Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
кто тебе эта <515">Геула? -- Голда снова взглянула на
собеседника испытующе. -- ... Кто она?.. Историк-доктор? Боюсь, она не
найдет здесь работы... Иосиф поднялся. -- Я так и думал. В голосе нашей Гули
всегда слышится какой-то обертон... -- Иосиф! - воскликнула Голда. -- Я не
сказала о ней ничего плохого! Но Иосифа <516">Гура в кабинете уже не
было. Он шел к воротам, стараясь унять раздражение. Хотя о его визите к
генералу <517">Ариэлю Шарону не было сейчас произнесено ни слова, он
почувствовал, что <518">Голду волнует не столько их судьба, сколько
иное: с кем пойдут русские евреи? С ней или с Ликудом -- многолетней
оппозицией? Против нее... Иосиф после разговора с <519">Голдой к
официальным лицам более не ходил. <520">"У меня к ним идиосинкразия,
-- говорил он. -- Отравился <521">"кухней <522">Голды"...
Продолжал обивать пороги<523">, только <524">Дов. Он, наконец,
точно выяснил, кто именно в <525">"орвеловском министерстве имени
<526">Пеледа", как он называл министерство абсорбции, распределяет
средства. Наконец, Высокое Лицо согласилось его принять. Дов положил перед
ним чертежи домостроительного комбината, в который он хотел превратить свою
убогую площадку для отлива блоков. Заключения экспертов. Две разбухших
папки. -- Что даете вы? -- жестко спросило Высокое Лицо, косясь на подписи
экспертов. Дов сообщил деловито, без улыбки: -- У меня в кармане вошь на
аркане! Ну, железные подкосы, песок, цемент, когда выцарапаю. Высокое Лицо
не поняло. Затем усмехнулось и стало ронять стереотипные фразы чиновников
министерства абсорбции: -- Государство -- не дойная корова... фонды не
предназначены... Можете оставить документацию... На очередном заседании
межминистерской комиссии... И вдруг лицо его подалось вперед и, казалось,
чуть заострилось, как у гончей, почуявшей добычу: -- Слушай! А ты не из
Риги<527">?!.. Дов собирался уж ответить уныло, что, мол, нет, не из
Риги, но увидел, как преобразилось, зажило лицо чиновника. Тугие, как у
младенца, щеки стали наливаться вишневым цветом. И Дов подтвердил, как нечто
само собой разумеющееся: <528">-- А то откуда же! В Риге он не бывал,
но зато сидел на Лубянке с полусумасшедшим рижанином, который целые дни
бредил Ригой; ходил по камере и твердил сомнамбулически: "<529">
Жде<530">шь на углу Суворова. И в <531">"Блаз-му" на новый
фильм... А потом вечер в <532">"Грибке<533">"... Боже, как ели в
"Грибке<534">"!.. А утром с <535">Мартой в
<536">Сигулду!.." Дов закрыл глаза и начал бормотать сомнамбулически,
почти как сосед по <537">лубянской камере: -- Наколешь девочку на углу
Суворова... И в <538">"Блазму", на новый фильм... Если девочка теплая
-- вечер с ней в "Грибке<539">"... <540">Ма-ать твою... как ели
в "Грибке"! А утром девочку под крендель и -- в "Сигулду<541">"!.. --
Дорогой мой! -- вскричало Высокое Лицо, вскакивая на ноги. -- Что же ты
сразу не сказал, что ты из Риги?! Я так скучаю по Риге! По летней прохладе в
<542">Дзинтари!.. Они стояли, полуобнявшись, вспоминая родимую Ригу;
затем Высокое Лицо, улыбаясь <543">Дову, как брату, достало из
несгораемого шкафа бланк и спросило: -- Сколько?.. Дов глядел завороженно,
как плодятся на бумаге черные нули. Он схватил документ и вылетел из
кабинета, не веря самому себе. Остановил свой красный <544">машинчик
возле первой телефонной будки. Специальных жетонов для разговоров у него не
оказалось. Он трахнул по телефону кулачищем, жетоны зазвенели, посыпались,
только собирай. -- Отец! -- забасил он на всю улицу. -- Повернулась она ко
мне, сука!.. Что? Абсорбция -- сука. Не задом повернулась, а --
<545">Пеледом!.. Пеледом, говорю. Понятно?! Я искренне радовался за
<546">Дова. Но, возможно, только после этого подарка
<547">"земляку" я начал постигать <548">"израильский балаган",
как называют местные порядки сами израильтяне. Случайно дали на доброе
дело... А сколько миллионов роздано землякам <549">"просто так",
расшвыряно, проиграно в Лас Berace и Монте-Карло, на ипподромах? Каждый день
газеты оппозиции приносили что-либо подобное... Мы считали месяцы, дни,
оставшиеся до смены правительства <550">Голды <551">Меир. А
Сергей даже набросал по просьбе отца на последнем листке отцовского
календаря за 1973 год огромную рыжую лошадь, которую выпрягают из колымаги.
-- С Первой Конной пора кончать! -- заключил Иосиф жестко. Вскоре он
позвонил мне, просил зайти. Оказалось, сегодня проводы Наума. Он улетал в
Америку. Фирма <552">Ай-Би-Эм предложила ему оклад -- 60 тысяч
долларов в год. Контракт на три года. Мы пили за его удачу. Он опаздывал. А
потом позвонил откуда-то из-за города, что явится поздно. Он задерживается у
<553">Бен <554">Гуриона. -- <555">Где-э? -- вырвалось у
Иосифа... -- И что? Наум не мог проститься с Израилем, не побывав у Бен
Гуриона. Купив билет, он позвонил <556">Геуле. Она приехала на своем
<557">"фиатике" тут же. Наум был как-то торжественно взволнован, сидел
в ее машине, распрямившись, как палка. -- Наум! -- воскликнула Геула.- Не
собираешься ли возвращать авиабилет, а? Наум молчал, только повел длинной
шеей. -- Точно! Ты собираешься собрать полки и под командованием Бен Гуриона
двинуться на Иерусалим, захватить общественный гальюн и
<558">кнессет!.. Наум усмехнулся: -- Ты меня поддержишь, птица
<559">Гамаюн? -- Заедем за <560">Сергуней! С гор скатимся,
налево -- <561">Арад... -- Давно бы так! -- радостно воскликнул Наум.
-- А... ничего не так, -- сердито возразила <562">Геула. <563">~
Просто мы с ним обиваем пороги вместе. Дерьма наглотались по уши. А
сейчас... нечестно его в стороне оставить, не так? -- Так! Так! -- Наум
захлопал длинными руками, как крыльями. Он ничего не мог скрыть, тем более
своего восторга. Воскликнул, когда они круто -- колеса заскрипели --
свернули в Арад: -- Но если ты ему подсунешь, как мне, отмороженный на ноге
палец, Бог тебя не простит... -- Еще слово, и я тебя высаживаю! Наум затих
немедля: эта высадит! Посредине пустыни! И глазом не моргнет! Такая порода..
. Пока Геула ходила за Сергуней, он думал о Бен <564">Гурионе. Все
говорят, что он был олицетворением жестокой воли. Диктатором! Когда
государство повисло на нитке, бросил необученных евреев прямо с корабля на
этот проклятый <565">Латрун. Знал, что половина поляжет, а --
погнал... Когда люди <566">Бегина доставили транспорт с оружием,
взорвал транспорт прямо у причала. Говорят, вместе с командой... А как
насаждал иврит! Образовал патрули, которые даже к <567">Хаиму
<568">Нахману <569">Бялику, беседовавшему на улице со своими
гостями на идише, подступили, как с ножом к горлу. -- Доктор
<570">Бялик! Говорите на иврите! -- Ну, антисемиты, -- смущенно шутил
Бялик, видя, что его гости из Европы сердятся. -- Не дают поговорить
по-еврейски... А в Буэнос-Айресе все разошлись <571">так как никто не
понимал ни слова, а Бен <572">Гурион как начал, так и
<573">завершил доклад о вновь образованном государстве Израиль -- на
иврите... И ведь он победил, железный Бен Гурион! Мертвый язык стал живым.
Внедрил! Теперь на нем говорят дошкольники, торговцы, ученые, изучают во
всех университетах мира... "Почему же <574">сейча-ас, когда он ушел от
дела, война всех против всех... Почему бы ему не грохнуть кулаком по столу!
Он же не иммигрант! Основатель Рабочей партии! Железный диктатор! Иначе
<575">херутовцы его и не называют. Впрочем, кроют и похлеще. Ныне на
его глазах все трещит по швам... Да подай он клич, полстраны подымется. Вот
кому сказать о ста миллионах долларов, которые могли бы пойти на дело.
Только сейчас Наум понял, отчасти поэтому и поехал. Наконец, примчался
<576">Сергуня. Даже в полумраке угадывалась его счастливая улыбка. --
Молодец! -- воскликнул Наум, когда тот пролез на заднее сиденье. --
Выглядишь, как огурчик. На длинном лице <577">Сергуни появился оттенок
самодовольства, и Наум продолжил почти без интервала: -- Зелененький, весь в
пупырышках. Геула усмехнулась: -- Ну, Наум, ну, бес! Часа через два они
добрались, наконец, до <578">кибуца <579">Сде-Бокер на юге
пустыни <580">Негев. Попали на ужин. На пустыре высилась большая,
вновь отстроенная столовая. Огромные окна, как маяки... Бен Гурион
располагался в центре за общим столом. Наума, <581">Геулу и Сергея
посадили напротив него. Кто-то пояснил громко: -- Они только
что<583">.из России! -- А, вновь прибывшие, -- отозвался Бен Гурион
слабым голосом. Крупноголовый, в парадно-черном костюме, он глядел куда-то
поверх голов, вспоминая о своем визите в Москву в 1923 году. Он стоял на
Красной площади<584">', смотрел парад... -- Тогда было совсем не то,
что при Сталине. Евреи были, как все другие... Ленин был демократом, не в
пример Сталину. -- По-моему, вы сильно идеализируете Ленина! Как все
социалисты! -- не удержался от возражения Наум, и Сергуня толкнул его
локтем. <585">Бен <586">Гурион не ответил, оставаясь, видно, в
кругу своих давних воспоминаний, оживленный ими. Он был мал ростом, ноги его
не доставали до пола. И, когда говорил, болтал ногами. Наум заметил это,
когда уронил вилку и нагнулся за нею. Это мешало теперь Науму
сосредоточиться, смешило. <587">"Железный диктатор, а ножки коротки,
-- весело мелькнуло у него. -- Нет опоры. Государство маленькое..." Наум
встряхнул головой, чтобы уйти от ненужных мыслей. Бен Гурион, что уж там
говорить, производил впечатление человека умного и сильного. Говорил кратко,
немногословно. Он был суровым логиком, за это Наум простил ему даже
болтающиеся ножки. Особенно он тронул его, когда сказал, что всегда верил в
русских евреев. Имена гостей, представившихся ему, он не запомнил; спросил,
намазывая на хлеб авокадо, правда ли, что они пели в Москве сионистские
песни. <588">Сергуня попросил гитару, они начали песню "О нашей
стране, которую видели только во сне..." Давид бен Гурион заплакал. Слезы
покатились по его обвислым, бульдожьим щекам. Затем запели
<589">"Кахоль <590">ве <591">даван", песню о своих любимых
цветах-- цветах израильского флага-- белом и голубом. У Бен
<593">Гуриона стали трястись губы. Он был взволнован, более того,
потрясен. <594">Гуры оживили в нем, сами того не подозревая, прошлое.
После ужина, когда все разошлись, Наум спросил маленького Большого Давида о
том, ради чего прикатил. Что будет с инженерами, техниками, учеными, которые
приедут из СССР. Смогут ли они бросить <595">якорь, если первая группа
ничего не может найти? Сто миллионов дали на поддержку ученых, но деньги эти
разлетятся мелкими пташечками, и ученых станут выталкивать... -- ...Это
ужасно, господин Бен Гурион! Инженеры, техники, доктора наук -- это же для
Израиля... манна с неба. Неоценимое богатство, доставшееся даром... и
богатство выбрасывают на помойку!.. Если бы создать на эти деньги научный
центр?! А<596">?!.. Бен Гурион молчал, и Наум спросил, существуют ли
какие-нибудь планы экономического развития страны, которые дали бы
возможность евреям из СССР найти в Израиле свое место. Стать нужными. Давид
бен Гурион снова поглядел куда-то поверх голов и сказал: -- После еврейских
погромов XIX века была <597">алия <598">Билу. Первые погромы
дали этих знаменитых Билу, которые не боялись ни лихорадки, ни голода...
Знаешь ли ты, сколько процентов из тех знаменитых Билу осталось в Израиле?
-- Понятия не имею! -- вырвалось у Наума, его снова поддели локтем в бок. На
этот раз <599">Геула. -- .Из тех знаменитых Билу 99% вернулось
обратно... -- В Россию?! -- вырвалось у Наума. -- Ну, вернулись куда-то, не
удержались в Израиле. -- Помолчал, поболтал ногами.-- А знаешь ли ты, какой
процент первой <601">алии вернулся обратно?.. 98<602">% уехало
обратно. А знаешь ли ты, сколько вернулось из второй алии? Тоже 98%. А
сколько ушло назад из немецкой алии? Из чудом уцелевших? -- Бен Гурион
по-прежнему смотрел куда-то вверх, взгляд его скользил над головами гостей.
Никаких вопросов не задал. Не поинтересовался, кто они по профессии, эти
люди, решившие потревожить основателя государства, как его величают. Какие у
них судьбы? Есть ли семьи? И зачем потревожили? Из любопытства?.. -- Из
каждой алии, -- продолжал он монотонным голосом, -- возвращалось назад 98%.
Ну, и что? Советские евреи тоже могут уехать обратно... -- Они не могут
вернуться обратно<603">' -- вскричал Наум. -- У них нет даже
гражданства! И зачем они вернутся? На муки?! Подохнуть в болотах
Биробиджана?! Бен Гурион пожал плечами. Наум переглянулся с
<604">Геулой, вытащил платок, <605">промакнул свою лысину.
Похоже, судьба отдельных людей Бен Гуриона как-то не затрагивала... На
Наума, <606">Геулу и <607">Сергуню он больше не смотрел, так ни
разу более не взглянул. Глаза его отрешенно скользили над головами, и
вспоминал он так, словно разговор шел о событиях III века до нашей эры или о
греческих войнах! <608">"А знаете ли вы, сколько осталось в живых
после битвы при <609">Фермопилах?" Поколения -- как волны. Что
вспоминать? Волны приходят, разбиваются о берег, откатываются в белой пене.
Наползают новые. -- Настоящие сионисты -- это те, кто сумели остаться в
каждой алии, -- завершил он столь же бесстрастно, как и начал. И
<610">болтнул ногами. -- Кто остался, несмотря ни на что! -- и он стал
сползать со стула, нащупывая пол загнутыми вверх мысами ботинок. Наум
поднялся и, едва Бен Гурион ушел, нырнул в ночь, стараясь, чтоб Геула и
Сергей не заглянули ему в глаза. <611">"Дов же предупреждал!
<612">Дов же предупреждал!<613">" -- повторял он с горечью,
забыв, что <614">Дова он обругал, <615">Дову не поверил. Геула
ухватила Наума за рукав. -- Куда ты мчишься. Машина <616">во-он где!..
Боже, да ты плачешь? -- Что ты, Гуля! Глаз засорил. Песок чертов. Пустыня!
Не Синай, правда, но песка и колючек... каждому хватит... Мы провожали Наума
на другое утро. Иосиф в аэропорт не приехал. Болел. <617">Лия осталась
при нем. Дов и Сергуня опаздывали. Геула с Яшей помогали Нонке тащить
какие-то сумки и пакеты, которые все время развязывались. Похоже, Наум спать
не ложился. Да и у Яши глаза красные. Видать, проговорили братья всю ночь.
-- Вот так, -- сказал Наум. -- Израиль уезжает из Израиля... Нескромно, но
факт! Ребята, только не трогайтесь за мной... Приеду -- проверю! Мы
зах<618">охотали, расцеловались с Наумом. Яша вздохнул. -- Ну, Наум,
твой путь ясен, -- сказал он с доброй грустью. -- <619">"Пан Америка"
уже заводит моторы. <620">Дов вообще на коне. Яша взглянул на меня. --
Писатель может писать свое даже на вулкане Фудзияма. -- Особенно плодотворно
во время извержения! -- воскликнул Наум. Яша не улыбнулся. Не принял
шутливого тона. Сказал с прорвавшейся вдруг горечью, которую я не могу
забыть по сей день: -- А я попал в капкан!..
II. КАПКАН
Яша произнес это с таким отчаянием, что я остался с ним. Угарный огонек
безумия почудился мне в его глубоко посаженных синих глазах. В таком
состоянии стреляются или убивают других. Я отказался сесть в
<621">геулин <622">"фиат<623">", заявив, что у меня есть
дела в Тель-Авиве. Никаких дел у меня не было. Я бросился за Яшей к
автобусу, мы успели впрыгнуть в отходившую машину. -- Яша, что с тобой?
Когда-то <624">Лия сказала, что у Яши глаза <625">врубелевского
демона. О, Господи! Чего только не покажется матери! В <626">запалых
синих глазах Яши стыли ужас и виноватость вечного "ч с и р
а<627">",<628">1 гонимого <629">"члена семьи
репрессированного", которому нет места на этой земле. -- Да что с тобой?! --
Ничего особенного, -- ответил он тихо; хотя автобус был пуст, он прошел
назад и сел на последнюю скамью. Уставился в окно, на толпу только что
прилетевших, среди которых выделялись русские -- своими картонными
"еврейскими" чемоданами. -- Еще каких-то идиотов принесло! -- вырвалось у
него. -- В Вене был открыт для них весь мир. А они сюда... -- Яша, что с
тобой?! .Может быть, помогу? Напишу. -- Ты уже защищал в
<630">"Маариве" дирижера "с мороза<631">"... И что? Все мы в
дерьме по уши! Больные ждут операции по полгода. В поликлиниках врачи
принимают по шестьдесят человек в день. Слушают сердце через рубашку:
раздеваться-одеваться пациенту нет времени. А эти гады<632">!... -- Он
не договорил: его била дрожь. Надо было как-то снять напряженность,
рассмешить его, что ли? -- Яша! -- воскликнул я, как мог, весело. -- Ты зря
от писателей отбрыкиваешься. Кто спас от небытия древнюю цивилизацию? Гомер
или римские легионы? Он покосился в мою сторону и -- захохотал. Хохот был
сухим, отрывистым, как кашель, но вместе с тем стал нервной разрядкой. --
Пойдем, Гомер, выпьем! -- предложил он, когда автобус подкатил к грязному
восточному базару, который почему-то назывался Центральной автобусной
станцией Тель-Авива. -- Ну, да... выпьем!.. Что ты на меня уставился? Яша
был единственным непьющим в семействе Гуров. Он прихлебывал на вечеринках
молоко, и поэтому Дов окрестил его <637">"молочным
братом<638">"... -- Я начинал в <639">Беломорске, -- продолжал
он с усмешкой. <640">-- Водку там пьют дамы. Мужчины глушат карельскую
бражку. Стаканами. Зелье вроде мутного, сладковатого пива. Разит сивухой и
дрожжами. <641">Бр-р!.. Домой тебя несут, как царя... Пора вернуться к
истокам. <642">Однова живем!.. Мы проходили по полутемному коридору
автостанции, гудящему от телефонных страстей; какой-то шутник смел
телефоны-автоматы, как мусор, в один угол. Абоненты с трубкой в руках
болтались из стороны в сторону, как висельники, заткнув свое второе ухо
пальцем. Чуть поодаль, на каменном полу, позванивали баночками с монетами
нищие. Тучный инвалид демонстрировал прохожим свою культю. Кто-то кинул ему
медную монетку. Инвалид тут же швырнул ее обратно в спину жертвователю. Яша
буркнул подавленно: -- Израильские нищие наглы, как государственные
чиновники. Мелочь не берут. У выступа стены приткнулся газетный киоск,
увешанный английскими и <643">ивритскими журналами с порнографическими
рисунками на пестрых обложках. Яша <644">метнулся к нему, пробежал
одну из обложек загоревшимся взглядом и -- отвернулся с отвращением. Он
прочитал издали <645">"Записки спаниеля<646">", а оказалось
"Записки Сталина". Тьфу! Мы купили пол-литра водки, заглянули в одно кафе, в
другое. Всюду толчея. Яша укоризненно выговаривал мне,