Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
разговор.
"Почему так?" - поразился однажды Дмитрий, заметив, что уже полчаса
бездумно стоит у окна, смотрит на темное холодное небо за стеклами - лето
выдалось на редкость скверное, - и нет у него никаких желаний, совсем
никаких. Разве что уехать куда-нибудь, где никто не знает его. Уже не
впервые думал он об этом - удручали его недоумевающие, сочувствующие
взгляды, раздражало непрошеное внимание. Думать-то думал, но как только
представлял, сколько хлопот будет с предстоящим отъездом, что придется с
кем-то объясняться, - и пропадало всякое желание ехать.
Нездоровье еще позволяло ему работать несколько часов в день, и
Дмитрий, догадываясь, что скоро и этих часов может не быть, ежедневно
садился за стол. Но странная была эта работа. То, что выводила его рука,
что с готовностью подсказывал мозг, порой ему самому казалось бредом. Он
помнил, что однажды с ним уже было такое, осенью шестьдесят третьего года.
Тогда закачался весь мир знакомых уравнений и формул, стало вызывать
сомнение любое элементарное явление, едва ли не каждая строчка простейших
математических выкладок. Но сейчас, когда он знает намного больше, когда
позади значительная, уверенно проведенная работа, - откуда эти сомнения?
Даже не сомнения, а твердое ощущение непрочности, недостоверности того,
что установлено работами сотен, тысяч людей... Откуда это, зачем? Порой он
сам боялся того, что сейчас начнет писать. И все-таки садился и писал. А
потом, в отчаянии оглядывая написанное, думал: "Что это? Неужели
действительно схожу с ума? А если все это - правда и никто до меня не
видел ее? Ну пусть не все, а только часть? Тогда - какая часть? Может
быть, это? Или вот это?" Выбора сделать не удавалось, все казалось
одинаково важным и значительным, хотя многое противоречило давно
установленным физическим законам.
Сходить к Грибову? Но как объяснить ему свое состояние? И разве только
в этом дело? "Какие у вас отношения с женой?" Он наверняка задаст этот
вопрос, а что отвечать? Что он не знает, не понимает?
Он действительно ничего не понимал - ни своего отношения к Асе, ни, в
еще большей степени, ее отношения к нему. Было лишь ясное ощущение того,
что что-то изменилось. И теперь Дмитрий уже почти со страхом ждал ее
приезда и думал иногда: лучше, если бы она сейчас не приезжала...
А в группе работа шла полным ходом. Дмитрий почти не принимал в ней
участия. Его просто информировали о том, что сделано. Оставалось совсем
немного, и теперь Дмитрия пугало уже другое - что дальше? Закончат
обработку результатов, ну, еще на месяц разъедутся в отпуск, а потом? Он -
руководитель группы, и в первую очередь ему придется решать, над чем
работать дальше. А что он может им предложить? Одну из своих бредовых
идей? Сообщить, например, что вся, или почти вся, ныне существующая теория
элементарных частиц представляется ему в корне неверной и надо искать
какие-то другие пути? То-то физиономии у них будут. Или предложить одну из
тех куцых побочных идеек, которые в изобилии появляются во всякой
значительной работе? Но это же только отходы, и уж он-то сам в любом
случае заниматься этим не станет...
60
В начале июня пришел к нему Мелентьев и сказал:
- Разговор есть, Кайданов.
- Садись.
Мелентьев сел, вытащил бумагу, медленными движениями развернул ее и
положил на стол:
- Вот, читай.
Это было заявление об уходе.
Дмитрий несколько секунд молча разглядывал его.
- Самое сложное в обработке я сделал, - сказал Мелентьев. - С остальным
Ольф справится.
Дмитрий, не поднимая на него глаз, кивнул, написал внизу "не возражаю",
поставил число, подпись и только тогда спросил:
- Куда думаешь идти?
- Еще не знаю, - сказал Мелентьев, внимательно разглядывая его. -
Наверно, в Москву вернусь... А ты, я гляжу, не очень-то удивлен.
- Нет.
Мелентьев усмехнулся.
- Считаешь, что так все и должно было кончиться?
- Вероятно.
- Вон как... - Мелентьев покрутил головой и полез за сигаретами. - Это
почему же, если не секрет?
Дмитрий промолчал, устало подпер рукой тяжелую голову.
- И давно ты так думаешь? - продолжал допытываться Мелентьев. - Не с
первого же дня?
- Какая разница?
- Ну все-таки... Плохо ли, хорошо ли, а почти три года вместе
отработали. Это же все-таки срок, и немалый. Что молчишь?
- А что говорить?
- Или - неподходящее время для разговора я выбрал?
- Пожалуй.
Мелентьев помолчал и жестко сказал:
- Может, и так, но когда-то мы еще увидимся... Хочется мне напоследок
кое-что сказать тебе.
- Говори.
- Жаль, разговор в одни ворота будет... Ну, да ладно, и то хлеб. Так
вот, Кайданов, если ты считаешь, что я ухожу потому, что в наших с тобой
стычках твою правоту признал, то - ошибаешься.
- Ничего я не считаю, - Дмитрий поморщился.
- Да? Уже хорошо, хоть и не совсем верится. Ладно, спишем это и на мою
мнительность. Так вот, правоты за тобой признать не могу по одной причине
- нет ее у тебя. Пока, по видимости, последнее слово за тобой осталось, но
это только видимость. Рано или поздно и ты придешь к тому же, что и я, или
застрянешь где-то в середнячках, хотя, возможно, я не совсем понимаю тебя,
и все твое благодушие и так называемая доброта - тоже одна только
видимость.
Мелентьев помолчал, видимо ожидая возражений. Но Дмитрий коротко
сказал:
- Я слушаю.
- Слушать-то слушаешь... Тебе что, совсем неинтересно, что я говорю?
- Откровенно говоря, не очень.
- Да? Ну, я все-таки скажу. Видишь ли, я вовсе не против доброты как
таковой. Я и сам не считаю себя злым. Одного только понять не могу: когда
эта доброта расползается сопливой лужей и мажет все, что ни попадется.
Когда доброта превращается в бесхарактерность, в безволие - а случается
это сплошь и рядом, - это уже бедствие. На этом-то мы с тобой и разошлись.
- Разве?
- Ну а на чем же? Все твои выкрутасы с Шумиловым, с этими зелеными
новичками - что же это, по-твоему? Или ты думаешь, что теперь я иначе
смотрю на все? Ошибаешься. Я уже сказал, что твоей правоты в наших спорах
с тобой не признаю. Правда, ты оказался не таким уж простым, как мне
показалось сначала. Потому-то я и затеял этот разговор, что всего не
понимаю в тебе.
- Чего именно не понимаешь? - вяло спросил Дмитрий.
- Да как-то нелогично действуешь ты... Сначала я думал, что вся эта
возня с пацанами - от твоей слабости. Решил, что тебе захотелось на всякий
случай популярность себе завоевать, так сказать, тылы обеспечить, чтобы
дальше легче жилось. Ну а мне не нужно это, я никогда ни под кого не
подлаживался. Я привык во всем на себя полагаться, и что твой либерализм
мне не по вкусу пришелся - естественно. Я принимаю за аксиому, что люди
делятся на умных и глупых, сильных и слабых, на талантливых и бездарных.
Так было всегда, так есть и так будет. Это - биология, и никуда от нее не
денешься. И каждый должен знать свое место и свои возможности. Нельзя
допускать, чтобы глупые, слабые и бездарные пудовыми гирями висели на
ногах умных, талантливых и сильных. Пользы от этого никому, в том числе и
слабым, а вред - огромный. По-моему, это достаточно очевидно, Америки я не
открыл.
- Да, тезисы не из свеженьких, - согласился Дмитрий.
- Надеюсь, обзывать меня ницшеанцем и суперменом ты не станешь? - с
иронией осведомился Мелентьев.
- Да нет, зачем же...
- Уже хорошо. Так, как думаю я, думают многие, но высказываться не
решаются, потому что это считается неприличным. И действовать в
соответствии с этими принципами тоже отваживается далеко не каждый. Ну а я
вот - не боюсь.
- Потому что ты сильный, умный и талантливый, - без всякого выражения
сказал Дмитрий.
- Да, - серьезно сказал Мелентьев. - И я не хочу, свои силы и талант
тратить на пустяки. И уверен, что и ты не хочешь, - потому что и ты из той
же породы. И ты меня не убедишь, что тебе приятно расходовать себя по
мелочам.
Дмитрий покачал головой:
- Не собираюсь ни в чем убеждать тебя.
- А вот мне кое в чем хотелось бы тебя переубедить.
- Это в чем же?
- Ты - большой корабль, а плаваешь пока мелко. Вернее, не так глубоко,
как мог бы. Сначала я думал, что все это из-за твоей мягкотелости, из
нежелания трепать себе нервы, из-за стремления угодить и нашим и вашим. Но
твое поведение во время эксперимента, откровенно говоря, удивило меня.
- Почему?
- Ты ведь очень многим рисковал. Вся твоя карьера могла к черту
полететь. Чтобы решиться на такой риск, сила нужна немалая. Я попытался
поставить себя на твое место и подумал: а я решился бы на это? Пожалуй,
что и нет... Даже наверняка не решился бы, - признался Мелентьев. - И вот
этакое... логическое несоответствие и удивляет меня в тебе.
- А может, дело тут не в логике? - усмехнулся Дмитрий.
- В чем тогда?
- Ты хочешь, чтобы я тебе объяснил?
- Да не мешало бы.
Дмитрий помолчал и вздохнул:
- Эх, Валерка, человек ты... Ничего я тебе не стану объяснять. Не
сумею, да и вряд ли ты поймешь.
- Вон как...
- Это не в обиду тебе сказано... Просто мы люди разных миров. Ты моего
мира не приемлешь, я - твоего, и объясниться нам трудно.
- А ты попробуй, - прищурился Мелентьев.
- Да что пробовать... Жалко мне тебя.
- Жа-алко? - с нескрываемым удивлением протянул Мелентьев, - Вот
дожил... Впервые слышу такое.
- И плохо, что никому не приходило в голову пожалеть тебя,
посочувствовать.
- А мне это и не нужно.
- А что же тебе нужно?
- Многое. И прежде всего - чтобы мне не мешали работать, дали
возможность полностью проявить себя. Я думаю, что способен на многое... И
многое сделаю.
- Возможно, - неохотно согласился Дмитрий. - Талантом тебя бог не
обидел. Сделаешь...
- Тогда с чего это тебе жалко меня стало? - Мелентьев зло усмехнулся.
- А с того, что, видно, не так уж сладко тебе... в этой пустыне жить.
- В какой пустыне?
- Да в такой... из которой ты пытаешься бежать сейчас.
- Куда это я пытаюсь бежать?
- Куда - не знаю, а откуда - вижу.
- Интересно... И что же ты видишь?
- Да то, что вот уходишь ты - и ничего после тебя не останется здесь.
Кроме работы, конечно.
- Мало этого?
- Этого, как видно, даже для тебя мало.
- На Жанну намекаешь?
- Не только. Уедешь - и ведь вряд ли найдется хоть один человек,
который пожалеет об этом.
- Далась тебе эта жалость, - с досадой сказал Мелентьев. - Жил до сих
пор без нее - и ничего, обходился. И дальше проживу.
- Да живи, кто тебе не дает.
И так явно прозвучало в словах Дмитрия желание поскорее закончить
разговор, что Мелентьев, пристально поглядев на него, поднялся.
- Ну что ж, погутарили - и хватит. Видно, и в самом деле неудачное
время я выбрал... Ты бы полечился, а то выглядишь неважно.
Дмитрий молча поднялся, протянул ему руку:
- Ну, счастливо.
- Может, когда еще увидимся...
- Конечно... Заявление отдашь секретарю Торопова, она все сделает.
- Знаю.
Дня через три Ольф спросил:
- Куда это Валерка запропастился?
- Наверно, уехал, - сказал Дмитрий.
- В отпуск?
- Да нет, он же уволился.
- К-как уволился?
- Да так. Написал заявление, я подписал.
- Когда?
- Три дня назад.
Ольф долго молча смотрел на него и неуверенно осведомился:
- А ты, это самое... не загибаешь?
- Чего ради?
- А что же сразу ничего не сказал?
- Я думал, он сам скажет.
- Сам, сам... А у тебя что, язык отвалился бы?
Дмитрий промолчал, а Ольф огорченно сказал:
- Черт, как нехорошо получилось... Столько работали вместе, а
расстались - как случайные попутчики на вокзале.
Дмитрий с отсутствующим видом смотрел перед собой в стол и явно ждал,
когда Ольф уйдет. Но Ольф не уходил. Он вспомнил, как Дмитрий при его
появлении торопливо прикрыл газетой исписанные листки, и решил спросить
напрямик:
- Послушай, что ты сейчас делаешь?
- Сижу.
- Это я вижу, - серьезно сказал Ольф. - Работаешь над чем?
- Ищу математическое доказательство существования господа бога, -
медленно сказал Дмитрий. - А также всех его боженят, ангелят, чертенят и
прочей нечисти.
- Ясно, - сказал Ольф, поднимаясь. - Когда прикажешь лететь в
Новосибирск?
- Когда хочешь. Только сначала сдай работу.
- Тогда в понедельник и подамся. Что не успею сам - Жанна закончит.
- Мне все равно, - безучастно сказал Дмитрий.
61
В Новосибирске Ольф пробыл чуть меньше месяца. С первых же дней
затосковал по Светлане, по сыну, через неделю уже ругал себя, что выдумал
эту поездку, и, стремясь до предела сократить срок командировки, работал с
утра до ночи. Одно хорошо было в этой затее - Светлана присылала ему
письма, каких не писала никогда. Приходили они почти ежедневно, и Ольф,
бережно вытягивая конверт со знакомым почерком из пачки писем на столике
дежурной, улыбался, шел к себе в номер и запирался на ключ, хотя помешать
ему никто не мог - против обыкновения, знакомыми он почему-то не
обзавелся, и приходить к нему в номер было некому. Сначала он быстро
проглядывал письмо, чтобы узнать новости, потом удобно усаживался в кресло
и читал медленно, и улыбался ласковым словам Светланы, а вечером, лежа в
постели, перечитывал письмо еще раз. И на следующий день, не дожидаясь
лифта, торопливо поднимался на пятый этаж и шел к столику дежурной. Она
как-то пошутила, качая старой седой головой:
- Видно, какая-то крепко присушила тебя, парень. Зазнобушка, что ли?
- Жена.
- Жена? - удивилась дежурная. - Видать, недавно поженились?
- Сыну уже почти три года, - с гордостью сказал Ольф.
- Да ну? - поразилась дежурная. - Видать, дал вам бог счастья...
- Спасибо.
Домой Ольф приехал в субботу поздно вечером. Отметил, что свет в окнах
Дмитрия и Жанны горит, - значит, в отпуск еще не уехали, - легко взбежал
по лестнице, держа наготове ключи. На площадке мимоходом прислушался к
тишине в квартире Дмитрия, решил: "Сегодня никуда не пойду". И, не успев
еще открыть дверь, услышал легкие быстрые шаги Светланы, выронил из рук
чемоданчик и обнял ее.
За ужином он спросил:
- Как Димыч с Асей?
Радостный блеск в глазах Светланы погас, и она с тревогой сказала:
- Ой, Ольф, я даже не знаю. Диму встречаю редко, он ни разу не заходил
ко мне, разговаривать со мной почему-то не хочет, а Ася... - Светлана
запнулась и тихо закончила: - Я ее вообще ни разу не видела.
- Как это не видела? - насторожился Ольф.
- Так... С тех пор как ты уехал, не видела. По-моему, она больше не
приезжала сюда.
- Не может быть...
- Не знаю, - потерянно сказала Светлана. - Я хотела спросить у Димы, но
он такой странный стал. Встретимся на лестнице, а он идет - и как будто не
видит меня. Поздороваюсь, он ответит - и сразу мимо. Я так и не решилась
спросить, где Ася.
Ольф закурил, подумал немного - и встал.
- Ты к нему? - спросила Светлана.
- Да. Ложись, я скоро.
Ольф решил не звонить, негромко постучал условным стуком, принятым у
них еще в студенческие времена. Никто не отозвался. Ольф нерешительно
потоптался на площадке, достал ключ и открыл дверь.
Дмитрий лежал на диване, заложив руки под голову, небритый, в мятой
рубашке, и смотрел на него.
- Привет, - растерянно сказал Ольф.
- Привет, Рудольф Тихоныч, - спокойно сказал Дмитрий и сел, упираясь
кулаками в диван. - Давно приехал?
- Минут двадцать.
- Быстро ты, - сказал Дмитрий, и непонятно было, к чему это относится -
к командировке или к приходу Ольфа к нему. - Садись, чего стоишь.
- А где Ася?
- Нету. Рассказывай, как дела.
- Где Ася, Димыч?
- Я же сказал - нету, - посмотрел на него Дмитрий спокойными темными
глазами. - Давай рассказывай. Все успел сделать или еще придется ехать?
- Все.
Ольф торопливо стал рассказывать о поездке, но Дмитрий поморщился и тут
же остановил его:
- Куда тебя несет. Поподробнее, не в бирюльки же ты там играл.
И Ольф, чертыхнувшись про себя, должен был подробно рассказывать о тех
многочисленных делах, которыми пришлось заниматься ему в Новосибирске.
Дмитрий слушал внимательно, задавал вопросы, и Ольф успокоился, решив, что
с Асей все в порядке, - наверно, ненадолго уехала в командировку или к
родным. Когда он закончил, Дмитрий задумчиво сказал:
- Ну что ж, отлично... Ты неплохо поработал... Теперь что, в отпуск
поедете?
- Наверно... А все-таки - где Ася?
- Уехала.
- Куда?
- В Каир.
- Брось шутить, - упавшим голосом сказал Ольф.
- Ну, какие тут шутки.
- Надолго?
- На три года.
- Да как же она могла... - с яростью начал Ольф, но Дмитрий с
непонятной рассудительностью прервал его:
- Почему же не могла? Она человек взрослый, самостоятельный.
- И что она там будет делать?
- Преподавать.
- А как же ты?
- А никак. Она сама по себе, я сам по себе.
- Ничего не понимаю...
- А что тут понимать, - спокойно сказал Дмитрий. - Это она в Каир на
три года уехала, а от меня... совсем ушла. Такие вот мандаринчики.
Ольф молча смотрел на него, и Дмитрий с досадой сказал:
- Да не гляди ты на меня как на утопленника... Иди, Светлана ведь ждет.
- Подожди, дай очухаться.
- Ну, чухайся, - Дмитрий улыбнулся.
Ольф встал, прошелся по комнате.
- Димыч...
- Ну? - поднял голову Дмитрий.
- Это что же... конец?
- С ней - да.
- Но почему?
- Ты бы меня о чем-нибудь попроще спросил, - устало сказал Дмитрий.
- А может быть, все еще наладится?
- Нет... Знаешь что, иди-ка ты к себе, а? - попросил Дмитрий. - Не хочу
я об этом говорить. Случилось - ну и-случилось, и нечего тут... Правда,
иди, Ольф.
- Пойду, что ты меня гонишь, ночевать не останусь. На работу едешь
завтра?
- Да.
Помолчали, и Ольф направился к двери:
- Ну ладно, пойду.
- Дверь захлопни.
- Хорошо.
И не успел Ольф закрыть дверь, как услышал скрип дивана, - Дмитрий,
видимо, снова лег. Ольф постоял на площадке, подумал немного - и пошел к
Жанне. Она безмерно обрадовалась, увидев его.
- Наконец-то хоть ты приехал.
- А ты принца Савойского ждала? - буркнул Ольф.
- Ох, Ольф, давай без шуточек... Идем.
Ольф прошел в ее комнату и сразу спросил:
- Ты знаешь, что Ася уехала?
- Да.
- А почему мне не написала?
- Не злись, я сама недавно узнала.
- Когда она уехала?
- Недели три назад.
- И он ничего не говорил тебе?
- Нет.
- Как же это случилось?
- Она даже не попрощалась с ним. Приехала, когда он был на работе,
взяла кое-какие вещи, оставила ему письмо - и все. Он сразу же поехал в
Москву, но она уже улетела. Оказывается, документы на оформление она еще в
феврале подала. Вот и все, что я знаю.
- Да, дела. - Ольф покрутил головой. - Как в плохом детективе. И как
он?
- Плохо, Ольф. Совсем плохо.
Жанна даже руками за голову схватилась, и Ольф с досадой посмотрел на
нее:
- Ну вот... Да что плохо, говори толком.
- Понимаешь, он почти не разговаривает. Ни с кем. Запирается у себя в
кабинете и иногда даже на телефонные звонки не отвечает. И взгляд у него
бывает... Ох, Ольф, - простонала Жанна, - если бы ты видел, как он иногда
смотрит. Мне плакать хочется... - Жанна и в самом деле заплакала. - Боюсь
я за него. Алексей Станиславович говорит, что ему в больницу надо
ложиться, а он не хочет. И как ему помочь, просто не знаю. Я каждый день
захожу к нему, но и со мной он не разговаривает. Молчит и ждет, когда я