е, когда по небу
все еще  проносятся падучие звезды? Разве род человеческий не тем отличается
от низших существ, что ему знакомы порывы за пределы обыденного?
     Но если в  делах любви и бывает, что хватаешься за дубину тюленеубийцы,
если  твой внутренний японский китобоец вынужден  отплывать  в  Южные  моря,
чтобы делать свое дело, отсюда вовсе не следует, что надо прибегать к грубой
силе и по возвращении в родной порт. Бедный Стюарт, я все еще протягиваю ему
ладонь дружбы. Я даже позвонил ему. Я, со шрамом на щеке после той небольшой
неприятности (но это удачно получилось: я оказался Олли --  лихой дуэлянт, а
не Оливер Рассел -- полубезработная жертва преступления), пытаюсь возвратить
его к нормальным человеческим отношениям,
     -- Привет, это Оливер.
     Последовала  пауза,  которую  по   средней  длительности   можно   было
истолковать и так, и этак, но затем прозвучали слова, уже  значительно более
однозначные:
     -- Пошел ты знаешь куда, Оливер.
     -- Послушай...
     -- Убирайся.
     -- Я понимаю...
     - КАТИСЬ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ КАТИСЬ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ
     Можно было подумать, что я  звоню попросить у него прощения,  что это я
приставал к нему  у него на свадьбе. Объявился  в церкви, потом потащился за
нами в  ресторан --  ну,  что твой Старый Моряк.  Мне бы надо было  позвать,
чтобы  его  арестовали.  Полицейский,  вы  видите вон того  старика-матроса?
Пристает  ко  всем  и  ноет,  что,  мол,  он чайку  подстрелил.  Велите  ему
убираться, а еще
     199
     лучше  устройте  на   ночь  в   Ньюгейтскую  тюрьму  на  довольство  Ее
Величества.
     Но я этого не сделал. Я сдержался,  и  вот  благодарность. Обложил меня
последними словами. Это  особенно грубо звучало оттого, что его многократный
призыв  удалиться  был  передан  мне через  ту  же самую  черную  переносную
телефонную трубку, по которой я объяснился его  жене. Не отсоединись  он так
быстро, я бы поделился с ним этой
     иронией.
     Конечно,  я  набрал его номер (ее номер, и не набрал, а  довольно  было
нажать  ту священную,  навсегда запоминающую кнопку 1)  не исключительно  по
собственной инициативе. Иногда великодушию требуется accoucheuse*.  Это Джил
и аи  предложила, чтобы я позвонил.  Кстати,  не стройте себе иллюзий насчет
Джилиан. Не знаю, какого цвета  очки, через которые вы видите  ее во сне, но
имейте в виду: она сильнее меня. Я всегда это знал.
     И мне это нравится. Свяжите меня шелковыми путами,
     прошу.
     ДЖИЛИАН:  Оливер сказал, что Стюарт  отказался  с ним разговаривать.  Я
попробовала  позвонить сама.  Он взял  трубку.  Я  сказала:  "Это  Джилиан*.
Послышался вздох, и Стюарт положил трубку. Разве я могу его винить?
     Он выкупил  мою долю домовладения. Деньги и  имущество честно разделили
пополам.  Знаете, что  придумал  Стюарт?  Поразительный поступок.  Когда  мы
согласились развестись -- точнее, когда он согласился дать мне развод, --  я
сказала, что ужасно не хочется, чтобы в дом еще являлись адвокаты  и решали,
кому что достанется, и без того тяжело, а тут еще адвокаты добавят, заставят
торговаться  за  каждый  пенни.  И  знаете,  что  Стюарт  на это  сказал? Он
предложил: "Почему бы не попросить мадам Уайетт распорядиться?"
     * повивальная бабка (фр,).
     200
     -- Maman?
     -- Я уверен, что она разделит все справедливее, чем любой известный мне
адвокат.
     Правда  удивительно? Она все сделала, мы уведомили адвокатов о том, как
мы договорились, а после получили одобрение суда.
     И вот еще что. Наш развод никак  не связан с сексом. Что бы там  кто ни
воображал.  Я не собираюсь  вдаваться в подробности,  скажу только  вот что.
Если кто-то находит, что у него или у нее не  все хорошо  получается, он или
она будет прилагать больше старания, верно?  С другой  стороны, если  он или
она  убеждены,  что у них в этом  деле  полный ажур, то кто-то  может начать
лениться  или проникнуться самодовольством. И  тому,  кто с ними, все  равно
будет  не очень-то хорошо, что так, что этак.  Тем  более  что на самом деле
главное -- это с кем.
     Когда я выехала, Стюарт оставил  в моем распоряжении студию. И плату за
нее брать отказался. Оливеру это не понравилось. Он сказал, что как бы он на
меня не напал. Разумеется, ничего такого не было.
     При разделе вещей  Стюарт настоял, чтобы  я  взяла себе бокалы, подарок
maman, сколько их осталось. Изначально  их было шесть, но теперь всего  три.
Любопытно, что я совершенно не помню, как они разбились.
     МАДАМ УАЙЕТТ: Я  сожалею  об этом случае со свадебным платьем. Я совсем
не хотела расстраивать Джилиан, но ее затея  была абсурдна. Дважды  выходить
замуж в одном и том же  платье  -- слыханное ли дело?  Так что иногда матери
приходится вести себя по-матерински.
     Свадьба  прошла кошмарно. Нет слов, чтобы перечислить все, что вышло не
так. Шампанское было не из Шампани, я не смогла этого не заметить. На первое
подали что-то черное, больше подходившее для похорон. Потом еще сложности со
Стюартом. Все не слава Богу. И под конец
     201
     Оливер еще заказал  какую-то  итальянскую настойку,  которой,  наверно,
можно  было  бы  растирать  грудь больному  ребенку.  Но  принимать  внутрь?
Никогда. Словом, совершенный кошмар, как я сказала.
     ВЭЛ: Я  даю им  год. Нет, правда.  Могу  заключить  пари. На сколько вы
хотите? На десятку, полсотни, сотню? Я даю им год.
     Нет, послушайте, если Стюарт, который просто создан для семейной жизни,
продержался с этой фригидной  мужененавистницей  так  недолго,  на что может
рассчитывать Оливер, не имеющий ни средств, ни перспектив, и сам,  по  сути,
гомосексуал? Как долго просуществует этот брак после того, как Оливер начнет
называть ее в постели Стюартом?
     И потом еще...
     ОЛИВЕР И СТЮАРТ: Вон отсюда! Гоните эту дрянь.
     Давай, давай. Убирайся. Вон. ВОН!
     ВЭЛ: Они  не имеют права. Не позволяйте им так со мной  обращаться Я не
хуже, чем они, могу...
     ОЛИВЕР И СТЮАРТ: ВОН. Либо она, либо  мы. Пошла отсюда, дрянь! ВОН. Она
или мы.
     ВЭЛ: Вы разве не знаете, что это не по правилам?
     То есть вы  сознаете, что  вы делаете? И что из этого может получиться,
вы  поняли?  О чем вы думаете? Игроков не  изгоняют.  Эй, вы, вы же здесь за
главного, разве вы не отвечаете за свою команду?
     202
     ОЛИВЕР: Стю, у тебя есть шарф?
     ВЭЛ:  Вы что, не видите, что творится? Это прямой вызов  вашей  власти.
Заступитесь за меня. Пожалуйста.  Если вы  за  меня заступитесь, я расскажу,
какие у них...
     ОЛИВЕР: Я ее держу, а ты затолкай ей кляп в рот. СТЮАРТ: Давай.
     ВЭЛ: Вы жалкие людишки, вы  знаете это? Вы двое. Ничтожества. Стюарт...
Олли...
     ОЛИВЕР:  Уф-ф! Вот это была игра.  Валда Поверженная. Аи да мы. Стюарт,
послушай...
     СТЮАРТ: НЕТ.
     ОЛИВЕР:  Было совсем  как в прежние времена, правда? Совсем как раньше.
Помнишь кино "Жюль и Джим"?
     СТЮАРТ: Пошел ты...
     ОЛИВЕР: Когда освободится твой шарф, прислать его тебе?
     СТЮАРТ:  Убирайся к  черту, Оливер.  Еще  раз  разинешь рот,  я тебе...
Давай, давай, проваливай.
     ОЛИВЕР:  Я недавно читал мемуары Шостаковича. Сцена,  которую  устроила
Валда,  напомнила мне  первую  страницу  этой книги. Там композитор  обещает
говорить только правду.  Он был свидетелем  многих  важных  событий  и  знал
многих выдающихся людей. И постарается
     203
     рассказать о них честно,  без прикрас и фальши, это будут свидетельские
показания очевидца. Прекрасно. Правильно.  Но дальше он с иронией, никем  не
оцененной, продолжает  (я  цитирую): "Хотя,  конечно, у  нас есть пословица:
"Врет, как очевидец"".
     Это как нельзя точнее подходит к Вэл. Она врет, как
     очевидец.
     И еще одно замечание. О нем можно было бы потолковать со Стюартом, будь
он  склонен  сейчас  уделить мне несколько минут. Вот что пишет Шостакович о
своей опере "Леди Макбет": "Здесь также говорится о том, какой могла бы быть
любовь,  не  будь  мир  так  наполнен   злом.  Зло  губит   любовь.  Законы,
собственность,  денежные  заботы, полицейские власти.  Если бы условия  были
другими, другой  была  бы  и  любовь".  Разумеется,  условия воздействуют на
любовь. А экстремальные условия сталинского  террора? Шостакович продолжает:
"Все  беспокоились  о  том, что  станется с  любовью. А  по-моему, так будет
всегда. Всегда кажется, что настали ее последние дни".
     Вообразите: смерть любви. А  что, может быть. Я хотел  сказать Стюарту:
"Знаешь, тот философский трактат про законы рынка и любовь, что я тебе тогда
изложил, я  ведь и  сам не был уверен, не пустой  ли это треп. А вот  теперь
понимаю, что тут что-то есть. "Если бы условия были другими,  другой была бы
и любовь". Как это верно.  И как мало мы об этом задумываемся. Смерть любви.
Это возможно. Это можно себе представить. Это  невыносимо. "Курсант  Рассел,
почему вы хотите  вступить в полк?" -- "Я хочу, чтобы мир стал безопасен для
любви. И я пойду воевать за это, сэр, без колебаний".
     МИССИС ДАЙЕР: Мне нравилось, что у меня живет этот молодой человек. Он,
конечно,  наболтал мне  невесть чего. И квартплату за  последние две  недели
задолжал, обещал прислать.
     204
     По-моему, он немного со странностями, если хотите  знать.  Разговаривал
сам с собой, я не раз слышала. А эти его  выдумки! Мне кажется, он  на самом
деле не писал никаких сценариев. И никогда не  оставлял  машину за воротами.
Как  вы думаете,  может,  у него  правда  СПИД?  От  него,  говорят,  теряют
рассудок. Возможно,  этим  все  объясняется.  Но  все-таки  он  был приятный
молодой человек.
     Перед отъездом он попросил позволения  отрезать веточку от этого дерева
за окном. На память, он сказал. Так и уехал с чешуйчатой веточкой в руке.
     ДЖИЛИАН: Стюарт уезжает. Это, конечно, правильно.  Иногда мне думается,
что и нам надо бы поступить так же. Оливер все время говорит, что собирается
начать новую жизнь, но пока что мы живем в том же городе и  делаем оба ту же
работу, что и раньше. Может быть, надо сняться с места и уехать?
     ОЛИВЕР: Проба, разумеется, была отрицательная. Я  так и знал. А вы что,
действительно беспокоились обо мне? Mes excuses,* Право, я тронут. Если бы я
знал, сообщил бы вам сразу же, как получил результат.
     МАДАМ УАЙЕТТ: Вы спрашиваете, что я  думаю о них, о Стюарте  и Оливере,
кто мне больше  нравится?  Но я же не Джилиан, а это  самое главное. Она мне
сказала: "Я, кажется, знала, каково быть любимой. Но я не знала, каково быть
обожаемой". А я ей ответила: "Почему же у  тебя такая вытянутая физиономия?"
Как говорится у вас, англичан: не строй гримасы, накличешь ветер.
     И еще я думаю: никогда не бывает в точности как ожидаешь. У меня, как у
всякой матери, есть свои предпочтения.  Когда  я познакомилась со Стюартом и
позже, когда
     Мои извинения (фр.).
     205
     они поженились,  я  думала: "Только  посмей причинить зло моей дочери!"
Стюарт всегда садился против меня, как будто перед врачом или экзаменатором.
И помню, у него всегда были до блеска начищены ботинки. Когда он думал,  что
я не вижу, он бывало  поглядывал: не поцарапались ли где? Ему очень хотелось
понравиться,  произвести на  меня хорошее впечатление. Это было трогательно,
но я все же немного сопротивлялась. Да, сейчас ты ее любишь, я вижу, да,  ты
очень со мной вежлив и чистишь ботинки, но подождем годик-другой, если ты не
возражаешь.  Когда  Чжоу  Энлая спросили,  как, по  его мнению, повлияла  на
мировую историю Французская революция, он ответил: "Сейчас еще рано судить".
Вот и я думала так же про Стюарта. Я видела, что он честный молодой человек,
хотя,  может  быть,  не  слишком  яркий,  и зарабатывает  достаточно,  чтобы
обеспечить  Джилиан,  для  начала  это  неплохо. Но если бы я, как он думал,
выставляла ему  оценку, я бы сказала так: сейчас еще рано  судить, приходите
через  годик-другой.  А  пока  я  подожду  и  понаблюдаю.  Но я  никогда  не
задавалась  вопросом:  что,  если  моя  дочь  причинит зло  Стюарту? Так что
видите, я не такая уж мудрая женщина. Я как  крепость,  чьи пушки наведены в
ту сторону, откуда ожидается  наступление  врага, а он объявляется с черного
хода.
     Но  вот  теперь мы имеем Оливера вместо  Стюарта, и спрашивается, что я
думаю об  этом? Оливер не считает,  что чистка  обуви -- самый верный способ
завоевать мое расположение. Наоборот, Оливер  держится  так,  будто  о  том,
чтобы  я  плохо  к нему относилась, не может  быть  и речи. Он держится так,
будто  мы с  ним знакомы всю  жизнь. Дает мне советы, какая  английская рыба
лучше  всего  годится  в  прованскую  уху  вместо средиземноморских  сортов,
которых  здесь невозможно достать.  (Поинтересоваться  сначала,  люблю ли  я
прованскую уху, ему в голову  не  приходит.) Он немного со мной кокетничает,
мне кажется. И ни на минуту не допускает мысли, что я могу винить его за то,
что он
     206
     разрушил брак моей  дочери. Он хочет -- как бы это сказать?  -- уделить
мне толику своего счастья. Это странно и довольно трогательно.
     Знаете, что он мне на днях сказал? "Матап, -- он всегда зовет меня так,
с тех пор как  разрушил брак  моей  дочери;  своеобразно, правда?  -- Maman,
давайте мы найдем вам мужа?"
     Джилиан  взглянула на  него  так,  будто  ничего  более  неуместного он
сказать не мог, но как бы  то ни было, я  не  обиделась. Он сказал  это тоже
немного кокетливо, словно вызвался бы на  эту роль сам, если бы познакомился
со  мной раньше, чем с моей  дочерью. Наглость, да? Но не могла же я его  за
это осуждать.
     -- Вряд ли я еще когда-нибудь выйду замуж, -- все же ответила я.
     --  Одного  разбитого  яйца  довольно?  --  отозвался  он  и  засмеялся
собственной  шутке. А  что  тут смешного? Джилиан  к нему  присоединилась  и
хохотала так, что я от нее даже не ожидала. Они покатывались со смеху, забыв
о моем присутствии, так оно и к лучшему.
     Понимаете, я правда  не думаю, что еще  когда-нибудь выйду  замуж. Я не
говорю, что никогда больше не влюблюсь, но это другое. Любовь может поразить
всякого  и во всяком возрасте  до самой смерти, спору нет.  Но вот  замуж...
Объясню вам, к какому выводу я пришла  после всех лет жизни с Гордоном, лет,
которые,  что бы вы  ни думали,  в основном были счастливыми, не хуже, чем у
других, я бы так сказала. А вывод такой: когда долго живешь  с человеком, то
постепенно теряешь  способность  приносить ему радость,  а  вот  способность
причинять боль остается прежней. И наоборот, конечно.
     Не  очень-то оптимистическая  точка зрения? Но оптимистами  мы  обязаны
выглядеть только в  глазах других людей, а  не для себя. Да, согласитесь вы,
Оливер непременно сказал бы, это только с Гордоном у вас так получилось, он
     207
     вас  просто  растоптал,  неудачная  проба,  попытайте  удачу  еще  раз,
дорогая. Но нет, к такому выводу меня привела не  только жизнь с Гордоном, у
меня перед глазами и другие браки. И я вот  что вам скажу совершенно честно.
Есть такие неприятные вещи, с которыми можно  мириться, если сталкиваешься с
ними только один раз. Они тогда не угнетают, можно  вообще поставить при них
вопросительный знак. Но если неприятная истина открывается тебе  дважды, она
начинает давить и душить. Дважды убедиться, что это так, дважды так, это уже
непереносимо.  Поэтому  я держусь подальше  от неприятных истин  и от брака.
Одного разбитого яйца  довольно. Как это у вас  говорится?  Чтобы  поджарить
омлет, надо разбить яйца. Так что не надо мне омлета.
     16. De consolatione pecuniae*
     СТЮАРТ: Если вы спросите меня  -- а у  меня было  время поразмышлять об
этом,  --  любовь,  или  то, что  люди под этим  подразумевают,  есть  некая
система, когда тебя после секса называют "милый".
     Я  пережил  тяжелое  время  после  этой  истории. Не  расклеился  и  не
сломался, потому что я не из той породы. По-видимому,  я и дальше буду  жить
как жил -- заниматься более или менее тем же, чем занимался, и останусь тем,
кем был, и, безусловно, под  тем же именем. (Я  имен не меняю, помните?),  и
так  до тех  пор, пока  не уйду с работы, и  старость  начнет разъедать  мою
личность, и  смерть  в конце концов сотрет мое имя. Но эта история  изменила
меня,  Нет, не  придала мне зрелости, не сделала меня  взрослым. Но изменить
изменила.
     Об утешении деньгами (лат.).
     Помните, я рассказывал,  как у меня все время было такое чувство, что я
не оправдал ожидания своих родителей? Я раньше считал, что так бывает только
между детьми и родителями, а если повезет, то и между ними может не быть.  А
теперь думаю, что это  всегда.  Вопрос  только  в том, кто кого разочаровал.
Например, когда история эта произошла и мы все проходили  через испытание --
как я теперь понимаю, не я один через него  проходил,  -- я тогда думал, что
не оправдал ожиданий Джилиан.  Я  думал:  так  и идет,  я,  в чем-то обманул
ожидания  родителей  (они  мне  толком не  объяснили,  в чем),  а  теперь  я
обманываю  ожидания моей  жены,  уже  в  чем-то  другом, но  тоже совершенно
непонятном. Но потом, вскоре, я сообразил, что не я подвел ее, а они подвели
меня. Жена предала меня, лучший друг предал меня, и только мой характер, моя
глупая манера во всем винить себя помешали  мне понять  это  раньше. Это они
меня разочаровали,  а не я их. И я сформулировал принцип. Не  знаю, смотрите
ли вы регби, но несколько лет назад была в  ходу такая шутка: надо опередить
и первым  нанести ответный удар. Я  теперь  живу по  этому же принципу: надо
успеть  первым  обмануть  ожидания. Обмануть  их  надежды до того,  как  они
обманут твои.
     Подмогой  мне послужила работа. Сначала  просто  как  место, куда можно
уйти,  как что-то еще заслуживающее уважения. Это  отдельная  система, она и
без  меня  будет существовать  всегда.  Но  она позволяла  мне сидеть  перед
монитором и принимать в  ней участие. И  за это я своей работе, деньгам  был
благодарен. Я бывал подавлен, я  напивался, конечно, я приходил в бешенство;
но  стоило мне  сесть и  заняться  деньгами, и  я  становился  спокойнее.  Я
относился к работе с почтением. Никогда накануне не пил, если  утром идти  в
офис.  Приходил обязательно  в  свежей рубашке, напивался  исключительно  по
пятницам и субботам. Одно время это были каждая пятница и суббота. Но
     208
     209
     наступал понедельник, и я в белой рубашке,  с ясной головой, садился на
свое место и занимался деньгами.
     А   поскольку  это  мне   давалось   лучше   всего  в  жизни,  я   стал
усовершенствоваться, стал больше узнавать. В птицы высокого полета я никогда
не метил.  Я летаю на средней высоте. Я не сторонник рискованных  операций с
оффшорными  саудовскими мегабанками. Я всегда  выступал против, говорил, что
не надо  торопиться,  лучше еще  раз  проверить, все ли учтено, помните, что
сталось  со  Вторым  Городским банком в  кукурузном поясе? Я  большой мастер
произносить  такие  речи.  Не  всем  же  быть  хлыщами  в  модных  костюмах,
набивающими карманы в  благоприятные  времена и прогорающими к двадцати пяти
годам.  Словом,  когда  мой  банк  открыл  отделение  в  Штатах,  меня   как
рассудительного служащего  среднего звена отправили в  Вашингтон,  где  я  в
настоящее время и нахожусь.
     И  опять  же  помогли деньги.  Я  относился к  ним с уважением,  и  они
отплатили мне  добром. Помню первый  случай, когда они мне помогли. Это было
незадолго до того, как  моя бывшая  жена и мой  бывший лучший друг причинили
мне  последнее,  окончательное разочарование, вступив  в брак  между  собой.
Тяжелое было время, как вы можете себе представить. Я тогда никому не верил,
даже в  самых пустяковых делах.  Откуда мне было знать, может быть, эти люди
нарочно стараются, чтобы я к ним привязался, а потом вонзят мне нож в спину?
     В один прекрасный день, вернее-- вечер, если быть точным, я  решил, что
мне  нужна женщина. Помимо всего прочего, что Джилиан надо мной учинила, она
еще отвадила меня от  секса. Я не испытывал потребности