РОДЖЕР ЖЕЛЯЗНЫ
                     --------------

                   Б О Г    С В Е Т А


                        Роман
                 Перевод с английского

                     Казань 1986


Глава 1

Говорят, что спустя пятьдесят три года после освобождения он
вернулся из Золотого Облака, чтобы еще раз бросить вызов
Небесам, воспротивиться Порядку Жизни и богам, установившим
этот Порядок. Его приверженцы молились о его возвращении, хотя
их молитвы были греховными, ибо молитва не должна тревожить
того, кто ушел в Нирвану, независимо от обстоятельств,
вызвавших его уход. Тем не менее, носители шафрановых одежд
молились, что Он, Меч, Манджусри, снова пришел к ним. И
Бодисатва, говорят, услышал...

Тот, чьи желания были задушены,
Кто не имеет связи с корнями,
Чье пастбище -- пустота,
Неотмеченная и свободная --
Того тропа так же неведома,
Как у птиц в небесах.

Дхаммапада /93/

Приверженцы называли его Махасаматман и говорили, что он был
богом. Он, однако, предпочел отбросить Маха- и -атман и
называл себя Сэмом. Он никогда не уверял, что он бог, но
никогда и не говорил, что он не бог. Обстоятельства были
таковы, что никакое признание не могло бы принести пользу. А
молчание могло.

Поэтому он был окружен тайной.

Это было в сезон дождей...

Это было во время великой сырости...

В дни дождей поднялись их молитвы, и не от перебирания узлов
молитвенных шнуров, не от верчения молитвенных колес, а от
большой молитвенной машины в монастыре Ратри, богини Ночи.

Высокочастотные молитвы были направлены вверх через атмосферу
и дальше, в то Золотое Облако, называемое Мостом Богов,
которое окружает весь мир, выглядит как бронзовая радуга в
ночи и является местом, где красное солнце становится
оранжевым в середине.

Некоторые монахи сомневались в ортодоксальности этих
технических молитв, но машина была построена и пущена в ход
Ямой-Дхармой, падшим Небесного Города; и, говорили, он много
веков назад построил мощную громовую колесницу Бога Шивы: эта
машина летала через небо, оставляя за собой сгустки огня.

Несмотря на то, что Яма впал в немилость, он все еще считался
непревзойденным мастером, хотя Боги Города, без сомнения
уморили бы его реальной смертью, если бы узнали о молитвенной
машине. Но нет также никакого сомнения в том, что они уморили
бы его реальной смертью и без молитвенной машины, если бы он
попал под их опеку. Каким образом он уладит этот вопрос с
Богами Кармы -- это уж его дело, но никто не сомневался, что
он найдет пути, когда настанет время. Он был вполовину так же
стар, как и сам Небесный Город, а едва ли десяток Богов
помнил, как было основано их жилище. Все знали, что он был
мудрее Бога Куберы в облостях Мирового Огня. Но это были
меньшие его Атрибуты. Он дыл более известен другими сторонами,
хотя мало кто из людей говорил о них. Высокий, но не
чрезмерно, крупный, но не тяжелый, он двигался медленно и
плавно. Он носил красное и говорил мало.

Он ухаживал за молитвенной машиной, и гигантский металлический
лотос, который он поставил на крыше монастыря, вертелся и
вертелся в своем гнезде.

Легкий дождь падал на здание, на лотос и на джунгли у подножия
гор. За шесть дней Яма выпустил много киловатт молитв, но
статика уберегала его от того, чтобы услышали Наверху. Он
шепотом взывал к более известным из обширного потока божеств,
обращаясь к их наиболее выдающимся Атрибутам.

Раскат грома ответил на его просьбы, и маленькая обезьянка,
помогающая Яме, хихикнула.

-- Твои молитвы и твои проклятия действуют одинаково, господин
Яма, -- комментировала она. -- Можно сказать, никак.

-- Тебе понадобилось семнадцать воплощений, чтобы дойти до
этой истины? -- сказал Яма. --Тогда понятно, почему ты все еще
обезьяна.

-- Вовсе нет, -- сказала обезьяна, которую звали Тэк. -- Мое
падение, хоть и менее эффективное, чем твое, не включало
элементов личной злобы со стороны...

-- Заткнись! -- сказал Яма и повернулся спиной к обезьяне.

Тэк понял, что, видимо, коснулся больного места. В попытке
найти другую тему для разговора, он подбежал к окну, прыгнул
на широкий подоконник и уставился вверх.

-- На западе прорыв в облачном покрытии, -- сообщил он.

Яма подошел, проследил по направлению взгляда Тэка, нахмурился
и кивнул.

-- Да. Оставайся здесь и сообщай мне. -- И он подошел к панели
управления.

Лотос наверху перестал вращаться, а затем повернулся к пятну
чистого неба.

-- Прекрасно, -- сказал Яма. -- Мы что-то получаем.

Под ними, в подземельных кельях монастыря был получен сигнал и
тоже начались приготовления к приему гостя.

-- Облака снова сомкнулись, --сказал Тэк.

-- Теперь это уже неважно! Мы загарпунили нашу рыбу. Она идет
из Нирваны в лотос.

Еще один удар грома, и дождь как град застучал по лотосу. Змеи
голубых молний свивались, шипя, над вершинами гор.

Яма замкнул последнюю цепь.

--Как ты думаешь, он снова будет в своей плоти? -- спросил
Тэк.

-- Иди, чисти бананы своими лапами!

Тэк решил, что его отпускают, и вышел из комнаты, оставив Яму
закрывать машину. Он прошел по коридору и вниз по широкой
лестнице. Дойдя до площадки, он остановился, услышав голоса и
шарканье сандалий; к нему шли со стороны холла.

Он без колебаний вскарабкался на стену по резьбе, изображающей
пантер и слонов. Поднявшись на балку, он отклонился в глубокую
тень и неподвижно ожидал.

Через арку прошли два монаха в темно-красных мантиях.

-- Почему она не расчистила небо для них? -- спросил один.

Второй, постарше, более тяжелого сложения, пожал плечами.

-- Я не настолько мудр, чтобы отвечать на такие вопросы. Она в
тревоге, это ясно, иначе она никогда не даровала бы им это
святилище и Яме -- его использование. Но кто может указать
границы ночи?

-- Или настроение женщины, -- сказал первый. -- Я слышал, что
даже жрецы не знали о ее появлении.

--Возможно. Но в любом случае, это кажется хорошим
предзнаменованием.

--Похоже, так.

Они прошли через другую арку, и Тэк прислушивался к их шагам,
пока они не затихли совсем.

Но он все еще не оставлял своего насеста.

"Она", о которой упоминали монахи, могла быть только самой
богиней Ратри, почитаемой орденом, которому было дано
святилище последователей Сэма Великодушного, Светлейшего.
Теперь Ратри тоже была в числе отпавших от Небесного Города и
носила смертную плоть. У нее всегда были причины злиться по
всякому поводу, и Тэк понимал: ее приняли в дарованное
святилище, но в соглашение не входило ее личное присутствие.
Это могло подвергнуть опасности возможность ее будущего
восстановления, если слово об этом дойдет до надлежащих ушей.
Тэк вспомнил, как темноволосая красавица с серебряными глазами
ехала в лунной колеснице из эбенового дерева и хрома,
запряженной черными и белыми жеребцами; ее охрана тоже была
черная и белая. Она поднималась по Небесному Проспекту и
соперничала в славе с самой Сарасвати. Сердце Тэка
заколотилось в волосатой груди. Он снова видел ее. Однажды,
очень давно, в счастливые времена и в лучшем теле он танцевал
с ней на балконе под звездами. Это длилось всего несколько
секунд. Но он вспомнил об этом; тяжелое дело -- быть обезьяной
и иметь такие воспоминания.

Он спустился с балки.

Из северо-восточного угла монастыря поднималась башня, высокая
башня. Там была комната. Ее велено было содержать для
пребывания богини. Комнату ежедневно убирали, меняли
постельное белье, курили свежий фимиам, приношения по обету
клались прямо под дверью, которую обычно запирали.

Там, конечно, были окна. Вопрос, мог ли человек войти в одно
из этих окон, оставаясь незамеченым. Тэк доказал, что обезьяна
может.

Взобравшись на монастырскую крышу, он начал подниматься,
передвигаясь от одного скользкого камня к другому, от выступа
к неровности. Небо по-собачьи рычало над ним. В конце концов
он повис на стене как раз над внешним подоконником.

Дождь продолжал лить. Тэк услышал, что в комнате поет птица,
увидел край мокрого синего шарфа, висящего над подоконником.
Он ухватился за выступ и подтянулся, чтобы заглянуть внутрь.

Она сидела спиной к нему на маленькой скамеечке в дальнем
конце комнаты. На ней был темно-синий сари.

Тэк влез на подоконник и откашлялся.

Она быстро обернулась. На ней была вуаль, так что черты лица
нельзя было различить. Она смотрела на Тэка сквозь вуаль,
затем встала и перешла комнату.

Он был в ужасе. Ее фигура, когда-то гибкая, раздалась в талии;
когда-то она ходила легко покачиваясь, а сейчас шла
вперевалку; лицо стало смуглым; нос и подбородок слишком
выдавались вперед -- это было заметно даже под вуалью.

Он склонил голову.

-- "Итак, ты потянулась за нами, когда мы шли домой, как птицы
к своему гнезду на дереве..." -- запел он.

Она стояла неподвижно, как статуя в главном холле.

-- "Охраняй нас от волка и волчицы, охраняй нас от вора, о
Ночь, и мы пройдем спокойно".

Она медленно протянула руку над его головой.

-- Я благославляю тебя, маленькое существо, -- сказала она. --
К несчастью, я могу дать тебе только это. Я не могу предложить
защиту или дать красоту, потому что мне самой не хватает
этого. Как тебя зовут?

-- Тэк.

Она коснулась своего лба.

-- Когда-то в далекие дни, в далеком месте я знала Тэка...

-- Я и есть тот Тэк, мадам.

Она тоже села на подоконник, и он заметил, что она плачет.

-- Не плачь, богиня. Тэк здесь. Помнишь Тэка из Архивов?
Блестящее Копье? Он все еще готов выполнить твой приказ.

-- Тэк... -- сказала она. --О Тэк! Ты тоже...? Я и не знала. Я
ничего не слышала...

-- Еше один оборот колеса, мадам... и кто знает? Все еще может
стать даже лучше, чем было.

Ее плечи задрожали. Тэк протянул было руку, но отвел назад.
Она повернулась и взяла его руку.

Очень нескоро она заговорила:

-- Обычный ход событий не вернет нас назад и не уладит дела,
Тэк, Блестящее Копье. Мы должны идти своим собственным путем.

-- Что ты хочешь сказать? Значит -- Сэм?

Она кивнула.

-- Только он. Он -- наша надежда против Неба, дорогой Тэк.
Если его удастся вызвать, у нас будет шанс жить снова.

-- И ты схватилась за этот шанс и поэтому сидишь в зубах тигра?

-- Почему же еще? Когда нет реальной надежды, приходится
придумывать свою. Даже фальшивая монета может пройти.

-- Фальшивая? Значит, ты не веришь, что он был Буддой?

Она коротко рассмеялась.

-- Сэм был величайшим шарлатаном на памяти богов и людей. И он
был также достойнейшим противником Тримурти. Не гляди на меня с
таким возмущением, Архивист! Ты знаешь, что он украл суть
своей доктрины, пути и знания, он все похитил из запретных
доисторических источников. Это было оружием, и только. Его
величайшей силой было лицемерие. Если бы мы смогли вернуть
его...

-- Леди, святой он или шарлатан, но он вернулся.

-- Не шути со мной, Тэк.

Богиня и Леди, я как раз был рядом с господином Ямой, когда он
выключил молитвенную машину, недовольный своим успехом.

-- Рискованно было выступить против таких мощных сил. Бог Агни
сказал однажды, что подобную вещь сделать невозможно.

Тэк встал.

-- Богиня Ратри, кто, будь он бог или человек, или нечто
среднее, знает об этих делах больше Ямы?

-- Я не могу ответить на этот вопрос, Тэк, потому что ответа
нет. Но как ты можешь с уверенностью сказать, что он поймал в
сети нашу рыбу?

-- Потому что он Яма.

--Тогда возьми мою руку, Тэк, и проводи меня, как бывало.
Посмотрим на спящего Бодисатву.

Тэк повел ее за дверь, вниз по лестнице, в нижние комнаты.

-----

Свет,но не от факелов, а от заполнявших помещение генераторов
Ямы. Ложе, стоявшее на платформе, было ограждено с трех сторон
экранами. Большая часть машин тоже была замаскирована экранами
и портьерами. Обслуживающие монахи в желтом тихо двигались по
большой комнате. Яма, мастер-механик, стоял возле ложа.

Когда Ратри и Тэк подошли, несколько хорошо вышколенных
невозмутимых монахов тихо ахнули. Тэк повернулся к женщине,
стоявшей рядом с ним... и отступил на шаг; у него захватило
дух.

Не было больше унылой маленькой матроны, с которой он
только что разговаривал: она снова стала бессмертной Ночью, о
которой писали: "Богиня заняла большое пространство, от
глубин до высот. Ее излучение вытесняет тьму".

Он увидел ее и ту же зажмурился. Вокруг нее еще был налет
отчужденности.

-- Богиня...-- начал он.

-- К спящему, -- приказала она. -- Он шевелится.

Они подошли к ложу.

Впоследствие на фресках бесчисленных коридоров, на стенах
храмов и на потолках многих дворцов было нарисовано или
вырезано пробуждение того, кого знали под различными именами:
Махасаматман, Калкин, Манджусри, Сиддхарта, Тарагатха,
Связующий, Митрейя, Просвещенный, Будда и Сэм. Слева от него
стояла богиня Ночи, справа --Смерть; Тэк, обезьяна, скорчился
у подножия постели, как извечный намек на сосуществование
животного и божества.

Он был в обычном смуглом теле среднего веса и возраста; черты
лица правильные, ничем не выделяющиеся. Когда он открыл глаза,
они оказались темными.

-- Приветствую тебя, Бог Света! -- сказала Ратри.

Глаза заморгали. Они еще не сфокусировались. В комнате никто
не шевелился.

-- Приветствую тебя, Махасаматман-Будда! -- сказал Яма.

Глаза смотрели вдаль, не видя.

-- Привет, Сэм! --сказал Тэк.

Лоб слегка сморщился, глаза скосились, упали на Тэка,
двинулись к другим.

-- Где...? -- спросил он шепотом.

-- В моем монастыре, -- ответила Ратри.

Он без выражения сматрел на ее красоту. Затем так плотно
закрыл глаза, что в углах их образовались морщины. Болезненная
улыбка искривила рот, обнажив стиснутые зубы.

-- Ты и вправду тот, кого мы называли? -- спросил Яма.

Он не ответил.

-- Ты сражался с Небесной армией на отмелях Ведры?

Губы ослабли.

-- Ты любил богиню Смерти?

Глаза блестнули. Слабая улыбка пробежала по губам.

-- Это он, -- сказал Яма. --Кто ты, человек?

-- Я? Я никто, -- ответил тот. -- Наверное, лист, попавший в
водоворот. Перо на ветру...

-- Очень плохо, -- сказал Яма, -- потому что в мире хватает
листьев и перьев, и я работал так долго не для того, чтобы
увеличивать их число. Я хотел иметь человека, который может
продолжать войну, прерванную его отсутствием, человека
сильного, способного противостоять мощной воле богов. И я
думаю, ты и есть тот человек.

-- Я... --Он снова скосил глаза -- Сэм. Я -- Сэм. Когда-то,
очень давно... я сражался, да? Много раз...

-- Ты Великодушный Сэм, Будда. Ты вспоминаешь?

-- Может, я и был... -- В его глазах медленно зажегся огонь.
-- Да. --Да, я был им. Самый униженный в гордости, самый
гордый в унижении. Я сражался. Я изучал Путь. Я снова
сражался, снова изучал, пытался использовать политику, магию,
яд... Я бился в великом сражении, таком страшном, что само
солнце отвернуло свой лик от резни, бился с людьми и богами, с
животными и демонами, с духами земли и воздуха, огня и воды, с
лошадьми, мечами и колесницами...

-- И ты проиграл, -- сказал Яма.

-- Да, я проиграл. Но зато мы показали им, нет? Ты, бог
смерти, вел мою колесницу. Теперь я все вспомнил. Нас взяли в
плен, и Боги Кармы были нашими судьями. Ты убежал с помощью
энергии смерти и Пути Черного Колеса. А я не смог.

-- Правильно. Твое прошлое было выставлено перед ними. Ты был
осужден. -- Яма взглянул на монахов, которые теперь сидели на
полу, склонив головы, и понизил голос. -- Уморить тебя
реальной смертью означало бы сделать из тебя мученика.
Отпустить тебя в мир в каком бы то ни было теле -- это
оставить дверь открытой для твоего возвращения. И так же как
ты украл свои доктрины у Готтама в другом месте и времени, они
утаили от людей рассказ о конце этого дня. Судьи решили, что
ты заслуживаешь Нирваны. Твой АТМАН был проецирован, но не в
другое тело, а в магнитное облако, окружающее планету. Это
было полстолетия назад. Теперь ты официально -- воплощение
Вишну, чье учение было неверно истолковано некоторыми
ревностными его последователями. Ты лично продолжал
существовать только в форме самосохраняющихся длинных волн,
которые мне и удалось ухватить.

Сэм закрыл глаза.

-- И ты ПОСМЕЛ привести меня обратно?

-- Правильно.

-- Я все время знал о своем состоянии.

-- Я так и думал.

Он открыл горящие глаза.

-- И ты посмел вызвать меня ОТТУДА?

-- Да.

Сэм наклонил голову.

-- Правильно тебя называли богом смерти, Яма-Дхарма. Ты вырвал
у меня решающий опыт. Ты разбил на темном камне своей воли то,
что лежит за пределами восприятия и смертной славы. Почему ты
не оставил меня там, где я был, в океане бытия?

-- Потому что мир нуждается в твоем смирении, в твоей
набожности, в твоем великом учении и в твоем макиавеллиевском
интриганстве.

-- Яма, -- сказал Сэм, -- я стар. Я так же стар, как и человек
в этом мире. Я был одним из Первых, ты же знаешь. Один из
самых первых, пришедших сюда строить, поселиться. Все
остальные уже теперь или мертввы, или стали богами -- деи экс
машини... Удача приходила и ко мне, но я упускал ее. Много
раз. Я никогда не хотел быть богом, Яма. В самом деле. Только
позднее, когда я увидел, что они делают, я начал собирать силу,
которая могла бы быть моей. Но было уже поздно. Они были
слишком сильны. И теперь я действительно хочу уснуть на века,
снова познать Великий Покой, вечное блаженство, слышать песни
звезд на берегах великого океана.

Ратри наклонилась и посмотрела ему в глаза.

-- Ты нужен нам, Сэм.

-- Знаю, знаю. Это вечно повторяющийся анекдот. У тебя
норовистая лошадь -- бей ее кнутом еще с милю.

Он улыбнулся, и она поцеловала его в лоб.

Тэк подпрыгнул в возух и приземлился в ложе.

-- Человечество веселится, -- заметил Будда.

Яма протянул ему мантию, а Ратри подала домашние туфли.

-----

Отвыкая от мирного существования, в котором не осознавалось
время, Сэм спал. Он видел сны и выкликал кого-то или просто
кричал. У него не было аппетита, но Яма подобрал ему тело
крепкое и очень здоровое, способное вынести психосоматический
переход из божественного состояния в другое.

Но он мог сидеть час неподвижно, глядя на камешек, семя или
листок. И в этих случаях его нельзя было отвлечь.

Яма видел в этом опасность и говорил с Ратри и Тэком.

-- Нехорошо, что он сейчас уходит таким образом от мира, --
сказал он. -- Я говорил с ним, но как будто обращался к ветру.
Он не может расстаться с тем, что оставил позади. Сама попытка
стоит ему его силы.

-- Возможно, ты неправильно истолковываешь его усилия, --
сказал Тэк.

-- Что ты имеешь в виду?

-- Видишь, как он смотрит на семя, которое положил рядом с
собой? Приглядись к морщинкам в углах его глаз.

-- Ну и что?

-- Он косит. У него ослабло зрение?

-- Нет.

-- Почему же он скашивает глаза?

-- Чтобы лучше изучить семя.

-- Изучить? Это не тот Путь, которому он учил когда-то.
Однако, он ИЗУЧАЕТ. Он смотрит на предмет без размышления,
ведущего к высвобождению сути.

-- Что же он тогда делает?

-- Противоположное.

-- То есть?

-- Он изучает предмет, обдумывает его возможности, стараясь
применить их к себе. Он ищет в этом оправдание жизни. Он
пытается снова завернуться в покрывало Майи, иллюзии мира.

-- Я уверена, что ты прав, Тэк, -- сказала Ратри. -- Как мы
можем помочь ему в его усилиях?

-- Трудно сказать, госпожа.

Яма кивнул. Его темные волосы заблестели в луче солнца,
проникшем через узкую галерею.

-- Вы ткнули пальцем в то, чего я не видел, -- согласился он.
-- Сэм еще не полностью вернулся, хотя он в человеческом теле,
ходит человеческими ногами, говорит, как мы. Его мысль все еще
за пределами нашего кругозора.

-- Что же будем делать? -- спросила Ратри.

-- Возьми его в долгую прогулку по окрестностям, -- сказал
Яма. -- Корми его лакомствами. Расшевели его душу поэзией и
пением. Найди ему крепкую выпивку -- здесь, в монастыре ее
нет. Одень его в яркие шелка. Предоставь ему двух-трех
куртизанок. Вытащи его снова в жизнь. Это единственное, что
может освободить его от цепей Бога. Дурак