есте,
боясь сделать движение.
   Коул бросил другую гальку и произнес:
   - Этот мост всегда был символом для меня.
   - Как это?
   Он посмотрел на виноградник, потом на  другой  берег  реки,  где  с  воем
проносились машины.
   - Каждый раз, работая на винограднике моего отца и глядя  через  мост,  я
мог видеть людей в парке  с  корзинами  для  пикника  и  собаками,  семьи  с
резвящимися детьми, людей в приличной одежде и  на  дорогих  машинах.  -  Он
снова бросил гальку. - У моего отца никогда не было времени на это.  А  мать
была слишком слаба, даже для того, чтобы почитать мне. И у меня  никогда  не
было свободного времени, кроме воскресенья, но они все  равно  не  разрешали
мне никуда уходить. Родители боялись,  что  итальянского  ребенка  побьют  в
парке. - Он горько засмеялся. - А меня били в школе. И не знаю, почему  быть
избитым в парке хуже, чем быть избитым в школе.
   - И ты никогда не переходил через мост?
   - Нет, пока не научился играть в  футбол.  Футбол  был  моим  билетом  из
рабства. С помощью футбола я добился признания. Я смог пойти в  любой  парк,
смог ездить на любой шикарной машине. И знаешь что?
   - Что?
   Коул выпрямился и вытер руки о штаны:
   -  Я  понял,  что  прогулка  в  парке  не  представляет  из  себя  ничего
особенного.
   - Может, потому, что ты забывал  взять  с  собой  собаку  и  корзину  для
пикника?
   Он посмотрел на нее, и его меланхолия сменилась усмешкой:
   - А ты голова, - хмыкнул он. - Пошли, пора возвращаться.
   Джессика шла впереди Коула и была уверена, что тот все время  смотрит  на
нее. Когда она вновь поднялась на вершину, дыхание ее было частым и тяжелым.
Коулу было хоть бы что. Он засмеялся, поднял ее, посадил себе на плечи и шел
с ней до  домика  для  гостей,  пока  Джессика  не  начала  колотить  его  и
требовать, чтобы тот отпустил ее.
   - Ох! - засмеялся Коул, ставя ее на террасу.
   - Хулиган!  -  обозвала  она  его.  Джессика  не  переставала  улыбаться,
отбрасывая волосы назад и  вставляя  ключ  в  скважину.  Коул  стоял  рядом.
Джессика боялась предложить ему кофе или горячий шоколад. Отец мог  валяться
на полу в кухне или выйти из ванны полуодетым. Хотя у нее  не  было  желания
заканчивать этот вечер, она не могла допустить, чтобы  Коул  увидел  пьяного
отца.
   Коул оперся на дверь.
   - Я пойду. - Он смотрел на ее лицо, потом на  волосы,  как  будто  решая,
сказать ему что-нибудь еще или нет.
   - Тогда спокойной ночи, Коул. Спасибо, что доставил меня назад.
   - Не за что. - Он улыбнулся и взял протянутую руку, как будто  забавляясь
их формальным прощанием. - Джессика...
   Она оставила свою руку в его:
   - Да?
   - Я только хотел сказать, что рад, что ты здесь. Я  не  знал,  как  много
может значить для меня увидеть снова эти места, увидеть отца, тебя...
   Ей было  приятно  услышать  это.  Джессика  улыбнулась,  когда  он  снова
повернулся к ней.
   - Мне тоже приятно тебя видеть, - сказала она мягко. Ей страстно хотелось
поцеловать его, она чувствовала, что если она его поцелует, то снова сделает
его счастливым. - Доброй ночи, Николо.
   - Доброй ночи.
   Он резко повернулся и пошел к своей  машине.  Джессика  закрыла  дверь  и
прислонилась к ней, ее тело трепетало от счастья.

***

   Френк вошел в спальню и увидел Шон, стоявшую перед шкафом, на ней все еще
был ее выходной наряд, в котором она была на вечеринке. Френк взял подушку в
то время, как Шон смотрела на него, подбоченясь. Ее  ноги  были  длинными  и
сексуальными в  сочетании  с  черными  чулками  и  высокими  каблуками.  Ему
захотелось ухватить ее за икру и сжимать до тех пор, пока она  не  завизжит.
Одежда делала ее взгляд сексуальным, что было совсем  ненормально  для  Шон.
Она была просто потаскушкой, заставившей его  жениться  на  себе  с  помощью
беременности. Он исполнил свой долг, как любой Каванетти, даже если Шон была
всего лишь развлечением среди его подружек в университетском женском  клубе.
Но Шон потеряла ребенка. И пришло время  освободиться  от  нее.  Но  в  этом
платье...
   - Куда ты идешь, Френк? - Ее вопрос повис в воздухе, как вызов.
   Френк выпрямился, держа подушку под мышкой.
   - Я буду спать внизу.
   - Почему? - Шон затянулась сигаретой в мундштуке  и  долго  не  выпускала
дым.
   - Потому, что я так хочу.
   - Разве? - спросила она, выдыхая и  подходя  к  нему.  Ее  покачивающиеся
бедра заставили голову Френка закружиться. - Или  ты  боишься  меня  в  доме
твоей матери? Боишься, что она услышит шум?
   - Не будь идиоткой.
   Она сняла туфли и подошла к нему, сделав новую затяжку. Ее рот был совсем
близко от него. Френк откинул голову, но не  двинулся  с  места.  Ее  платье
сводило его с ума от ревности и вожделения весь вечер, ее груди были  такими
призывающими, что он хотел только одного - прижаться к ним лицом и  целовать
их. Он чувствовал себя готовым к близости с ее телом -  этого  же  хотела  и
она, - в он сжал челюсти, испытывая отвращение к себе.
   Он знал, что их любовная связь уже окончена. И она даже не пытается этого
отрицать, и хуже того, у нее были связи даже с его  партнерами  по  теннису.
Она не хотела соблюдать приличий даже с его друзьями. Мама была  права.  Шов
не та женщина, которая нужна для его карьеры. И вот она вернулась. В этом не
было сомнений.
   - Тебе нравится мой наряд? - спросила она, проводя рукой по его галстуку.
Френк вдохнул, пытаясь сохранить хрупкий контроль над собой. - Ты никогда не
говорил, как я выгляжу в платье.
   - Да, мне нравится.
   - Хочешь посмотреть, что под ним? Раньше,  чем  он  успел  ответить,  Шон
подняла платье и показала свои красивые бедра,  видневшиеся  над  чулками  и
резинками черного кружевного пояса. Панталон на ней не было.
   Френк тяжело дышал. Он сильнее сжал подушку, крепясь из последних сил. Он
закрыл глаза и перестал дышать. Это помогло ему, он не хочет быть дураком  с
этой потаскушкой.
   Она схватила его за промежность, пока его глаза были закрыты, и довела до
исступления.
   - Черт бы тебя побрал, Шон! - Френк бросил подушку и  схватил  ее,  кусая
груди, пока нес к кровати. Он стащил с нее платье и припал  к  грудям  цвета
слоновой кости, пока она возилась с его  молнией.  Она  корчилась  под  ним,
сводя его с ума. Его руки тряслись.  Господи,  если  бы  мама  знала,  каким
слабовольным ублюдком он был, с ней бы случился припадок.
   Френк приподнялся, пыхтя от желания,  его  руки  гладили  бедро  Шон  под
поясом. Он был на грани взрыва от одной мысли о лежащей под ним женщине.
   И тут Шон достала его:
   - Ты рассказал маме о твоей новости?
   - Что? - Френк задохнулся. У него моментально пропало желание.
   - Твою новость, красавчик. - Она  провела  накрашенными  ногтями  по  его
груди.
   Френк знал - это безнадежно, это конец.  Шон  проделала  это  снова.  Она
умышленно напомнила ему то, что могло только расстроить его.
   - В чем дело, красавчик? - Шон надула губы и взглянула вниз. -  Маленький
ленивец превратился в маленькую тряпочку?
   - Ведьма! - Френк отвернулся от нее.  -  Ты  -  маленькая  ведьма!  -  Он
натянул брюки, лицо его горело.
   Шон уперлась на локти,  не  сдвигая  ног.  Она  улыбалась.  Ему  хотелось
ударить ее. Господи, как ему хотелось ее ударить.
   - В чем дело, красавчик? - Ее голос был наполнен сладкой  невинностью.  -
Разве я что-то сказала?
   - Убирайся отсюда! - Френк схватил подушку,  которую  бросил  на  пол.  -
Завтра же!
   - Но...
   - Завтра! - Он хлопнул дверью.

***

   После  того  как  Коул  ушел,  Джессика  прислонилась  к  двери  и  стала
вспоминать все, что он сказал ей, как они танцевали,  как  он  поднял  ее  и
донес до дому. Она была в бреду, в экстазе. Она знала, что не уснет теперь.
   Ночь была тихой и светлой. Прекрасная ночь, превосходная  для  наблюдений
за звездами. Джессика пошла в спальню и притащила  телескоп  в  холл,  затем
втащила его наверх на широкий балкон на крыше.  Там  она  тщательно  собрала
инструмент, она могла проделать это с закрытыми глазами. Все это  время  она
думала о Коуле. Ни один мужчина в ее взрослой  жизни  еще  не  заставлял  ее
сердце биться и болеть, как в этот вечер. Ни один не вызывал в ней  чувства,
превосходящего простую радость.
   Ее связи с мужчинами были такими ровными, не способными удовлетворить ее,
что она почти прекратила их в последние годы. Мужчины, которые  интересовали
ее, встречались редко. Но, найдя такого, интерес неизменно сходил на  нет  в
течение нескольких месяцев.  Она  обвиняла  себя,  думая,  что  это  она  не
способна найти счастье с мужчиной.
   Ни один из них не вызывал в ней такого чувства, которое  она  испытала  с
Коулом. Интересно, была ли ее реакция на него остатками детской влюбленности
вдруг разгоревшейся после стольких лет?
   Джессика  сняла  крышку  с  окуляра.  Коул  был  ее  последней  надеждой,
связанной с мужчинами. Если он не оправдает ее надежд, ей  останутся  только
мечты. Она припала к окуляру. Может, Джессика должна держаться в стороне  от
Коула. Может быть, фантазия лучше реальной жизни, и она  прекрасно  проживет
одна.
   Около  получаса  она  успокаивала  себя,  изучая  небо.  Джессика   могла
забываться, глядя на небеса. Через некоторое  время  она  решила  придвинуть
телескоп, чтобы лучше видеть западную часть неба. Ей мешали деревья,  и  она
придвинулась к краю балкона. Джессика осторожно подняла тяжелый  телескоп  и
отошла назад, чтобы убрать из поля зрения пихту. Еще несколько шагов, и  все
будет в порядке.  Она  продолжала  пятиться,  потом  поставила  треножник  и
прислонилась к перилам.
   Перила, прогнившие за многие годы от солнца и дождя,  с  треском  рухнули
под ее тяжестью. Джессика  вскрикнула,  цепляясь  руками,  пытаясь  удержать
равновесие. Под ней было полтора этажа и крутой склон,  опутанный  зарослями
ежевики.
   Она уже с криком скользила вниз, как вдруг две руки появились из  тени  и
схватили ее.

Глава 9

   Джессика была спасена, ее рванули назад с такой силой, что она зашаталась
и упала, ударив своего спасителя. Она вскочила на ноги  и  стала  озираться,
напуганная тем, что кто-то был на крыше, в то время,  как  она  об  этом  не
подозревала.
   Она вглядывалась в темноту, тяжело дыша от испуга, ее сердце стучало  так
громко, что она думала, что оглохнет от такого шума.
   - Кто здесь? - вскрикнула она. Тень зашевелилась. - Кто вы? - потребовала
она ответа, хотя голос ее дрожал.
   Монах выступил вперед. Сердце ее чуть не выпрыгнуло.
   - Кто вы? - прошептала она еще раз хриплым голосом.
   - Я брат Козимо, - последовал отлет, и монах вышел на свет. Он был  высок
с такими же широкими плечами, как у Коула. Его высота увеличивалась поднятым
капюшоном, который покрывал тенью его лицо.  Монах  вынул  руки  из  широких
рукавов черного одеяния и молча стоял перед нею.
   Джессика почувствовала себя спокойнее, а он убрал руки, возможно,  решив,
что может причинить ей вред. Но ведь он спас ее. Ведь не сделал же он этого,
чтобы после причинить вред.
   - Чего вы хотите? - спросила она.
   - Значит, ты видишь меня. Забавно. Конечно, она видит его.
   - Да, я вижу вас. А вы думали, что вы невидимы?
   Он  ничего  не  ответил  на  ее  сарказм.   Джессика   вдруг   неожиданно
почувствовала, что еле сдерживает слезы.
   - Спасибо, что спасли меня, брат Козимо. Я  благодарна.  Но  вы  напугали
меня.
   - Прошу прощения за это. Я надеялся, что вы не видите меня.
   - Но я вижу, - ответила она, запинаясь.
   - И ты видела меня той ночью около дорожного знака?
   - Да. Вы вышли прямо на меня. И напугали до полусмерти.
   - Вы напугали меня! - усмехнулся он. Его густой громкий смех уменьшил  ее
страхи. Он не звучал, как у мстительно  сумасшедшего,  как  она  подозревала
сначала. Она взялась за телескоп. Ее ноги вес еще дрожали.
   - Что вы здесь делаете? -  спросила  она.  -  Может  быть,  странствующий
монах?
   - Странствующий?  -  повторил  он.  То,  как  он  произносил  это  слово,
показывало, что оно является иностранным для него.
   - Вы знаете, что Санкт-Бенедикт был странствующим неуклюжим монахом.
   - Я - не неуклюжий.
   - О, - Джессика прищурилась. - Тогда кто же вы?
   - Я опекун.
   - Чей?
   - Винного завода. - Он вышел вперед. - А ты - Джессика Ворд.
   - Откуда вы знаете? - Она схватилась за телескоп.
   - Я видел тебя на винограднике и в доме Каванетти. В  последнее  время  я
видел тебя в компании Николо.
   - Ты видел меня?
   - Да, но, вероятно, ты не видела меня.
   - Это было тринадцать лет назад!
   - Было? Время непостижимо. Не так ли, мисс Ворд?
   - Ты находишься около "Санкт-Бенедикта" тринадцать лет?
   Он подошел ближе:
   - Нет, дольше. С 1938-го.
   - С 1938-го. - Джессика вскинула голову, чтобы взглянуть на его лицо,  но
ничего не увидела в темноте. - Почему я не видела вас раньше?
   Монах пожал плечами:
   - Не знаю. Возможно, не наступило еще время для  этого.  Это  редко  кому
удается. И я не разговаривал ни с кем много лет.
   - Почему вы стояли за моим окном прошлой ночью?
   - Должен признаться, - монах надвинул сильнее капюшон, глядя в  землю,  -
что я подглядывал за тобой.
   - Зачем?
   - Когда я увидел тебя у дорожного знака, я не знал, кто ты. Только  потом
понял, что ты Джессика Ворд, ребенок, ставший женщиной. Но у знака  я  этого
еще не знал. И ты казалась... - Он прервался.
   Джессика подалась вперед:
   - Да?
   - Ты казалась кем-то другим.
   - Кем?
   - Это неважно, мисс Ворд. Не теперь. -  Монах  вздохнул,  и  его  широкие
плечи поднялись и опустились. - Неважно.
   Джессика пристально смотрела на монаха, не боясь больше, что он  причинит
ей вред.
   - Есть легенда о винном заводе  "Санкт-Бенедикт",  говорящая,  что  монах
сохраняет секрет вина, но я всегда думала, что это сказки.
   - Сказки?
   - Вы знаете, это что-то захватывающее интерес публики.
   - А, ну да. - Монах снова кивнул. - Да, это захватывает воображение.
   - Но это правда?
   - Да.
   Джессика смотрела на него. Легенда оказалась правдой. Монах часто посещал
винный завод "Санкт Бенедикт". И это началось с 1938 года.  Он  должен  быть
того же возраста, что  и  Майкл  Каванетти  -  около  восьмидесяти.  Но  его
физическое состояние и  голос  не  принадлежали  мужчине  восьмидесяти  лет.
Возможно, он был моложе Майкла Каванетти, когда начал охранять виноградник.
   Если тогда он был молодым монахом двадцати лет, то теперь ему должно быть
семьдесят два. Джессика рассматривала широкие плечи и прямую  спину  монаха,
стоявшего перед ней. Могло ему быть семьдесят? Она сомневалась.
   - Можете мне сказать, мисс Ворд, что вы здесь делаете?
   - Рассматриваю звезды. Конкретно, я наблюдаю за кометами, но луна слишком
яркая.
   - А что это за аппарат? - Он показал на телескоп. Джессика  взглянула  на
его руку. На коже не было морщин и старческих пятен - определенно  это  рука
не семидесятилетнего мужчины.
   - Это телескоп.
   - Приспособление для рассматривания звезд?
   - Да. Вы никогда не видели телескопа?
   - Нет. - Брат Козимо подошел поближе. - Не могли бы вы показать мне,  как
он работает?
   Джессике трудно было поверить, что он никогда не видел телескопа. Но  она
решила продолжить игру и показала  ему,  как  смотреть  в  окуляр.  Джессика
навела телескоп на Марс,  который  висел  как  большой  красный  фонарь  над
горизонтом. Брат Козимо был восхищен  телескопом  и  с  детским  энтузиазмом
рассматривал звезды. Джессика показала  Луну,  Юпитер  с  его  спутниками  и
мириады созвездий. Монах узнавал многие звезды, что производило на  Джессику
глубокое впечатление и помогло ей показать брату Козимо еще  больше.  Вскоре
рассвет засиял на вершинах гор Восточного каскада.
   Джессика взглянула на часы. Ее глаза были затуманены.
   - Господи, - проговорила она, глядя на часы, - семь утра.
   - В самом деле? - Брат Козимо выпрямился. - Я должен идти.
   Джессика потерла глаза:
   - Я не знала, что так поздно. - Она зевнула. - Я думала, что еще рано.
   Брат Козимо сложил руки вместе и наклонил голову:
   - Благодарю за  то,  что  ты  показала  мне  телескоп.  Это  превосходный
инструмент.
   - Теперь вы сможете смотреть в него когда угодно.
   - Будьте осторожны,  мисс  Ворд  в  следующий  раз,  -  проворчал  он.  -
Постройки Мосс-Клиффа очень старые.
   - Я буду. Еще раз спасибо, брат Козимо, что спасли мне жизнь сегодня.
   Он наклонил голову еще раз:
   - Может быть, мы скоро снова сможем поговорить.
   Джессика кивнула и  наклонилась,  чтобы  убрать  инструмент.  Закончив  и
собираясь идти, она не  увидела  брата  Козимо.  Она  даже  не  слышала  его
удаляющихся шагов.
   Джессика оглянулась, пожала плечами и спустилась вниз. Вскоре она уснула,
не боясь больше монаха.

***

   Коул  лежал  на  гостиничной  кровати,  закинув  руки   за   голову.   Он
рассматривал потолок. Что же случилось с ним на вечеринке? Откуда  появились
образы рыцарей и сражение. Он ничего не знал о крестоносцах, но точно  знал,
что в этом видении сам был крестоносцем, участвующим в походе.
   Он прижал руки к затылку, как будто стараясь удержать  возникшие  образы.
Было ли его затмение первым признаком шизофрении? Один из приятелей  дразнил
Коула, говоря, что тот  сходит  с  ума.  Теперь,  приобретя  опыт  во  время
последнего затмения; он был далек от того, чтобы веселиться.
   Впервые в жизни он ощутил настоящий страх, не  страх  перед  возможностью
быть задавленным кучей футболистов  на  поле,  разъяренных  и  готовых  тебя
угробить. Это было понятно, этого он ожидал. Там его могли выбросить с  поля
или придавить к земле. С этим он мог справиться. Но эти обмороки были совсем
другого рода. Он не мог понять, что с ним случается в где он оказывается.
   Коул закрыл глаза, пытаясь  отвлечься  и  думать  о  Джессике  Ворд.  Она
выросла, стала настоящей женщиной, красавицей, он этого не ожидал.
   Она была таким тощим и неуклюжим ребенком. Но люди, как и вино,  делаются
лучше с годами, набирая цвет и характер. Коул  устало  улыбнулся.  Угловатая
малышка Джессика выросла в шелковистую и гладкую смоковницу, и он готов  был
поклясться, что стала такой же сладкой, если еще не слаще.
   Он прикрыл глаза и увидел ее развевающиеся волосы и улыбку.  Коул  помнил
эту улыбку еще с тех дней, когда уголки ее губ опускались вниз, а не  вверх,
как будто она никогда не позволяла себе  улыбаться.  Коул  знал,  что  нужно
глубоко заглянуть в ее глаза, чтобы увидеть настоящую улыбку. Джессика  Ворд
всегда была сосредоточенной и невозмутимой. Ему было интересно, на кого  она
станет похожа, если позволит себе расслабиться. А, может, не в ее  характере
- отказываться от своей холодности.
   Коул заснул и снова оказался в своем странном сне.

***

   Ночь была холодной  и  спокойной,  но  Коула  не  могла  обмануть  мирная
обстановка.  Он  ожидал  атаки   каждую   минуту   со   стороны   сарацинов,
расположившихся на другом берегу реки. Коул мерил шагами защищенную  дорожку
вдоль реки, его шаги эхом отдавались в темноте. В течение  дня  христианское
войско имело успех  вблизи  земляной  дамбы  ниже  защищенной  тропинки.  Но
теперь, ранним вечером площадка была тихой. Слишком тихой на взгляд Коула.
   Он повернул у дальней башни и зашагал назад. Дюжина его рыцарей  была  на
часах в башне, вблизи войска. Кто-то играл в кости в мерцающем свете факела,
но большинство выглядело озабоченными происходящим на другом берегу реки.
   Ходили слухи, что сарацины  собираются  применить  смертельный  греческий
огонь. Коул сжал губы. Каждый знал, что греческий огонь превращает  человека
в пепел, и не было большой разницы - имеешь ты лишь пару ног,  или  быстрого
жеребца.
   День был  невыносимо  жарким,  но  ветер  из  пустыни  был  прохладным  и
приятным. Коул вздохнул и оставил руку на рукояти меча. Он поморщился.  Рука
еще болела от раны, полученной два дня назад.
   Он думал о доме у подножия Альп, где ночи были холодные, а вода  сладкой.
Он думал