тей, в котором блуждаю я. У тебя есть чего желать, на что надеяться.
Есть хотя бы шанс на то, что выход найдется. У меня нет вообще ничего.
Между нашими ситуациями - такая пропасть, что и говорить не о чем.
  - Может быть... - вроде как согласился я. - Так или иначе, мне остался
лишь путь, который предлагает Кики. Других путей нет. Она все время
старается мне что-то передать - то ли знак какой-то, то ли послание. И я
напрягаю слух, пытаясь его разобрать...
  - Послушай, - сказал вдруг Готанда. - А ты никогда не думал, что Кики
могли убить?
  - Так же, как Мэй?
  - Ну да. Сам подумай. Так же внезапно исчезла. Я когда узнал о смерти Мэй
- тут же о Кики вспомнил. А вдруг с ней то же самое произошло? Об этом
даже вслух говорить страшно. Вот я и не говорил. Но ведь это возможно, не
так ли?
  Я ничего не ответил. Как бы то ни было - я видел ее, вертелось у меня в
голове. Там, в пепельных сумерках на окраине Гонолулу. Я видел ее. Даже
Юки об этом знает.
  - Просто как вероятность. Без фактов, - сказал Готанда.
  - Вероятность, конечно, есть. Но послания мне шлет именно она. Я чувствую
это совершенно отчетливо. У нее свой стиль, я не мог обознаться.
  Готанда долго молчал, скрестив руки на груди. Можно было подумать, что он
устал и заснул. Но он, конечно, не спал. Время от времени его пальцы
оживали и вновь успокаивались. Кроме пальцев, не двигалось ничего. Ночная
мгла просачивалась в комнату и обнимала его ладную фигуру, как родильные
воды - младенца в утробе. По крайней мере, мне так казалось.
  Я поболтал льдом в стакане и хлебнул еще виски.
  И тут я ощутил присутствие кого-то третьего. Будто кроме нас с Готандой в
комнате есть кто-то еще. Я чуял тепло его тела, дыхание, запах. Но по всем
признакам это был не человек. Воздух вокруг заметался так, словно
разбудили дикого зверя. Зверя? У меня одеревенела спина. Я судорожно
огляделся. Но, само собой, никого не увидел. В воздухе посреди комнаты
скрывался лишь сгусток признаков чего-то нечеловеческого. Но видно ничего
не было.

  35.

  В конце мая случайно - то есть, надеюсь, случайно - я встретился с
Гимназистом. С одним из той парочки инспекторов, что допрашивали меня
после гибели Мэй. Я зашел в универмаг "Токю Хэндз", купил паяльник и уже
направлялся к выходу, когда столкнулся с ним лицом к лицу. Невзирая на
совсем летнюю погоду, он был в толстом твидовом пиджаке - но, судя по
лицу, это его ничуть не смущало. Возможно, служба в полиции развивает в
человеческом организме особую жаростойкость. Кто его знает. В руке он
держал фирменный пакет универмага - такой же, как у меня. Я сделал вид,
что не заметил его, и собирался пройти мимо, но Гимназист не дал мне
улизнуть.
  - Экий вы неприветливый! - натянуто пошутил он. - Мы ведь не совсем чужие
люди. Зачем притворяться, что мы незнакомы?
  - Я спешу, - только и сказал я.
  - Что вы говорите? - напирал Гимназист, совершенно не веря в то, что я
могу куда-то спешить.
  - Нужно к работе готовиться. Плюс целая куча других важных дел, - не
сдавался я.
  - Понимаю, - закивал он. - Но, может, хоть минут десять выкроите? Как
насчет чая? Уж очень хотелось с вами вне работы поговорить. Десяти минут
хватит, уверяю вас.
  И я зашел вслед за ним в битком набитый кафетерий. Зачем - сам не знаю.
Запросто ведь мог отказаться и пойти своей дорогой. Нет же - поплелся, как
миленький, в кафетерий и стал пить кофе с полицейской ищейкой. Нас
окружали влюбленные парочки и студенты. Кофе был дрянным, воздух спертым.
Гимназист достал сигареты и закурил.
  - Давно хочу бросить - увы! - сказал он. - Пока я на этой работе - даже
пробовать бесполезно. Без курева просто не выжить. Слишком нервы стираются.
  Я молчал.
  - Нервы стираются, - повторил он. - Все вокруг тебя ненавидят. Чем дольше
работаешь уголовным инспектором - тем неприятнее ты окружающим. Глаза
мутнеют. Дряхлеет кожа лица. Почему дряхлеет лицо - не знаю, но это так.
Очень скоро начинаешь выглядеть вдвое старше своего возраста. Манера речи
- и та меняется. И ничего светлого в жизни не остается.
  Он положил в кофе три ложки сахара, добавил сливок, тщательно размешал и
неторопливым движением поднес чашку ко рту.
  Я посмотрел на часы.
  - Ах, да! Время, - вспомнил он. - Минут пять еще есть, не так ли? Не
волнуйтесь, надолго не задержу. Я по поводу той убитой девчонки, Мэй.
  - Мэй? - переспросил я как можно тупее. Не на того напал, дядя. Так просто
ты меня не поймаешь.
  Он слегка скривил губы и рассмеялся.
  - Ах, да, конечно!.. Так звали убитую - Мэй. Выяснилось в ходе
расследования. Имя, понятно, не настоящее. Кличка для работы. Проститутка,
как мы и предполагали. Я это чувствовал с самого начала. На вид -
приличная девушка, на деле - все наоборот. В наши дни все сложнее на глаз
отличить. Раньше как было? Посмотришь - и с первого взгляда ясно: шлюха.
Одежда соответствующая, косметика, мимика, жесты... А в последнее время
так просто уже не понять. Женщины, о которых и не подумаешь никогда,
занимаются этим на всю катушку. Кто ради денег, кто просто из любопытства.
Все это никуда не годится. Это очень опасно, вам не кажется? То и дело
встречаться с незнакомыми мужчинами и полностью доверяться им один на
один. А в этом обществе кого только не встретишь. Извращенцы, садисты. Что
угодно может произойти. Вы согласны со мной?
  Я поневоле кивнул.
  - Но молодые девушки этого не понимают. Им кажется, что в мире удача
всегда на их стороне. Ну, здесь ничего не поделаешь. На то она и
молодость, чтобы на это рассчитывать. Они искренне верят, что все будет
хорошо. И понимают, что это не так, когда уже слишком поздно. Когда им,
беднягам, уже на горле чулок затягивают. Финиш...
  - Так вы поняли, кто убийца? - спросил я.
  Он покачал головой и нахмурился.
  - К сожалению, пока нет. Много деталей выплыло. Но газеты ничего не
узнают, пока следствие не закончится. В частности, стало ясно, что ее
звали Мэй. Что работала проституткой. Настоящее имя... впрочем, это уже
несущественно. Родилась в Кумамото. Отец - государственный служащий.
Пускай и в небольшом городе, но в начальники выбился. Дом - полная чаша,
семья обеспеченная. Деньги регулярно ей посылали. Мать по два раза в месяц
к ней в Токио приезжала - приодеть, обеспечить всем, что для жизни нужно.
Она родителям говорила, что работает в модельном бизнесе. Старшая сестра
замужем за хирургом. Младший брат учится на юриста в университете Кюсю. Не
семья - загляденье! Какого черта дочери из такой семьи выходить на панель?
После того, что случилось, дома все в шоке. Поэтому мы пока не сообщаем
семье, чем она занималась на самом деле. Из сострадания. От известия, что
дочь задушили в отеле чулком, мать и так на грани самоубийства. Слишком
страшная новость для такой идеальной семьи.
  Я молчал. Пускай уж выговорится до конца.
  - Мы вышли на организацию, которая поставляет проституток по вызову. Не
буду говорить, чего это нам стоило. Но и выудить кое-что удалось. А
знаете, как? Отловили тр„х шлюх в фойе большого отеля. Показали им те же
фотографии, что и вам, и допросили с пристрастием. Одна раскололась. Не у
всех такие железные нервы, как у вас. Да и в ней слабину нащупали сразу. В
итоге мы узнали об Организации. Бордель экстра-класса. С членской системой
и расценками для ходячих мешков с деньгами. Нам с вами - увы! - в такие
места ход заказан. Или вы готовы за один раз с девчонкой выложить
семьдесят тысяч"На момент действия романа 70.000 иен - около 500 долларов
США"? Я не готов. Благодарю покорно. Чем такие деньги тратить, я лучше в
постели с женой сэкономлю, да сыну новый велосипед куплю. В общем, что
говорить - не для нас, голодранцев, развлечение! - Он рассмеялся и
посмотрел на меня. - Но даже захоти я им выложить эти семьдесят тысяч -
никто со мной говорить не станет. Сразу выяснят, что я за птица. Всю мою
подноготную вмиг разузнают. Безопасность - прежде всего. Сомнительных
клиентов не обслуживают. А уж уголовных следователей и подавно - но не
потому, что с полицией, в принципе, связываться не хотят. Будь я
какой-нибудь шишкой из полицейского управления - дело другое. Но только
оч-чень большой шишкой. Чтобы пригодился в случае чего. А с такого пугала
огородного, как я, все равно никакого толку.
  Он допил кофе и опять закурил.
  - В итоге мы попросили ордер на обыск всей этой лавочки. Через три дня
получили его. И когда ворвались с ордером в контору клуба - нас встретила
пустота. Космическая пустота. Ни бумаг, ни улик, ни свидетелей. Ни-че-го.
Иначе говоря, утекла секретная информация. Вопрос - откуда утекла? Как вы
думаете?
  - Не знаю, - сказал я.
  - Из полиции, откуда ж еще! Кого-то из начальства это зацепило. И нас
попросту сдали. Доказать невозможно. Но нам в отделении вс„ ясно и без
доказательств. Кто-то позвонил в клуб и предупредил: скоро, мол, гости
нагрянут, смывайтесь, пока время есть... Подло. Низко и недостойно. А
клубу, как видно, к срочным переездам не привыкать. Свернулись за
какой-нибудь час - и ищи ветра в поле. Снимут другую контору, другие
телефоны поставят - и опять за старое. Это же так просто. Пока есть список
клиентов, и девочки как надо построены - они могут продолжать этот бизнес
где угодно. И нам уже ни до чего не докопаться. Нас вышвырнули из игры.
Оборвали все ниточки одним махом. Узнай мы, кто заказывал ее в ночь
убийства, все сдвинулось бы с мертвой точки. Но теперь, когда все вот так,
наши руки опять пусты. Как дальше действовать - сам черт не поймет.
  - Непонятно, - сказал я.
  - Что непонятно?
  - Если, как вы говорите, она работала в клубе с членской системой - зачем
члену клуба ее убивать? Его же сразу вычислить можно будет, разве не так?
  - Именно, - кивнул Гимназист. - Имя убийцы не должно было отражаться в
бумагах клуба. Значит, это либо ее приятель-любовник - либо член клуба,
который вызвал ее частным образом, напрямую. Ни для первой, ни для второй
версии у нас никаких зацепок нет. Мы ничего не нашли. Тупик.
  - Я не убивал, - сказал я.
  - Разумеется. И мы это знаем, - сказал он. - Я вам сразу сказал. У вас не
тот тип характера. Вы не способны убить человека, это сразу видно. Люди
вашего типа не убивают других людей. Но вам что-то известно. Я это
чувствую. Профессиональным чутьем. Может, расскажете? Все останется между
нами. Я не полезу вам в душу, и ни в чем вас не упрекну. Обещаю. Серьезно.
  - Даже не знаю, о чем вы, - сказал я.
  - Ч-черт, - нахмурился Гимназист. - Значит, все зря... Вся штука в том,
что наше начальство не хочет давать делу ход. Ну, шлепнули в отеле
проститутку - и черт с ней, так ей и надо. У наших начальников логика
простая: чем меньше проституток, тем лучше. Большинство из них и трупов-то
почти не видали. Они и представить себе не могут, что это такое, когда
голой красивой девушке перетягивают горло чулками. Как это страшно, и как
ее жалко... Среди членов клуба - не только полицейские боссы, но и большие
политики. А у полиции ушки на макушке. Блеснет в темноте золотая
хризантема""Золотая хризантема" - нагрудный значок члена Японского
Парламента" - полицейский тут же голову втягивает, как черепаха. И чем
выше сидит - тем глубже втягивает. Что ж, не повезло бедняжке Мэй. И
погибла ни за грош, и убийцу найти уже, видать, не судьба...
  Официантка забрала его пустую кофейную чашку. Я свой кофе так и не допил.
  - Если честно, - продолжал Гимназист, - я к этой девушке, Мэй, испытываю
странное чувство. Что-то вроде родственной близости. С чего бы это? Сам не
пойму. Но когда увидел ее в кровати - голую, мертвую, с чулком на горле -
я вот что подумал. Эту сволочь, ее убийцу, я поймаю, чего бы мне это ни
стоило. Конечно, на подобные сцены мы уже насмотрелись по самое не хочу. И
при виде очередного трупа не сходим с ума от жалости и сострадания. Видел
я и расчлененку, и обгоревших до костей - какие угодно. Но ее труп был
особенный. Невероятно красивый. Стояло утро, лучи солнца падали на нее из
окна. И она лежала, словно обледеневшая в этих лучах. Глаза открыты, язык
в гортань закатился, горло чулком перетянуто. Концы от чулка на груди
уложены. Аккуратно так, в форме галстука. Я смотрел на нее - и чувствовал
странную вещь. Будто эта девочка просит меня - лично меня! - чтобы я
раскрыл эту тайну. Будто, пока я не найду убийцу, она так и будет лежать
замороженная в лучах солнца. Там, в отеле. Да так и кажется до сих пор:
пока убийца на свободе, пока дело не раскрыто - она не разморозится, не
освободится от этой судороги... Как считаете, это нормальное ощущение?
  - Не знаю, - сказал я.
  - Вы, как я понял, уезжали куда-то надолго. Путешествовали? Загар вам
очень к лицу, - сказал инспектор.
  - На Гавайи по работе летал, - сказал я.
  - Здорово... Завидую вам. Мне бы мне такую шикарную работу. А тут с утра
до вечера трупы разглядываешь. Поневоле станешь угрюмым типом. Вы
когда-нибудь разглядывали трупы?
  - Нет, - сказал я.
  Он покачал головой и взглянул на часы.
  - Ну, что ж. Ладно. Простите, что зря отнял у вас время. Хотя, может, и не
зря. Говорят же люди - случайных встреч не бывает. А разговор этот в
голову не берите. Даже таких, как я, иногда тянет по душам поговорить...
Если не секрет, что купили-то?
  - Паяльник, - сказал я.
  - А я - струну для прочистки труб. Все трубы в доме позабивались...
  Он расплатился за кофе. Я предложил ему половину суммы, но он наотрез
отказался.
  - Ну что вы, ей-богу! Это же я вас сюда заманил. Ваше время и нервы стоят
дороже. А это все так, пустяки...
  На выходе из кафетерия я вдруг кое-что вспомнил.
  - И часто вы расследуете убийства проституток? - спросил я.
  - Как сказать... В общем, довольно часто. Не то чтобы каждый день. Но и не
раз в год, это точно. А что - вы интересуетесь убийствами проституток?
  - Нет, не интересуюсь, - ответил я. - Просто так спросил.
  На этом мы расстались.
  Он скрылся из глаз - а у меня еще долго сосало под ложечкой.

  36.

  Неторопливо, точно облако в небе, за окном проплыл и растаял май.
  Уже два с половиной месяца я не брал никаких заказов. Звонки по работе
почти прекратились. Мир с каждым днем все вернее забывал обо мне. Деньги
на мой счет в банке, понятно, больше не поступали - но еще оставалась
какая-то сумма на жизнь. А жизнь моя, в принципе, не требует особых
затрат. Сам готовлю, сам стираю. Особой нужды ни в чем не испытываю.
Долгов нет, кредиты никому не выплачиваю, по автомобилям и шмоткам с ума
не схожу. Так что в ближайшее время о деньгах можно было не беспокоиться.
Вооружившись калькулятором, я подсчитал свой месячный прожиточный минимум,
разделил на него то, что осталось в банке, и понял: еще пять месяцев
протяну. За эти пять месяцев что-нибудь, да случится. А не случится -
тогда и подумаю снова. Кроме того, на моем столе красовался в рамке чек на
триста тысяч от Хираку Макимуры. Как ни крути - голодная смерть мне пока
не грозит.
  Стараясь не ломать размеренного темпа жизни, я по-прежнему ждал, пока
что-нибудь произойдет. По нескольку раз в неделю отправлялся в бассейн и
плавал там до полного изнеможения. Ходил за продуктами, готовил еду, а по
вечерам слушал музыку и читал книги, взятые в библиотеке.
  Там же, в библиотеке, я просмотрел газеты и скрупулезно, одно за другим,
отследил все сообщения об убийствах за последние несколько месяцев.
Интересуясь, разумеется, лишь теми случаями, когда убивали женщин. Глядя
на мир под таким углом, я обнаружил, что женщин в этом мире убивают просто
в кошмарном количестве. Их режут ножами, забивают кулаками и душат
веревками. О жертвах, хоть как-то похожих на Кики, газеты не сообщали. По
крайней мере, труп не нашли. Конечно, есть много способов сделать так,
чтобы труп не нашли никогда. Привязать к ногам груз и выбросить в море.
Отвезти подальше в горы и закопать в лесу. Как я схоронил свою Селедку. В
жизни никто не найдет.
  "А может, несчастный случай? - думал я. - И ее как Дика Норта, сбил
грузовик?" И я проверил все сообщения о происшествиях. О тех случаях,
когда погибали женщины. На свете происходит безумное количество несчастных
случаев, в которых гибнет до ужаса много женщин. Умирают в дорожных
авариях, сгорают в пожарах и травятся газом у себя дома. Но никого,
похожего на Кики, я среди них не нашел.
  А еще бывают самоубийства, думал я. Или, скажем, внезапная смерть от
разрыва сердца. О таких случаях газеты уже не пишут. На свете полным-полно
самых разных смертей. О каждой в газете не сообщишь. Наоборот: смерти, о
которых пишут в газетах, - исключение из общего правила. Подавляющее
большинство людей умирает тихо и незаметно.
  Поэтому - вероятность остается.
  Возможно, Кики убита. Возможно, погибла от несчастного случая. Возможно,
покончила с собой. Возможно, умерла от разрыва сердца.
  Но доказательств нет. Ни того, что она умерла, - ни того, что жива.
  Иногда, по настроению, я звонил Юки. "Как живешь?" - спрашивал я. "Да
так..." - отвечала она. Она разговаривала со мной, будто с Марса: ответы
крайне плохо совпадали с вопросами. Как я ни сдерживался, это меня всегда
немного бесило.
  - Да так, - сказала она в очередной раз. - Не хорошо, не плохо. Живу себе
помаленьку...
  - Как мать?
  - Ушла в себя. Не работает почти. Весь день на стуле сидит и в стенку
смотрит. Ничего делать сил нет.
  - Я могу чем-то помочь? За продуктами съездить, еще что-нибудь?
  - За продуктами, если что, домработница сходит. А так мы просто доставку
на дом заказываем. Живем тут вдвоем, ничего не делаем. Знаешь... Здесь,
если долго живешь, кажется, будто время остановилось. Как думаешь - время,
вообще, движется?
  - К сожалению, еще как движется. Время проходит, вот в чем беда. Прошлое
растет, а будущее сокращается. Все меньше шансов что-нибудь сделать - и
все обиднее за то, чего не успел.
  Юки молчала.
  - Что-то голос у тебя совсем слабый, - сказал я.
  - Правда, что ли?
  - Правда, что ли? - повторил я.
  - Эй, ты чего?
  - Эй, ты чего?
  - Кончай свои дразнилки!
  - Это не дразнилки. Это эхо твоей души. Бь„рн Борг блестяще возвращает
подачу, указывая противнику на отсутствие диалога в игре. Чпок!
  - Ты все такой же ненормальный, - обреченно вздохнула Юки. - Ведешь себя,
как мальчишка.
  - Ни фига подобного, - возразил я. - Я просто подтверждаю примерами из
жизни свою глубокую мысль. Это называется "метафора". Игра слов, благодаря
которой проще передавать людям что-нибудь сложное. С мальчишескими
дразнилками ничего общего не имеет.
  - Тьфу! Чушь какая-то.
  - Тьфу! Чушь какая-то, - повторил я.
  - Прекрати сейчас же! - взорвалась Юки.
  - Уже прекратил, - сказал я. - Поэтому давай все сначала. Что-то голос у
тебя совсем слабый.
  Она вздохнула. И затем ответила:
  - Да, наверное. С мамой тут совсем захиреешь... Ее настроение само на меня
перескакивает. В этом смысле она очень сильная. И влияет на меня все
время. Потому что ей наплевать, что вокруг нее люди чувствуют. Думает
только о себе и о том, что она сама чувствует. Такие люди всегда очень
сильные. Понимаешь? Под их настроение попадаешь, даже если не хочется.
Незаметно как-то. Если ей грустно - мне тоже грустно. Хотя, конечно, если
развеселится, и у меня настроение поднимается...
  В трубке раздался щелчок зажигалки.
  - Похоже, иногда мне стоит тебя оттуда забирать и выгуливать. Как считаешь?
  - Похоже на то...
  - Хочешь, завтра заеду?
  - Давай... - сказала Юки. - Вроде поболтала с тобой - и голос уже не
слабый.
  - Слава богу, - сказал я.
  - Слава богу, - повторила она.
  - Иди к черту!
  - Иди к черту!
  - Ну, до завтра, - сказал я и тут же повесил трубку, не дав ей и рта
раскрыть.

  * * *

  Амэ и правда пребывала в глубокой прострации. Сидела на диване, изящно
скрестив ноги, и пустым, невидящим взглядом сверлила раскрытый на коленях
фотожурнал. Со стороны это выглядело, как картина
художника-импрессиониста. Окна в комнате были распахнуты, но день стоял
настолько безветренный, что ни занавески, ни страницы журнала не
колыхались ни на миллиметр. Когда я вошел, Амэ лишь на секунду подняла
голов