Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
новые блестящие возможности и прикидывали, нельзя ли как-нибудь тут же
приняться за их осуществление.
- В конце концов, - решительно сказал Ольф, - вовремя осознать свои
ошибки - это и есть настоящее мужество.
- А кроме того, - вслух подумал Дмитрий, заложив руки за голову, -
какая разница, кто это сделает - мы или американцы? Лишь бы было сделано.
- Если только они наткнулись на это, - скептически заметил Ольф.
- Ты думаешь, нет?
- Ничего я не думаю. - Ольф тоскливо посмотрел на яркое солнце за
окном, заснеженные сосны, покачал головой, глубоко вздохнул и бесстрастно
сказал: - Мне тоже не нравится эта гонка, но все-таки придется довести ее
до конца.
Дмитрий усмехнулся:
- Побаловались - и хватит?
- Вот имений. Вообрази, что мы решим заняться одной из этих блестящих
идей. А как мы объясним, почему на полпути бросаем работу? Что скажем
Дубровину? Что нам стало скучно? Представляю, что он нам выдаст... А кроме
того, не забывай, что есть еще и Шумилов. Не вечно же будет длиться наш
творческий отпуск. Нет, Матильда, придется нам поскучать. Мы уже не
студенты - это тогда мы могли заниматься чем вздумается. Так что давай,
это самое... дальше поехали. А может, для начала на лыжах прокатиться?
Денек-то уж больно хорош.
- Тоже идея, - согласился Дмитрий и поднялся. - Не удалось украсть
миллион, так хоть грошиком попользуемся.
И они до вечера бродили на лыжах по лесу, а на следующее утро, как
обычно, сели за работу. Только вечером Ольф вспомнил о вчерашнем разговоре
и вздохнул:
- Кончить-то мы кончим, да если бы знать наверняка, что не изобретаем
велосипеды.
- Ишь чего захотел, - ухмыльнулся Дмитрий. - Может быть, ты не прочь бы
узнать, что ты гений?
- И это неплохо было бы, - серьезно сказал Ольф и склонился над столом.
И когда они сделали последние эксперименты, обработали результаты и
увидели, что это действительно конец - самый что ни на есть настоящий,
долгожданный, - они с каким-то недоумением переглянулись. Ольф засмеялся,
поднялся из-за стола и с наслаждением потянулся.
- Все, Матильда, конец. Ася! - заорал Ольф. - Конец!
Это было в воскресенье вечером, они сидели у Дмитрия - квартиры, как и
обещал Дубровин, они получили еще осенью, - Ася возилась на кухне и с
испуганным лицом выглянула оттуда:
- Что конец?
- Работе конец! - Ольф обнял ее и чмокнул в щеку. - Совсем, понимаешь?
Ася взглянула на Дмитрия, тот улыбнулся и кивнул, и она облегченно
вздохнула, оттолкнула Ольфа:
- Фу ты, психопат. Я уж думала, случилось что.
- Случилось, Асенька, случилось, - засмеялся Ольф. - По этому случайно
случившемуся случаю не мешало бы случайно выпить. Субсидируй, доцентша! Ты
же у нас самая богатая! - по привычке поддразнил он ее.
- Тебе бы только выпить, - заворчала Ася.
- Асенька, да ведь случай-то какой, а? И опять же, случившийся
совершенно случайно! - продолжал дурачиться Ольф.
Они, конечно, на радостях "поддали" в этот вечер, а на следующее утро
пошли к Дубровину.
Дубровин молча просмотрел результаты и довольно хмыкнул:
- Недурно, весьма недурно. А что вы такие кислые? Перебрали, что ли?
- Есть маленько, - нехотя сказал Ольф, - да не в этом дело.
- А в чем же? Работой недовольны?
- Относительно, - буркнул Дмитрий.
- А-а... Тоже правильно. Подкузьмили вас американцы, да что делать,
друзья мои, такова сэ ля ви.
Дубровин перенял это выражение от Ольфа и с удовольствием употреблял
его, особенно когда хотел поддеть их.
- Не журитесь, у вас все впереди. А кроме того, это действительно
неплохо сделано, честно говорю. Сами знаете, на комплименты я не слишком
щедр, так что оцените. Ну-с, а теперь быстренько, но не спеша сработайте
статью, и чтобы через неделю она лежала у меня на столе.
И через неделю статья лежала на столе Дубровина. Он торопился и, не
читая, сунул ее в портфель.
- Мне некогда, голубчики, завтра уезжаю на две недели в Швейцарию, а
потому - коротенько. Неделю вам на похмелье, на отсыпание, на догуляние, а
потом будьте добры за работу.
- За какую работу? - с отчаянием спросил Ольф.
Дубровин, не обращая на него внимания, продолжал:
- Составьте подробнейший отчет со всеми причиндалами - графиками,
таблицами, диаграммами и прочей дребеденью - и отпечатайте в трех
экземплярах, на отличной бумажке. В общем, все как полагается, чтобы
получился приличный кирпич в приличном переплете. Приложите все свои
публикации, месячишка через два и эта появится, так что капиталец у вас
будет. В начале июля намечено остепенить вас, - значит, за месяц до этого
бумажки должны быть в порядке.
- Как это остепенить? - опешил Ольф.
- Обыкновенно, - невозмутимо сказал Дубровин, убирая со стола бумаги. -
Докторов вы не заслужили, а кандидатов - в самый раз.
- Да разве кандидатов дают без официальной защиты? - удивился Дмитрий.
- Вообще-то нет, но у нас, в виде исключения, это можно.
- И мы, стало быть, и есть эти исключительные личности? - повеселел
Ольф.
- Вроде того... Понимаю, что скучно такой работенкой заниматься, от
души сочувствую вам, да что делать, надо. Ну, будьте здоровы, мне некогда.
- И он тряхнул им руки, выпроводил из кабинета и захлопнул дверь.
- Алексей Станиславович! - попытался остановить его Дмитрий, но
Дубровин даже руками замахал:
- Потом, потом, некогда...
И им пришлось засесть за эту скучную и неблагодарную работу. Делали они
ее, как нерадивые школьники, с постной физиономией зубрящие заданный урок,
- с утра намечали, что надо сделать за день, и, кое-как разделавшись с
"барщиной", больше не возвращались к ней.
Дубровин только посмеивался, глядя на их героические усилия:
- Заставить бы вас годиков пять каким-нибудь чиновником четырнадцатого
класса в канцелярии поработать - вот тогда запели бы!
- Боже упаси! - с ужасом сказал Дмитрий.
Они уже намекали, что неплохо было бы перенести "остепенение", но
Дубровин только отмахивался:
- Работайте, работайте.
Но однажды они дружно взмолились.
- Алексей Станиславович, давайте перенесем месяца на два! - сказал
Дмитрий. - Мочи моей больше нет.
Дубровин внимательно посмотрел на них:
- Что, совсем плохо?
- Плохо! - почти с радостью сказал Дмитрий, уже решив, что Дубровин
согласен. Но тот только покачал головой:
- Терпите, друзья, месяц всего осталось.
- Алексей Станиславович, да что будет, если перенесем? Почему
обязательно в июле?
- Потому что у меня и других дел хватает, кроме ваших, - напомнил
Дубровин. - В августе симпозиум, а я член оргкомитета. А в сентябре поеду
в отпуск.
- А на октябрь?
- А вдруг я до октября умру? - отшутился Дубровин, но, заметив, что они
по-прежнему серьезны, сказал: - Понимаю, что надоело, но все-таки придется
закончить сейчас.
Они еще пытались выклянчить у него отсрочку, но Дубровин был
непреклонен.
Когда они вышли, Ольф с недоумением потер подбородок.
- Что-то химичит наш шеф, а? Почему он так торопится?
- Ну вот, пошел, - недовольно сказал Дмитрий. - Тебе с твоей
подозрительностью только в угрозыске служить.
- Посмотрим, - неопределенно сказал Ольф.
Но у Дмитрия и самого закралось подозрение, что Дубровин чего-то
недоговаривает. Да и зачем ему, в самом деле, так торопиться?
И им пришлось снова сесть за опостылевшую работу и срочно заканчивать
ее.
Все сильнее раздражал их Шумилов, его салонная вежливость. Он
по-прежнему не упускал случая похвалить их, хотя они давно уже ничего не
делали для него и просто не представляли, в каком состоянии его работа.
Дмитрий как-то спросил у Жанны:
- Как ваши дела? Продвигаетесь?
- Кажется, да, - не очень уверенно сказала Жанна. - Моя работа, во
всяком случае, идет неплохо, - поправилась она. - У других тоже как будто
ничего. А как в общем - понятия не имею. Ведь у каждого из нас какая-то
частная проблема. Николай Владимирович ставит их перед нами, мы выполняем,
а дальше уже его дело. Это вы, корифеи, можете позволить себе работать
по-своему, - с завистью сказала Жанна. - А мы что...
- Ну, пошла прибедняться... Но неужели он не держит вас в курсе дела?
- Он не балует нас своим вниманием, - насмешливо сказала Жанна.
Дмитрий рассказал об этом разговоре Ольфу, тот присвистнул:
- Если уж его собственная любовница так отзывается о нем...
- Ну вот, - разозлился Дмитрий, - я так и знал, что ты это ляпнешь.
Любовница не любовница - какое это имеет значение?
- Не кипятись. В принципе - никакого, конечно, да ведь все мы люди, все
мы человеки.
- А потом, - проворчал Дмитрий, - еще неизвестно, так ли это.
- Вот те на, - удивился Ольф. - Всему институту известно, а ему
неизвестно.
- Мало ли что болтают...
- А ты спроси у нее самой, - поддразнил его Ольф. - Вы же друзья.
- Перестань, - сказал Дмитрий.
- Да чего ты злишься, не понимаю? - удивился Ольф. - Я же ничего
плохого о Жанке не говорю. Наоборот, это только делает ей честь. Она
оказалась умнее, чем я думал, - и слава богу.
- Ладно, хватит, - оборвал его Дмитрий. Ему нравилась Жанна, и
неприятно было думать, что она так связана с Шумиловым.
- Все, не буду, - покладисто сказал Ольф. - Но каков все-таки Шумилов,
а? Нет, вряд ли мы с ним хорошо сработаемся. Это не Дубровин... Слушай,
давай все-таки поговорим с Дубровиным, пусть он возьмет нас к себе.
Они уже давно подумывали об этом и откладывали разговор до окончания
работы. И на этот раз Дмитрий сказал:
- Вот закончим с этим барахлом, - он с ненавистью взглянул на
разложенные бумаги, - тогда и скажем.
- Лады, - согласился Ольф.
Так они и сделали.
Ольф, притворно сгибаясь под тяжестью трех довольно увесистых томов,
боком протиснулся в кабинет Дубровина, мелкими шажками дошел до стола,
всем своим видом показывая, что вот-вот свалится от изнеможения, и потом
долго отдувался и обмахивался платком.
Дубровин улыбнулся, глядя на него:
- Может быть, ты не только летчиком, но и клоуном был?
- Еще нет, - серьезно ответил Ольф.
Дубровин просмотрел материалы и небрежно сказал:
- Могло быть и лучше, но тоже сойдет. Ну, не умерли?
- Еще нет, - повторил Ольф тем же тоном.
- Стало быть, уже и не умрете... Можете отправляться на все четыре
стороны. Заседание Ученого совета одиннадцатого июля в два часа дня. Без
четверти два извольте быть в конференц-зале. Разумеется, волноваться по
этому поводу нет никакой необходимости - вся процедура будет чистейшей
воды формальностью. Так что спокойненько отдыхайте.
- Будет сделано, - сказал Ольф. - Кстати, Алексей Станиславович, мы
слышали, что у вас предвидятся какие-то вакансии.
Ни о каких вакансиях они не слышали, но Дубровин и глазом не моргнул.
- Ну и что?
- Может быть, вы возьмете нас к себе?
- Зачем? - спросил Дубровин, ничуть не удивившись.
- Ну как зачем? - опешил Ольф. - Работать.
- А чем вам плохо у Шумилова?
- Да ничем... До сих пор, по крайней мере, - уточнил Ольф. - Но ведь мы
фактически работаем не у него, а у вас.
- Ну и что же? Теперь поработаете у него. Вы забыли наш уговор?
- Не забыли, конечно, - обиженно сказал Ольф - он не ожидал такого
поворота. - Но мы думаем, что так будет лучше и для нас, и для работы,
конечно... Может быть, и для вас, ведь мы неплохо сработались с вами. Или
мы ошибаемся? - с вызовом спросил Ольф.
- Нет, не ошибаетесь, - спокойно сказал Дубровин, не обращая внимания
на тон Ольфа. - Вы очень милые и симпатичные люди, и мне приятно было
работать с вами. Но и с Шумиловым вы отлично сработаетесь - он человек
очень приятный.
- Ну, еще бы.
- Не перебивай. А кроме того, у него интересная тема, и вы, кстати,
можете во многом помочь ему. Во многом, - подчеркнул Дубровин. - И он,
между прочим, надеется на вашу помощь и ждет ее.
- Он сам говорил это? - удивился Ольф.
- Да. Так что прошу вас - отдохните и принимайтесь за работу. И
работайте так, как вы умеете. А ты что молчишь? - обратился Дубровин к
Дмитрию.
Тот неохотно ответил:
- А что тут говорить...
И все трое замолчали.
- Я вижу, вы обиделись на меня, - мягко сказал Дубровин.
- Да нет, что вы, - кислым тоном возразил Ольф, избегая его взгляда.
Дубровин помолчал. Ольф уже собрался было встать, но Дубровин остановил
его:
- Сиди. Я вижу, придется все-таки объясниться... Конечно, я мог бы со
временем взять вас к себе. Это, кстати, можно было и раньше сделать. Но я
не хочу.
Они угрюмо молчали. Дубровин неожиданно спросил:
- Вам кто-нибудь говорил, что я эгоист?
- Эгоист? - удивился Ольф. - Вы? Нет, разумеется.
- Ну, так я вам сейчас это говорю, - почему-то рассердился Дубровин и
встал из-за стола. - Сидите, сидите... Да, я самый настоящий эгоист, точно
такой же, как и вы, как и всякий другой ученый. Почему вы так удивляетесь,
что я не хочу вас брать к себе? Разумеется, мне нужны люди неглупые,
работоспособные, умеющие оригинально мыслить и все такое прочее...
Он остановился перед ними и отчеканил:
- Но мне не нужны люди, у которых то и дело вспыхивают в голове всякие
гениальные идеи. Гениальных идей у меня самого предостаточно. Их у меня
столько, что и всей моей жизни не хватит, чтобы осуществить хотя бы
десятую долю. Будь мои воля и власть, я заставил бы весь институт работать
только над моими идеями. И разумеется, мои идеи представляются мне
значительнее всех прочих... Не понимайте мои слова слишком буквально. Это
идет не от разума, а от чувства, и я не думаю, что это так плохо. Больше
того, я убежден, что каждый ученый должен верить в исключительность своих
идей, это непременнейшее условие того, что они наиболее полно будут
воплощены в жизнь. Вот почему все прочие идеи, какими бы блестящими они ни
были, интересуют меня постольку, поскольку не мешают осуществлению моих
собственных планов. Самостоятельность, оригинальность мышления - бога
ради, я всегда готов приветствовать это. Но в определенных пределах, пока
это идет мне на пользу. Ну, а вы, на ваше счастье, не из такой породы,
поэтому и не нужны мне. Я слишком высокого мнения о вас, чтобы брать вас к
себе, - сказал Дубровин и сел. - Вы понимаете меня?
- Приблизительно, - пробормотал ошеломленный Ольф.
- Уже кое-что, - улыбнулся Дубровин. - А теперь представьте, что вы
начнете работать у меня. Самое большее через полгода кто-нибудь из вас
вообразит, что моя работа никуда не годится, и предложит свой вариант.
Может быть, в конце концов вы и окажетесь правы, но мне-то что от этого?
Вы думаете, я позволю вам работать над этим своим вариантом? Черта с два!
- энергично сказал Дубровин, и Дмитрий невольно улыбнулся. - Я заставлю
вас работать так, как это мне будет нужно, а так как вы наверняка не
согласитесь, я выгоню вас и возьму на ваше место людей более покладистых.
И не сомневайтесь, так оно и будет, несмотря на все мое хорошее отношение
к вам... Ты что смеешься? - посмотрел он на Дмитрия. - Думаешь, я не
сделаю это?
- Сделаете, - с улыбкой согласился Дмитрий.
- Очень рад, что вы это понимаете. Ну, а с Шумиловым вам такая
перспектива не грозит. Он очень милый, обаятельный человек, но от души
желаю вам не быть похожими на него. А впрочем, вы уже не похожи. Годика
через полтора-два его работа будет закончена, а там я постараюсь сделать
так, чтобы вам предоставили полную самостоятельность. Устраивает вас такой
вариант?
- Вполне, - сказал повеселевший Ольф.
- Ну и... - Дубровин сделал жест рукой, выпроваживая их из кабинета, -
гуляйте. Когда Светлана будет рожать?
- В сентябре, - сказал Ольф.
- Тебе особенно надо отдохнуть. Готовься к тому, что потом целый год
будешь недосыпать.
- Бу сделано, - ухмыльнулся Ольф, он еще не привык к тому, что скоро
станет отцом.
Когда они уже уходили, Ольф остановился и с невинным видом спросил:
- Кстати, Алексей Станиславович, а почему же, если вы такой эгоист, вы
возитесь с нами? Время из-за нас теряете, нервы себе треплете, уму-разуму
учите?
- А вы не знаете?
- Нет.
- И я не знаю, - серьезно сказал Дубровин. - Наверно, просто потому,
что вы нравитесь мне. Вы ведь неплохие люди.
- Вообще-то да, - скромно согласился Ольф.
33
Защита прошла на редкость буднично и прозаично. (От кого защищаться,
если никто не нападает? - спросил потом Ольф.) Кандидатов наук в институте
работало больше двухсот, и появление еще двух новоиспеченных "ученых
мужей" не могло не быть событием заурядным. Ольф даже выразил сомнение: а
читали ли как следует члены Ученого совета их труд? Возможно, и нет, с
улыбкой сказал Шумилов и разъяснил, что в этом не было бы ничего
удивительного, все знают, что они подопечные Дубровина, а его авторитет
слишком велик, чтобы ставить под сомнение ценность их работы. Как бы то ни
было, а голосование единодушно подтвердило - Добрин и Кайданов звания
кандидатов физико-математических наук достойны.
Два дня они выслушивали поздравления, пожимали кому-то руки, пили
шампанское, а потом взялись за работу.
Это было в июле, а в середине августа в Долинске открылся международный
симпозиум, на котором Дубровин сделал доклад. Дмитрий и Ольф, конечно,
были на нем. Дубровин говорил минут пятнадцать, и уже где-то на четвертой
минуте Дмитрий почувствовал беспокойство, а на десятой тревожно
заворочался и стал украдкой поглядывать по сторонам - не смотрит ли кто на
них и нет ли двусмысленных улыбок. Но никто не смотрел, не было никаких
улыбок. Даже Жанна ничего не поняла, она не очень внимательно следила за
их работой. А из доклада Дубровина следовало, что добрая половина их
работы, за которую они получили кандидатские звания, по меньшей мере
должна быть поставлена под сомнение, и даже сразу можно было с
уверенностью утверждать, что кое-какие выводы, еще месяц назад казавшиеся
бесспорными, просто неверны.
- Ты все понял? - спросил Ольфа Дмитрий.
- Да, - сказал Ольф, не глядя на него. Он с убитым видом сидел рядом и
только в конце заседания взглянул на него и невесело сказал: - Н-да...
Долбанул нас шеф. Прямо по темечку...
В перерыве Дубровина окружили какие-то люди и продолжали задавать
вопросы. Он отвечал с видимой неохотой, оглядывался по сторонам, наконец,
отыскав глазами Дмитрия и Ольфа, быстро подошел к ним и сказал:
- Никуда не уходите, дождитесь меня.
И тут же отошел, и его снова окружили.
Они ждали его до самого вечера - Дубровину приходилось улаживать
какие-то конфликты, кого-то уговаривать, звонить в горком по каким-то
совсем не научным делам. Наконец он освободился, и они молча пошли
напрямик через душный августовский лес.
Институт разбит на две части. Та, где был конференц-зал, находилась в
самом городе, вернее, на окраине его, в лесу, и отсюда до дома Дубровина
было пятнадцать минут небыстрого хода.
Дубровин шел медленно, прихрамывая сильнее обычного, и им все время
приходилось придерживать себя.
- Устал я, - вдруг со вздохом сказал Дубровин.
Это был, кажется, первый случай, когда Дубровин жаловался. Выглядел он
и в самом деле неважно.
- Когда в отпуск идете? - спросил Дмитрий.
- Недели через три.
- Поедете куда-нибудь?
- Придется. Почки опять пошаливают.
И снова замолчали.
Дома у Дубровина никого не было. Он сказал Ольфу:
- Достань-ка коньяк. И закусить.
Ольф достал бутылку, повертел ее в руках.
- За удачу - коньяк, за неудачу -