вникова).
   Солодовников:  Константин  Львович,  что   за   ребячество!   Зеркало
прострелили, а оно,  сами  говорили,  фамильное.  Значит  хороших  денег
стоит. Уберите вы это (презрительно показывает на  револьвер).  Меня  на
мелодраму не возьмешь,  не  из  таких-с.  Я  человек  деловой.  Извольте
вернуть деньги!
   Вован: Так это че, наезд? Во блин,  сто  лет  прошло,  ни  банана  не
поменялось. Спокуха, деловой, не мети пургу. Обрисуй толком: сколько?
   Солодовников: Как ?сколько?? Будто вы не знаете! Сто тысяч!
   Вован: Костян тебя на сто тыщ зеленки выставил? Круто!
   Солодовников:  Какой  еще  зеленки?  Вы  что,   решили   сумасшедшего
изобразить? Не выйдет! С вас сто тысяч рублей!
   Вован (опускает револьвер): Рубле-ей? А че ты  тогда  цунами  погнал?
Еще деловой! Обижаешь, братан. Чтоб Костька  по  мелочевке  крысятничал?
Давай по-людски края разведем. Мы ж не в колхозе за сто кубов  деревяшек
разборку затевать.
   Солодовников: Господин Томский, не морочьте мне голову.  Я  последний
раз спрашиваю: вы намерены вернуть долг?
   Вован: Какой базар. Если на счетчик ставить  не  будешь,  разойдемся.
Недельку отслюнишь? Солодовников (напряженно хмурясь): Вы не шутите?  Вы
и в самом деле через неделю вернете в кассу все деньги?
   Вован: Не такой человек Костя Томский, чтоб фуфло толкать.
   Солодовников: Дайте слово чести, иначе не поверю.
   Вован (чиркнув себя большим пальцем по горлу):
   Сука буду. Мое слово железняк.

   Вбегает Зизи.

   Зизи:  Констан,  ты  жив?  (Замирает  на  месте.  Выражение  лица  из
взволнованного делается  презрительным.)  Ну  разумеется.  Как  я  могла
подумать... Подлецы  не  стреляются.  Уйдите,  Вениамин  Анатольевич.  Я
заложу бриллианты, возьму в долг у папа. - Вы получите ваши деньги.
   Солодовников: Что ж, неделю, пожалуй, дам. Ну-с (усмехается), не буду
мешать семейной сцене. Константин Львович, Зинаида Аркадьевна.

   С поклоном удаляется. Мастеровые тоже уходят.

   Вован (глядя вслед Солодовникову): Лох однозначный. Даже расписки  не
взял. Поглядим еще, какой ты деловой. (Поворачивается к Зизи.) Ты погоди
пока у попа своего башлять. Он, поп этот, какой навар берет? Если больше
десяти в месяц, ну его в трынду. Сам разберусь.
   Зизи:  Низкий  человек!  Гнусный  развратник!  Солодовников  все  мне
рассказал. Я требую объяснений!

   Подходит к Вовану и бьет его по щеке. Под звук смачной пощечины  свет
слева гаснет и зажигается справа.


Верую, Господи
(2001 год)

   Томский стоит спиной к  зеркалу  и  удивленно  озирается.  Голоса  за
дверью поют ?И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди?.

   Томский: Никогда не думал, что Смерть это Зазеркалье. Так вот  о  чем
писал Льюис Кэррол! Алиса просто умерла! Хм, та  же  комната,  но  какая
странная. (Оборачивается  к  зеркалу.)  И  ты  здесь,  холуйская  морда!
Томский и  на  том  свете  оскорблений  не  прощает!  (Бьет  по  зеркалу
кулаком.) Черт! (Нянчит ушибленную руку. Потом челюсть у него  отвисает.
Он начинает жестикулировать перед зеркалом, хватать  себя  за  щеки,  за
нос.) А-а-а! Кто это? Это я?! Какой ужас! Неужто правы буддисты со своим
перерождением душ? За не праведную  жизнь  меня  вернули  на  предыдущую
стадию развития, разжаловали в хамы! Но это нечестно! Я же  не  буддист!
Или им тут все равно,  в  кого  ты  верил  и  верил  ли  вообще?  (Видит
небоскреб в окне.) Боже мой, что это? (Подбегает  к  окну.)  Точь-в-точь
как в журнале ?Созерцатель?
   Город Будущего! Только аэровелосипеды по небу не летают! Я в раю  или
в аду? В рай мне вроде бы не за что... А если  это  ад...  (Замечает  на
стене  календарь  с  девицей,  подходит,  вставляет  в   глаз   монокль,
оценивающе склоняет голову.)  ...То  здесь  не  так  уж  скверно.  Какая
смелость, какая точность деталей! Сколько жизни! Чья это  работа?  (Ищет
подпись художника.) С каким годом? С  2001-м?  Я  в  2001  году?  (Снова
оглядывается на окно, потом вдруг падает на колени и  воздевает  руки  к
небу.) Господи Всеблагий Всемогущий, прости,  что  не  верил  в  Тебя  и
усомнился в Тебе! Ты услышал мое моление и внял ему! Раз я не желал жить
в двадцатом веке, ты  сразу  перенес  меня  в  двадцать  первый!  Верую,
Господи, верую! (Экстатически крестится.) Ты перенес меня в невообразимо
прекрасный, изумительный век, где нет ни Солодовниковых,  ни  репараций!
(Снова подбегает к окну.) О, какие дома! Какие авто! Какая  иллюминация!
А это что? Стихи. ?В новом годе и новом веке снова с заботой о человеке.
Блок ?Отечество
   Вся Россия?. Что за Блок? Уж не Сашура  ли,  сынок  Сэнди  Кублицкой?
Мальчик, кажется, пишет стихи. Должно быть, в  двадцатом  столетии  стал
знаменитым  поэтом,  вроде  Пушкина,   сочинил   патриотические   стихи.
?Отечество вся Россия?, хорошее название. (Умиленно всхлипывает. Смотрит
на  портрет  Вована.)  А  у  меня  тут  висел  ?Портрет   неизвестного?.
(Вздыхает.) По семейному преданию, писан с самого графа Сен-Жермена. Эх,
поди, Солодовникову достался...

   Дверь открывается, входит Клавка. Подбоченясь, смотрит на Томского.

   Клавка: Ну, жлоб, надумал?

   Томский смотрит на нее, потрясенный небесной красотой  секретарши,  а
еще более ее мини-юбкой. Закрывает ладонью глаза, словно ослепленный,  и
свет гаснет.

Айсберг в океане
(1901 год)

   Вован и Зизи.

   Вован (держась за щеку): Зинк, ты че? Че  сразу  по  морде-то?  Ты  с
нерва-то съезжай. Перетрем, как люди, обкашляем.
   Зизи: Ты же клялся, что это больше не повторится!  Я  поверила  тебе,
простила гнусную интрижку с той развратной актриской! А теперь  цыганка!
Ты чудовище! Все, довольно! Мы расстаемся! Я уезжаю в Биарриц,  а  ты...
Ты живи, как хочешь.
   Вован: Минуту, киса! Ты че вешаешь? Как это в натуре ?уезжаю?? А  кто
тут гнал про брулики, про башли? У нас не Африка, цыпа.
   У нас за базар отвечают. Отстегивай сто штук и вали на все четыре.
   Зизи: Какая Африка? При чем  тут  базар?  Ты  говоришь  загадками.  В
последние месяцы тебя словно подменили! Я  перестала  тебя  понимать!  А
может быть (всхлипывает), и никогда не понимала...
   Вован: Я тебя за язык не тянул. Ляпнула башляй. Зинуль, ну  ты  че  в
натуре, хочешь, чтоб этот козлина меня завалил? Ты видала, какие у  него
быки? У меня ж тут кроме тебя никого! Давай мани, киска, шурши пенензами
(трет большой и указательный палец).
   Зизи: Ты о деньгах? Боже,  какое  ничтожество!  (Выдергивает  серьги,
снимает с пальцев перстни.) На, заложи это, жалкий человек.

   Порывисто бежит к двери, но на пороге останавливается и рыдает.

   Вован (рассматривая драгоценности): Круто! Пудов на  полета  зеленки!
О'кей, мадам. Малина нас венчала, а зона развела. Мерси  и  пакеда.  Гуд
бай, май лав, гуд бай. Куда бы их заныкать? (Делает даме ручкой,  а  сам
смотрит куда бы спрятать добычу.)

   Зизи порывисто оборачивается.

   Зизи: Констан... Ты сказал ?my love?? Значит, ты меня еще  любишь?  А
перед этим ты сказал, что у  тебя  кроме  меня  никого  нет.  Ты  теперь
правда... один?
   Вован: Ну Чисто, как айсберг в океане.
   Зизи:  Айсберг  в  океане!  Как  красиво!  Мне  тоже  так  одиноко...
(Протягивает к нему руки.) Вован (глядит на  нее  с  отвисшей  челюстью,
бормочет  себе  под  нос):  Блин  блиновский!  Ну  Костька  лох!   Такую
евроматреху на театр ?Ромэн?  променял!  Какие  лекала!  А  глаза  цвета
?мокрый асфальт?! И я тоже пень лесной! (Роняет драгоценности  на  пол.)
Зинка, я от тебя тащусь, как вошь по гребешку! Чисто по песне:
   "Любовь как финка в  грудь  его  вошла?.  (Они  движутся  друг  другу
навстречу, как зачарованные.) Перепихнемся, цыпа?

   Вован хватает ее за бока. Зизи еще крепче обхватывает его за шею.

   Зизи: Сумасшедший... Совсем такой, как прежде...

   Поцелуй.

   Свет деликатно гаснет.

   Милый каприз

(2001 год)
Томский и Клавка

   Клавка: Здравствуй, Вова, Новый год. Что  глазами  хлопаешь?  Подарок
тебе  от  Снегурочки.  Согласна  на  ?вольвешник?.  Но  это  уж  минимум
миниморум, или, как ты выражаешься, крайняк.
   Томский (в сторону): Хороша! Немного тоща, но сколько шарма!  Сколько
милой девичьей беззащитности!
   Клавка: Что ты бормочешь? Нажрался? Один из горла  весь  огнетушитель
выдул, кошон? (Кивает на валяющуюся бутылку шампанского.) Да еще  разлил
сколько. Вован, ау, проснись! Это я, Клава.
   Томский (в сторону): Вобан? Я что,  француз?  Ну  те-с,  попробуем...
(Прижимает руку к груди.) Cheri, vous etes ravissante.
   Клавка (фыркает): Тоже Ален Делон выискался.  Нахватался  по  верхам,
валенок раме некий. Произношения никакого. На самом деле французское ?R?
нужно произносить вот так: р-р-р-р! Как бы шарик в горле катаешь:
   Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р' Томский: Это слаще пения Сирены!
   Клавка: Ментовской что ли? Ну у тебя комплименты.
   Томский (в сторону): Говорит непонятно, но это пустяки. Эх,  была  не
была! Гусары, сабли наголо! (Подходит  к  Клавке,  хочет  поцеловать  ей
руку.) Бывали ли вы в Отрадном, мадемуазель? Там  отличное  катание.  Вы
любите ездить верхом?
   Клавка (с достоинством, отнимая руку): Я, Вовик, по-всякому люблю. Не
бойся, не прогадаешь. Будет тебе  и  Отрадное,  будет  и  катание  такое
быстрое, какого ты со своими шалавами в жизни не видал.  С  сертификатом
качества. Но сначала гони тачку.
   Томский: Тачку? (Показывает руками.)  Какая  очаровательная  прихоть!
Вы, милая Клавдия э-э-э... виноват, запамятовал отчество...
   Клавка: Прикалываешься? Ну-ну Допустим, Владленовна. Дальше что?
   Томский: Влад-ле-новна. Волшебно! Вы,  милая  Клавдия  Влад-ле-новна,
совсем как Наташа Ростова: принеси петуха! С удовольствием  выполню  ваш
милый каприз! Куда прикажете гнать тачку? Где она?
   Клавка (смотрит  на  него  с  подозрением):  Где-где,  в  автосалоне.
Шутник, блин. Тарапунька и Штепсель.

   Песня за  дверью  вдруг  обрывается.  Шум,  грохот.  Крики:  ?Стоять,
блин!? ?Козлы моченые!?.

   Голос Коляна (отчаянно): Вован, шухер! Пыла наехал!

   Дверь резко распахивается. Входит Пыпа в  длинном  пальто,  шляпе,  с
белым шарфом через плечо. За ним два телохранителя,  которые  встают  по
бокам двери.

   Клавка: Ой! (Ныряет за спину Томского.)

   Свет гаснет.

Маркетинговое исследование
(1901 год)

   Вован и Зизи лежат на полу. Вокруг разбросана одежда.  Зизи  положила
голову на плечо Вовану, гладит его по груди. Граммофон играет ?Не уходи,
побудь со мною?.
   Вован пальцем подцепляет с  пола  фильдекосовый  чулок  с  подвязкой,
жалостливо качает головой.

   Вован: Как бомжиха в шкарпетках на ленточке.
   Че тебе, Костька на колготки не набашляет?
   Зизи: Что?
   Вован: У вас че тут, колготок нет?

   Она качает головой.

   Вован: Ну а... Типа... Бубль-гам есть?
   Зизи: Что, милый?
   Вован: Ну бубль-гам, в любом селе есть. (Жует, надувает щеки, шлепает
губами.) Чпок!

   Зизи смеется.

   Зизи: Мальчишка, совсем мальчишка! Но таким я тебя и полюбила! (Хочет
обнять Вована, но он резко садится.) Вован: Так, Вовчик, стоп.  Колготок
нет, бубль-гама нет. (Оглядывается на валяющуюся одежду.) Лифчиков  тоже
нет. Комбинашек нет.  Ни  хрена  моржовича  нет,  полный  голяк!  Е-мое!
(Ерошит себе волосы, хлопает себя  по  щекам.)  Зизи:  Что  ты  делаешь,
Констан?
   Вован: Молчок, Зинуля. Я провожу маркетинговое исследование.

   Ползает на четвереньках, подбирая  драгоценности.  Зизи  наблюдает  с
радостным изумлением.

   Вован: Какие мазы! Какие мазы! Слушай, Зинк, а жбанка баночная у  вас
есть? Ну типа там, пиво-фанта-пепси? А факсы есть?
   Зизи (хихикает): Пипифакс? Есть, в ватерклозете.
   Вован: Спокуха. Только спокуха. Блин, где взять бабок  на  раскрутку?
Зинуль, ты про попа базарила. У него в натуре сбашлять можно? Скажи ему,
Костик не крысятник, не соскочит.
   Зизи: У папа? Сбашлять?
   Вован: Ну, налом заправиться. Башлять, деньги, врубаешься?
   Зизи: А-а, деньги. У папа сбашлять, конечно, можно. Если я скажу, что
нужен начальный капитал вложить в дело, он, конечно, даст.  Только  папа
считает, что делать инвестиции в  российскую  промышленность  неразумно.
Папа предпочитает башлять на индустрию  Северо-Американских  штатов.  Он
говорит, в империи слишком неспокойно, того и жди революции.
   Вован: Хрен им, а не революция. Тут такие  халявы  ломятся!  Отстегну
сколько надо этим, из КПРФ они тоже не лохи,  сговоримся.  Не  пузырься,
Зинок. Держись за Костяна. С ним не пропадешь!
   Зизи: С тобой я ничего не пузырюсь. Обожаю тебя безумно!

   Хватает Вована за шею и валит на пол.

   Свет гаснет.

Честь дамы
(2001 год)

   Томский, Клавка, Пыпа и два телохранителя.

   Пыпа: Борзеешь, Вован? Пыпу  запомоить  хочешь?  Пыпу  еще  никто  не
помоил, а кто пробовал долго плакал.
   Томский (неприязненно): С кем имею честь?
   Пыпа: Ах, ты по понтам? Зря, Вован. Твои пацаны у моих на  мухе.  Так
что давай без геморроя.
   Клавка (выскальзывая из-за Томского): Мальчики, вы тут  разбирайтесь,
а я пойду, ладно?
   Пыпа: Стой, где стоишь, лярва! И без базара ноги выдерну.
   Томский (делает  два  шага  вперед):  Никогда  еще  при  мне  так  не
оскорбляли  даму!  За  такое  платят  кровью!  Я  пришлю  к  вам   своих
секундантов. Завтра же.

   Отвешивает Пыпе две пощечины.

   Пыпа  (пятится,  держась  за  щеку):  Ты  че  беспредельничаешь?   Че
кошмаришь? Кровью,  блин.  Мочилов  завтра  пришлю...  Неадекватно  себя
ведешь, Вова.
   Томский: Не нужно лишних слов. Будем стреляться или нет?
   Пыпа: Из-за паршивой  недвижки?  Не  психуй,  Вован.  Не  первый  год
бортами тремся.
   Томский: Как угодно. Но вам придется извиниться перед дамой.
   Пыпа (быстро, обращаясь к Клавке): Не бери в падлу,  цыпа.  Пардон  и
все такое.
   Томский (поворачивается спиной): А теперь вон отсюда.

   Пыпа поспешно ретируется, а за ним и телохранители.

   Клавка: Круто, Вовик! Кул!

   Томский  немедленно  подлетает  к  ней  и  начинает  целовать   руку,
постепенно продвигаясь все выше.

   Клавка: Вон ты какой! А, пропадай все пропадом.  Была  я  дурой,  так
дурой и проживу. Зато с кайфом! Хрен с ним, с бартером. Вези, Вовчик,  в
твое Отрадное! А хочешь ко мне,  на  улицу  Десятилетия  Октября?  Ближе
ехать.
   Томский  (мечтательно):   Десятилетие   октября!   Какое   поэтичное,
декадентское  сочетание!  Видно,  октябрь  был   какой-нибудь   особенно
памятный?
   Клавка (ласково): Эх ты, поселок городского типа. Чему тебя только  в
школе  учили.  Ничего,  я  сделаю  из  тебя  человека.  Будет   тебе   и
?Декамерон?, и ?Пигмалион?, в одном флаконе.

   Треплет Томскому чуб, потом  берет  за  руку  и  решительно  ведет  к
выходу.

   Свет гаснет.
   Занавес.

Конец первого действия

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Никакой туфты
(1901 год)

   Кабинет Томского,  в  который  вернулась  вся  мебель.  У  стены  три
огромных щита, завешенных драпировками. Через открытую  дверь  доносятся
трели  балалайки,  лирически  исполняющей   что-нибудь   из   репертуара
Газманова или группы ?Любэ?.
   Входят Вован и Солодовников.

   Солодовников: Почтеннейший Константин  Львович,  после  ошеломляющего
успеха ваших сушеных  картофельных  чистков  я  готов  поверить  во  что
угодно. Можете рассчитывать на неограниченный кредит.
   Вован: ?Чистков?, блин! Чипсов! Тормозной ты какой-то. Веник.
   Солодовников (сухо): Константин Львович, я, кажется, просил  называть
меня по имени-отчеству. Мне не по душе ваше  гусарское  амикошонство.  Я
вам не ?Веник?, а Вениамин Анатольевич.
   Вован: Ладно те, Толяныч. Не гноись. Ну, давай, показывай постеры.

   Подходят к задрапированным щитам.

   Солодовников: Вот-с, как вы распорядились. Рекламные панно для  новых
направлений нашей коммерции.

   Сдергивает драпировку с первого постера. На  нем  изображены  хлыщ  в
канотье и барышня в шляпке с цветочками, любовно взирающие  на  булку  с
колбасой. Кружок колбасы весь в  черных  точках.  Внизу  слоган:  ?НОВОЕ
ПОКОЛЕШЕ ВЫБИРАЕТЬ МАКЪ-КОЛБА-СЕРЪ!"

   Вован: А это че за крапчик? Мыша что ли нагадила?
   Солодовников: Это мак. Ведь он же МАК-колбасер.
   Вован (вздыхает): Ты бы еще изюму в свою ?собачью  радость?  насовал.
Ладно, схавают. Народ у вас небалованный. Дальше гони.

   Солодовников открывает второй щит. На  нем  изображен  длинноволосый,
бородатый мужичонка, восседающий на царском  троне.  На  переднем  плане
стеклянный цилиндр моментальной лотереи. Слоган:
   "ЧУДО-ЛОХМОТРОНЪ. ПОДХОДИМЪ И ВЫИГРЫВАЕМЫ"

   Солодовников (горделиво): Ну как?
   Вован (чешет загривок): В  принципе  нормально.  Хоть  и  по  наглому
Типа ?кидаем одних колхозников?. Может, лучше  какого-нибудь  городского
фраера намалевать?
   Солодовников: Уверяю вас, Константин  Львович,  это  именно  то,  что
нужно. Рассудите сами. Сия  картина  говорит,  что  любой  лохматый  при
помощи нашего чудо-аппарата может  воссесть  на  трон  удачи.  Отсюда  и
название:
   ЛОХМОТРОН. Правда, были трудности с  цензурой,  которая  усмотрела  в
этой аллегории  неуважение  к  самодержавности,  но  барашек  в  бумажке
поблеял и ничего-с, разрешилось.
   Вован: С мусорами перетерли?
   Солодовников: С околоточными? А как же-с. По двадцати пяти  процентов
с каждого лохмотрона. Все цивилизованно.
   Вован: Молоток, Толяныч. А тут чего? (Показывает на третий щит.)

   Солодовников  открывает  третий  щит.  На  нем  танцующая   восточная
красавица в чадре, шальварах, с обнаженным животом. Слоган: ?ПIПЪ - ШОУ.
ВСЕГО ПЯТИАЛТЫННЫЙ! МЫ ПОКАЖЕМЪ ВАМЪ ВСЕ!"

   Солодовников: Вот с Зюлейками, Константин Львович, вышла незадача.
   Вован: Че?
   Солодовников: Почти полное фиаско.
   Вован: Че? Толяныч, ты можешь по-русски?
   Солодовников (трет висок, щелкает пальцами):
   Облом вышел с Зюлейками. Консистория ни в  какую.  Срам,  говорят,  и
неподобие. Две тысячи на храмы божьи пожертвовал  вот,  разрешили  пупки
заголять, а дальше ни-ни.
   Вован: Самодержавие, блин. Козлы застойные! Слышь, Толяныч, вот ты бы
отстегнул пять алтын, чтоб на бабий пупешник поглазеть?
   Солодовников (сглотнув): О да!
   Вован (скептически): Не. Народ  в  таких  делах  лабуды  не  прощает.
Навешают нам с тобой по хавалу, однозначно. (Вздыхает.) Ладно, Веник, ты
вали пока. Костян будет мозгами трясти.

   Солодовников на цыпочках удаляется. Вован стоит перед постером в позе
мыслителя.

   Вован: Дешевые понты  на  хрен.  (Перечеркивает  слово  ?все?,  пишет
?кое-што?.) Не, все одно наваляют... О! Вот так! (Исправляет ?I? на ?У?.
Получается: ?ПУПЪ-ШОУ. ВСЕГО ПЯТИАЛТЫННЫЙ! МЫ ПОКА-ЖЕМЪ ВАМЪ  КОЕ-ШТО!?)
И никакой туфты.

   Свет гаснет.

Все пучком
(2001 год)

   Томский  и  Колян.  Доносятся  звуки  увертюры  к   ?Пер-Гюнту?   или
что-нибудь в этом роде. Обстановка  та  же,  только  офисная  аппаратура
расставлена по местам и вместо портрета Вована висит большая икона Спаса
Нерукотворного. Томский не в красном блейзере, как Вован,  а  в  строгой
черной  тройке  консервативного  вида,  с  галстуком-ленточкой  и  белой
гвоздикой в петлице.

   Колян: Владим Егорыч, значит так. С Хрюкой все пучком...
   Томский: Nicolas, я уже говорил вам: ?Егорычами? зовут хамов,  а  мое
имя
   Владимир Георгиевич.
   Колян: Сорри, Владимир Георгиевич. Трудно так, сразу. Ломает. Я когда
пацанам, в смысле господам юнкерам, объяснил, что с Нового  года  у  нас
в ?Конкретике? все будет по понтам, они сначала ржали. Прикалывали  друг
друга, типа: ?Лорнет вам в грызло, сударь?.  А  теперь  ничего,  в  кайф
пошло. Биксы, в смысле барышни,  балдеют  и  бакланов,  пардон,  деловых
партнеров, тоже пробирает. Легче отстегивать стали. Супер, шик!
   Томский: Дело не в шике, Nicolas. Главное, чтобы человек имел понятие
о чести и жил в соответствии с ним.
   Колян: Само собой. Жить надо по понятиям, без них беспредел.
   Томский:  Простите,  я  вас  перебил.  Вы  начали  говорить  о  наших
конкурентах. О господине Хрюке, если не ошибаюсь?  Вы  послали  ему  мой
вызов?
   Колян: На стрелку? Послал. Х