надо  подумать  и  о
самодеятельности.  Это тоже будет подспорьем. Коллектив подбирается хороший.
Одна беда - баяниста нет.
     - Баяниста? - сержант милиции задумался. - Подумаю.
     Собрание прошло  очень  хорошо.  На  призыв Куринева и  Кима  Семенкова
откликнулось много молодежи, которой давно опостылели непорядки в поселке. В
бригаду содействия записалось сразу более двадцати человек.
     Собирались бригадмильцы в домоуправлении,  после окончания рабочего дня
оно переходило в их распоряжение. На стене вывесили график дежурства.


                                 IV

     Прошло больше месяца.
     Сержант вполне освоился со  своим  положением,  стал,  что  называется,
чувствовать пульс поселка.  Бригадмильцы по  вечерам выходили на дежурства в
клуб, столовую, делали обходы общежитии.
     Любители выпивать и  подебоширить заметно  поутихли.  Кое-кому  из  них
довелось отсидеть по пятнадцать суток ареста.  А  иных пришлось передать для
привлечения к  уголовной ответственности.  Но главным в работе Куринева было
не  администрирование,  а  убеждение,  терпеливое  разъяснение  элементарных
положений советского правопорядка.
     Отношение  к   милиционеру  заметно   изменилось.   Если   прежде   его
недолюбливали,  то  теперь стали уважать,  почтительно уступали ему  дорогу,
вежливо здоровались.
     Участковый...  Куринев формально не  был участковым уполномоченным:  по
штатам эта должность не  предусматривалась для Солоничек.  Но практически он
выполнял роль участкового.
     Сержант не  ограничивал свою  деятельность делами  сугубо милицейскими.
Непорядки,  затруднения,  в чем бы они ни выражались и какой бы они характер
ни  носили,  всегда  побуждали его  к  активному вмешательству.  Однажды  он
разговорился с ребятами, недавно прибывшими на стройку из Запорожья.
     - Посоветуйте,  що  мне  робить,  -  мешая русские и  украинские слова,
обратился к  милиционеру один из  новичков Виктор Нуждан.  -  Понимаете,  не
принимают на работу. О це вже недилю без дила сижу.
     - Как так не принимают? - удивился Куринев.
     - Да понимаете,  в  дорози,  колы сюда ихав,  трудовую загубыв.  А  без
книжки - сами понимаете...
     - Чего же вы сразу не сказали?
     На  другой  день  сержант вместе  с  Виктором поехал в  стройуправление
"Доменстрой". Прошли прямо к начальнику.
     - Парня  нужно  принять.   Я  ручаюсь  за  него,   -  попросил  Куринев
начальника, изложив суть дела. Виктор был устроен.
     В  другой раз жильцы одного из  общежитии пожаловались:  уже полмесяца,
как  у  них не  меняется постельное белье.  Куринев тут же  -  к  домоуправу
Касякину. Тот выслушал его и мрачно отрезал:
     - Сам знаю. Не ваше дело. Прочистят дорогу, тогда и стирка будет.
     - Ошибаетесь. Мне до всего есть дело. А если всю зиму проезда не будет,
- тогда как?
     Домоуправ молча пожал плечами и  потянул к себе какую-то бумагу,  давая
понять,  что к  дальнейшему разговору не  расположен.  Но  сержант продолжал
настаивать:
     - Я б на вашем месте не ждал погоды. Попросил бы домохозяек из семейных
квартир. Все равно ведь кому платить - городским или здешним.


                                  V

     Молодые  жители  Солоничек  уже  не  спрашивали,   когда  у  них  будет
самодеятельность,  они сами участвовали в ней.  Чаще стали наведываться сюда
лекторы, появилась библиотека.
     Михаилу Куриневу полюбился поселок,  его люди.  Ради благополучия людей
он готов был работать круглосуточно.
     Это случилось в одну из вьюжных зимних ночей.  Время клонилось к девяти
вечера.   Сержант  только  что  зашел  в  клуб,  где  проводилась  репетиция
танцевального кружка. Подошел Семенков:
     - Не  могу нарадоваться,  -  кивнул он  в  сторону баяниста.  -  Просто
виртуоз. И где это ты, Михаил Михайлович, раздобыл такого?
     - Постарался для пользы дела, - ответил сержант.
     Да,  постарался.  Побывал даже в  парткоме треста,  прежде чем  добился
перевода Юрия Масненко из города в Солонички...
     В клуб вбежала буфетчица Шура, вся в снегу. Голос ее прерывался:
     - Шофер замерзает! Возле Жана-Аула. Двое оттуда добрались еле живые...
     Музыка замолкла. Волнение Шуры передавалось всем - человек в опасности!
     "Сейчас же на поиски! - решил Куринев. - Но с кем?" Прикинул в уме, кто
из бригадмильцев понадежней и повыносливей.  Ну,  конечно же, Виктор Тюрин и
Николай Акулин. Побежал за ними.
     ...Шли,   держась  за  руки.   Пурга  бушевала  с   неистовой  яростью,
перехватывала дыхание,  валила  с  ног.  На  пуговицу шинели сержант повесил
электрический фонарик.  Попадался сугроб -  светил: вдруг там человек. Но...
поиски были безрезультатными.
     Перевалило далеко за полночь,  когда сержант и его спутники, совершенно
уставшие и  продрогшие,  возвратились в  поселок.  Шофера так  и  не  нашли.
Совесть мучила Куринева до  тех  пор,  пока не  узнал он,  что пострадавшему
посчастливилось пробиться в соседнее село.  Но люди в поселке помнят об этом
случае...


                                 VI

     В кабине самосвала,  рядом с водителем, Михаил Куринев ехал в городской
отдел  милиции  на  общее  собрание личного  состава.  Боковое  стекло  было
опущено,  и  теплый ветер властно врывался в  кабину,  неся из степи терпкий
запах трав.
     Вроде  бы  и  немного -  каких-нибудь  девять  месяцев проработал он  в
поселке,  а сколько изменений произошло там за это время! Не часто встретишь
теперь на  улице пьяного,  услышишь непристойное слово.  Еще в  начале весны
убрали    домоуправа   Касякина.    Секретарь    комсомольской   организации
стройуправления тоже новый - Ким Семенков.
     Михаил был  далек от  мысли усматривать в  этих  изменениях только свои
заслуги.  Разве без  таких людей,  как  Иван Михайлович Бондаренко,  Николай
Акулин,  Ким Семенков,  Виктор Тюрин сумел бы он сделать что-нибудь? Крепкая
мужская дружба с ними вселяла уверенность, помогала бороться за новую жизнь.


                             Э.ИСМАИЛОВ

                       ТЕНЬ НА УЛИЦЕ САДОВОЙ

     Случилось так, что эти шестеро встретились у ворот таксопарка, а потом,
уяснив  свои  намерения,  отправились знакомым,  нахоженным путем  в  сквер,
прилегающий к кинотеатру "Авангард".
     Здесь на  зеленой лужайке они уверенно выбрали место и  невозмутимо,  с
хозяйственным видом принялись откупоривать бутылки,  в  то  время как  самый
младший,  Федька,  отправился к  ближайшему магазину  и  выпросил у  бойкой,
накрашенной  продавщицы  стакан,   уже  пожелтевший  и   отбитый  кем-то  из
многочисленных просителей.  Та,  как водится, вначале отмахнулась, но, узнав
Федьку, раздобрилась и даже приложила к стакану несколько завалящих сухарей.
     Федька небрежно,  по-взрослому поблагодарил ее и поспешил к дружкам.  В
этом местечке все хорошо и  давно,  со школьных парт,  знали друг друга и не
только по уличным кличкам или законным именам. Знали, кто кому и что должен,
кто с кем встречается, кто каждый заработанный рубль несет домой, в семью, а
кто  шаромыжничает  в  районе  близкого  кладбища,  пугая  захожих  старушек
бесцеремонным обращением с кладбищенской оградой.
     По  шоссе мчались рейсовые автобусы и  случайные машины.  Было  жарко и
тесно  в  летней  одежде.  Солнце готовилось вот-вот  повалиться за  высокие
карагачи, но почему-то задержалось на их верхушках и висело, висело...
     Да,  случилось так,  что эти шестеро в  этот день и  час встретились на
этом месте.  Спустя девяносто две минуты один из них будет мертв,  а  пятеро
остальных станут подозреваемыми в жестоком,  преднамеренном убийстве. Придет
время,   и  они,   протрезвев  и  осознав  весь  ужас  происшедшего,   будут
оправдываться,  путать следствие не столько в попытках спасти самих себя,  а
потому,  что  после  принятой порции спиртного они  очень смутно припоминали
происшедшее,  пытаясь в  отуманенной алкоголем памяти отыскать хоть малейшие
убедительные доводы того,  что это не они убийцы,  что все это фантастически
несправедливая ошибка следствия.
     Но  это  еще надо было доказать.  И  здесь они,  пятеро взрослых людей,
почувствовавших,  как почва уходит из-под ног,  были бессильны почти так же,
как и погибший Василий Квочкин.
     В   жизни   порой  бывает  так,   что   незначительные  в   отдельности
обстоятельства,  в  какой-то  определенной последовательности следуя друг за
другом,  создавая или разрушая мимолетные связи,  вдруг приобретают огромную
власть над  человеком,  направляя его  поступки и  исподволь готовя для него
крутые повороты, тем более поразительные, если речь идет о судьбе, в которой
уже  все  сложилось,  все  выяснено,  и  которая  развивается без  всплесков
романтики,  без тяги к  приключениям одинаково каждый день и  каждый год.  И
нельзя,  конечно,  сказать,  что  обстоятельства  возникают  сами  по  себе,
независимо от людей,  в жизни которых они сыграют особую роль.  Скорей всего
именно образ мыслей этих людей,  их  поведение и  отношения друг с  другом и
порождают эти обстоятельства.
     О встрече в сквере эти шестеро заранее не уславливались. Все получилось
случайно.  Загнав машины в гараж,  разговорились у ворот Сергей Коромыслов и
Коля Коротких.  К ним подошел Федька, огорченный тем, что единственная среди
таксистов женщина,  Зоя Крупенева,  презрительно отозвалась о  его шоферских
способностях,  и  теперь Федька испытывал жгучую и непреодолимую потребность
поделиться своей  обидой  хоть  с  кем-нибудь и  заодно поругать руководство
таксопарка,  которое берет баб на эту сугубо мужскую работу. Было и еще одно
желание у  него,  о  котором он  и  сам не  догадывался,  но жило оно где-то
глубоко внутренне,  вынуждая его искать собеседников,  чтобы в  их ответных,
таких  же  усмешливых  словах  по  отношению  к  Зое  Крупеневой обрести  на
мгновение утраченную уверенность в себе,  сгладить и смыть в душе неприятное
ощущение неполноценности, возникшее после язвительных слов Зои.
     Поэтому,  едва обнаружив в Сергее и Николае именно,  тех, кого искал, и
желая еще и еще утвердиться в их и своих глазах, предложил он отправиться на
знакомую лужайку и спрыснуть спокойно уходящий день.
     Втроем  идти  было  как-то  несподручно.   Сергей  и  Николай  вдосталь
наговорились  сегодня,  чуть  не  полдня  околачиваясь  в  таксопарке  из-за
неповоротливых слесарей.  Федьку же как собеседника они в  расчет не брали -
молод еще,  жизнь лаптями не  хлебал,  только слушать может,  широко раскрыв
рот,  а что ему говорить-то, все старые байки были давно рассказаны, а новые
не придумывались, настроение было не то.
     Но тут с  Фабричной вывернула серая "Волга",  и все стоящие у ворот тут
же признали в ней свою, а за рулем увидели говорливого и надежного напарника
Василия Квочкина.  Все разом замахали руками.  "Волга", взвизгнув тормозами,
остановилась, и Квочкин, понимающе оглядев компанию, сказал, не задумываясь:
"Минутку,  ребята,  все  ясно,  машину загоню и  от  присутствия с  вами  не
откажусь".
     Федька ожил,  стал о  чем-то спорить с  Николаем.  Покопался в кармане,
нащупывая две припасенные на всякий случай трешки,  с которыми,  признаться,
расставаться ему не хотелось,  такие они были новенькие, только из Госбанка,
и, возможно, первыми попавшие именно к нему. Но это были деньги заработанные
им,  и поэтому Федька, нисколько не колеблясь, решил истратить их сейчас же,
как только представится возможность.
     Может быть, цепь роковых случайностей была бы нарушена, когда подошли к
ним еще двое:  однофамилец Федьки,  длинноухий и  узкоскулый Лешка Тарасов и
его вечный спутник,  маленький,  какой-то весь неухоженный Витька Замирайло,
от которого недавно с двумя детьми ушла жена, отчаявшись дождаться увидеть в
Витьке Замирайло человека семейного и серьезного.
     Они стали уговаривать пойти не к "Авангарду", где душно и жарко сейчас,
где   можно   вполне  нажить  неприятности,   если   появятся  несговорчивые
дружинники,  а  развернуть баранку круто  влево  и  отправиться к  кладбищу,
поваляться там в  высокой траве,  где чинно и  мирно можно вдоволь набраться
спиртного, а потом без всякого шума податься по домам.
     Но и Федька, и Василий, и Николай уже вполне определенно настроились на
сквер за кинотеатром "Авангард",  и после недолгих препирательств, в которых
Федька задавал тон, настояли на своем.
     Так  начался их  путь  навстречу трагической развязке,  которая и  чуть
позже могла не состояться, и никто из этих шестерых никогда бы и не подумал,
что так могло произойти.
     ...Пили и разливали быстро,  не церемонясь, без тостов и обязательных в
другой,  более спокойной обстановке,  речей. Похваливали принесенные Федькой
сухари.  Заедали огонь в  горле тридцатикопеечной килькой,  консервы которой
неведомым гением были  изобретательно названы "дружными ребятами".  Время от
времени  кто-нибудь,  испытывая  потребность  побродить,  покидал  компанию,
подходил к  кинотеатру,  пошатываясь,  спускался в  овраг,  на  дне которого
валялся выброшенный домашний скарб:  обрывки старых  газет,  битые  бутылки,
поржавевшие колеса  детских автомобилей и  что-то  еще.  По  возвращении ему
наливались штрафные,  он  морщился,  но пил,  понимая,  что компанию обижать
нельзя.
     Хмель  быстро  ударил  им  в   голову.   Деревья  поплыли  над  улицей,
вытанцовывая что-то свое.  Гомон отдыхающих, толпящихся у входа в кинотеатр,
потускнел и отдалился.
     Федьку  сгоняли  за  добавкой.  Он  немного поворчал,  но,  сникнув под
распорядительными взглядами,  мигом собрался,  теша  себя  тем,  что  сможет
перекинуться  парой  простых,  но  значительных фраз  с  бойкой  продавщицей
винного отдела,  которая умела  ответить так,  что  голос  у  Федьки начинал
срываться, а в голове что-то отдаленно и приятно шумело.
     Василий,  ударяя себя в  грудь,  неведомо с кем заспорил.  Его поначалу
слушали, а потом заговорили вдруг все разом, перебивая и суетясь.
     ...Выяснилось,  что  все  наличное выпито,  а  раскошеливаться никто не
решался.   Разве  что  Федька,   раз  и   навсегда  решивший  доказать  свою
причастность к миру мужчин,  но две его трешки давно уже перекочевали в ящик
продавщицы винного отдела.
     Все одновременно поднялись и  пошли к узкой улочке Садовой,  выбегающей
слева из-за низких, вихрастых домишек, чтобы потом, простившись, разбрестись
по до