Возьмем травматиков. Они, как и  поли, не были больны от рождения. Зато
покалечились "или по своей дурости, козлы, или их уронили козлы-родители!"
     А поли страдают безвинно.
     Они -  лучшие  и  они всегда  в войне  против всех!  Встретился чужой в
коридоре, в процедурной, в уборной: если не можешь с ним справиться - харкни
в него, обзови! Иначе ты - предатель.


x x x


     Как-то Скрип  скажет  няне  Люде: а здорово,  что он  - поли.  Няню всю
передернет,  точно  ей  дали тычка в бок. Она хрипло рассмеется, подсядет на
его койку.
     - Ты это им скажи! - покажет пальцами в пол.
     Объяснит,  что  этажом  ниже  лежат  искалеченные  начальники  и   дети
начальников. Сколько там простора, воздуха, света! Кругом живые цветы.
     Чистота  - ни  пылинки.  Няньки  и  сестры  ходят  в тапочках, подшитых
войлоком,  чтобы  не  беспокоить  больных звуками шагов. К  столу там всегда
свежие овощи, фрукты. Зимой - клубника, виноград! А сколько всего еще родные
и друзья приносят!
     - Там-то лечат!
     - А нас? - спросит Скрип.
     - Вас?! Ха-ха-ха! Вы здесь для отчетности и чтобы на вас учиться, чтобы
диссертации писать. То-то я зову - "братцы-кролики". По-до-пыт-ны-е!



12



     Роксана  Владимировна   назначила   Скрипу  вытяжение.  Его  голову  от
подбородка до темени охватывает жесткая парусина. Этот наголовник называется
- петля Глиссона. Петля  крепится к спинке кровати,  изголовье приподнято, к
ногам привешены гири.
     Его вытягивают, чтобы распрямить позвоночник, пораженный полиомиелитом.
Может, Скрип и стал бы прямым - лежи он на вытяжении всю жизнь. Но ведь надо
же и вставать, и  передвигаться... Ему сделают корсет, чтобы держал торс, не
давал позвоночнику согнуться. Но металлический каркас
     корсета не выдерживает, горб выпирает снова.  Через каких-то два месяца
корсет  примет форму изуродованного торса. Вот и таскай бесполезную тяжесть,
которая к тому же не дает расти грудной клетке.
     Пораженным  мышцам  нужны  массажи,  лечебная  гимнастика,  укрепляющие
ванны.  Кого-то  так  и лечат. Ну, а его участь -  недвижно лежать с раннего
утра  до ночи. Затрат - никаких! Мышцы продолжают атрофироваться,  но кто за
это спросит?


x x x


     Петлей стиснуты челюсти - ноют  все сильнее. А как больно щиколоткам! В
них врезаются твердые ремни, к которым подвешены гири.
     Перед глазами - белый потолок. Днем он высокий, а когда становится ниже
и  все  больше темнеет по краям, значит - наступает вечер. Скрип лежит через
две койки  от окна. Но если напрячься  и  сместить  голову вправо,  то можно
увидеть немножко неба.  Иногда там виден  кусочек облака. Представляешь, что
это - часть  холма.  За  ним  притаились разбойники.  Поджидают путников. Те
приближаются по  голой  унылой равнине...  Вот бы путником оказалась  сестра
Надя! Или Бах-Бах! Или Сашка-король! А у разбойников - огромные острые ножи,
здоровенные дубины. Косматые-прекосматые бороды. Как выскочат из-
     за холма! "Ха-ха-ха! Стра-а-шно?" И по башке дубиной. Или ножом чик - и
покатилась голова как мячик. "Ну-ка, теперь поори!"


x x x


     На кровати слева лежит Киря в своей гипсовой люльке. Если собраться с
     силами, то удается  сквозь  стиснутые  зубы  немного поговорить. Иногда
Киря
     что-нибудь  тихо  рассказывает. Например,  откуда  Сашка узнал, что  он
назвал
     его полным  гадом?  От Глобуса. Тот  -  главный  сыщик его  величества.
Родители
     присылают  Глобусу конфеты,  а он  подкупает ими мальчишек: а  ну,  кто
плохое сказал о короле?
     Кирю выдал Коклета  - его  койка  слева  через  одну.  Сейчас  его нет.
Наверно, он с другими ходячими в уборной: писают - кто дальше? Или  щелчками
запускают в оконное стекло катышки пластилина.
     Вот мальчишки вернулись. Коклета, опираясь на костыль, скачет на правой
ноге. Левая висит как плеть.
     - Га-а!  Ка-ак я  с-ссыканул! Дальше Валадика! - с  выражением  счастья
вытирает ладонью слюнявый рот, высмаркивается на пол.
     - Владика! Дубина... - поправил Владик.
     Коклета  не  обиделся.  Падает  спиной  на  кровать.   Больную  ногу  -
тоненькую, босую - подвернул к лицу,  будто тряпочную, стал  грызть отросшие
старчески-сморщенные желтые ногти.
     Когда  он  в первый  раз съел  больничную котлету -  гадкую  котлету из
хлебного мякиша, лука и доли дрянного фарша - то восхищенно воскликнул:
     - Вкуснота-а-а!
     Узнав, как называется кушанье, сказал:
     - Ага! Я не видал, однако слыхал: коклета!
     Его фамилия Французов. Он из Можайского района, из деревни. Она сгорела
осенью сорок первого. Но и через тринадцать лет после войны
     полдеревни все  еще живет в землянках. И это - в шестидесяти километрах
от Москвы! Коклета Французов рассказал: его родители оплетают изнутри стены,
потолок землянки прутьями ивы и мажут речным илом.
     В девять лет  он не знал, что такое известка.  Глядя на потолок палаты,
говорил с интересом:
     - Эк-ка, ил-то белый, а?!
     В институт попал благодаря какой-то случайности. Здесь все ему нравится
невыразимо.



13



     А Киря приехал из Орла.
     - Поэтому, - сказал Скрип, - у тебя брови... орлиные.
     - Чего? - удивился Киря. - Даешь! Ты видал у орлов брови?
     Нет, ответил Скрип, он видел орлов только издали, в зоопарке. Бровей не
заметил. Но он  слышал слова "орлиный взгляд" - как здорово!Значит, и  брови
бывают - орлиные!
     В Орле Киря живет в большой квартире. Она отдельная, а не коммунальная.
Отец у него - дирижер военного оркестра. У Кири есть сестры Анюта и Танечка,
близнецы. Им пять лет.
     - Мама говорит, - шепчет он, - что они лицом еще  красивей меня. И ведь
обе здоровые! Они так быстро бегают!
     Киря  вернется  домой - отец для него  закажет  специальную  коляску на
велосипедных колесах. Анюте и Танечке купит велосипеды. И то одна, то другая
будут возить  его на прицепе, куда он только ни попросит. Он их очень любит.
А как они любят его!
     А сейчас, когда ему разрешают ненадолго вылезти из  гипсовой  кроватки,
он ездит на низенькой тележке. Это скрепленные перекладинами  две дощечки на
шарикоподшипниках. Он опускается на тележку, садится на подогнутые
     парализованные ноги. Берет деревянные утюжки, отталкивается ими от пола
- поехал! Шарикоподшипники по полу - др-р-р, др-р-р...



14



     С  таким же жестким  звуком ездит  "гусь". Он из металлических  трубок,
винтов, шарниров. Его шея загибается вниз под самым потолком.
     Как-то дома мать дала Скрипу мясо с подливкой:
     - Попробуй! Это гусь.
     Разве он мог тогда подумать, что настоящий-то гусь - вон какой?
     Справа от Скрипа положили Прошу. Между их койками стоит "гусь". Роксана
Владимировна решила: обычного вытяжения Скрипу мало. Его опоясали парусиной,
протянули шнур к "клюву гуся". Гири тянут за ноги, "гусь" - вверх и вправо -
за середину туловища.
     Он же тянет вверх ноги Проши,  на его живот положили бандаж. Так думают
выправить искривленную поясницу.
     Приехал Проша из города Гусь Хрустальный: бывает же! Он там с мамой жил
в общежитии, в одной комнате с тетей  Ирой и ее маленькой дочерью Юлей. Мама
и тетя Ира работают на  фабрике. К тете Ире  приходят или дядя Юра, или дядя
Леня. Тогда мама берет Прошу, Юльку и идет с ними гулять.
     А  то к  маме придут: или смешливый дядя Валя  с  громким голосом,  или
высокий-превысокий дядя Витя,  который  почти  не  разговаривает.  Или  Иван
Поликарпович. Его мама зовет на "вы". Улыбаясь, качает головой:
     - Опять вы выпимши, Иван Поликарпович. Ай-яй-яй!
     А он:
     -  Насчет  квартиры  я улаживаю.  Будет тебе квартира,  будет! Но  надо
подождать.
     И теперь тетя Ира забирает гулять Прошу и Юльку.
     Он рассказывал об этом  Скрипу  - мальчишки подслушали.  Смеются. Сашка
называет Прошину  мать матерными словами. Койка короля  -  под самым  окном,
справа от Проши.
     - Кому  мать  больше  дает?  -  спрашивает Сашка.  - При  ком вы дольше
гуляете?


x x x


     - Погуляем! - услышал  Скрип  от Бах-Бах. Она повезла его  из палаты на
коляске для  лежачих.  Так бывает, когда срочно понадобишься врачу  - станут
тебе врачи ждать, пока сам доплетешься? Скрип слышит сиплое дыхание  Бах-Бах
и запах чеснока. Почему-то кажется: она вот-вот зверски рявкнет! - он тут же
обкакается от ужаса. Он это знает.
     Коляска  вкатилась  в кабинет  Роксаны Владимировны.  На кушетке  лежит
раздетая  девочка.  Он видит  - у нее такой же горб и  такие же искалеченные
ноги, как у него. Но девочке уже лет тринадцать.
     -  Одевайся! - сказала  ей  Роксана Владимировна,  она окончила осмотр.
-Через месяц станешь стройная, как тополь.
     Девочка плачет. Она и не верит, и так хочется верить!
     - Вы... успокаиваете... - не отрывает глаз от лица докторши: красивого,
молодого, строгого.
     Та  занята  своими  мыслями,  еще  раз  ощупывает   перекошенные  плечи
девочки...  Вот кушетка освободилась. Бах-Бах укладывает Скрипа, нижние веки
у нее распухшие, морщинистые, с красной каемкой.
     Нахлынул запах  духов  - Роксана Владимировна наклонилась, поворачивает
Скрипа так и  эдак... до чего у  нее жесткие пальцы!  Он боится ее взгляда -
отвернул голову вбок. У противоположной стены - отопительная батарея, на ней
лежит кот Махмуд, серый  с черным боком, толстый. Скрип  слышал, что  Махмуд
очень старый. Шерстка вокруг кончика носа и на ушках серебристо-седая.
     Врач вертит руки-ноги Скрипа - а он весь превратился в страх...
     А кот спит  на  теплой  батарее.  Будто чем-то  туго набили  валенок  и
положили.
     Вошла еще одна докторша. Скрип услышал ее голос:
     - И этого оперировать? - она спрашивала о нем.
     Роксана Владимировна недовольно ответила:
     - Возможно... Будем думать.
     - Но - возраст?
     -  Возраст...  -  рассеянно  повторила  Роксана  Владимировна,  занятая
осмотром.
     Стала больно нажимать  пальцами на  его позвонки  -  у нее  испортилось
настроение.  Докторша  ушла,  а  Роксана  Владимировна со злостью  ходит  по
кабинету. Что же так занимает ее?
     Группа  советских хирургов  была удостоена  государственной  премии  за
исправление  сколиоза.  Вот  какой  они  создали   метод.  Больному  удаляют
искривленные ребра и в ходе этой же операции выпрямляют позвоночник. Из ноги
берут  малую  берцовую  кость  и  прикрепляют  к  позвоночнику.  Это  как со
сломанным деревцом: выпрямить и привязать к нему палку для поддержки.
     После операции  у  больного нет  горба.  Был скрюченный  горбун -  стал
прямой человек!  Чиновники, которым это показали,  поняли, какое  достижение
советской хирургии можно преподнести миру!
     Меж тем позвоночник  человека  - не  ствол  деревца. Когда  позвоночник
парализован, малая берцовая кость -  не та  подпорка, чтобы удержать  его  в
выпрямленном  положении. Кость  "рассасывается"  менее  чем  в  полгода -  и
больной снова искривлен, скрючен! Скрючен больше, чем до операции!
     Но у него имеется и вторая малая берцовая кость... Операцию повторяют.
     А потом?  Потом  - все  тот  же  корсет  с  головодержателем.  Гипсовый
панцирь. А спина теперь не только искривлена - она и вся искромсана. Ноги, и
без того пораженные полиомиелитом, лишены и малых берцовых костей.
     В 1958  метод  был  нов.  Роксана Владимировна - одна из первых молодых
хирургов, что  взялись его  осваивать. К тому дню, когда Бах-Бах  привезла к
ней Скрипа,  ей недостает  трех операций, чтобы защитить кандидатскую. Скрип
неподходящ  - всего  шесть  лет!  А  после  операции  останавливается  рост.
Недоброжелатели, завистники (конечно, они есть у Роксаны Владимировны) могут
уцепиться за это...
     Потому она колеблется. Но и тянуть с  диссертацией нельзя.  Вдруг метод
(его результаты  она, разумеется,  хорошо знает)  -  "не получит дальнейшего
распространения"?
     Скрип  лежит  ничком  на кушетке,  скосил  глаза вбок.  Мелькнули  полы
халата,  стройные  сильные   ноги.  Роксана  Владимировна  все  ходит.  Ноги
мелькнули опять - но уже в другую сторону. И вдруг что-то с шумом упало. Кот
Махмуд  свалился с батареи. Прижался к полу -  до чего  растерянно, обалдело
глядит! Вот как заснул! Шевельнулся во сне - и бряк.
     Звенящий голос Роксаны Владимировны:
     - Возрастной паралич начинается!  Не хватало, чтобы куда-нибудь залез и
сдох. - Она велела Бах-Бах: - Приготовите мне... сделаю укольчик.
     Бах-Бах ухмыльнулась,  и Скрип понял:  Махмуда  ждет  какое-то особенно
нехорошее лечение. А кот уселся себе посреди кабинета и  умывается.  Бах-Бах
пихнула его ногой:
     - Брысь, дармоед!
     - Я не просила вас это делать! - вдруг еще сильнее разозлилась врач.
     Она взяла из  холодильника бутерброд с  ветчиной, присела на  корточки,
позвала кота и протянула ломтик ветчины к его носу. Махмуд стал есть.
     Ему  и  Скрипу  повезет.  Укольчик  коту  в  тот  день  не  сделают,  и
позвоночник  Скрипа  не тронут.  В  институт  поступили  две девочки гораздо
старше его. А девочки всегда так терзаются из-за того, что сгорбленные! сами
умоляют   врачей:  "Делайте  что  хотите   -   только  выпрямите!"   Роксана
Владимировна и занялась...
     А метод, вопреки ее опасениям, превозносили еще пуще.  Иначе не могло и
быть: государственная премия! Она уже дана!
     В 1960 исправление сколиоза приращением  к  позвоночнику малой берцовой
кости практикуется, помимо Москвы и Ленинграда, в Казани, в
     Куйбышеве,  в  Саратове,  в Свердловске.  А  еще  через  три  года  - в
клинической
     больнице почти каждого областного города.


15


     Передовая советская медицина внимательна не только к  новому.  И хорошо
проверенное старое тоже не стоит забывать.
     Профессор Попов  еще в конце тридцатых годов сделал свое открытие. Стал
лечить  больным парализованные  ноги укорачиванием  прямой мышцы  бедра. Это
называлось "частичным восстановлением утраченных функций конечности".
     Не  похожа ли парализованная мышца  на ослабевшую  подтяжку для брюк?..
Что делают, чтобы подтяжка стала потуже? Укорачивают ее.
     Вот и молодой  в  тридцатые годы хирург Попов  начал  вырезать  больным
куски  пораженной  прямой  мышцы  бедра,  полагая,  что  укороченная  мышца,
"подтянувшись", став "туже", будет "частично действовать".
     Известные,  с еще  дореволюционным  образованием  профессора  выступили
против метода Попова  - ох, и нехорошие довелось пережить ему деньки... Зато
после  войны  жизнь  ему улыбнулась. Начались  гонения  на  "космополитов" -
светила, которые в свое  время раскритиковали его, попали  под  репрессии за
"низкопоклонничество  перед  Западом". Тогда-то Попов о себе и напомнил: эти
предатели-де зарубили на корню его метод лечения - метод русского, с исконно
русской фамилией хирурга.
     До  чего  ко  времени-то!  Дополнительное  обвинение  пришили  "агентам
Запада" - оболгали, опорочили достижение отечественного врача-новатора...
     Тут  же  -  ход  достижению, дорогу  новатору. Что  значит  - в  случай
попасть! Сверху - благоволение, со всех сторон - почитание.


x x x


     Возглавивший институт Попов уже не делал операций: нужда отпала. К чему
на такую мелочевку размениваться?
     Глядь, пришлось прежнее и вспомнить...
     Один из давних его критиков в лагере не сгинул, при Хрущеве воротился в
Москву. И как-то старику попало на слух, что в именитом институте директором
Попов... Уж не тот ли?
     Оказалось -  тот самый и есть. Старик принялся  писать наверх:  как же,
мол,
     так  - человек,  своими  операциями  нанесший  огромный  вред советским
больным, стоит во  главе видного учреждения и, возможно, продолжает пагубное
дело.
     Наверху и при  Хрущеве  сидели люди старой закваски,  родные  с Поповым
души. Потому писания, хлопоты неуемного старца имели только  один результат:
пошли разговоры...
     Разговорам   (была  ж  "оттепель"!)   сообщало  соблазнительный   душок
выражение старичка:  "Разве  допустимо, чтобы в Советском  Союзе действовали
компрачикосы?"
     Благодаря "компрачикосам" разговорчики и захватывали.



     Сашка-король  услышал,  как  разговаривали  сестра  Светлана  с сестрой
Надей, но  понял не все. Вскоре няня Люда  "разжевала" и дополнила. Она была
читающей  няней (что, конечно, великая  редкость) и, хотя Диккенса  называла
Диксоном, Гюго знала. По-своему, как сумела,  пересказала  мальчишкам  роман
"Человек, который смеется".
     А заключила с лукавым смешочком:
     - Ваше счастье, кролики, что "компрачикосу" стало лень резать...
     В недобрую, в роковую минуту сказала это няня Люда.
     На другой день - осенний, темный от тяжелых туч - профессор Попов решил
на разговорчики ответить.
     Пожалуйста!  Мой метод принес не вред, а пользу. Проверенный  временем,
он практикуется и ныне.
     Профессор   распорядился  подготовить   пару   больных:  он  будет  сам
оперировать.


16


     Гулк! гулк! гулк! - стучит в груди...
     -  Пись-пись! - велит Скрипу сестра.  - Пись-пись!  Сам пописаешь  или,
может, подоить?
     Нянька приподняла его под мышки, сестра  держит  меж его ног стеклянную
"утку". Сейчас  его повезут... повезут - резать... Его кожу - ей  бывает так
больно, когда вонзается игла шприца, - станут резать ножом...
     -  Пись -  говорю!  - злющим голосом выкрикивает  сестра.  - Или мне за
тебя?!
     Хохот! Мальчишки на койках веселятся. Выпало утро поинтереснее - Скрипа
везут на операцию.
     За окнами еще  не  рассвело,  и в палате  ярко горят лампочки. У Скрипа
льются слезы. Ему хочется крикнуть мальчишкам, что это не от страха - просто
свет так сильно бьет в глаза...
     Нянька,  держа  его под мышки, встряхнула раз-другой - чтобы  заставить
пописать. Нянька и сестра подозревают, что он нарочно терпит - из озорства.
     Если б он мог быть таким! Знать, что тебя везут резать, - и озорничать!
Как было б здорово - быть до того бесстрашным... гордым!..
     Струйка брызнула, брызнула пару раз и прекратилась. Как будто кран
     закрутили. Так накрепко - ничего не поделать. Он хнычет:
     - Я - все-о-о...
     - Все так  все! - говорит  сестра с  угрозой. - Сам же потом поплачешь,
смотри!
     Его  положили на высокий длинный стол - железный, холодный. Острый горб
надавил на  голую жесткую поверхность стола - стал мозжить.  Повернуться  бы
набок, но нянька  хлопнула его по груди, велела не шевелиться. Стол поехал -
он был на колесиках.
     Над  Скрипом тянется потолок  коридора, глаза режет ослепительный  свет
лампочек, они  проплывают над ним  одна за  другой... пятая, шестая... Спина
болит все сильнее, он  терпит, боясь двинуться, его подташнивает от ужаса, в
груди - гулк! гулк! гулк!.. - его везут, везут на холодном железном столе  к
страшному месту под названием "операционная".
     Ввезли  в  залитый  светом кабинет  -  он скосил  глаза  и увидел белую
блестящую раковину  умывальника,  а рядом  - стеклянный  шкаф, за  стеклом -
разные бутылочки, пузырьки. Возле Скрипа  прошла сестра, она как-то клонится
вперед, а лицо - словно заплаканное. Мальчишки ему раньше показывали  на нее
в коридоре, он знает, что это не обычная сестра, а - операционная.  Ее зовут
Анна Марковна.
     Она велела няньке снять с него  рубашку - он остался  совсем  голым  на
голом  железном столе. Холодно, его подергивает дрожь, но зато Анна Марковна
разрешила сесть - и боль в горбу прошла.
     Ноги Скрипа тонкие, слабые; правая побойчее: отец с матерью прозвали ее
"хулиганкой". А левую - "сироткой".
     Анна Марковна  стала обтирать "сиротку" от живота  до  пальцев ватой со
спиртом, и тут  вошли  врачи  и  врачихи.  И профессор  Попов.  Сестра мигом
повернулась к нему, поздоровалась таким голосом, как будто она очень рада.
     -  Здравствуй, Марковна! - громко ответил профессор. - Давно мы с тобой
не оперировали.  Ну, как твоя спина? Все гнешься? - он прошел к умывальнику,
стал мыть руки.
     Сестра тоскливо пожаловалась:
     - Бодриться н