что Елена Ивановна потеряла на
мгновение рассудок, но тем не менее, желая отмстить за погибель любезного
ей Ивана Матвеича, предлагала, в виде следуемого ей удовлетворения,
наказать крокодила розгами. А между тем она разумела совсем другое. Не без
смущения озираясь на дверь, начал я упрашивать Елену Ивановну успокоиться
и, главное, не употреблять щекотливого слова "вспороть". Ибо такое
ретроградное желание здесь, в самом сердце Пассажа и образованного
общества, в двух шагах от той самой залы, где, может быть, в эту самую
минуту господин Лавров читал публичную лекцию, - не только было невозможно,
но даже немыслимо и с минуты на минуту могло привлечь на нас свистки
образованности и карикатуры г-на Степанова. К ужасу моему, я немедленно
оказался прав в пугливых подозрениях моих: вдруг раздвинулась занавесь,
отделявшая крокодильную от входной каморки, в которой собирали четвертаки,
и на пороге показалась фигура с усами, с бородой и с фуражкой в руках,
весьма сильно нагибавшаяся верхнею частью тела вперед и весьма
предусмотрительно старавшаяся держать свои ноги за порогом крокодильной,
чтоб сохранить за собой право не заплатить за вход.

     - Такое ретроградное желание, сударыня, - сказал незнакомец, стараясь
не перевалиться как-нибудь к нам и устоять за порогом, - не делает чести
вашему развитию и обусловливается недостатком фосфору в ваших мозгах. Вы
немедленно будете освистаны в хронике прогресса и в сатирических листках
наших...

     Но он не докончил: опомнившийся хозяин, с ужасом увидев человека,
говорящего в крокодильной и ничего за это не заплатившего, с яростию
бросился на прогрессивного незнакомца и обоими кулаками вытолкал его в шею.
На минуту оба скрылись из глаз наших за занавесью, и тут только я наконец
догадался, что вся кутерьма вышла из ничего; Елена Ивановна оказалась
совершенно невинною: она отнюдь и не думала, как уже заметил я выше,
подвергать крокодила ретроградному и унизительному наказанию розгами, а
просто-запросто пожелала, чтоб ему только вспороли ножом брюхо и таким
образом освободили из его внутренности Ивана Матвеича.

     - Как! ви хатит, чтоб мой крокодиль пропадиль! - завопил вбежавший
опять хозяин, - нетт, пускай ваш муж сперва пропадиль, а потом крокодиль!..
Мейн фатер показаль крокодиль, мейн гросфатер показаль крокодиль, мейн зон
будет показать крокодиль, и я будет показать крокодиль! Все будут показать
крокодиль! Я ганц Европа известен, а ви неизвестен ганц Европа и мне платит
штраф.

     - Я, я! - подхватила злобная немка, - ми вас не пускайт, штраф, когда
Карльхен лопаль!

     - Да и бесполезно вспарывать, - спокойно прибавил я, желая отвлечь
Елену Ивановну поскорее домой, - ибо наш милый Иван Матвеич, по всей
вероятности, парит теперь где-нибудь в эмпиреях.

     - Друг мой, - раздался в эту минуту совершенно неожиданно голос Ивана
Матвеича, изумивший нас до крайности, - друг мой, мое мнение - действовать
прямо через контору надзирателя, ибо немец без помощи полиции не поймет
истины.

     Эти слова, высказанные твердо, с весом и выражавшие присутствие духа
необыкновенное, сначала до того изумили нас, что мы все отказались было
верить ушам нашим. Но, разумеется, тотчас же подбежали к крокодильному
ящику и столько же с благоговением, сколько и с недоверчивостью слушали
несчастного узника. Голос его был заглушенный, тоненький и даже крикливый,
как будто выходивший из значительного от нас отдаления. Похоже было на то,
когда какой-либо шутник, уходя в другую комнату и закрыв рот обыкновенной
спальной подушкой, начинает кричать, желая представить оставшейся в другой
комнате публике, как перекликаются два мужика в пустыне или будучи
разделены между собою глубоким оврагом, - что я имел удовольствие слышать
однажды у моих знакомых на святках.

     - Иван Матвеич, друг мой, итак, ты жив! - лепетала Елена Ивановна.

     - Жив и здоров, - отвечал Иван Матвеич, - и благодаря всевышнего
проглочен без всякого повреждения. Беспокоюсь же единственно о том, как
взглянет на сей эпизод начальство; ибо, получив билет за границу, угодил в
крокодила, что даже и неостроумно...

     - Но, друг мой, не заботься об остроумии; прежде всего надобно тебя
отсюда как-нибудь выковырять, - прервала Елена Ивановна.

     - Ковыряйт! - вскричал хозяин, - я не дам ковыряйт крокодиль. Теперь
публикум будет ошень больше ходиль, а я буду фуфциг копеек просиль, и
Карльхен перестанет лопаль.

     - Гот зей данк! - подхватила хозяйка.

     - Они правы, - спокойно заметил Иван Матвеич, - экономический принцип
прежде всего.

     - Друг мой, - закричал я, - сейчас же лечу по начальству и буду
жаловаться, ибо предчувствую, что нам одним этой каши не сварить.

     - И я то же думаю, - заметил Иван Матвеич, - но без экономического
вознаграждения трудно в наш век торгового кризиса даром вспороть брюхо
крокодилово, а между тем представляется неизбежный вопрос: что возьмет
хозяин за своего крокодила? а с ним и другой: кто заплатит? ибо ты знаешь,
я средств не имею...

     - Разве в счет жалованья, - робко заметил я, но хозяин тотчас же меня
прервал:

     - Я не продавайт крокодиль, я три тысячи продавайт крокодиль, я четыре
тысячи продавайт крокодиль! Теперь публикум будет много ходиль. Я пять
тысяч продавайт крокодиль!

     Одним словом, он куражился нестерпимо; корыстолюбие и гнусная алчность
радостно сияли в глазах его.

     - Еду! - закричал я в негодовании.

     - И я! и я тоже! я поеду к самому Андрею Осипычу, я смягчу его моими
слезами, - заныла Елена Ивановна.

     - Не делай этого, друг мой, - поспешно прервал ее Иван Матвеич, ибо
давно уже ревновал свою супругу к Андрею Осипычу и знал, что она рада
съездить поплакать перед образованным человеком, потому что слезы к ней
очень шли. - Да и тебе, мой друг, не советую, - продолжал он, обращаясь ко
мне, - нечего ехать прямо с бухты-барахты; еще что из этого выйдет. А
заезжай-ка ты лучше сегодня, так, в виде частного посещения, к Тимофею
Семенычу. Человек он старомодный и недалекий, но солидный и, главное, -
прямой. Поклонись ему от меня и опиши обстоятельства дела. Так как я должен
ему за последний ералаш семь рублей, то передай их ему при этом удобном
случае: это смягчит сурового старика. Во всяком случае, его совет может
послужить для нас руководством. А теперь уведи пока Елену Ивановну...
Успокойся, друг мой, - продолжал он ей, - я устал от всех этих криков и
бабьих дрязг и желаю немного соснуть. Здесь же тепло и мягко, хотя я и не
успел еще осмотреться в этом неожиданном для меня убежище...

     - Осмотреться! Разве тебе там светло? - вскрикнула обрадованная Елена
Ивановна.

     - Меня окружает непробудная ночь, - отвечал бедный узник, - но я могу
щупать и, так сказать, осматриваться руками... Прощай же, будь спокойна и
не отказывай себе в развлечениях. До завтра! Ты же, Семен Семеныч, побывай
ко мне вечером, и так как ты рассеян и можешь забыть, то завяжи узелок...

     Признаюсь, я и рад был уйти, потому что слишком устал, да отчасти и
наскучило. Взяв поспешно под ручку унылую, но похорошевшую от волнения
Елену Ивановну, я поскорее вывел ее из крокодильной.

     - Вечером за вход опять четвертак! - крикнул нам вслед хозяин.

     - О боже, как они жадны! - проговорила Елена Ивановна, глядясь в
каждое зеркало в простенках Пассажа и, видимо, сознавая, что она
похорошела.

     - Экономический принцип, - отвечал я с легким волнением и гордясь моею
дамою перед прохожими.

     - Экономический принцип... - протянула она симпатическим голоском, - я
ничего не поняла, что говорил сейчас Иван Матвеич об этом противном
экономическом принципе.

     - Я объясню вам, - отвечал я и немедленно начал рассказывать о
благодетельных результатах привлечения иностранных капиталов в наше
отечество, о чем прочел еще утром в "Петербургских известиях" и в "Волосе".

     - Как это все странно! - прервала она, прослушав некоторое время, - да
перестаньте же, противный; какой вы вздор говорите... Скажите, я очень
красна?

     - Вы прекрасны, а не красны! - заметил я, пользуясь случаем сказать
комплимент.

     - Шалун! - пролепетала она самодовольно. - Бедный Иван Матвеич, -
прибавила она через минуту, кокетливо склонив на плечо головку, - мне,
право, его жаль, ах боже мой! - вдруг вскрикнула она, - скажите, как же он
будет сегодня там кушать и... и... как же он будет... если ему чего-нибудь
будет надобно?

     - Вопрос непредвиденный, - отвечал я, тоже озадаченный. Мне, по
правде, это не приходило и в голову, до того женщины практичнее нас,
мужчин, при решении житейских задач!

     - Бедняжка, как это он так втюрился... и никаких развлечений и
темно... как досадно, что у меня не осталось его фотографической
карточки... Итак, я теперь вроде вдовы, - прибавила она с обольстительной
улыбкой, очевидно интересуясь новым своим положением, - гм... все-таки мне
его жаль!..

     Одним словом, выражалась весьма понятная и естественная тоска молодой
и интересной жены о погибшем муже. Я привел ее наконец домой, успокоил и,
пообедав вместе с нею, после чашки ароматного кофе, отправился в шесть
часов к Тимофею Семенычу, рассчитывая, что в этот час все семейные люди
определенных занятий сидят или лежат по домам.

     Написав сию первую главу слогом, приличным рассказанному событию, я
намерен далее употреблять слог хотя и не столь возвышенный, но зато более
натуральный, о чем и извещаю заранее читателя.

                                    II

     Почтенный Тимофей Семеныч встретил меня как-то торопливо и как будто
немного смешавшись. Он провел меня в свой тесный кабинет и плотно притворил
дверь: "Чтобы дети не мешали", - проговорил он с видимым беспокойством.
Затем посадил меня на стул у письменного стола, сам сел в кресла, запахнул
полы своего старого ватного халата и принял на всякий случай какой-то
официальный, даже почти строгий вид, хотя вовсе не был моим или Ивана
Матвеича начальником, а считался до сих пор обыкновенным сослуживцем и даже
знакомым.

     - Прежде всего, - начал он, - возьмите во внимание, что я не
начальство, а такой же точно подначальный человек, как и вы, как и Иван
Матвеич... Я сторона-с и ввязываться ни во что не намерен.

     Я удивился, что, по-видимому, он уже все это знает. Несмотря на то,
рассказал ему вновь всю историю с подробностями. Говорил я даже с
волнением, ибо исполнял в эту минуту обязанность истинного друга. Он
выслушал без особого удивления, но с явным признаком подозрительности.

     - Представьте, - сказал он, выслушав, - я всегда полагал, что с ним
непременно это случится.

     - Почему же-с, Тимофей Семеныч, случай сам по себе весьма
необыкновенный-с...

     - Согласен. Но Иван Матвеич во все течение службы своей именно клонил
к такому результату. Прыток-с, заносчив даже. Все "прогресс" да разные
идеи-с, а вот куда прогресс-то приводит!

     - Но ведь это случай самый необыкновенный, и общим правилом для всех
прогрессистов его никак нельзя положить...

     - Нет, уж это так-с. Это, видите ли, от излишней образованности
происходит, поверьте мне-с. Ибо люди излишне образованные лезут во всякое
место-с и преимущественно туда, где их вовсе не спрашивают. Впрочем, может,
вы больше знаете, - прибавил он, как бы обижаясь. - Я человек не столь
образованный и старый; с солдатских детей начал, и службе моей
пятидесятилетний юбилей сего года пошел-с.

     - О нет, Тимофей Семеныч, помилуйте. Напротив, Иван Матвеич жаждет
вашего совета, руководства вашего жаждет. Даже, так сказать, со слезами-с.

     - "Так сказать со слезами-с". Гм. Ну, это слезы крокодиловы, и им не
совсем можно верить. Ну, зачем, скажите, потянуло его за границу? Да и на
какие деньги? Ведь он и средств не имеет?

     - На скопленное, Тимофей Семеныч, из последних наградных, - отвечал я
жалобно. - Всего на три месяца хотел съездить, - в Швейцарию... на родину
Вильгельма Телля.

     - Вильгельма Телля? Гм!

     - В Неаполе встретить весну хотел-с. Осмотреть музей, нравы,
животных...

     - Гм! животных? А по-моему, так просто из гордости. Каких животных?
Животных? Разве у нас мало животных? Есть зверинцы, музеи, верблюды.
Медведи под самым Петербургом живут. Да вот он и сам засел в крокодиле...

     - Тимофей Семеныч, помилуйте, человек в несчастье, человек прибегает
как к другу, как к старшему родственнику, совета жаждет, а вы - укоряете...
Пожалейте хоть несчастную Елену Ивановну!

     - Это вы про супругу-с? Интересная дамочка, - проговорил Тимофей
Семеныч, видимо смягчаясь и с аппетитом нюхнув табаку. - Особа субтильная.
И как полна, и головку все так на бочок, на бочок... очень приятно-с.
Андрей Осипыч еще третьего дня упоминал.

     - Упоминал?

     - Упоминал-с, и в выражениях весьма лестных. Бюст, говорит, взгляд,
прическа... Конфетка, говорит, а не дамочка, и тут же засмеялись. Молодые
они еще люди. - Тимофей Семеныч с треском высморкался. - А между тем вот и
молодой человек, а какую карьеру себе составляют-с...

     - Да ведь тут совсем другое, Тимофей Семеныч.

     - Конечно, конечно-с.

     - Так как же, Тимофей Семеныч?

     - Да что же я-то могу сделать?

     - Посоветуйте-с, руководите, как опытный человек, как родственник! Что
предпринять? Идти ли по начальству или...

     - По начальству? Отнюдь нет-с, - торопливо произнес Тимофей Семеныч. -
Если хотите совета, то прежде всего надо это дело замять и действовать, так
сказать, в виде частного лица. Случай подозрительный-с, да и небывалый.
Главное, небывалый, примера не было-с, да и плохо рекомендующий... Поэтому
осторожность прежде всего... Пусть уж там себе полежит. Надо выждать,
выждать...

     - Да как же выждать, Тимофей Семеныч? Ну что, если он там задохнется?

     - Да почему же-с? Ведь вы, кажется, говорили, что он даже с довольным
комфортом устроился?

     Я рассказал все опять. Тимофей Семеныч задумался.

     - Гм! - проговорил он, вертя табакерку в руках, - по-моему, даже и
хорошо, что он там на время полежит, вместо заграницы-то-с. Пусть на досуге
подумает; разумеется, задыхаться не надо, и потому надо взять надлежащие
меры для сохранения здоровья: ну, там, остерегаться кашля и прочего... А
что касается немца, то, по моему личному мнению, он в своем праве, и даже
более другой стороны, потому что в его крокодила влезли без спросу, а не он
влез без спросу в крокодила Ивана Матвеичева, у которого, впрочем, сколько
я запомню, и не было своего крокодила. Ну-с, а крокодил составляет
собственность, стало быть, без вознаграждения его взрезать нельзя-с.

     - Для спасения человечества, Тимофей Семеныч.

     - Ну уж это дело полиции-с. Туда и следует отнестись.

     - Да ведь Иван Матвеич может и у нас понадобиться. Его могут
потребовать-с.

     - Иван-то Матвеич понадобиться? хе-хе! К тому же ведь он считается в
отпуску, стало быть, мы можем и игнорировать, а он пусть осматривает там
европейские земли. Другое дело, если он после сроку не явится, ну тогда и
спросим, справки наведем...

     - Три-то месяца! Тимофей Семеныч, помилуйте!

     - Сам виноват-с. Ну, кто его туда совал? Эдак, пожалуй, придется ему
казенную няньку нанять-с, а этого и по штату не полагается. А главное -
крокодил есть собственность, стало быть, тут уже так называемый
экономический принцип в действии. А экономический принцип прежде всего-с.
Еще третьего дня у Луки Андреича на вечере Игнатий Прокофьич говорил,
Игнатия Прокофьича знаете? Капиталист, при делах-с, и знаете складно так
говорит: "Нам нужна, говорит, промышленность, промышленности у нас мало.
Надо ее родить. Надо капиталы родить, значит, среднее сословие, так
называемую буржуазию надо родить. А так как нет у нас капиталов, значит,
надо их из-за границы привлечь. Надо, во-первых, дать ход иностранным
компаниям для скупки по участкам наших земель, как везде утверждено теперь
за границей. Общинная собственность - яд, говорит, гибель! - И, знаете, с
жаром так говорит; ну, им прилично: люди капитальные... да и не служащие. -
С общиной, говорит, ни промышленность, ни земледелие не возвысятся. Надо,
говорит, чтоб иностранные компании скупили по возможности всю нашу землю по
частям, а потом дробить, дробить, дробить как можно в мелкие участки, и
знаете - решительно так произносит: дррробить, говорит, а потом и продавать
в личную собственность. Да и не продавать, а просто арендовать. Когда,
говорит, вся земля будет у привлеченных иностранных компаний в руках,
тогда, значит, можно какую угодно цену за аренду назначить. Стало быть,
мужик будет работать уже втрое, из одного насущного хлеба, и его можно
когда угодно согнать. Значит, он будет чувствовать, будет покорен, прилежен
и втрое за ту же цену выработает. А теперь в общине что ему! Знает, что с
голоду не помрет, ну и ленится, и пьянствует. А меж тем к нам и деньги
привлекутся, и капиталы заведутся, и буржуазия пойдет. Вон и английская
политическая и литературная газета "Теймс", разбирая наши финансы,
отзывалась намедни, что потому и не растут наши финансы, что среднего
сословия нет у нас, кошелей больших нет, пролетариев услужливых нет..."
Хорошо говорит Игнатий Прокофьич. Оратор-с. Сам по начальству отзыв хочет
подать и потом в "Известиях" напечатать. Это уж не стишки, подобно Ивану
Матвеичу...

     - Так как же Иван-то Матвеич? - ввернул я, дав поболтать старику.
Тимофей Семеныч любил иногда поболтать и тем показать, что и он не отстал и
все это знает.

     - Иван-то Матвеич как-с? Так ведь я к тому и клоню-с. Сами же мы вот
хлопочем о привлечении иностранных капиталов в отечество, а вот посудите:
едва только капитал привлеченного крокодильщика удвоился через Ивана
Матвеича, а мы, чем бы протежировать иностранного собственника, напротив,
стараемся самому-то основному капиталу брюхо вспороть. Ну, сообразно ли
это? По-моему, Иван Матвеич, как истинный сын отечества, должен еще
радоваться и гордиться тем, что собою ценность иностранного крокодила
удвоил, а пожалуй, еще и утроил. Это для привлечения надобно-с. Удастся
одному, смотришь, и другой с крокодилом приедет, а третий уж двух и трех
зараз привезет, а около них капиталы группируются. Вот и буржуазия. Надобно
поощрять-с.

     - Помилуйте, Тимофей Семеныч! - вскричал я, - да вы требуете почти
неестественного самоотвержения от бедного Ивана Матвеича!

     - Ничего я не требую-с и прежде всего прошу вас - как уже и прежде
просил - сообразить, что я не начальство и, стало быть, требовать ни от
кого и ничего не могу. Как сын отечества говорю, то есть говорю не как "Сын
отечества", а просто как сын отечества говорю. Опять-таки кто ж велел ему
влезть в крокодила? Человек солидный, человек известного чина, состоящий в
законном браке, и вдруг - такой шаг! Сообразно ли это?

     - Но ведь этот шаг случился нечаянно-с.

     - А кто его знает? И притом из каких сумм заплатить крокодильщику,
скажите-ка?

     - Разве в счет жалованья, Тимофей Семеныч?

     - Достанет ли-с?

     - Недостанет, Тимофей Семеныч, - отвечал я с грустью. - Крокодильщик
сначала испугался, что лопнет крокодил, а потом, как убедился, что все
благополучно, заважничал и обрадовался, что может цену удвоить.

     - Утроить, учетверить разве! Публика теперь прихлынет, а крокодильщики
ловкий народ. К тому же и мясоед, склонность к увеселениям и потому,
повторяю, прежде всего пусть Иван Матвеич наблюдает инкогнито, пусть не
торопится. Пусть все, пожалуй, знают, что он в крокодиле, но не знают
официально. В этом отношении Иван Матвеич находится даже в особенно
благоприятных обстоятельствах, потому что числится за границей. Скажут, что
в крокодиле, а мы и не поверим. Это можно так подвести. Главное - пусть
выжидает, да и куда ему спешить?

     - Ну, а если...

     - Не беспокойтесь, сложения плотного-с...

     - Ну, а потом, когда выждет?

     - Ну-с, не скрою от вас, что случай до крайности казусн