ычерчивается светящийся зигзаг. Из другого прибора поползла бумажная лента.
В руки Скрипу дали эспандеры - резиновые колобки.
     - Жми быстрей, сильней - как только можешь! - велит Миха.
     Скрип старается. Врачи следят за экраном, рассматривают ползущую ленту.
Старший, кажется, доволен. Достал  янтарный мундштук, воткнул  папиросу.  Он
курит  исключительно "Беломор". Стоит,  чиркнул  спичкой. Сухопарый, немного
выше  среднего  роста.  Волосы гладко зачесаны назад, впалые щеки, срезанный
подбородок. Пристально глядит на сидящего в кресле.
     - Ну-с, дружок. А ты можешь принести пользу армии. Заметную пользу.
     Златоверов и Тольша отошли к столу. Старший диктует - помощник
     записывает.
     Скрип сидит на  кушетке, надевает штаны. Радик и Миха  расположились на
венских стульях,  вытянув  ноги. Оба  поджарые. Радик -  смазливый брюнет  с
тщательно подбритой ниточкой  усиков. Коллега - темно-русый. Маленькое лицо.
Густейшие жесткие волосы торчат над низким лбом, будто щетина дикого кабана.
Лоб, несмотря на молодость, - в частых продольных морщинах. В круглых близко
посаженных глазах - любопытство.
     - Как у тебя с Роксаной? - спросил Радика.
     - Пока глухо, как в танке. Думаю, не катнуться ли к Светику?
     - Ну уж нет! - Миха помрачнел.
     - А у тебя что - наклевалось?
     -  Ну...  - Миха  собрал  кожу  лба  в  гармошку.  - По-моему, она ждет
подарков. И не дешевых.
     - Не жмоться! А то я...
     Оба посмеиваются.
     ...Сестра  Светлана назначена помогать военврачам. Ее часто  видишь  на
втором этаже.


31


     Раз в палате Сашка-король говорит:
     - Меня обследывают, а сами  треплются!  Тольша мечтает Нонку вы...ть. А
этот, с  прической  "дикобраз", -  Светку. А  усатенький  блядун  к  Роксане
кадрится. Гадом буду, если не выслежу...
     После обеда король и Петух задерживаются в столовой. Прячутся за
     оконными портьерами. От столовой до лестничной площадки - два шага.
     Мертвый час. Они  - на  лестницу. Тихонько  спускаются  на второй этаж.
Подкрадываются к дверям кабинетов, слушают... Если их застают - говорят, что
снова пришли на обследование. Уж так охота помочь армии!
     Это вызывает улыбки.
     - Патриоты! Какие прыткие! За вами придут, когда будет надо.
     Они уходят на площадку. Переждали - и назад...



     Примчались в  палату - оба  невиданно возбужденные.  Не присядут. Сашка
носится  на  клюшках  от  окон  к  двери  и  обратно.   Петух  на   костылях
разворачивается  туда-сюда, крутит  башкой. Переглянулись - давятся хохотом.
Вспотели - словно из парной.
     На  Сашкиной харе -  потеки  зубной  пасты, что  смешалась  с поплывшей
черной  и  красной акварельной краской. Раздуваются  огромные  ноздри. Рачьи
глаза сверкают.
     - Ну, братва, вот это да-аа! У меня так и стоит! - он приспустил штаны,
показал торчащий член.
     Король  и  Петух  крались  по коридору  второго  этажа.  Зашли в пустой
кабинет. Часть его отделена фанерными стенками, вход в каморку закрыт темной
шторой. Это оказалась фотолаборатория.
     В коридоре шаги.  Мальчишки - в каморку. Вошли Миха и сестра  Светлана.
Он запирает дверь на ключ.
     - И все тихомолком... - Сашка едва справляется с приступом  смеха. -  А
мы шторку чуток отодвинули - нам все видать... У Светки жопа как заголилась!
Эх, и здоровая! белая-белая! На лежанку...
     - Он хотел ее рачком, - перебил Петух, - а она - не-е...
     - Она на спинку, - продолжает король, - ноги согнула, оттянула на себя,
руками помогает -  вот так...  во... Нам видать  и  п...ду,  и  его ...!  Он
коленками  на  лежанку,  на  ее  ляхи налег -  вкрячил...  Г-ха-ха-х-хх... -
рассказчик задохнулся.
     - Ох, и е...а-аал! - Петух восторженно мотает башкой.
     -  Ушли  довольные...  -  Сашка  осип от смеха, прокашливается. -  И не
знают, что мы видали...
     Вновь  и вновь  описывают  в  подробностях  увиденное.  Палата  слушает
разинув рты. Смешки, восхищенные взвизги, вскрики.
     Вдруг кто-то завыл. Коклета!  Сидит на койке, ревет во все горло, текут
слезы, слюни.
     - Братва! - вскричал король. - Он же ревнует!
     Вся палата сотряслась в бешеном гоготе.



32



     Златоверов усадил  Скрипа на тренажер  -  вроде  велосипедика. Опять  к
предплечьям прикрепили провода. Велит:
     - Поехали!
     Он нажал на педаль правой  ногой: тяжелое колесо провернулось на  весу.
Теперь надо давить левой - а она не слушается.
     - Работай той, что действует! - подгоняет Радик.
     Он вложил всю  силу  в правую  ногу  -  колесо  вращается. Вдруг  левая
соскользнула с педали, больно ударилась о нее. Со щиколотки содралась кожа -
кровь...
     - Ерунда! - роняет Радик. - Хочешь быть солдатом - будь им!
     Стопу примотали к педали изоляционной лентой.
     - Давай!
     Он налегает правой - вращает колесо, "возит" левую. Старается.
     - Быстрей-быстрей-быстрей!!!
     В висках пульсирует боль.  Все тяжелее  дышать.  А они торопят-торопят.
Смотрят на экран, на ползущую бумажную ленту. Вдруг - темно. Обморок.
     ...Он лежит на кушетке. Миха измеряет давление, слушает сердце.
     - У нас есть все, чего ни пожелаешь, - повернул голову к Златоверову. -
Дистрофики? Нате! Крепенькие? Пожалуйста! И середнячки. И полные паралитики.
Есть паралич вялый, есть спастический...
     -  С  поражением  головного мозга  и без! - вставил Радик. -  Насколько
различно будет проявлять себя "бэшка"?
     - Иммунная система... как покажет  себя здесь?  - Златоверов  указал на
Скрипа. - И как - при церебральном параличе?
     Врачи  продолжают  обсуждение. Потом старший  отошел  к столу,  занялся
бумагами. Трое помощников расселись на стульях.
     - Ко мне Нонна нынче с сюрпризом, - делится Тольша.
     - Что такое? - любопытствует Миха.
     - Заявила:  Попов  узнал! Лютует  страшно. Вытуривает ее с работы. И...
она   на  меня  так   смотрит...   -   на   простоватой  физиономии   Тольши
досадливо-недоуменное выражение вроде: "Я щи просил, а что дали?"
     - Она хочет, чтобы ты  на ней  женился,  а ты  пасуешь, так?  - смеется
Радик.
     -  А  мы женим,  женим! -  потирает руки  Миха. - Или  я  к  ней клинья
подобью...
     -  У  меня  тоже  новостишка.  -  Радик  многозначительно  помолчал.  -
Роксана...
     - Дала? Ну-ну-ну?..



33



     Ийка поправилась  после операции.  И пришла к  Скрипу  и  Проше. Они не
обозвали ее, как было приказано.
     Когда Ийку  вытолкали, король велел  снять с ног  Скрипа  гири: тяжелые
стальные  диски. Его  стащили на пол, повалили навзничь. Диски сложили в две
стопки,  придвинули  к голове с  двух сторон. Голова зажата ими. Уши поддеты
краями дисков - прижаты к стали.
     Опираясь на клюшки, над ним  наклонился  Сашка.  Зияют дрожащие ноздри.
Толстый кончик носа круто вздернут, а вместо переносицы - выемка. Выпученные
наглые  глаза.  Поперек  лба  шрам,  заключенный в две черные шпалы.  Скулы,
подглазья намазаны зубной пастой. Над вывернутой верхней губой - акварельные
усики в две полоски: черная и красная. В волосах блестит складной ножичек.
     -  Дарю  пощаду... - король раздувает ноздрищи, двигает кожей черепа. -
Но залезешь в палату к бабам, к своей сучке: сп...дишь конфеты.
     - Не-е!
     - Не  нет, а да!  -  здоровенные  Сашкины  пятерни  охватывают  рукояти
клюшек. Он приподнял тело, опустил подбитые  сталью каблуки  на стопки гирь,
меж которыми зажата голова Скрипа. Каблуки встали на поддетые дисками уши.
     - А-ааа!!! - страшный крик боли был тут же заглушен: мальчишки неистово
бьют в  ладоши,  затянули: - А-ля-ля-ля-ля!.. - Петух  лупит в поднос как  в
бубен. Глобус в головодержателе мычит ничуть не слабее коровы.
     Король приподнял каблуки.
     - Полезешь?
     Мучительный спазм перехватил Скрипу горло, свел челюсти. Лицо  искажает
судорога.  Прорвались  рыдания.  Повелитель  наблюдает  с  интересом,  ждет.
Наконец Скрип выдавил:
     - Н-ннн... н-не полезу...
     - Ништяк, - неожиданно мирно сказал Сашка, - мне даже лучше! Щас за ней
пойдут.  Скажут - ты зовешь. Ее будут  держать, и я ее  вы...у! Ты не видел,
как Миха  Свету е...л. Увидишь, как я - твою сучку! - осклабился. - И ничего
мне не
     будет! Все скажут: она сама  пришла.  И сколько  уже  раз приходила! Ко
мне. Хотела - я отказывался. Но - дохотелась!
     - Йи-и-ги-го-го-го! - заржала свита.
     - Полезу.



34



     Дома ему внушили:  самое стыдное - красть. Просить - тоже очень стыдно.
Но воровать - хуже!
     И вот он идет воровать...
     Дождался,  когда девчонки  ушли  в  красный уголок смотреть  телевизор.
Владик донес: у них  в палате  осталась лишь  одна  лежачая. Она  - слева от
двери, в дальнем углу. Надо пробраться так, чтобы не заметила...
     Клюшку  она услышит -  пришлось  оставить.  Коклета помог ему  выйти  в
коридор. Дальше Скрип передвигается, опираясь о  стенку. Поли  следят. Шажок
за шажком  -  к  девчоночьей  палате.  Вот,  наконец,  дверь.  Опустился  на
четвереньки, лег ничком. Нужно вползти на животе: лежачая не увидит со своей
койки.
     Тихонечко  приотворил дверь. Слабо  светит  единственная  лампочка.  Он
ползет под ближнюю кровать. Тумбочка.  Конфет здесь нет... Дальше, дальше. И
тут пусто. Вдруг какая-нибудь девчонка припрется? Он зажмурился от ужаса. Но
еще страшнее, если он вернется без конфет...
     И в этой тумбочке нет их! Скорее к следующей... Нету.
     Он  открыл дверцу - коробка! На ней нарисована  ваза, полная шоколадных
конфет, - в венке из алых, белых, желтых цветов. Пусто? Нет! Коробка тяжела!
Ее даже не открывали.
     Взять и... скорее же!
     Украсть целую коробку...  полную коробку...  Он не смеет. Дрожит,  весь
трясется.  Спеша  надрывает  бумагу,  поддевает ногтями  картон.  Взял  одну
конфету. Вторую. Хватит! Теперь прочь...
     А к двери ползет лежачая. Она услыхала, как он возится, слезла с койки.
До двери доберется раньше его.
     - Ты не выйдешь! Сюда! Девочки, сюда!!



     Он скрючился на полу  - оглохнуть-ослепнуть-окостенеть! Прижался ртом к
руке - грызет ее. Втянул голову в плечи. А они  шумно топочут вокруг, стучат
костылями.
     - Жулик! Жулик! Во-ор!
     Пару раз  шлепнули его, ткнули клюшкой.  Уж  больно  жалок, чтобы  бить
по-настоящему. Вдруг одна кричит:
     - Давайте его разденем!
     - Разденем, ха-ха-ха!!! - как все обрадовались.
     Схватили за ворот,  потянули  за  ноги - распрямить его,  чтобы удобнее
было раздевать. Он подогнул  коленки к подбородку, обнял их изо всей силы. А
девчонки тормошат, цап за руки - разводят в стороны. Выпрямляют ноги...
     Взмолиться-взмолиться-умолить: пусть  лупят сколько охота! он сам будет
лупить себя! разобьет об пол нос!..
     Только бы оставили в штанах.
     Без штанов при девчонках - о-оо!
     Молить их - а голоса нет. Он лишь судорожно икает.
     ...Они с  хохотом  сдернули с  него  рубаху,  майку. Тянут  портки.  Он
вцепился в материю. Рванули так, что обломались ногти...
     Он  вжимается лицом в  пол до того,  что кончик носа  свернулся  набок.
Держать  трусы,  держать!  Ему сдавили  запястья, разгибают пальцы.  Ширк  -
кончено.
     - Ха-ха-ха! - залились на все голоса. Девчонки!
     Он совсем-совсем голый - при девчонках!
     Радостно топчутся.  Он притиснул  к вискам  кулаки.  На затылок  что-то
мягко упало. Его трусы бросили ему на башку. Девчонка запела:

     Я лежу у речки,
     Солнышко блестит,
     Спинку мою гладит,
     Попку золотит.

     -  Хо-хо-хо! Хи-хи-хи! - сколько хохоту, визгу. Сколько топота. С каким
восторгом хлопают в ладоши. - Попку-золотит-попку-золотит-попку-золотит!
     - А ну - перестаньте!
     Он крутнулся от  этого  голоса.  Раскатиться - и об  стенку! Вдребезги!
Чтоб и пятна не осталось.
     - Конфеты - мои! Я ему отдаю. Всю коробку.



     Он лежит на боку, надевает трусы. О-оо, как это долго! Левую ногу нужно
сгибать рукой, приподнимать... Девчонки смотрят. И Ийка...
     Теперь -  портки.  Правая нога влезла в ту  же штанину,  куда он всунул
левую. У-ууу! Он  гримасничает, дергает штаны,  торопится.  И  нет  конца...
Девчонки глядят.
     И Ийка...



35



     Тьма. Ночь.
     Он убегает... Ладони,  живот,  коленки  намазал  клеем. Вылез  в  окно,
прилип к наружной стене. Отдирает от нее  ладони, передвигает ниже. Так же -
живот. Коленки. Передвигается вниз "по частям". Как гусеница...
     Вот-вот грянет тревога. Чтобы его вернуть...
     Зев водостока. Скорей сюда! Вытянув руки  вперед, всунулся в  трубу.  В
ней отвратительно склизко,  липко.  Но он втискивается в  нее глубже,  чтобы
спастись.   Карабкается   вверх.   Ногти  мерзко   скрежещут   о   ржавчину.
Обламываются.
     "Трубу не сдерут, как штаны! - думает он. - Я спасся!"
     И вдруг вновь ужас: "Они будут ждать дождя..." Как жутко!..
     Неожиданно мысль: "А я и в дождь не вылезу!"
     Облегчение...
     В   животе   затрепыхалась  птица.  Бьет,  бьет   крыльями.  Крылья   в
острых-преострых  перьях. Секут, секут  его нутро. Резь! О-оо-м-ммм!..  Клюв
впился в кишки... птица рвется из живота.
     Вырвало.  Полегче...  Потолок  колеблется.  Рушится... Глыбы,  глыбы...
Крикнуть! А голоса нет.  Глыбы  громоздятся на него: разбухшие,  мягкие.  До
чего тяжелы! Давят! Стиснули! Воздуха...
     А кому-то весело. Голос - звонкий-звонкий! -  поет:  "Я лежу у речки...
попку-золотит-попку-золотит-попку-золотит..."



36



     - Бр-ррр! Об-блевался! - голос Сашки-короля. Утро?..
     Не  сон. Сашка  подбросил-поймал  шоколадную  конфету.  В пасть.  Жует,
словно хлеб; желваки ходят, двигаются уши.
     Скрип отдал ему вчера Ийкину коробку...
     Глядит на Скрипа, рожу кривит:
     -  Бр-ррр! - И жрет конфету. Возле него Петух. Глазки-точки  в мохнатых
ресницах.
     - Это его бабы так отпи...ли! По желудку напинали!
     Король кивнул. И поскакал прочь на клюшках. Ему неинтересно.


x x x


     Скрипа  положили в  бокс. Есть  особая палата,  разделенная на  боксы -
узенькие  каморки.  В  них   держат  заболевших  гриппом,  ангиной.  Роксана
Владимировна опасается,  что  Скрип  заразный. На всякий  случай  колет  его
пенициллином. А у него был невроз желудка...
     В боксе - кровать, тумбочка; на полу - судно. И больше ничего. Окошко -
под самым потолком;  не открывается; выходит в палату. Поэтому в  каморке  и
днем полутемно. Дверь заперта.
     Тошнота,  температура у Скрипа прошли. Он отдыхает  от вытяжения. Петля
Глиссона  не стискивает челюсти, ремни не впиваются в лодыжки. Можно  лежать
как хочется: на боку, на животе.
     Но до  чего же  ему  плохо! Невыносимо!  Видит-видит  себя  в палате  у
девчонок.  Они  срывают с него  штаны, трусы...  Хохочут!  Об этом нельзя не
думать. Он кусает губы в кровь, бьет  себя по  щекам, по  лбу -  и все равно
видит себя там...
     "Я убью! Убью Сашку!"
     Сколько раз видел  в  фильмах, как убивали. Из автомата.  Из пистолета.
Саблей. Ножом. У него ничего этого  нет - но как надо! надо убить эту тварь!
Проклятую-страшную-мерзкую... Каких только слов ни заслужила гадина.
     О, если б Сашка  был связан!  Скрип точилкой для  карандашей строгал бы
его задранный  толстый  кончик носа... Раз  няня Люда изобразила,  как хорек
загрызает курицу.  Если б гад был  связан,  Скрип  загрыз  бы его, как хорек
курицу! И пел бы от счастья...
     Помоги же кто-нибудь! Мать бросила его здесь. Мать, отец, бабушка -
     далеко, как  далеки герои  сказок.  Как Финист  Ясный Сокол.  Как Марья
Моревна. Их можно лишь представлять... Отец сидит дома за письменным столом,
на котором горит  лампа  с  темно-голубым абажуром. Стопка тетрадок. Отец их
проверяет, он учитель. Обмакивает перо в красные чернила, исправляет ошибки,
ставит отметки.
     У стола  стоит  кожаный  коричневый  диван.  Скрип так  любил, лежа  на
диване, наблюдать за отцом... Думает он сейчас о своем сыне?
     Обещал  щенка-волкодава...  Мать  уверяла:  только  покажу  врачам -  и
домой... Обманули. Предали.


x x x


     Он нашел в тумбочке шарики от шарикоподшипников. И завернутые в бумажку
палочки бенгальского огня. Наверное, их кому-то принесли перед
     Новым годом. Но зажечь не пришлось - хозяин попал в бокс. Вероятно, тут
ему стало хуже, и его отправили в инфекционную больницу - иначе не бросил бы
здесь.
     Шарик закатился под тумбочку. Скрип хотел приподнять ее, и вдруг крышка
отстала. Снялась.
     Он  понял,  как  тут  развлекались...  Собрал  на полу все  одиннадцать
шариков.  Положил  на  них  крышку  от  тумбочки. Опустился  на  крышку,  на
подогнутые ноги. Можно немножко проехать: туда-сюда, туда-сюда...
     Если  бы  появился  Сашка  - тут  же  отнял  бы  и это развлечение.  Он
представил: король отшвырнул его, усаживается на  крышку... крышка  трещит -
она не то что крепкий широкий подоконник...
     Скрип замер. Его осенило.



37



     Когда  он вернулся  в  палату, в одном  кармане была  горсть шариков, в
другом - шесть палочек  бенгальского огня. Улучив момент, он переложил это в
свою тумбочку.
     Лежа на  вытяжении,  Скрип  дождался, когда ходячие  выйдут, и  шепотом
сообщил план Кире и Проше. Они стали думать... Как это их захватило! Думают,
перешептываются.
     Через два-три дня Киря сказал: крышка от  тумбочки не годится. И  Скрип
как  раз сообразил это. Им  нужна доска, что лежит  в  "кубовой". Эту  доску
кладут поперек ванны, сажают на  нее тех, у кого загипсован торс, кому можно
мыть только ноги. Доска примерно с подоконник шириной.
     Еще  им  нужны спички...  Скрип  достал  пустой  спичечный  коробок  из
мусорного ведра в уборной. А когда вечером поли ушли в красный уголок, залез
в тумбочку к Сашке и стырил из полного коробка  штук десять спичек. В другой
вечер Скрип развязал бинты на Кириной люльке. Тот спустился на
     тележку. Они приволокли  из "кубовой" доску, спрятали под матрац Проши.
Его
     койка ближе к окну, чем их кровати.
     Им  на руку, что  Бах-Бах  лечится после "фокуса".  Вместо нее  дежурит
сестра Светлана. Со второго этажа поднимается в сестринскую Миха. И Светлана
не думает заглядывать ночью в палаты.



     ...Три друга поклялись: молчать! (после того  как их  план исполнится).
Пусть  их пугают, пусть допытываются - ни словечка!  Посадят в тюрьму? Им-то
лучше! В  тюрьме  не  лежат  на вытяжении  или  в гипсовой  люльке.  Там  не
подтягивают к "гусю".
     Может, будет лучше признаться - и в тюрьму?



38



     Он опять не пошел смотреть  телевизор. Какие фильмы - когда... Сидит на
койке.  Справа  лежит Проша. Дальше - койка  Сашки, сейчас пустая. Над ней -
часть окна: примерно,  его  треть. Когда король прыгает с  койки на середину
подоконника, ноги повисают над полом.
     Окно распахнуто. Лето. Вечер душный.
     Слева от Скрипа - Киря в гипсовой раковине. В палате еще  двое лежачих.
Но их койки далеко, там не слышно, о чем шепчут друзья.
     - Почему не говорим ничего? - прошептал Скрип.
     Проша глубоко вздохнул. Глаза изумленные - точно увидели Ивана-Царевича
на Сером Волке.
     - Ну, чего ты? - нервно спросил Скрип.
     - Хоть бы все получилось... - Проша вздохнул опять.
     - Не фиг бояться! - сказал Киря.
     Скрип  вдруг  заметил: друг дрожит.  Примотан бинтами  к  люльке, и все
равно видно, как трясется. А сам не дрожит? Даже зубы стучат.
     - Вот-т-т... - выдавил Киря, - пог-г-говорили...


x x x


     Поли  возвратились восторженно-взвинченные: какой был фильм!  Про  двух
грузинских  мальчиков-пастухов.  Они  были   одни   зимою  в   горах.  Нашли
израненного замерзающего человека, привели в свою хижину. А тут напала
     огромная стая волков - рвут овец. Мальчики стреляют из старинных ружей,
а  волки уже разорвали  их любимую овчарку...  Спасенный человек  отогрелся:
оказывается,  это  кровавый  убийца.  Подкрадывается  к  мальчикам сзади,  с
ужасающей усмешкой заносит кинжал...
     Поли  делятся впечатлениями н