сли" быть не может.
   Хлопнув дверцей, он пошел к коралям. Издалека  было  видно,  что  рабочие
хорошо  потрудились,  заклеймили  почти  весь  молодняк,  а   старых   коров
выбраковали. Раст замедлил шаги и  дал  себе  драгоценную  передышку,  чтобы
полюбоваться видом.
   Кому-то покажется унылой и безжизненной безлюдная пустыня вокруг. Но  эта
земля не кричит о своей красоте,  а  шепчет.  Проницательный  взгляд  оценит
горный хребет на горизонте, и вспорхнувшую птицу, и  терпкий  запах  полыни.
Еще несколько месяцев, думал Раст, и закачаются под весенним ветром  полевые
фиалки, тогда он засеет поля люцерной и ячменем и будет радоваться тому, как
они растут и зеленеют.
   Раст знал, что по натуре он  фермер.  На  Западе  есть  традиция  большие
хозяйства вроде "Лейзи С" передавать по наследству старшему  сыну;  если  он
умирает - следующему по старшинству. В прошлом  веке  это  имение  могло  бы
прокормить их всех, но в наше время, при низких ценах на мясо  и  удорожании
его производства, на всех трех мальчиков Шефилдов его бы  не  хватило.  Раст
это понимал и принимал без озлобления. Он должен был делать другую  карьеру.
Поэтому единственный из сыновей закончил колледж и уехал в город.
   Имея двух старших  братьев,  он  и  не  мечтал,  что  ранчо  когда-нибудь
перейдет к нему. В мгновение ока вся его жизнь переменилась.
   И хотя в Сан-Франциско он сумел пробиться, преуспел в  карьере  юриста  -
видимо, в глубине души он всегда знал, что его место здесь,  на  земле,  где
все говорит с ним и признает его. Нет, он не скучал по адвокатской практике;
он теперь мог делать то, о чем всегда втайне  мечтал:  жить  и  работать  на
ранчо. В корале Гаррис, которого он обычно оставлял за старшего, соскочил  с
коня, привязал его к столбу.
   - Босс. - Гаррис приветствовал Раста кивком головы. У него были большущие
усы, свисавшие с углов рта, отчего казалось, что он говорит с набитым  ртом.
- В этом году телята такие большие, получим за них хорошую цену.
   Раст поставил сапог на нижнюю ступеньку лестницы.
   - Из-за дождей корма долго зеленели, у коров было много молока. А  насчет
продажи не знаю. Мясо все дешевеет.
   В корале тем временем ковбой заарканил теленка, тот  с  перепугу  кинулся
прятаться под живот лошади. Та шарахнулась и взвилась  на  дыбы.  Удивленный
наездник еле удержался, повиснув на гриве. Вокруг свистели и улюлюкали.
   - Ты и через забор-то перескочишь только при попутном ветре! -  прокричал
кто-то.
   - Поддай ей! - завопил другой голос. - Пришлепни, как марку на  конверте!
Гаррис усмехнулся.
   - Сейчас лошадь сбросит Ранни, - сказал он, и его слова тут  же  получили
подтверждение.
   Ранни не спеша поднялся, сплюнул грязь, отскреб что-то с ладони.  Красный
как рак, но невредимый, он отряхнулся и пошел за лошадью.
   Видя его смущение, все нещадно дразнили его, но, к чести Ранни, он  молча
подобрал поводья, успокоил животное и вывел на  середину  кораля.  Дурашливо
вскинув голову, сказал:
   - Высоко взлетел, без крыльев было страшновато.
   Мужчины хлопали его по плечу, трепали по волосам.
   Раст тяжело вздохнул, нахлынули воспоминания о прежних днях. Старший брат
Том лучше всех забрасывал лассо, на соревнованиях  он  завоевывал  небольшие
призы; а Лэндон  любил  скакать  на  необъезженных  лошадях.  Подростком  он
несколько  раз  ломал  себе  кости,  пытаясь  оседлать   диких   быков   или
неприрученных лошадей. Раст боготворил обоих братьев.
   - Эх, не хватает мальчиков, - Гаррис будто прочел его мысли.  Он  свирепо
дергал ус. - Без них все как-то не так.
   Раст резко отвернулся и пошел  к  дому.  Сами  закончат.  Пора  перестать
плакать о том, что он не в силах изменить, а делать то, что может сделать.
   Раст шел с опущенной головой и заметил живую картинку,  только  когда  на
нее наткнулся. К стволу тополя косо привалились два мусорных  мешка,  битком
набитые сухими листьями, сучками и свежескошенной травой.  Рядом  на  газоне
валялись  грабли,  садовый  нож,  газонокосилка  и  пара  вдрызг  изодранных
перчаток. Сам газон выглядел безупречно.
   В стороне на безопасном расстоянии стоял детский манеж, но ребенка в  нем
не было. Раст подошел ближе и заглянул за ствол толстого, тенистого дерева.
   На расстеленном одеяле на коленях стояла Люси: чумазая,  с  растрепанными
волосами. Она не видела Раста. Хотя до нее было еще далеко, он остановился.
   - Вот умница, - ворковала Люси с умилением. - Давай, давай, мой маленький
кузнечик.
   Расплывшись в блаженной улыбке, ребенок завопил  и  сделал  что-то  вроде
броска вперед. Раст вскинул брови. Он не знал, что она научилась ползать.
   - Хорошая девочка! - Люси захлопала в ладоши. -  Прямо  стрекоза!  Иди  к
Люси. Вот так. Давай, давай. - Она похлопала себя по коленям. И когда  малыш
сделал еще один рывочек, Люси его с жаром подхватила и вскинула над головой.
Младенец верещал от восторга.
   Что-то внутри Раста ослабло, как будто тяжелый камень отвалился  от  края
скалы.  Время  остановилось.  Его  плечи  расслабились,  напряжение  горьких
воспоминаний отпустило.
   Он не сводил глаз с Люси.
   Что-то изначальное, первобытное было в этой картине: женщина  с  ребенком
на земле, поросшей  травой,  она  учит  малыша  двигаться,  идти  вперед.  В
безумной вспышке предвидения, которым он никогда раньше не  отличался,  Раст
одну за другой увидел сцены, говорившие о том, что эта женщина вырастит дитя
его любимого брата здоровым и сильным.
   Он помотал головой, и воображаемые сцены исчезли, но осталась живая.  Под
солнцем блестели угольно-черные волосы, розовели щеки; картина "Люси на фоне
старого дома" была прекрасна. Минувшей ночью в ее спальне  он  с  удивлением
заметил в себе желание защитить ее. Тонкая белая ночная  рубашка  ничего  не
скрывала от его нескромного взгляда; а когда он обнимал  ее,  ему  на  голую
грудь давили мягкие круглые груди. Они будто жгли его.., клеймили...
   Налетел ветерок, принес  запах  зелени.  Малявка  вертелась  над  женской
головой, у Люси устали руки, и она ее опустила. Обернувшись, увидела Раста и
обрадовалась. Давно ли он здесь стоит? Видел ли новый трюк малыша?
   Она хотела его об этом спросить, но ее  остановило  выражение  его  лица.
Обычно жесткое, сейчас в тени широких полей черной шляпы оно было открытым и
каким-то беззащитным. Одобрительный и восхищенный взгляд согревал Люси,  как
мягкое одеяло в холодный день.
   Она замерла.
   Ей так  давно  было  холодно,  жизнь  протекала  впустую,  в  изоляции  и
одиночестве, и вот Раст Шефилд согрел ее, и оттаяла душа. Люси вдруг поняла,
что в его власти разбить ей сердце.

Глава 4

   - А, ты здесь, - сказала она, внезапно смутившись.  -  Видел  новый  трюк
Малявки?
   Он подошел, встал на колени рядышком и упер  руки  в  мощные  бедра.  Она
старалась не смотреть на мускулы, проступившие под изношенной тканью линялых
джинсов. Дыхание участилось.
   - Ты хочешь сказать, новый трюк Стрекозы? поддел он.
   Она вспыхнула.
   - Я назвала ее так, потому что она шустрая,  порхает,  как  стрекозка.  С
таким же успехом можно сказать - кролик, кузнечик или еще что-нибудь.
   - Мне нравится Стрекоза, - сказал Раст, игнорируя ее  комментарий.  -  Ей
подходит.
   - Но это же не имя, - возразила Люси.
   - Почему? Положи ее, посмотрим, пойдет ли она ко мне.
   В предвкушении забавы Люси положила малышку на живот.
   - Но нельзя давать ей такое имя.
   - Почему? - повторил он. Глянув  на  Раста,  ребенок  ликующе  завопил  и
ринулся к нему.
   - Вперед, Стрекоза, - подбадривал он, - лети к дяде Расту.
   - Но это же насекомое, сам знаешь, - настаивала Люси.
   - Том был бы доволен, - тихо сказал Раст. Он снял шляпу, взял малышку  на
руки и пощекотал ей пухлую шейку.
   Люси тронуло, что он так естественно  обращается  с  ребенком.  Из  Раста
выйдет великолепный отец, подумала она. Терпеливый, добрый и очень  любящий.
Он уже сейчас замечательно относится к Стрекозе. Она  посмотрела  на  них  и
ощутила  неожиданную   слабость.   Люси   трепетала,   возбужденная   некоей
посторонней силой, таяла, как мед на солнце.
   Порыв ветра взметнул волосы Раста, и ей захотелось самой  притронуться  к
этим шелковым завиткам, в которых поблескивали пряди цвета густого янтаря. В
открытом вороте рубахи темнела шея такого же янтарного цвета.
   Она вдруг вспомнила, как он прижимал ее к голой груди, когда на ней  была
только тонкая ночная рубашка. Люси задохнулась...
   Она его хотела.
   Раст взглянул в ее лицо. Глаза его потемнели, стали цвета жженого сахара.
Взгляд переместился на приоткрытые губы.  Она  видела,  что  он  отметил  ее
тяжелое дыхание и  опустил  глаза  на  ее  грудь.  Запретная  дрожь  молнией
пробежала по телу. Он хочет до нее дотронуться! Люси коротко вздохнула.
   Опять глаза смотрели в глаза, между ними молотом било неистовое,  глубоко
личное, проникновенное понимание.
   - Люси, - хрипло прошептал он.
   Она изо всех сил старалась сдержать подступающую дрожь - не от холода,  а
от того явного хищного интереса, который увидела в его лице.
   Хищного?.. Невольно защищаясь, Люси выставила руки.
   Нет, только не с ним. Эту сторону отношений мужчины  и  женщины  она  уже
познала, они не дают ничего, кроме чувства неуверенности. "Ты  не  могла  бы
доставить удовольствие мужчине,  даже  если  бы  захотела,  -  сквозь  время
донесся до нее злобный голос. - Меня ты никогда не удовлетворяла".
   Раст как будто прочел ее мысли, кашлянул и вернул ей ребенка.
   - У меня полно дел, - буркнул он и встал.., и сразу  стал  тем  резким  и
бесцеремонным ковбоем, с  которым  она  встретилась  недавно  после  долгого
перерыва. Эту дистанцию, этот барьер ей никогда не  преодолеть.  Но  неужели
она так прозрачна? Неужели он читает ее потаенные мысли?
   Подобная перспектива так напугала Люси, что она вцепилась в ребенка.
   Нахлобучив шляпу, он доложил:
   - Сосед хочет за плату пользоваться нашей водой. У меня с ним встреча. Он
держит магазин красок, и часть оплаты пойдет товаром, так  что  можно  будет
покрасить конюшню.
   Люси поняла, что он спешит набирать капитал, чтобы откупиться  от  нее  в
конце года. Но она сосредоточилась на одном слове. Встала, держа ребенка  на
одной руке, и, не думая про жар во всем теле, сказала:
   - Ты сказал, краски? Может, у тебя останется несколько лишних банок?
   - Что ты хочешь покрасить? -  прищурился  он.  Люси  передвинула  ребенка
вперед, только чтобы чем-то занять руки. Она не хотела, чтобы Раст считал ее
назойливой. Кеннета приводил в ярость даже намек на требование. Сколько  раз
он повторял, что она неблагодарная, что ей слишком много надо! "Я что,  мало
тебе даю? Я что, не люблю тебя больше, чем кто бы то ни было?" - зазвенело в
ушах, унося в отчаянные, убийственные воспоминания. Раст ждал.
   - Так для чего тебе нужна краска? Он не понимает, что творится  у  нее  в
мозгу, и, признаться, она от него этого и  не  ожидает.  "Нужно  всего  лишь
спросить, Люси", - обругала она себя.
   Ненавидя свой заискивающий тон, она пролепетала:
   - Я.., я только хотела предложить.., может, дом тоже покрасить?
   - А-а. - Он хмуро оглядел строение. - Пожалуй, это  не  помешает.  Краски
должно хватить. -Он зашагал к дому,  чтобы  снова  закрыться  в  кабинете  и
звонить, звонить. Она следила за его решительной походкой и чувствовала себя
покинутой.
   Женщина с трудом перевела дух. Психотерапевт советовал ей отстаивать свои
права. Многомесячная терапия помогла, но, видимо, недостаточно. Люси сложила
одеяло, оттащила мешки с мусором на задворки и положила на место инструменты
- нелегкая задача, когда держишь на руках Стрекозу.
   Сейчас она более уверена в себе, чем полгода назад, но ей  предстоит  еще
много пройти. Все же она сумела заставить Раста согласиться на  покраску!  И
еще узнала, что может испытывать влечение к мужчине. К Расту.
   А это плохо.
   Она должна бы понимать, что это чувство результат нежных  воспоминаний  о
детстве и желания обрести дом. Должна понимать,  что  ее  неутоленная  тоска
завлечет их в западню, из которой нет возврата.
   - Какая нелепость, -  бурчала  она,  растревоженная  этими  мыслями.  Как
глупо. Прошло столько времени, неужели это желание не  утихло?  Жажда  уюта,
теплого семейного очага с самого детства оставалась неутоленной.  Они  же  с
самого детства приводили ее к краху!  Нет,  нужно  переключиться  на  что-то
другое, и тогда все пройдет. Например, можно совершенствоваться  в  верховой
езде. Или съездить в Рено и купить вещи для комнаты Стрекозы.
   В доме было прохладно; она подогрела  бутылочку  со  смесью,  как  велела
Фрици, надеясь, что сделала это правильно,  и  уселась  на  диван.  Стрекоза
жадно обхватила руками пластиковую бутылку и присосалась к ней.
   Голова Стрекозы лежала у Люси на сгибе локтя, и ее наполнило  непривычное
чувство покоя. Все будет хорошо, подумала она. Пройдет  немного  времени,  и
они привыкнут друг к другу.
   Но на этом она не остановится. У нее есть другая цель.
   - Стрекозе нужно, чтобы за столом собиралась вся  семья,  -  заявила  она
Расту и Фрици тем же вечером. Она улучила момент, когда Раст зашел на  кухню
попить, а Фрици готовила ужин. Люси загородила собою дверь.  -  Хотя  бы  по
вечерам. Она заслуживает того, чтобы жить  как  все  нормальные  дети.  -  С
напускной бравадой женщина вскинула голову и подняла с полу Стрекозу, где та
мусолила пакет из-под кубиков. Люси редко приходилось выходить  на  передний
план, и сейчас от нее потребовалось немало мужества, чтобы выступить в новой
роли.
   - Но я ем поздно, дорогуша, - сказала Фрици, оторвавшись  от  помешивания
горохового супа в огромной кастрюле. По  кухне  разливался  запах  чесночных
тостов.
   - А мне нужно работать, - добавил Раст. - В кабинете.
   - Нет. - Перед лицом их дружного сопротивления голос зазвенел, но она  не
собиралась отступать. - В нормальных, хороших семьях все ужинают вместе, - с
вызовом сказала она. -Стрекозе нужна стабильность, повседневный  распорядок.
- По правде говоря, сама Люси нуждалась в стабильности и в иллюзии  семейной
жизни. И она беззастенчиво воспользовалась любовью Раста и Фрици к  ребенку,
чтобы добиться своей цели. - Нет, - повторила она, вы стремитесь есть врозь,
в разное время, но так делать нельзя. Стрекозе  нужно,  чтобы  мы  были  все
вместе. Она же растет, - добавила Люси последний аргумент.
   - Когда мой Генри был жив, мы всегда ели поздно, - заявила Фрици и  стала
наливать в тяжелую глиняную миску суп для Люси.
   В голове Люси что-то смутно мелькнуло.
   - Фрици, у тебя ведь есть сын? Экономка несколько растерялась.
   - Да. Только теперь Пол живет с семьей в Канаде.
   - Хорошо, - подбодрила Люси, - а когда он рос, вы с Генри ужинали  вместе
с ним?
   - Еще бы, конечно, - фыркнула Фрици. - Но это когда было.
   - Пол - хороший отец своим детям, - предположила она, - и они  собираются
за столом вместе с детьми?
   Фрици нахмурилась.
   - Наверное.
   - Ты же понимаешь, что для Стрекозы ты как мать.
   - Господи,  какая  мать,  скорее  бабушка!  -  воскликнула  Фрици,  очень
довольная таким оборотом.
   - Пусть бабушка, - согласилась Люси. - Бабушка тоже важный член семьи.
   Фрици согласно хрюкнула.  Раст  скривился,  но  Люси  видела,  что  и  он
поколебался.
   - Раст, ты единственный отец, которого она знает. Если бы Том был жив, он
бы обязательно ужинал вместе с дочкой, ручаюсь. -  Она  твердо  смотрела  на
него, надеясь, что имя Тома окажет свое действие.
   Раст глубоко вздохнул.
   Есть! - закричало у нее внутри. Этот раунд я выиграла!
   Приняв из рук Фрици миску с дымящимся супом, Люся победно улыбнулась.
   - Что ж, давайте все сядем за стол? - Не дожидаясь возражений, она быстро
достала три суповые  миски,  салфетки  и  стаканы  для  молока.  -Фрици,  ты
разливай суп, я приготовлю Стрекозе кашку и бутылочку. Раст, не  мог  бы  ты
нарезать хлеб?
   Раст невежливо фыркнул, Фрици сердито завозилась; Люси сделала  вид,  что
не заметила, как они обменялись взглядами, признававшими  полное  поражение.
Когда все уселись, водрузив Стрекозу на  высокий  стульчик,  где  она  сразу
принялась шлепать ладошкой по подносу, Люси попробовала  разговорить  народ,
невинно поинтересовавшись, как прошел день.
   Поначалу они отвечали  односложно,  потом  все  охотнее.  Люси  ликовала.
Вскоре Раст расслабился и поделился соображениями, как увеличить стадо.  Суп
показался ей самым вкусным из всего, что она ела за последний год. На сердце
стало легко, она даже попробовала помочь Фрици кормить ребенка, в результате
измазала блузку, и даже в волосах застрял  комок  каши.  Люси  с  удивлением
обнаружила, что это ее не раздражает.
   Она положила начало Семье.
   Раст не мог успокоиться еще  долго  после  захода  солнца.  Он  пошел  на
уступку Люси в том, как  она  пыталась  создать  иллюзию  семьи,  согласился
вечером ужинать вместе со всеми. Пришлось признать,  что  вышло  не  так  уж
плохо; если так будет продолжаться, наверное, Стрекозе это пойдет на пользу.
   Но что-то его беспокоило, и Раст не находил другой  причины,  кроме  той,
что Люси - не член семьи. Она всего лишь женщина, купившая у  него  половину
ранчо, да и  то  всего  на  год,  иного  он  не  допустит.  Между  ними  нет
родственных отношений. То, что в далеком детстве их родители  были  недолгое
время женаты, никак их не связывает.
   Физическое влечение к ней он может контролировать. Ему за тридцать, он не
юнец, ведомый своим либидо, а мужчина, сдержанный и рассудительный. Желание,
которое у него возникло к Люси, неуместно, нежелательно и неразумно, и  оно,
безусловно, пройдет. Проблема невелика и вполне разрешима.
   Каждый раз, когда подкрадывалась мысль о Люси, он  накидывался  на  любую
подвернувшуюся  работу:  копал  яму,  торговался  с   горнодобытчиками   или
разбирался с бесконечными бумагами. Иногда это помогало.
   Люси прожила в доме почти месяц, когда Раст, наконец,  признал,  что  она
трудолюбива. Забегая среди дня домой, ковбой видел, как она  под  причитания
Фрици отскребала  плинтусы,  отвалившиеся  кафельные  плитки  в  ванной  она
подклеила раствором из флакона, который отыскала в кладовке.
   Постепенно Люси взяла на  себя  чуть  не  все  обязанности  по  уходу  за
малышкой. Ее привыкли видеть на ранчо с "прилипшим" к боку ребенком.
   В конце четвертой недели ее пребывания в "Лейзи  С"  Раст  отправился  на
ярмарку  быков-производителей.  Вернувшись  домой,  он   увидел,   что   его
компаньонка обрабатывает Гаррису руку, ободранную о колючую проволоку.
   Стрекоза, наверное, спала дома; рабочие чинили трактора, вычищали  пруды,
натягивали новую проволоку ограждения - выполняли докучные,  но  необходимые
зимние работы на ранчо. Яркое солнце не длило иллюзии: морозец поздней осени
напоминал, что зима на пороге.
   Блестящие волосы закрывали щеки Люси, она наклонилась  над  рваной  раной
старшего мастера; его закатанные рукава открывали взору  бугристые  бицепсы.
Расту показалось, что Гаррис без всякой необходимости раздул мышцы.
   - Нужно сделать укол от столбняка, - сказала Люси.
   Гаррис усмехнулся, показав все зубы, что  требовало  искусства,  учитывая
впечатляющие размеры висячих усов.  Он  с  роскошной  небрежностью  опирался
здоровой рукой о деревянную изгородь кораля.
   - Да, мэм, - согласился он с такой готовностью, что Раст даже удивился. -
И сердечное вам спасибо. С вашей стороны было очень любезно перевязать меня.
- Обычно Гаррис был довольно сдержан, он не ездил, как другие ковбои, в Рено
гоняться за женщинами, но сейчас, как видно, наслаждался поднятой суматохой.
Раст беспричинно разозлился, что тот теряет время попусту.
   - Сейчас же поезжай к доктору Миллеру, приказал он, - и сделай  треклятый
укол.
   Гаррис перевел взгляд с Люси на Раста и неохотно кивнул.
   Заметив изумление во взгляде Люси, Раст ответил  ей  тяжелым  взглядом  и
зашагал прочь, ведя за собой мерина.
   В конюшне он с