гам,  оттолкнул и кинулся к забору. Едва коснувшись руками шершавых досок,
перемахнул через  препятствие и  помчался по  улице.  Страх,  дикий звериный
страх придавал ему силы,  и  он бежал,  не разбирая дороги,  каким-то шестым
чувством угадывая в кромешной тьме выбоины, арыки, повороты...
     На  окраине города  он  наконец остановился и,  обессиленный,  упал  на
траву.  Долго лежал без движения.  Сердце колотилось гулко и часто: "Ушел...
Ушел...  Ушел!.." Теперь скорее -  вон из этого города. Любыми путями и куда
угодно.  Скрыться от глаз милиции.  Отсидеться где-нибудь в укромном и тихом
месте,  пока не  улягутся страсти.  А  там помаленьку да полегоньку снова за
старое. Ух, только бы уйти! Только бы...


                                * * *

     На Северном кольце,  что опоясывает столицу широкой асфальтовой лентой,
движение не прекращается ни на минуту.  Мчатся машины, легковые, грузовые, в
город  и   из  города,   днем  и  ночью.   Магистраль  живет  беспокойной  и
стремительной, как этот нескончаемый поток автомашин, жизнью.
     Анатолий Бородаев зябко поежился: чертовски холодные стали ночи. Осень.
Вчера, говорят, первые заморозки ударили.
     Пост сержанта -  на самом оживленном перекрестке Северного кольца.  Вот
уже  третий час  он  стоит здесь и  останавливает подряд все проходящие мимо
машины.  Придирчиво проверяет документы,  заглядывает в кузова, под сиденья.
Подозрительных лиц не обнаружено. Значит, преступник, которого ищет милиция,
отсиживается где-то в  городе.  А  если он попытается улизнуть другим путем?
Скажем, на поезде? Или самолетом? Ну что ж, пусть попробует. И на вокзале, и
в  аэропорту работники милиции готовы встретить грабителя.  Он  сейчас,  как
волк в западне. И выхода ему из этой западни - нет.
     ...В  семь  утра из-за  поворота показался рейсовый автобус Алма-Ата  -
Чемолган.  Бородаев поднял полосатый жезл.  Шофер остановил машину.  Сержант
поднялся в салон и привычно сказал:
     - Граждане пассажиры,  прошу не волноваться:  я  задержу вас ненадолго.
Проверка документов.
     В тот же самый миг сержант краем глаза увидел,  как пассажир в углу, на
заднем  сиденьи,  ногой  отпихнул в  сторону  небольшой коричневый чемодан и
отвернулся к окну.
     Бородаев сделал вид,  будто ничего не заметил и подошел к девушке,  что
сидела рядом.
     - Ваши документы!
     Девушка порылась в сумочке и достала синенькую книжечку -  студенческий
билет.
     - Ваши!..
     Бородаев сказал это пассажиру на заднем сиденьи.  Тот медленно,  словно
нехотя, повернулся. Молодой парень лет двадцати пяти. Черный пиджак. Неяркий
галстук в серую полоску.  "Где-то я этого типа уже видел, - сержант мысленно
перебирал события последних дней. Профессиональная память сработала быстро и
четко: - Стой! Да это же тот самый, которого вчера вечером ребята в райотдел
привезли. Значит..."
     - Ваши документы! - строго повторил Бородаев.
     - Нету у меня документов, - угрюмо ответил парень.
     - В таком случае прошу пройти со мной.
     Парень молча поднялся.
     - И чемодан не забудьте взять с собой.
     - Какой чемодан?
     - Вот этот, что под сиденьем.
     - Это не мой.
     - Как -  не  ваш?  -  сержант достал из-под сиденья коричневый чемодан,
поднял над головой: - Граждане, кто хозяин этого чемодана?
     В  автобусе все  молчали.  В  этот момент парень вдруг резко пригнулся,
оттолкнул в сторону сержанта и рванулся к выходу.
     Но  Бородаев не  растерялся,  не  замешкался.  В  два прыжка он  настиг
беглеца,  цепкие руки железным кольцом сдавили парня -  ни  повернуться,  ни
вырваться.
     - Стоять спокойно! - приказал сержант. - Теперь не убежишь.
     Он  быстро обыскал задержанного.  Из кармана пиджака извлек самодельный
нож, сработанный "под финку", из другого - два паспорта.
     - Ого! А говоришь, документов нет. Чьи паспорта?
     Парень угрюмо молчал.  Из автобуса вынесли коричневый чемодан. Бородаев
открыл крышку.  Сверху - стопка документов, деньги. Теперь сомнений не было:
задержан тот, кого искали нынче всю ночь.
     Из-за поворота стремительно вылетел милицейский "газик" и притормозил у
обочины. К Бородаеву спешили на помощь товарищи.
     При  расследовании установили личность  грабителя:  Владимир Геннадьев,
вор-"гастролер",  прибыл в Алма-Ату со "скромным" желанием ночными грабежами
раздобыть средства для  легкой жизни  и  дальнейших странствий по  городам и
селам.  Это он,  воспользовавшись доверчивостью аспиранта К.,  ограбил его и
едва не  убил ударом молотка.  Это он  накануне во Фрунзе обобрал и  едва не
убил слесаря Анатолия П..
     Но   бандит  жестоко  просчитался.   Работники  милиции  не   дали  ему
"развернуться".  Похождения  "гастролера" в  Алма-Ате  закончились для  него
плачевно. Суд воздал должное бандиту и грабителю.


                                * * *

     Несколько  слов  о  герое  нашего  рассказа  -   участковом  инспекторе
Октябрьского РОВД г.Алма-Аты сержанте Анатолии Бородаеве.  Молодой коммунист
служит в  милиции недавно -  с  апреля 1970  года.  В  милицию он  пришел по
направлению райкома партии и коллектива завода "XX лет Октября", где работал
слесарем.  За короткий срок Анатолий Бородаев освоил профессию, показал себя
добросовестным,   находчивым  и  смелым  работником.   На  его  участке  нет
нераскрытых преступлений.
     За смелость и  находчивость при задержании опасного преступника сержант
милиции А.Бородаев награжден денежной премией.


                              В.ДЖАНАЕВ

                           "ЗЕЛЕНЫЙ ХВОСТ"

     Скорый поезд Москва - Алма-Ата делает, остановки редко. Но именно в эти
короткие промежутки неуютного затишья ревизор ощущает неясную тревогу.  Лишь
когда поезд трогается,  Иван Прокопьевич погружается в зыбкую полудрему. Его
измученное приступом сердце, подчиняясь ритму колес, начинает биться ровнее,
спокойнее.
     Поезд  входит  в  грозу.   В  купе  словно  сгущаются  сумерки.  Молнии
ослепительными зигзагами вспарывают серо-фиолетовое небо.  Иван  Прокопьевич
ждет,  когда по окну забарабанит дождь, но его все нет и нет. Туча оказалась
бесплодной: бушевала нередкая в этих местах сухая гроза.
     Очередной удар  горма потряс степь,  прокатился по  металлической крыше
вагона и,  видимо, поэтому не было слышно, как открылась дверь. Кто-то вошел
в купе и темной тенью молча навис над ревизором.
     Тот  с  трудом приподнялся на  локтях,  всматриваясь в  лицо вошедшего.
Очередная вспышка молнии помогла ему. Иван Прокопьевич вздрогнул. Капли пота
выступили на лбу: он узнал вошедшего. А тот, засунув руки в карманы, смотрел
на  распластавшееся тело  ревизора и,  похоже,  улыбался.  Потом  сделал шаг
вперед,  медленно наклонился. Иван Прокопьевич бессильно закрыл глаза. Тоска
сжала сердце...


                                * * *

     Неделю    назад    Иван    Прокопьевич    Волков,    старший    ревизор
контрольно-ревизионного отдела  Министерства сельского хозяйства республики,
прибыл в Кзыл-Орду.
     - В Казалинский?  Вроде бы ревизовали совхоз недавно... Что ж, возьмите
в помощники Тажбенова -  нашего заместителя главбуха. Лишний раз проверить -
не грех. А при случае будет и переводчиком.
     На перроне станции Казалинск Волков и Тажбенов были удивлены: их ждали.
Непримечательной внешности человек с папкой под мышкой представился:
     - Дайрабаев Ерлепес, главный бухгалтер райсельхозуправления.
     Оказалось,   что  он  уже  забронировал  места  в  гостинице,   а  пока
настоятельно приглашает их  к  себе на  чашку чая.  Поколебавшись,  ревизоры
согласились.  "Не так уж он и прост", - решил Волков, заметив, как скромно и
ненавязчиво,  но  уверенно ведет хозяин беседу.  С  таким трудно выдерживать
официальный тон.  Конечно, Волков за годы ревизорской практики давно взял за
правило: о деле говорить только в крайнем случае.
     Так он почувствовал, что его изучают. Лишь начинает он говорить, хозяин
спокойно откладывает пиалу,  внимательно слушает,  заглядывая в  глаза  чуть
глубже, чем позволяет обычная незатейливая беседа.
     А вот и знакомый прием -  "откровенные слова" гостю.  Хозяин неожиданно
прервал разговор и, понизив голос, заявил, что считает своим долгом сообщить
уважаемым гостям: в Казалинском овцеплемсовхозе неблагополучно.
     "Да,  непрост",  -  подумал об этом "откровении" Волков, шагая вслед за
Тажбеновым в гостиницу.
     В совхозе их также явно ждали:  устроили не менее радушный прием.  "Вот
тебе  и  внезапная ревизия!"  -  злился Иван  Прокопьевич,  пытаясь охладить
гостеприимный пыл  совхозных  руководителей.  К  тому  же  в  селе  не  было
гостиницы и никаких предприятий общепита, а ревизор не любил "столоваться" у
частных лиц. Но деваться было некуда.
     Директор  совхоза  Ш.Калабаев вызвал  здорового и  мрачноватого на  вид
хмурого дядьку лет пятидесяти по имени Шемберлен и  распорядился как следует
принять гостей.
     Началась ревизия.  Главный бухгалтер совхоза Абубакир Орынбаев, мужчина
лет сорока, приятной наружности и крепкого сложения, принес кипу документов.
Он  непринужденно шутил  и  своим спокойствием вызывал у  ревизора невольную
симпатию.
     Волков бегло пролистал документы и ужаснулся:  они были в невообразимом
состоянии.  Кассовые книги не пронумерованы и не подшиты... Ни одного акта о
внезапных  ревизиях...   При   смене  кассиров  даже  не   оформлялись  акты
приема-передачи кассы.
     Иван Прокопьевич ошеломленно придвинул к  себе большие конторские счеты
и  углубился  в  изучение  бумаг.  Видно  было,  что  и  расходные документы
оформлялись с  грубыми нарушениями:  их  чаще всего оплачивали без  подписей
распорядителей  кредитов.   Приходно-расходные  ордера  выписывались  самими
кассирами, сплошь да рядом с подчистками да подтирками.
     А в ведомостях на выдачу зарплаты вообще не разберешь,  за какой период
выплата, кто ее производил. Порой они даже были без соответствующих подписей
ответственных лиц.
     С  утра до  вечера ревизоры просиживали в  конторе,  но работе не видно
было конца. Количество улик росло с каждым днем.
     Орынбаев и  другие работники совхозной бухгалтерии со  все возрастающим
беспокойством наблюдали,  как всклокоченный и  красный от адской жары Волков
брезгливо,  лист за листом выдирает из папок. Портфель разбухал от фиктивных
и слишком сомнительных ведомостей и расходных ордеров.
     На  четвертый день  главбух не  выдержал.  Едва не  силой затащив Ивана
Прокопьевича в  полутемную комнату  кассы,  он  предложил оценить  стоимость
портфеля со всем содержимым.
     - Не  распускайте  руки!  -  срывающимся от  волнения  голосом  отрезал
Волков. - За подобные разговоры вы понесете ответственность!
     И почувствовал, как неприятно заломило под левой лопаткой сердце.
     Главбух не  произнес ни слова.  Молча взглянув на ревизора,  вышел вон.
Больше его Иван Прокопьевич не видел.  Ни в тот день, ни в последующие. Но с
тех пор потерял покой.  С  каким-то болезненным беспокойством ревизор ощущал
присутствие Орынбаева всюду, казалось, тот следит за каждым шагом прибывшего
ревизора.
     Может,  от волнения и  жары,  а  может,  от сердечного недомогания,  но
тревога в душе Ивана Прокопьевича росла.  Как-то, возвращаясь вечером домой,
Волков невесело заметил,  что в последнее время стал оглядываться чуть ли не
через каждые полсотни метров.  И не раз ощущал косые взгляды в спину. Начали
сдавать нервы.
     Еще этот Шемберлен.  Что за человек - одному богу ясно. Кормит, правда,
хорошо.  Но почему ночует не в доме с семьей, а вместе с ревизорами, в юрте?
Всегда ложится поперек выхода прямо на полу. Зачем?
     Сон у Ивана Прокопьевича беспокойный.  Просыпаясь ночами, он совал руку
под матрац:  на месте ли портфель?  И каждый раз ему казалось, что Шемберлен
тоже не спит.
     Как-то Волков, вернувшись с Тажбеновым после очередного трудового дня в
конторе,  заметил,  что в юрте что-то изменилось. Да, диван, на котором спал
ревизор,  был  отодвинут от  тонкой войлочной стены  юрты.  Топчан Тажбенова
тоже.   Иван  Прокопьевич  внимательно  посмотрел  на  хозяина,  зажигающего
керосиновую лампу. Спичка, чиркнув, осветила огромную коричневую ладонь, нос
с крутой горбинкой и маленькие поблескивающие глазки на широком грубом лице.
     Почувствовав,   что  на  него  смотрят,  Шемберлен  поднял  голову.  На
мгновение их  взгляды встретились.  Это длилось какую-то секунду,  но и  она
что-то сказала ревизору.
     Засветив лампу,  хозяин вышел из юрты,  а ревизор сел на диван,  устало
вытянув ноги  и  откинув голову.  Смутная догадка теплой волной пробежала по
его лицу.  Он  понял,  почему Шемберлен ложился у  самого входа,  почему так
часто просыпался.  И  почувствовал благодарность и  горячую симпатию к этому
грубоватому, но честному человеку.
     А когда стемнело совсем,  в юрту,  откинув полог,  скользнул невысокого
роста пожилой казах.  Иван Прокопьевич узнал его. Это был комендант совхоза.
Оглядев всех и бросив "салам",  он опустился на кошму. Все молча последовали
его примеру.
     - Вот что,  баскарма,  - начал он, поворачиваясь к Волкову, - в конторе
поздно не сиди. Ходи по улице, когда светло. Дома, когда он рядом, - показал
комендант на возвышающегося темной глыбой Шемберлена, - все будет хорошо. На
речку купаться не ходи.
     - А в чем, собственно, дело?
     Прижав правую руку к груди в знак прощания,  комендант поднялся и молча
вышел.
     Ревизор  отнесся  к   предупреждению  со  всей  серьезностью.   В  свои
шестьдесят лет он знал,  как ведет себя волк,  когда его загонят в  западню.
Орынбаев, пожалуй, опаснее.
     В  эту же ночь был составлен текст телеграммы на имя министра сельского
хозяйства  республики:   "...целях   сохранности  документов  просим  срочно
поддержки... установлено хищений на сто пятьдесят тысяч рублей...".
     А  через  день  Волкова  свалил  жестокий сердечный приступ:  сказалось
напряжение последних дней. Ревизор никого не узнавал, только сжимал портфель
с бумагами.  Кто-то привез врача. Несколько уколов камфары привели Волкова в
чувство.
     Передав  документы  Тажбенову,  Иван  Прокопьевич  зашел  к  Шемберлену
проститься.  Тот  бережно взял  в  свои огромные мозолистые ладони сухонькую
руку старого ревизора.
     - Ну,  вот и все, спасибо, - проговорил Иван Прокопьевич и замолчал, не
зная,  что  еще сказать.  Шемберлен не  проронил ни  слова,  только наклонил
голову в  знак  прощания.  На  его  бесстрастном лице  нельзя было  прочесть
ничего.
     Волков быстро пошел по улице.  Миновал один квартал, второй. Оглянулся.
У юрты, крепко расставив ноги, все еще стоял Шемберлен и смотрел ему вслед.
     В тот же день Иван Прокопьевич взял в Кзыл-Орде билет на поезд Москва -
Алма-Ата. Уже когда заходил в вагон, безотчетно оглянулся. Нет, Орынбаева на
перроне не было.
     И вот теперь они снова встретились, двое в одном купе...
     Улыбка сошла с  лица главбуха.  Он наклонился,  в упор глядя ревизору в
глаза. Волкова затошнило от запаха водочного перегара.
     - Документы где? - хрипло выдохнул Орынбаев.
     Волков  окаменел,  лихорадочно соображая.  В  эту  минуту решалось все.
Сказать правду,  что портфель у Тажбенова, - и кончится этот кошмар. Главбух
уйдет, а там уж пусть выкручивается товарищ... Но выкрутится ли?
     - У меня, - глухо ответил Иван Прокопьевич.
     Орынбаев молча  потянулся рукой к  заднему карману брюк.  Потом нервный
взмах из-за спины и... В руке была пачка денег.
     - Согласен.  Но только не здесь!  -  к  Ивану Прокопьевичу возвращалось
самообладание. - Дома, в Алма-Ате. Запиши адрес и домашний телефон.
     - Возьми, - настаивал главбух, - как аванс.
     - Дома, только дома.
     Глаза Орынбаева радостно заблестели.
     - Я в вагон-ресторан за коньяком! - объявил он.
     - Какой коньяк!  - отмахнулся Волков. - Вот я чем сейчас пьянствую, - и
показал бутылек с валокардином.
     Когда  дверь  за  Орынбаевым,   наконец,  закрылась,  Иван  Прокопьевич
бессильно откинулся на подушку...
     Прошли сутки  с  того  момента,  как  скорый поезд  прибыл в  Алма-Ату.
Наступило очередное утро.  В  прокуратуре республики и МВД Казахской ССР оно
началось с телефонного звонка о том,  что одному из сотрудников Министерства
сельского  хозяйства  предлагается  крупная  взятка.   Инициатор  -  главбух
Казалинского овцесовхоза А.Орынбаев.
     Номер  гостиницы "Казахстан",  где  поселился приезжий,  был  взят  под
наблюдение оперативными работниками.
     Весь день главный бухгалтер отсутствовал.  Появился под  вечер.  А  еще
через час  поступило сообщение:  в  люкс  на  втором этаже,  который занимал
Орынбаев, зашел человек.
     В это же самое время к администратору гостиницы,  которая разговаривала
с двумя дежурными по этажам,  подошли трое мужчин в плащах и фетровых шляпах
- заместитель начальника отдела  БХСС  МВД  подполковник Т.Кубешев,  старший
следователь по  особо  важным  делам  прокуратуры республики  А.Плотников  и
старший инспектор ОБХСС А.В.Бессонов.
     - Мест  нет!  -  привычно  отрезала  в  окошко  администратор.  Кубешев
представился и,  в  двух  словах  объяснив суть  дела,  попросил женщин быть
понятыми.
     И  вот  они  перед дверью люкса.  Администратор постучала раз,  другой.
Никто не отозвался. Дверь была заперта.
     - Может быть, там никого нет? - предположила администратор.
     - Открывайте! - приказал Плотников.
     Дежурная по этажу достала из кармана запасной ключ.  Зашла в номер.  На
фоне окна отчетливо вырисовывался профиль мужчины крепкого телосложения.
     - Документы! - потребовал Бессонов.
     Бледный,  как стена,  Орынбаев прижался спиной к стене,  и, видимо, все
понял. В наступившей глубокой тишине слышалось лишь легкое похрустывание.
     Звук этот уловили все.  Он  шел от  главбуха и  был,  видимо,  для него
нестерпим.  Это похрустывали в его карманах,  распрямляясь,  смятые в спешке
пачки новеньких купюр. Деньги были во внутренних и боковых карманах пиджака,
в брюках... Потом их находили под ковром и под матрацем.
     Понятые ошеломленно смотрели то  на растущую кучу банковских билетов на
столе, то на Орынбаева. Таких жильцов они еще не встречали.
     - Вам придется следовать за нами, - объявил Кубешев.
     Выходя,  он мельком еще раз оглядел номер.  На столе стояли две бутылки
коньяка и две шампанского,  всевозможные закуски. На полу - перочинный нож с
открытым штопором, как символ несостоявшейся пирушки.
     ...Неделю уже  Орынбаев вел  себя  на  допросах весьма стандартно:  все
отрицал и уверял,  что он хороший человек.  Лишь первые два дня он изображал
из  себя  сумасшедшего и  наводил по  ночам страх на  обитателей КПЗ  дикими
воплями и бессмысленным бормотаньем. Теперь он бессмысленно отпирался.
     Тем   временем   в    прокуратуре   республики   и   ОБХСС   занимались
комплектованием  следственной  и   оперативной   групп.   После   выполнения
определенных  формальностей группы  должны  были  выехать  в  Кзыл-Ординскую
область.
     Однако  произошел  случай,   ускоривший  события.  Единственная  фраза,
брошенная Орынбаевым в  коридоре КПЗ,  была услышана одним из  надзирателей:
"Как только в  совхозе узнают,  от бухгалтерии и дыма не останется.  Сгорит,
как свечка, в первую же ночь".
     На  следующий день в  самолете,  взявшем курс на  Кзыл-Орду,  уже сидел
инспектор ОБХСС.  А еще через сутки работники конторы Казалинского совхоза с
изумлением наблюдали,  как он и  еще несколько сотрудников Казалинского РОВД
выносят из бухгалтерии кипы документов и складывают их в кузов грузовика.
     - А где Орынбаев? - с любопытством спросил один из работников конторы.
     Милиционеры продолжали работать молча,  будто  и  не  слышали  вопроса.
Через час все содержимое бухгалтерии,  включая архивы за несколько лет, было
вывезено из совхоза и сложено в кабинете заместителя начальника Казалинского
РОВД, бывшего в то время в отпуске. Кабин