реждения. -- Почему вы
написали буквы вместе с цифрами? Нельзя же складывать буквы.
   --  Это  не ошибка.  Эти буквы  на  самом деле цифры обозначают.  Какие
именно цифры  стоят  вместо букв, нам  и  нужно найти. Это называется решить
уравнение.
   -- Получается, если один плюс "ха" равен трем, "ха" равно двум? Это как
в головоломке в журнале.
   -- Не "ха", а "икс". Но, в общем, ты прав.
   -- А почему тогда во втором примере "икс" написан между двумя цифрами?
   -- Это не "икс",  это знак умножения. Он пишется либо  как  точка, либо
как русская буква "ха". На доске я написала знак умножения  крестиком, чтобы
его лучше было видно тем, кто сидит на задних партах.
   Что  такое умножение, я  не  знал. Врачей в больнице  почему-то  больше
всего  на свете беспокоило, сколько  будет дважды  два, трижды  три.  Если я
отвечал неправильно, они громко смеялись, называли правильный  ответ, иногда
давали мне конфету или печенье. Если бы  они сразу объяснили, что  умножение
есть последовательное сложение, легче бы мне от этого не  стало. Ноги болели
сильно, врачей я не любил.
   Учительница объясняет мне про умножение.
   -- Зачем я тебе все это объясняю? -- продолжает учительница. -- Ты даже
таблицы умножения не знаешь.
   -- Знаю,  но только  до пяти. Еще помню, что шестью шесть  --  тридцать
шесть.
   -- А семью восемь?
   -- Сейчас.
   Я начинаю вслух складывать цифры. Даю правильный ответ.
   -- Молодец, -- хвалит меня учительница
   --  Это  просто,  -- говорю  я. --  Когда  вы  объясняете,  все просто.
Расскажите еще.
   -- Ты не поймешь.
   -- Пойму. Вы же сами сказали, что я молодец.
   Учительница бодро  подходит к доске и начинает урок. Она пишет и пишет.
Время от времени останавливается  и  переспрашивает: "Понял?" Я все понимаю.
Она рассказывает  мне математику,  я  перебиваю  ее речь вопросами.  Дальше,
прошу я, дальше. Мы улыбаемся друг другу. Все так просто.
   -- Все. Это все. Я рассказала тебе  все, что ты должен знать на сегодня
как ученик четвертого класса.
   -- Я могу писать контрольную работу?
   -- Не уверена в успехе, но попробуй.
   Я пробую.
   Два  часа  проходят  очень  быстро,  класс  сдает  контрольные  работы.
Учительница  нагибается, берет у меня  листок бумаги,  быстро просматривает.
Смотрит  на меня. У  нее холодный и чужой  взгляд,  не такой, как  недавно у
доски. Я все понимаю.
   Быть дебилом не так уж и трудно. Все смотрят мимо тебя, не замечают. Ты
--  не   человек,  ничто.  Но   иногда  из-за  природной   доброты  или   по
профессиональной необходимости  собеседник выясняет, что внутри ты такой же,
как и все. В одно мгновение безразличие сменяется восхищением, восхищение --
глухим отчаянием перед реальностью.
   Я не смотрю  на учительницу.  Все  они одинаковые.  Уверен, что  в этот
момент она думает  о том же, что и все на ее месте, -- про мои ноги. Ноги --
главное, а математика -- это так, ерунда, развлечение.


Саша

   Мы знакомы лет  с пяти. Он обижал  меня. Потом мы подружились. Его мама
часто  угощала  меня  конфетами,  а  один  раз  подарила  заводную  игрушку.
Властная,  сильная и  очень  добрая женщина, она  воспитала  хорошего  сына.
Совсем недавно -- лет  пять назад -- я узнал, что она хотела усыновить меня.
Ей не дали.  Когда я, уже  взрослый человек,  спросил ее:  "Зачем?", она все
поняла и просто ответила:
   -- Саше было бы не так скучно. Вы  бы  играли вместе. Ты бы  в институт
поступил,  ты же умный, не то  что  мой оболтус.  Я  бы  из  тебя профессора
сделала.
   Я  смотрел в глаза этой умной русской женщине и  верил, что, если бы ей
разрешили, она бы пробила все стены, прошла все испытания, носила бы меня на
руках на  лекции,  но сделала бы  из  того черноглазого испанского  мальчика
профессора  математики.  Не врач  и  не  педагог, она  разглядела  в  глазах
пятилетнего  ребенка  то,  что  многочисленные  медицинские  комиссии  будут
безуспешно  пытаться  распознать.  Я знаю,  что она не  стала  бы читать мои
диагнозы  об "остаточной деятельности мозга" или "дебильности".  Она  видела
мои глаза.
   Но писать я буду о Саше, ее сыне. О мальчике, у которого была мама.


x x x

   Я плохо помню то далекое детство, когда мы были малышами. По-настоящему
я узнал Сашу, когда судьба свела нас в очередном из моих детдомов.
   Он полз по коридору и пел.

   ...Выходят на арену силачи,
   И цепи рвут движением плеча.

   Саша сильно отличался  от  нас. Его мама,  большой начальник в торговой
системе,  воспитывала  его  просто.  Она  брала  его  с  собой  на  работу и
показывала  ему  действительную  сторону  жизни.  Он  знал  все  про  счета,
накладные,  как  распределяется дефицит  и почему  нам  на завтрак дали мало
каши.
   Он полз  по  коридору  и  пел. Голос  у него был  громкий,  слышно было
далеко. Громко здоровался  с идущими навстречу  нянечками  или учителями. Он
называл их "персонал".
   Его поздно отдали  в  школу, мама потратила много времени  и сил, чтобы
попытаться  его  вылечить. Как  и все мамы,  она  хотела видеть  своего сына
здоровым и счастливым. Так что он был гораздо старше своих одноклассников.
   Меня  коробила  его манера  громко  петь.  Мне  не  нравилось,  как  он
разговаривал с  нянечками. Очень  часто  он говорил  им "ты". "Ты,  Маня, не
жилься,  побольше каши  клади. И пацану  подложи.  Ты думаешь,  если у  него
родителей нет и заступиться за него некому, так его вообще кормить не надо?"
Я  еще не понимал тогда, что за нарочитой грубостью он прятал свое смущение.
Я считал нянечек полубогами, а он в ответ  на матерную брань или хамство мог
ответить тем же.
   Ничего я тогда не понимал.


x x x

   Саше прислали посылку. Сашина мама понимала, что жизнь в детдоме не мед
и слала ему огромные посылки с продуктами. Любящая мать, она хотела, чтобы у
Саши  были  друзья, чтобы он мог учиться в школе,  поэтому  и привезла его в
детдом. Она  забирала его домой на все школьные каникулы и  на лето,  а  его
детдомовскую  жизнь скрашивала  как  могла  -- слала  посылки, оставляла ему
деньги.
   Мамы были  разные. Совсем  глупые  мамы  привозили  и  присылали  детям
конфеты. Умные мамы привозили сало,  чеснок,  домашние консервы --  в общем,
нормальную еду.
   Сашина мама  была не  просто  умной  мамой,  она  была  еще  и  большим
начальником.  Она  присылала  роскошные  посылки  с  шоколадом  и  тушенкой,
консервированными ананасами и соком авокадо.
   В тот день ему прислали сразу  две  посылки по  одиннадцать килограммов
каждая. Этим весом Саша гордился особо.
   -- По правилам советской почты частным  лицам разрешены посылки весом в
десять  килограмм,  но... (тут он  делал  паузу)  в  исключительных  случаях
принимаются посылки весом до одиннадцати килограмм.
   Мы  ничего не понимали  тогда в  почтовых правилах,  но радость  Сашину
разделяли полностью. Чем больше посылка, тем лучше, это понятно.
   Воспитательница  принесла  ему  две   посылки,  тяжело  пыхтя  и  ругая
чадолюбивых родителей.
   --  Саша, по правилам детского дома я могу  выдать тебе за  один раз не
более двухсот грамм продуктов. Ваш рацион сбалансирован, и переедать вредно.
Предварительно я должна убедиться в их качестве.
   Зря она это сказала.
   -- А проверять вы  будете специальным прибором или,  извините, на вкус?
Прибора я что-то не вижу. Тогда договоримся так. Вы проверяете банку тушенки
и  банку   консервированных   ананасов,  оставляете  мне   остальное,  и  мы
расходимся. Идет?
   -- Как ты мог такое подумать?  Не  нужна мне твоя тушенка. Выбирай, что
тебе нравится, и я уношу твои посылки.
   -- Тогда  так. Я сейчас  ничего  не  выберу, вы унесете посылки. Завтра
принесете снова, и я тоже ничего  не  выберу. Носить эти посылки вы обязаны.
Вы будете  носить  их мне каждый день  -- пару месяцев, пока не приедет  моя
мама. И уже моей маме вы будете объяснять про переедание и контроль качества
продуктов. Поверьте, она торговый работник и про контроль качества продуктов
знает все.
   Перспектива беседовать с Сашиной мамой воспитательницу не радует.
   Саша умный мальчик. Он понимает, что противнику  надо оставлять  пути к
отступлению.
   -- Идея!  Вы сейчас  просто  проверите на всех банках и  коробках  дату
изготовления,  просроченные  продукты изымете. А  насчет  двухсот  грамм  не
волнуйтесь. Я буду есть консервы не один и не в один вечер.
   Воспитательница рада  такому повороту дел. Ссориться с Сашиной мамой не
хочет никто. К  тому же  она понимает,  что мама не станет посылать сыну что
попало.  Она  добросовестно  проверяет  все  продукты   --  просроченных  не
оказывается.  Посылки  остаются  Саше,  и  он  от  своих  щедрот  предлагает
воспитательнице тушенку. Воспитательница отказывается. Тогда Саша достает из
коробки банку консервированных ананасов.
   -- У вас же дети есть. Передайте это им.
   Воспитательница колеблется. Она хотела бы отнести детям ананасы, но еще
сердита на Сашу, на  его манеру говорить  с  ней -- представителем  власти и
взрослым человеком. "Детям,  детям", -- повторяет Саша и смотрит ей в глаза.
Внезапно воспитательница улыбается, берет ананасы и уходит. Она добрая тетка
и понимает, что Саша на нее не злится.


x x x

   Советский Союз  --  страна всеобщего  дефицита. Дефицит  --  это  когда
чего-либо  нет в продаже и это нельзя  купить ни за какие деньги. Сотрудники
детдома  часто обращаются  к Саше  с  просьбой "достать" дефицит. Чаще всего
Саша отказывает. Он  не хочет  играть в  эти  взрослые игры. Он не злой и не
жадный, просто  знает, что его  мама не в состоянии снабдить дефицитом всех.
Воспитательница  просит  его  "достать" гречневую крупу.  Гречка -- дефицит.
Крупа  нужна ее маме, больной диабетом. Мама ничего не ест, вернее, ей нужна
строгая  диета. Среди разрешенных продуктов  --  гречневая  каша. Саша пишет
письмо своей маме, та высылает гречку.
   Воспитательница приносит Саше посылку.  В  посылке  --  два  килограмма
гречки. Она смотрит на Сашу. Ждет.
   -- Гречневая крупа, первый сорт, -- говорит Саша, --  цена сорок восемь
копеек за килограмм. Здесь два килограмма. С вас -- девяносто шесть копеек.
   -- Хорошо, Саша, я запишу, что у тебя есть девяносто шесть копеек.
   Дело  в  том,  что воспитанникам  детдома  запрещалось  иметь  наличные
деньги.
   Глупые  мамы  и  папы  давали  деньги  воспитательнице. Детдомовец  мог
попросить воспитательницу, и та в следующее дежурство приносила заказ. Таким
образом   можно   было   купить,   например,   конфеты   или   карандаш.  Но
воспитательницу  нельзя было  попросить купить  что-либо запрещенное.  Кроме
вина и  сигарет,  запрещены  были  рыбные  консервы,  яйца,  пирожные и  все
продукты домашнего  приготовления. Не надо объяснять, что наличные деньги  у
нас ценились значительно выше.
   -- Нет. Так не пойдет. Это не бизнес. У вас и так моих рублей пятьдесят
лежит. Вы же мне их не дадите?
   -- Не дам. Это запрещено. Да и что ты будешь делать с сырой крупой?
   -- Продам тете Дусе. Она нянечка, ей ваши запреты до лампочки.
   -- Но мне гречка нужна для мамы. Ты же обещал.
   --  Я ничего не  имею против вашей мамы.  Пусть  ест  гречневую кашу  и
радуется. Но я обещал продать вам крупу, а не подарить.
   -- Хорошо. Бери рубль, и мы в расчете.
   --  Нет. Вы мне  должны именно девяносто шесть копеек. Четырех копеек у
меня нет.
   Воспитательница включается в игру. Она идет за мелочью.
   Сделка состоялась.


x x x

   На  завтрак нам  дают  гречневую  кашу.  Гречневая  каша  -- редкость в
детдоме. Нам дают по две ложки каши, мы рады.  Не рад один Саша. Он ругается
матом, жилы на его шее вздуваются, он коротко  бросает: "Сволочи",  берет со
стола свою порцию каши и ползет к комнате, где едят нянечки.
   У Саши  торс здорового  человека. Его ноги скрючены  в немыслимый узел,
одна рука парализована.  Он подползает  к комнате нянечек, открывает головой
дверь и своей здоровой рукой бросает в комнату тарелку с кашей.
   В комнате нянечек за  столом сидят нянечка, ее дочь и муж. Перед каждым
-- полная тарелка каши.
   Мужчина поднимает голову  от тарелки. Он видит Сашу и слышит его слова.
Саша  высказывается в том роде,  что нянечка не только сама жиреет на  чужом
горе, но  еще и  кормит  свою  толстомордую дочку и  хахаля.  Конечно,  Саша
высказывает  все это  не  такими словами.  Он выражается нормальным  русским
языком, сдобренным отборным матом. Я не берусь повторить  эти слова. Мужчина
роняет ложку с  кашей  и просто говорит: "Маня, выйдем".  Саша  отползает от
входа в комнату, и они выходят.
   Маня  возвращается  с   фингалом  под  глазом  и  полным  ведром  каши.
Оказывается, каши в столовой много, просто ей лень было нести полное ведро.


x x x

   Сашу обвинили в том,  что он курит. Деньги у него были всегда, и он мог
бы покупать даже дорогие сигареты. Но он не курил. Не курил принципиально.
   В тот  день он предварительно запасся сигаретами, подполз к учительской
и  закурил.  Курил  он  серьезно, глубоко затягиваясь.  Учителя  подходили к
учительской, смотрели на наглеца, но ничего не предпринимали. Дым от сигарет
заполнил коридор и уже перетекал в  учительскую. Наконец дождались директора
школы.
   У нас был хороший директор.
   Он присел перед Сашей на корточки.
   -- Потуши сигарету.
   Саша загасил окурок.
   -- Наконец-то. Я уж думал, придется все выкурить.
   -- Что ты куришь?
   -- "Космос". Гадость, конечно, но все-таки с фильтром.
   -- Почему ты курил возле учительской?
   -- Вас ждал.
   -- Зачем? Ты же знаешь, что курить вредно. Даже сигареты с фильтром.
   -- Я не курю. Что я, дурак, травить себя, да еще за это деньги платить?
Просто  меня  обвинили в том, что  я курю. Мне все равно, но воспитательница
уверена, что я  ее обманываю. Если я решу курить, я буду курить открыто. Мое
здоровье -- мое личное дело. Но подозревать меня в обмане я не позволю. Если
она так хочет, чтобы я курил, -- я буду курить прямо перед ней.
   --  То  есть  тебя оскорбили недоверием, и ты  решил протестовать прямо
здесь?
   -- Да.
   -- Хорошо, я поговорю с ней. У тебя еще остались сигареты?
   -- Две с половиной пачки.
   -- Ты отдашь их мне?
   -- Вообще-то это дорогие сигареты.
   Директор улыбается, лезет в  карман за  деньгами. Он забирает сигареты,
дает Саше деньги и проходит в учительскую.
   В этом детдоме был очень хороший директор.


x x x

   У   нас  работали  очень  хорошие   учителя.  Люди,  увлеченные   своей
профессией.  Конечно,  учителям  было  намного легче,  чем  нянечкам. Им  не
приходилось ухаживать за нами. Мнение учителя по сравнению с мнением нянечки
для  меня  ничего не значило. Но  все  равно,  учителя  оставались взрослыми
людьми,  нужными  обществу,  а  я  --  бесполезным  куском мяса. Саша так не
считал.
   Однажды  к  ним  в  класс  пришла  новая  учительница  русского  языка.
Случайные  люди при работе  с  нами быстро отсеивались, не помогало  ничего,
даже  существенные  надбавки  к  зарплате  "за  вредность".  Эта  же  пришла
"подменной", то есть временно замещала заболевшую учительницу.
   Диктант. Все ученики сидят за партами. Саша лежит  на полу. Опираясь на
больную руку, здоровой он  старательно выводит крупные некрасивые буквы. Его
тело выворачивают судороги, но он честно старается.
   -- Извините, вы не могли бы диктовать помедленнее?
   --  Я диктую со скоростью,  предусмотренной  программой шестого  класса
средней школы.
   Саша улыбается.
   --  Понимаете, если  бы у меня еще  и  руки были как  у ученика шестого
класса средней школы, я бы вас не беспокоил.
   -- В таком случае тебе следовало бы учиться во вспомогательной школе.
   Саша не обижается. Он откладывает ручку и лезет в портфель за книгой.
   -- Что ты собираешься делать?
   --  Читать.  Писать  я  не  успеваю,  а  мешать другим  делать  задание
запрещено.
   -- Прекрати немедленно.
   -- Вы будете диктовать медленнее?
   Ее терпение лопается. Этот мальчишка просто  хам. Он мог бы  просто еще
раз попросить,  в  его  положении  выбирать  не  приходится. Он должен  быть
наказан. Она что-то долго пишет в классном журнале.
   -- Я вызову твоих родителей.
   -- Из Ленинграда? Мама не поедет. В крайнем  случае позвонит  директору
детдома.
   --  Хорошо.  Тогда  я  не  допущу  тебя к самоподготовке,  и завтра  ты
получишь двойки по всем предметам.
   В этот день ей выпадает вечернее дежурство.
   Учительница  идет  за  нянечками.  Три  здоровые тетки  сажают  Сашу  в
инвалидное кресло и пытаются отвезти в спальный корпус.
   -- Что же вы сама не везете? Надорваться боитесь?
   И уже нянечкам:
   -- Ладно, девочки, вы люди подневольные, поехали.
   Он  вцепляется  здоровой рукой  в  колесо  коляски.  Его тело  выгибают
судороги, ему очень больно, но отцепить его руку от спиц коляски практически
невозможно.  Нянечкам  приходится  тащить коляску  с  намертво  закрепленным
колесом. Они в голос ругают учительницу, но тянут коляску,  незлобиво матеря
Сашу.
   А   Саша  поет.  Он  поет  про  русский  корабль,  не  сдавшийся  перед
превосходящими силами противника.

   Врагу не сдается наш гордый "Варяг".
   Пощады никто не желает

   Его привозят  в спальный корпус,  выгружают  на пол.  Учительница рада.
Назавтра двойки Саше обеспечены.
   Вечером, когда дети  поели и  сотрудники детдома  садятся ужинать, Саша
выползает во двор и ползет в школу.
   Зима. Снег. Вечер.
   До  школы  недалеко  -- метров триста. Здоровой рукой он загребает  под
себя снег и осторожно переставляет  больную руку. Хуже всего  то, что  снега
намело совсем немного, и его больная рука все время скользит по обледенелому
асфальту, быстро ползти не получается.
   Одет  он  как и все  мы, неходячие. На нем  трико  и  рубашка.  Рубашка
расстегнута.  Расстегнута она  не для  форсу  --  просто  рубашка  все время
сползает на одно плечо, и пуговицы отваливаются.
   Он  заползает  в  здание школы, затем в свой класс и  читает  уроки  на
завтра.
   Нянечки обнаруживают пропажу ребенка, идут по следу, зовут учительницу.
   -- Иди сама с ним разбирайся.
   Она заходит в класс, смотрит на Сашу.
   -- Что ты тут делаешь?
   -- Реализую свое конституционное право, готовлю уроки.
   -- Но зачем ты полз по снегу?
   -- У  меня не было другого  выхода. Я должен был доказать вам, что меня
невозможно  победить грубой  силой.  Да, и  распорядитесь насчет транспорта,
назад я не поползу.
   Учительница выбегает.  Нам  рассказывают  потом, что  у  нее  случилась
истерика,  она  долго плакала,  но  мы  не верим. Мы не верим,  что  учителя
способны плакать из-за такой мелочи.


x x x

   Через несколько лет я приезжаю к Саше в гости.
   -- Мама, неси водку, мы с Рубеном немного выпьем.
   -- Но ты же даже на Новый год не пил.
   -- Новый год каждый год бывает, а Рубена я шесть лет не видел.
   Мы пьем водку, разговариваем, и я задаю ему самый главный вопрос:
   -- Саша, ты рад, что в твоей жизни был детдом?
   -- Нет. После детдома я стал другим человеком. Лучше бы его не было.
   -- Но в детдоме у тебя друзья были, ты со мной познакомился.
   Саша думает.
   -- Ты извини,  Рубен. Ты хороший  парень, мой друг, я  рад, что с тобой
познакомился. Но лучше бы детдома не было.


Нью-Йорк

   В очередной раз классный руководитель проводит с нами политзанятия. Нам
рассказывают  об  ужасах западного образа жизни. Мы уже привыкли и ничему не
удивляемся.  Я абсолютно  уверен,  что большинство людей в  Америке живут на
улицах   в   картонных  коробках,   что  все  американцы   поголовно  строят
бомбоубежища, что в стране очередной кризис.
   На  этот  раз  нам  рассказывают  о  Нью-Йорке.  Приводится  статья  из
"Нью-Йорк  таймс" про  бесплатную раздачу  сыра  безработным.  Было  роздано
несколько  тонн   сыра  по   100  граммов  на   душу.  Учительница  особенно
подчеркивает,  что  эти  бедолаги  в  течение следующего  месяца  ничего  не
получат.
   Я спрашиваю, не умрут ли они тогда все от голода.
   -- Конечно