ый, какой-то
тусклый, как у утомленных жизнью старичков. Они не смотрят по сторонам, не
удивляются ничему и не радуются, сытые, малоподвижные, нелюбопытные.

Нас это удивило: мы не видали такого у своих ребят, которым все всегда было
интересно. В чем дело? Может быть, здесь сказываются какие-то врожденные
особенности психики? На этот вопрос мы ответить не могли. А потом как-то
прочитали вот что.

Африканские матери носят обычно новорожденных за спиной. Ребенок постоянно
при матери: во время ходьбы, любой работы, на праздниках, ночью и днем. То,
что видит она, видит и он - какая смена впечатлений! Да еще и постоянное
чувство защищенности, физической близости к матери. И что же? Африканские
двухлетние малыши по интеллектуальному развитию намного обгоняют своих
"кроватных" европейских сверстников из цивилизованного общества. Потом,
конечно, может произойти отставание - так на ребенке сказывается уровень
развития общества.

В последнее время психологи экспериментально доказали, что в первые месяцы
жизни малыш очень много получает от простого рассматривания окружающих его
предметов. Даже обычное поворачивание малыша на бочок или укладывание его на
животик позволяют ему сразу видеть многое из того, что происходит вокруг. А
при этом он и головку начинает держать раньше, то есть крепнет физически.

Вот к каким удивительным открытиям привело размышление над простым вопросом:
стоит ли носить ребенка на руках или держать его в кроватке и возить в
коляске, загородив от всего белого света, оставив для обозрения только
кусочек неба да мамино лицо, которое частенько и обращено-то не к нему, а к
книжке или... к другой маме с коляской.

     Внимание: опасность!

Малыш растет. Вот он уже садится, сам встает, ползает, делает первый шаг.
Обычно его в это время держат - для безопасности! - в кроватке, в манеже, в
защищенном уголке комнаты. А мы, верные своему принципу предоставлять детям
как можно большую свободу и поле деятельности, пускаем своих ползунков
путешествовать по всему дому, позволяем пощупать мир своими руками. Но
сколько опасностей подстерегает маленького человека на его пути! Чуть
недосмотрел - и стукнулся лбом об удивительно неприятный угол ножки стола или
стула, едва потянул к себе маленькую скамеечку, а она упала прямо на пальчики
другой руки. Вещи бесчувственны и совершенно беспощадны - не прощают ни одной
ошибки, ни одного промаха - называют, и иногда так больно. Как быть? Ходить
за "путешественником" целый день по пятам? Убрать все опасные предметы?
Загородить каждый острый угол подушкой? Нет, мы сделали по-другому. Мы стали
знакомить малыша с опасностью, чтобы он сам становился осторожным.

Мы уже рассказали о том, как малыш постигал "коварство" разной мебели. Так мы
делали и с остальными вещами. Оставляли, например, в доступных для малыша
местах разные предметы и игрушки, чтобы он мог брать их, пробовать на вкус,
на зуб, на стук - словом, исследовать всеми ему доступными средствами. Среди
разных безопасных предметов "попадались" (опять-таки с нашей помощью) и вещи
с "сюрпризами".

Вот высоко на столе стоит кружка, которая оставлена здесь как бы невзначай.
Она уже знакома десятимесячной дочке, бывала у нее в руках с молоком или
чаем. Малышка без опасения тянет кружку к себе - и какая неприятность: из
кружки выплеснулась вода прямо на трусики - сплошное огорчение! Но и польза:
после двух-трех таких сюрпризов она не тянет уже со стола не только кружку,
но и другие предметы.

Так, обязательно в нашем присутствии, мы давали возможность познакомиться
малышам с иголками, булавками, ножницами... Допустим, мама шьет, а малыш
сидит на высоком стульчике рядом с нею, перебирает разные лоскутки, катушки,
пуговицы, среди которых на первых порах мелких нет, но вот иголка (не без
маминой помощи) может и попасться. А иногда мама даже специально кладет
блестящую булавку на видное место. Малыш, конечно, тянется к ней, вот-вот
возьмет.

- А! А! - говорит мама (это сигнал, предупреждающий об опасности). - Острая,
больно будет!

Булавку он все-таки взял, хотя и с некоторым опасением. А мама берет его
руку, повторяя:

- Больно! Острая! - И тихонько укалывает кончиком булавки его пальчик. - А!
А!

Малыш морщится, ему немножко и в самом деле больно, он опасливо отдергивает
руку. А через два-три таких "урока" сам показывает на кончик иголки или
булавки и говорит озабоченно: "А! А!"

А как привлекателен для малышей огонь! Они готовы схватить руками пламя
спички, раскаленный уголек - ведь это так красиво! А сверкающий никелем
чайник, утюг - ну как к ним не потянуться.

Спрятать? Тогда они станут еще более притягательными: запретный плод сладок.
И мы разрешаем схватить, прикоснуться - так, чтобы это было неопасно, но
чувствительно. И всегда предупреждаем: "А! Больно будет, горячо!" Но и после
этого ничего не прячем: попробуй сам, так ли это. Зато спустя некоторое время
достаточно сказать: "А! Больно будет!", и малыш уже верит на слово, может
даже заплакать от огорчения. А самое главное, он сам становится все
осторожнее и внимательнее. А это куда более надежная защита от всяческих
опасностей, чем самая тщательная опека взрослых.

Недаром, видно, говорят индусы: "Умные родители иногда позволяют детям
обжигать пальцы".

     Мир познается самостоятельно

С остальным - безопасным - миром малыш знакомится сам, мы не торопимся бежать
на помощь, если он может до чего-то додуматься сам, не прерываем его занятий,
если он чем-то увлечен. Нас нередко удивляла способность малышей, даже таких
крошечных, к длительной сосредоточенной деятельности.

Вот запись мамы в дневнике: "Сегодня Оле исполнилось одиннадцать месяцев, и
она удивила меня своими исследовательскими способностями. Я стирала на
низенькой скамеечке, а она больше часа стояла рядом и производила разные
операции с пузырьками и огрызком карандаша: то пускала карандаш плавать, то
выуживала им пузырьки и наблюдала, как они лопались, то делала речки из лужиц
на полу... Время от времени мне только нужно было посмотреть и удивиться: "Ну
и чудеса! Вот так Оля!" - и она снова продолжала играть, делая какие-то свои
очень важные открытия и делясь со мною своею радостью. Я успела все, что
надо, перестирать, а для дочки это время тоже не пропало даром".

Позже мы поняли, что детям как раз и нужно не внимание-опека, а
внимание-интерес. И чем дальше, тем нужнее.

Американские психологи обратили внимание на то, что разница в уровне
развития, еще незаметная в десятимесячном возрасте, быстро растет и к школе
становится огромной: одни дети развиты, понятливы, сообразительны, легко
учатся, а другие никак не поймут, что от них требует учитель.

Что же делают с детьми родители, и в первую очередь матери, если к школе дети
становятся столь разными? Психологи составили программу наблюдений и послали
исследователей в семьи с десятимесячными малышами. Оказалось, что одни матери
(и таких большинство) добросовестно и усиленно опекают и охраняют своих
младенцев и держат их в кроватках или в манежах, окружая пестрыми и
безопасными игрушками. В этих условиях мама спокойно занималась своими
делами, не опасаясь, что ребенок ушибется, что-то возьмет или испортит. Зато
ребенок находился в положении узника - то же скудное общение с людьми, та же
узость деятельности.

А вот несколько матерей отважились пустить детишек самостоятельно ползать по
всей квартире. При этом они не оставляли домашних дел, не развлекали своих
малышей, но никогда не отказывали им в "консультации" и помощи в случае
необходимости. Малыш получал огромное "поле для исследования" и массу
предметов с самыми разными свойствами. А вместе с тем он имел неизмеримо
больше возможностей общаться с матерью, которая могла позвать его к себе,
дать совет, могла похвалить за какие-нибудь успехи, поддержать в трудном
случае, поговорить с ним или просто улыбнуться для поддержания настроения.
Таким образом, ребенок здесь был свободным исследователем и имел постоянно
мудрого и доброжелательного консультанта. Ученые были поражены, насколько
быстро развивались такие дети по сравнению со своими сверстниками, сидящими в
манеже. Они и в дальнейшем намного обгоняли бывших "узников" в развитии.

Мы не знали об этих экспериментах американских ученых и в своих действиях
руководствовались не столько педагогическими соображениями, сколько простой
необходимостью. Нашему первому сыну было всего пять месяцев, когда мы
построили себе дом и перешли в него жить. Надо было утеплять и оборудовать
дом, каждый день готовить дрова, уголь и топить печь, носить из колонки воду.
Правда, я тогда работал учителем труда в школе и был занят утром, а мама
заведовала библиотекой и работала в основном вечерами, так что кто-то из
взрослых был обычно дома. Но работы в доме было столько, что специально
сынишкой заниматься было совсем некогда. Зато в каждой работе нам неизменно
"помогал" Алеша. Пока мама мыла посуду, он мог перебрать в своей коляске чуть
ли не всю кухонную утварь. Когда ему это надоедало, мама умудрялась, держа
его на левой руке, все делать в кухне одной правой. Но мне-то для работы
нужны были обе руки, потому что ни молотком, ни рубанком, ни пилой одной
рукой много не наработаешь. И вот я ставил коляску с малышом поближе к
мастерской, и мы оба принимались за дело: я забивал молотком гвозди - сын
стучал кубиком по кубику. Я орудовал отверткой или плоскогубцами - сын
перебирал моточки разноцветных проводов. К нашей радости, Алеша с шести
месяцев уже с удовольствием ползал, а в восемь с половиной начал ходить. С
тех пор я использовал его "мобильность" полностью - пускал сына сразу на пол.
Его ожидали там разные игрушки и строительные материалы, коробки, из которых
можно было что-то доставать или укладывать много-много кубиков или
кирпичиков; ведерко, полное самых маленьких мячиков, которые можно схватить
одной рукой и доставать их оттуда один за другим или, наоборот, бросать туда
и заглядывать внутрь, где же этот мячик там лежит. Этих занятий хватало на
полчаса, а потом Алеша приползал ко мне и тянул руки к моему молотку.
Приходилось молоток уступать сынишке, а это не всегда было возможно, да и
молоток был ему великоват, поэтому скоро я приобрел целый набор игрушечных
столярных инструментов, и Алеша с удовольствием об стукивал маленьким
молоточком все, что кругом можно было обстучать. Когда я что-нибудь прибивал,
он любил вынимать из банки или коробки по гвоздику и подавать их мне. А еще
очень нравилось ему собирать рассыпанные на газете гвозди и укладывать их в
коробку или баночку - это увлекало его надолго.

Я был, конечно, доволен "помощником", похваливал его и... высыпал гвозди на
газету даже чаще, чем этого требовала необходимость.

А когда Алеша стал подниматься на ножки и, опираясь о стенки, путешествовать
"на двух", я установил в комнате маленький турничок, а потом повесил кольца
(на высоте всего 80 сантиметров от пола). Постепенно появились и канат, и
шест, и лесенка. Поднимаясь с четверенек и хватаясь за турник, Алеша улыбался
довольный. Дополнительная опора, когда на ноги надежда еще плохая,
оказывается как нельзя кстати такому малышу.

Теперь Алеша "изучал" не только стулья, табуретки, диваны и мои столярные
инструменты, но мог уже устраивать себе "физкультминутки". Сначала он просто
поджимал ноги и повисал на кольцах, довольно улыбаясь и смотря в нашу сторону
в ожидании похвалы, а потом стал даже покачиваться на них.

Я старался его поддержать и в свободную минуту тоже подходил к турнику или
кольцам - поразмяться. Сколько же удовольствия это доставляло нам обоим!

Так наше простое житейское стремление как-то выкроить время для своей работы
и в то же время не оставлять детей одних оказалось педагогически очень
целесообразным: у детей был широкий простор для разнообразной деятельности, и
росли они самостоятельными (подолгу могли играть сами, без руководства и
участия взрослых), инициативными (охотно придумывали новые занятия,
упражнения, игры), общительными (легко вступали в контакт со сверстниками и
взрослыми) и любознательными (интерес ко всему с каждым годом у них только
растет).

Однажды к нам приехала мама с двухлетним сыном и жаловалась на то, что она с
ним совсем измучилась:

- Кажется, все делала как положено, а он какой-то вялый, ко всему
равнодушный. И я ему тоже не нужна. Даже обидно. Может быть, он отстает в
развитии?..

- А где вы работаете? - спросил я. - Много ли бываете с мальчиком дома?

- С утра до вечера. Из-за него я ушла с работы, решила до школы с него глаз
не спускать, получше подготовить к школе.

Когда мы понаблюдали за нею и сыном, то довольно скоро убедились, что мама,
ежесекундно "воспитывая" сына (то прогулка, то еда, то обучение по картинкам
и т.д.), ни минуты не оставляет ему для самостоятельного познания мира - все
преподносит ему готовым, да притом "перекармливает" его всем: и едой, и
заботой, и режимом, и впечатлениями. Мы с грустью наблюдали, как идет это
"сверхизбыточное" воспитание, и пришли к единодушному заключению: малышу не
хватает занятой мамы, а от свободной его уже тошнит.

Потом мы узнали, что у нее родился второй ребенок, она стала работать и все
пришло в норму: ее внимание поневоле рассредоточилось и перестало быть
гипертрофированным и вредным.

Вот говорят: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Нам кажется, что
это неверно. Очень важно, чем, как, когда занимается малыш. И как относятся к
этому взрослые.

     Игры и игрушки

Давно известно, что первые игрушки младенца - погремушки. Накопилось и у
нашего первенца их довольно много - дарили родные и знакомые. Но почему-то
они очень недолго занимали сынишку: постучит он ими по кроватке и бросает
через минуту. А вот Маша-неваляша, издающая мелодичные и нежные звуки,
надолго стала его любимицей. Может быть, секрет здесь был именно в разнице
звуков: однообразно шуршащие "погремушечьи разговоры" ребенку надоедали, а
чистый, тонкий перезвон Маши-неваляши привлекал и радовал его как голос
знакомого человека. Потом мы заметили, что детишки к звукам прислушиваются
очень рано, а затем пробуют извлекать их сами с помощью разных предметов:
стуча ложкой по кружке, крышкой о кастрюлю и т.д. Наверное, в это время были
бы хороши музыкальные игрушки типа ксилофона - только с хорошими, чистыми
тонами. К сожалению, в продаже их нет, а мы сами подумали об этом поздновато
- ребятишки уже подросли. А вот другое мы обнаружили довольно рано и широко
пользовались этим "открытием" в играх со всеми своими малышами. Мы заметили,
что ярким и привлекательным игрушкам сын явно предпочитал всякие неигрушечные
вещи: разную посуду, дуршлаг, сбивалку-венчик, ершик, крышки, корзинки,
нитки, кусочки разной материи, катушки, молотки, колеса, палочки, а из
игрушек его больше всего привлекали крупные пластмассовые детали
конструктора, кубики...

Постепенно мы поняли, в чем дело. Ну, конечно, малыши предпочитают те
предметы, которыми можно что-то делать или манипулировать (надевать-снимать,
открывать-закрывать, вкладывать-вынимать, выдвигать-задвигать, возить,
кружить, качать, катать и т.п.), причем множество раз и разными способами.
Видимо, игрушки быстрее исчерпывают себя в этом отношении. К тому же малыши
очень рано пытаются подражать старшим, потому тянутся к тем вещам, которыми
пользуются окружающие, и пытаются копировать их движения, их действия.

Заметив все это, мы старались удовлетворить эту потребность ребенка: я пишу
или читаю - и у сына, который сидит за столом на высоком стульчике, тоже лист
бумаги и карандаш или детская книжка; мама посуду моет, а дочка кладет ложки
в мыльную воду. Иногда попадают туда и чистые - ничего, главное, что-то
полоскать в воде "как мама". Мы терпели некоторые убытки во времени: надо
было вытирать лишние лужи, больше убирать после совместного "труда", но мы
шли на это, потому что было интересно наблюдать, как такой кроха чему-то
учится.

Л.А.: А еще мы играли, обязательно выкраивая для этого время. И любимой
игрой, как и у всех детишек, уже до года становились прятки.

Вот прыгнула ложка в мыльную воду:

- Люба, где ложка? Нету!

Дочка и в третий, и в пятый, и в десятый раз не устает удивляться: куда же
делась ложка? Потом шарит ручкой в воде, и вот она! В глазах изумление и
восторг. Иногда я хитрила: незаметно вынимала ложку и прятала ее за мисочку.
Снова маленькая ручка ловит что-то в воде, но ничего не находит. Недоумение,
почти обида.

- Любаша, а посмотри-ка сюда. - Показываю ей кончик ложечки из-за миски. -
Ага, нашлась!

Очень любят малыши и сами прятаться. Для этого достаточно отгородить ребенка
пеленочкой или набросить на него пеленку сверху и сказать:

- Ку-ку! Где Любочка? Вы не видели Любашу? - Малышка замирает на несколько
секунд. Для нее это так удивительно: мир мгновенно исчез из глаз. Зато
сколько радости приносит каждый раз новое открытие этого удивительного мира.
Когда малыш все свободнее ползает, а потом ходит, он уже пытается спрятаться
сам за стул, за кресло, под стол. При этом он не заботится, чтобы не быть
видным (иногда прячет одну голову), главное для него - самому не видеть. Тут
уж надо игру не испортить:

- Любочка, где Любочка? Куда она убежала?.. - И искать совсем не в том месте,
где сидит дочка, а потом, после долгих стараний, наконец найти ее, замирающую
от волнения и счастья. Эта игра неизменно вызывает бурю переживаний. Может
быть, это шаги к первым самостоятельным решениям, к проявлениям терпения и
выдержки. А может быть, это подготовка к будущим расставаниям и встречам?

Когда играешь с детьми, начинаешь лучше их чувствовать и понимать. Именно
благодаря игре мы обнаружили, например, что детишки инстинктивно ищут для
себя какое-то небольшое пространство: любят забираться под столы, кровати,
стулья, в какие-нибудь укромные уголки - им там как-то уютнее, соизмеримее,
что ли, с их размерами. Когда ребята постарше сооружали из больших
поролоновых подушек с кресел лабиринты и "квартиры" со множеством маленьких
"комнаток", как же нравилось там прятаться и "жить" ползункам. И мы не
запрещали детям сооружать "дома", "подводные лодки" и "космические корабли"
под столами, за креслами и даже в "гнездышке" из старой раскладушки под
потолком.

Поняли мы и еще одну очень важную вещь, которая нам впоследствии помогла
играть и с более старшими детьми: игра не терпит принуждения и фальши.
Взрослый только тогда "принимается" детьми в игру, когда играет всерьез, то
есть так же переживает, чувствует, радуется, живет игрой, а не снисходит к
детям и их "пустяковым занятиям" с какой-то там дидактически-воспитательной
целью. Этому научиться нелегко, но надо, потому что, общаясь с детьми, надо
знать их язык - язык фантазии и игры. Учатся же они понимать нас, почему же и
нам у них не поучиться? Так скорее выработается общий язык, который так нужен
для дальнейшего взаимопонимания с собственным ребенком.

Мы этому тоже учились. Часто не получалось: то говоришь каким-то
назидательным тоном ("Что ты позабыл сделать?", "Что надо сказать, когда
выходишь из-за стола?"), то начинаешь повторять, как попугай ("Ты слышишь или
нет?", "Сколько тебе повторять?", "Долго мне ждать?"), то вдруг впадаешь в
сюсюканье ("Кто у нас такой холесенький да пригозенький?", "Ты уже кушаньки
захотел?"). Понемногу мы освобождались от этих фальшивых нот и приобрели язык
простой и искренний. В то же время выпустили на волю и свою собственную
фантазию из клетки взрослых представлений и ограничений. Мы попробовали
фантазировать вместе с детьми.

Как-то у Юли пропал из готовальни циркуль:

- Я им чертила, а потом он куда-то исчез.

- Ну, мама! - возмущается и смущается Юля одновременно. Проходит день, два...
На третий день в кухню, где собралась вся детвора, входит папа и говорит с
озабоченным видом:

- Иду я сейчас по комнате, вдруг слышу: кто-кто плачет, да так горько-горько.
Смотрю - вот он, маленький, жалуется на какую-то девочку и про готовальню
что-то пищит...

Вс