олько от вас узнал, что нагретый эфир, смешиваясь
с кислородом, образует какую-то там смесь. У меня в гимназии по естественным
наукам была вечная единица. Что до Ирины Николаевны, то она вряд ли способна
припомнить даже формулу воды. А вы, Петр Николаевич?

   Сорин. Отчего же, помню: аш два  о.  Впрочем,  этим  мои  воспоминания  о
химии, пожалуй, исчерпываются.

   Тригорин. Так я и думал. Марья Ильинична, насколько  я  слышал,  получила
только домашнее воспитание...

   Шамраев. Но очень приличное, уверяю вас! Я сам учил Машу всем предметам.

   Полина Андреевна. Илья, зачем ты это говоришь? Чтобы на  твою  дочь  пало
подозрение?

   Тригорин. А как с химией у вас самого, Илья Афанасьевич?

   Шамраев (с достоинством). Я по образованию классик. В мои времена дворяне
ремесленных дисциплин не изучали.

   Тригорин. Ну разумеется. Полина Андреевна, надо полагать,  тоже  вряд  ли
осведомлена о химических процессах за пределами  квашения  капусты,  соления
огурцов и изготовления чудесных варений, которыми  мы  лакомились  за  чаем.
Остается господин учитель. Что за науки вы преподаете в школе, Семен, э-э-э,
Сергеевич?

   Медведенко. Семенович.  Согласно  программе:  русский  язык,  арифметику,
географию и историю. Химии меня и в училище не обучали. Для земских школ  не
нужно.

   Тригорин (Дорну). Вот ведь какая ерундовина получается, господин  доктор.
Кто лучше вас мог знать о содержимом саквояжа, о склянке с эфиром и  о  том,
при каких обстоятельствах эта дрянь взрывается?

   Полина Андреевна. Как вы смеете! Вы не знаете,  что  за  человек  Евгений
Сергеевич! На него весь уезд молится! Сколько жизней он спас, скольким людям
помог! Евгений Сергеевич - святой человек, защитник живой природы.  Ему  все
равно кого лечить - человека или бессловесную тварь. Он  подбирает  выпавших
из гнезда птенцов, дает  приют  бездомным  собакам  и  кошкам.  У  него  все
жалованье на это уходит. Некоторые даже над  ним  смеются!  Он  -  секретарь
губернского Общества защиты животных! Его в Москву, на съезд  приглашали,  и
он такую речь произнес, что все газеты писали!

   Тригорин. Общество защиты животных? То самое, члены  которого  в  прошлом
году в Екатеринославе совершили нападение на зоосад и выпустили на  волю  из
клеток всех птиц? А  в  позапрошлом  году  в  Москве  избили  до  полусмерти
циркового дрессировщика за издевательство над  львами  и  тиграми?  Так  вы,
Евгений Сергеевич, из числа этих зелотов? Ах вот оно что... Тогда все  ясно.
(Поворачивается и смотрит на шеренгу чучел.)

   Дорн. Ясно? Что вам может быть ясно, господин циник? Да, я защитник наших
меньших братьев от человеческой жестокости и произвола. Человек - всего лишь
один из биологических видов, который что-то очень уж беспардонно себя  ведет
на нашей бедной,  беззащитной  планете.  Засоряет  водоемы,  вырубает  леса,
отравляет воздух и  легко,  играючи  убивает  те  живые  существа,  кому  не
довелось родиться прямоходящими, надбровнодужными и подбородочными. Этот ваш
Треплев был настоящий преступник, почище Джека Потрошителя. Тот хоть  похоть
тешил, а этот негодяй убивал от скуки. Он ненавидел жизнь и все  живое.  Ему
нужно было, чтоб на Земле не осталось ни львов, ни орлов, ни  куропаток,  ни
рогатых оленей, ни пауков, ни молчаливых рыб - одна  только  "общая  мировая
душа". Чтобы природа сделалась похожа на его безжизненную, удушающую  прозу!
Я должен был  положить  конец  этой  кровавой  вакханалии.  Невинные  жертвы
требовали возмездия. (Показывает на чучела.) А начиналось  все  вот  с  этой
птицы - она пала первой. (Простирает руку к  чайке.)  Я  отомстил  за  тебя,
бедная чайка!

   Все застывают в неподвижности, свет меркнет, одна чайка освещена  неярким
лучом. Ее стеклянные  глаза  загораются  огоньками.  Раздается  крик  чайки,
постепенно нарастающий и  под  конец  почти  оглушительный.  Под  эти  звуки
занавес закрывается.