Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
ам, пора-по-барам...".
Зрелище было столь феерическим, чтобы не сказать - сюрреалистическим,
что Лена на секунду лишилась дара речи.
- Эй! - негромко позвала она спустя эту самую контрольную секунду. -
Эй!..
Никакого ответа.
После этого ей ничего не оставалось, как подойти к яблоне вплотную и,
ухватившись за ствол, потрясти его. Произведенные Леной действия имели
неожиданный эффект: "пора-по-барам..." неожиданно прервалось, и после
непродолжительного затишья вдруг раздался трубный глас:
- Да пошла ты, сука! Ты еще мне будешь указывать!!! Мне,
герою-чернобыльцу! Ты где была, когда я там геройствовал, я у тебя
спрашиваю?! Где?!
- Послушайте, - Лена наконец-то отлепилась от ствола и задрала голову
вверх. - Послушайте, мне нужно с вами поговорить...
- Да о чем мне с тобой говорить?! - продолжал кликушествовать
Печенкин. - Уж наговорились за столько-то лет! С души воротит!.. Ты мне,
мать твою, не указ...
- Послушайте...
Ее последующее жалкое лепетанье потонуло в лавине сомнительного
качества ругательств, куцей матерщины и трусливых угроз. Судя по
неослабевающему накалу страстей, глотка у Василия Печенкина была
луженая, так что показательные выступления имели шанс затянуться
надолго. И тогда Лена решила действовать. Как раз в духе незабвенного
мэтра Гавриила Леонтьевича Маслобойщикова. Его первая заповедь гласила:
ошеломи зрителя. За ней следовала вторая: сбей зрителя с ног. Картину же
театрального мира венчала третья: добей лежачего.
Покрутив головой в поисках реквизита, Лена тотчас же наткнулась на
яблоки, засевшие в плотной листве - как раз на расстоянии вытянутой
руки. Яблоки были качественными: тугими, уже налитыми и весьма
внушительных размеров. Пожалуй, они способны ошеломить. И даже сбить с
ног.
Если уж не самого Печенкина, то, во всяком случае, его худую
бесплотную задницу.
Сорвав пару штук, Лена безошибочно выхватила из листвы искомое,
тщательно прицелилась и пульнула плодом вверх. Потом наступила очередь
второго малокалиберного снаряда. Печенкин громко ойкнул, потом взвыл и
затих, из чего Лена сделала вывод, что снаряды легли точно в цель.
Теперь можно было выходить из укрытия и разговаривать с Печенкиным
напрямую. Если получится.
Что Лена и сделала. И тотчас же наткнулась на мутный взгляд
алконавта.
- Узнаете? - медленно растягивая буквы, спросила она.
- Ты что ж это, прошмандейка, делаешь, а? - нараспев произнес
Печенкин. - Ты что ж это делаешь, кошка драная?
- Узнаете?
По сморщившемуся лицу Печенкина пробежала судорога: ну, конечно же,
он сразу узнал ангела мщения из рыгаловки "Лето", гнусную рыжую гейшу,
ни за хрен собачий отнявшую у него "Сто прекрасных видов Эдо".
- Да я тебя в тюрягу упеку за нарушение неприкосновенности жилища и
на жизнь мою покушение! - проявил недюжинные познания в Уголовном
кодексе Печенкин. - Кошка драная, а!!!
- Я сама вас упеку. - Сохранять достоинство, глядя на алконавта снизу
вверх, было весьма проблематично.
- Это еще почему? - сразу же поджал хвост Печенкин.
- Потому, - припечатала Лена. - Сами знаете почему... Верните все,
что забрали...
- Где забрал?
- Сами знаете где...
- Ничего я не забирал...
- Забирали! А если будете отпираться...
- То?..
- Через двадцать минут я вернусь сюда с милицией. И еще неизвестно,
чем для вас закончатся ваши шалости... Думаю, пятнадцатью сутками не
обойдется...
Печенкин не отвечал.
Он не отвечал так долго, что Лена начала беспокоиться - уж не заснул
ли он.
Но Печенкин не заснул. Совсем напротив: там, на верхотуре яблони, шла
жестокая внутренняя борьба. Ее результатом явился скромный узелок,
упавший прямо к Лениным ногам.
- Чтоб ты сдохла! - напутствовал грехопадение узелка Печенкин. - Чтоб
ты сдохла! Вот ведь навязалась на мою голову, тварюга!!! Глаза б мои
тебя не видели!
- И не увидите, - вполне искренне пообещала Лена. - Если только...
- Если только что?
- Если вернули все, что было...
- Да пошла ты!!! Нету у меня больше ничего!!! Нету, говорят тебе!
Могу разве что трусы свои тебе отдать, может, хоть тогда отвяжешься!
- И вот еще что... Не вздумайте по этому поводу кому-то угрожать...
Иначе дело окончится для вас весьма плачевно, обещаю...
Осыпаемая проклятьями Печенкина, Лена ретировалась, подпихнула задом
калитку и, крепко сжимая узелок в руках, помчалась к машине. И, только
плюхнувшись на сиденье, перевела дух.
- Ну что? - поинтересовался выросший за ее спиной Пашка.
- Кое-что есть...
Узелок при ближайшем рассмотрении оказался грязным носовым платком
огромных размеров: теперь в нем покоились серебряный перстень,
серебряный браслет, серебряная цепочка с затейливым медальоном и
расхристанный бумажник. При виде всех этих вещей, некогда принадлежавших
Роману-Нео, у Лены потемнело в глазах и сразу же стало трудно дышать.
Перебирать их в машине не было никакой возможности, вот только
бумажник... Мельком заглянув в сдержанно-щегольское портмоне, она не
обнаружила там ни одной купюры, ни одной монеты, - только несколько
визиток и билет на электричку. И все. Ничего другого и ожидать не
приходилось: падальщик Печенкин поработал основательно.
Трясущимися руками Лена открыла бардачок и спрятала туда трофеи. А
потом повернулась к Пашке.
- Я отвезу тебя домой, - сказала она.
Пашка молчал.
- Я отвезу тебя... Мне нужно возвращаться в Питер, мой хороший...
Пашка молчал.
- Вот что... Я отвезу тебя домой. Сейчас. И оставлю адрес и
телефон... Если что...
Ч-черт, я сама приеду.., очень скоро. Обещаю...
Пашка молчал.
Так, в полном молчании, они добрались до улицы Связи и остановились
перед Пашкиным домом. Но он так и не подумал выйти из машины. Даже
тогда, когда Лена открыла ему дверцу. Он так и сидел, впаявшись в
сиденье и прижав к груди Ленин рюкзак. Как будто этот рюкзак был его
последней надеждой, последним оплотом.
- Выходи, - теряя терпение, сказала Лена.
Пашка помотал головой и еще крепче прижал рюкзак к себе.
- Павел, ну ты же взрослый парень... ну нельзя же так...
Она потянула за лямку: напрасный труд - Пашка скорее расстался бы с
жизнью, чем с проклятым рюкзаком. Глупее ситуации и придумать было
невозможно.
Лена тянула рюкзак к себе, а Пашка отчаянно сопротивлялся. А потом...
Она даже не поняла, как произошло это "потом": должно быть, Пашка
ослабил хватку, или она потянула слишком уж сильно...
Но рюкзак неожиданно вывалился из рук мальчишки и упал. И все его
немудреное, знакомое до последней шпильки содержимое вывалилось на
землю. Вот только...
Вот только...
- Что это? - прерывающимся шепотом спросила Лена у Пашки, присев на
корточки и разглядывая вещь, которая никогда ей не принадлежала.
Никогда.
- Что это? - еще раз переспросила Лена, а Пашка молча сглотнул.
Рядом с машиной, в пожухлой от пыли придорожной траве, лежал
пистолет...
Часть III
КАРТАХЕНА
...Ну, конечно же, он назывался совсем по-другому - этот ветер.
Он назывался совсем по-другому, ив нем не было никакого намека на
бреши в унылой груди Монсеррат - гор, которые втюхиваются мирно
пасущимся стадам туристов как национальная святыня. И никаких запоздалых
зимних переживаний по поводу косноязычной каталонской поговорки: "Тот не
будет счастлив в браке, кто не приведет свою невесту в Монсеррат".
Но на чертовы горы вкупе с поговоркой Бычьему Сердцу было ровным
счетом наплевать. Перспектива женитьбы была самой туманной из всех
туманных Антохиных перспектив. Представить себя с кольцом на толстом
безымянном пальце было так же нереально, как представить себя в постели
с Мадонной. Или - с Уитни Хьюстон. Или... Или с сэром Элтоном Джоном на
худой конец... Мысль об Элтоне Джоне, который до сих пор рифмовался лишь
с резиновым изделием № 2 да еще с уничижительным эпитетом "штопаный", не
на шутку обескуражила Бычье Сердце. Да что там, она просто с ног его
сбила. До сих пор педрилы-мученики всплывали, как утопленники, лишь в
мутной воде его ментовских угроз задержанным, в качестве портяночного
фольклора - и вот, пожалуйста...
В постели с сэром Элтоном Джоном, мать его за ногу!
Не думать о такой хрени, не думать!
Это - провокация!
И чтобы не поддаться на провокацию, Бычье Сердце резко переключился
на вполне благостные, густо заросшие кувшинками, пасленом и резедой
vulgaris мысли о таком же благостном и безупречном с точки зрения
сексуальной ориентации убийстве Романа Валевского, после чего
спланировал на мужественно-прошлогоднюю, без всякого подвоха, смерть
Вадима Антропшина. Тут-то его и поджидала неожиданность: покойный
яхтсмен предстал перед незатейливым Антохиным воображением в ореоле
снастей, шкотиков и парусов, отдаленно напоминающих китайские переносные
ширмы; со спасательным жилетом, надетым на обветренный тельник. И этот
тельник... Этот тельник сразу же напомнил ему...
Сразу же напомнил... Вот ч-черт, он напомнил Антохе престарелую
рэпершу Натика!
Дражайшую мамочку гнуснеца Лу Мартина.
Да, именно так.
А потом из широких штанин Натика вывалился и сам Лу. Лукавый хлыщ,
извращенец, самая подходящая кандидатура на роль рваной грелки для сэра
Элтона Джона... Круговорот дерьма в природе, ничего не скажешь. За что
боролись, на то и напоролись.
Здра-а-авствуйте, девочки!..
Бычье Сердце бессильно выругался про себя. С такими гнилозубыми
ассоциациями недолго и в психушку угодить. Кыш, голубиная стая, кыш!
Но прогнать тщедушный призрак Лу Мартина удалось только с третьей
попытки: первые две, ознаменовавшиеся зуботычиной и хуком в скулу,
бесславно провалились. Потеряв всякое терпение, Бычье Сердце отшвырнул
стул и принялся колотиться дурной башкой в тонкую стену кабинета.
Полегчало не сразу, но полегчало: Лу Мартин - с вещичками-на-выход -
наконец-то убрался из воспаленных извилин майора Сиверса. А вместо
фантомного Лу в дверном проеме кабинета нарисовался вполне реальный
череп.
Череп был гладко выбрит и принадлежал оперу Рамилю Рамазанову,
сентиментальному татарину со слегка косящими глазами дамского угодника и
вероломной бороденкой Чингисхана.
- Ты чего это? - спросил Рамазанов.
- Ору тебе, ору, не слышишь, что ли? - тотчас же выкрутился Бычье
Сердце, на секунду и сам удивившийся этой своей лихости.
Постыдная тайна (а, как ни крути, Лу Мартин уже успел стать его
постыдной тайной) сделала простодушного майора не в меру изворотливым.
- И чего орешь? - Сонные зрачки Рамазанова демонстративно не хотели
замечать благоприобретенной сиверсовской изворотливости.
- Дело есть. Поможешь по дружбе?
Рамазановская дружба была товаром сомнительным и к тому же -
скоропортящимся, и к тому же - измерялась в декалитрах: за мелкие и
крупные услуги сослуживцам не правильный татарин Рамазанов брал водкой.
И не просто водкой, а дорогим матово-импортным "Абсолютом". Бычье Сердце
сильно подозревал, что запасов "Абсолюта" у ушлого Рамиля скопилось на
несколько бутлегерских войн: уж слишком часто к нему обращались за
информацией конфиденциального характера. В отделах ходили мутные слухи о
некоей мифической картотеке Рамазанова, в которой были собраны x-files
на всех и вся. И если покопаться, то там наверняка можно было бы отрыть
компромат не только на всех начальников жэков, депутатов
Законодательного собрания и отцов города, но и на Иисуса Христа и
примкнувших к нему апостолов.
- Дубль два, - промямлил Рамазанов.
"Дубль два" на рамазановском жаргоне означало две бутылки "Абсолюта".
- Идет, - легко согласился Бычье Сердце.
- Кто тебя интересует?
- Неплох Владимир Евгеньевич.
- У нас проходил?
- Нет...
Это была чистая правда: ни в каких трениях с законом таинственный
Неплох В. Е. замечен не был, более того, человека с такой
жизнеутверждающей фамилией, казалось, вовсе не существовало. Во всяком
случае, все запросы майора Сиверса так и остались без положительного
ответа. Неплох В. Е. оказался фантомом, Казанский собор тебе в зад,
чертов Лу, убедительно ты соврал, ничего не скажешь. Вопрос только в
том, случайно или нарочно ты это сделал...
- Хорошая фамилия, - походя заметил татарин.
- Неплохая, - опять легко согласился майор. - Так сколько тебе
понадобится времени?
- А что, срочно надо?
- Срочно. - Бычье Сердце вздохнул: за чертову срочность чертов Рамиль
брал по двойному тарифу.
- Сегодня вечером, и то - тебе как другу. Дубль три.
Это была хорошая скидка, и Бычье Сердце оценил красоту жеста.
Еще больше он оценил информацию, которая приплыла к нему в руки,
освободившиеся от груза трех бутылок "Абсолюта". Впрочем, самым ценным в
ней было то, что Неплох В. Е. и в самом деле существовал. И даже
какое-то время числился в руководителях небольшой, но довольно
процветающей фирмы, которая занималась оборудованием яхт, продажей
спортивных судов и снаряжения для дайвинга. Фирма называлась вполне
подходяще и даже романтично - "Солинг", что не помешало ей самым
примитивным образом развалиться и уйти в небытие вместе со своим
горе-директором господином Неплохом. После того как "Солинг" прекратил
свое существование, с горизонта исчез и сам Владимир Евгеньевич. Из
города он испарился, как кучевое облако в летний полдень, да так больше
нигде и не всплыл, даром что был крупным специалистом по дайвингу. Во
всяком случае, в акватории Российской Федерации его следов обнаружено не
было.
К информации, выуженной из Рамиля Рамазанова за три бутылки
"Абсолюта", прилагались также бесполезные реквизиты разоренной фирмы и
стоящая особняком визитка с довольно изысканными контурами яхты. Визитка
эта привела Бычье Сердце в такое возбуждение, что он отпустил в адрес
татарского мага и кудесника нечленораздельный возглас: "Уй, шайтан,
маладца, маладца".
И тотчас же забыл о нем.
В визитке значилось три телефона: один совпадал с телефоном почившего
в бозе "Солинга", другой был давно отключенным мобильным. А третий... К
третьему прилепилось обнадеживающее "дом". "Дом" - телефон начинался на
тройку, из чего Бычье Сердце сделал вывод, что в свое время господин
Неплох обитал в центре города. Сама же фирма, исходя из реквизитов,
располагалась на Крестовском острове, на задворках набережной Мартынова,
в непосредственной близости от городского яхт-клуба.
Городской яхт-клуб, надо же!
Здра-авствуйте, дева-ачки!..
Бычье Сердце поморщился и откинулся на стуле с такой экспрессией, что
его спинка предательски затрещала. А все потому, что с цитаделью швертов
и килей у майора Сиверса были связаны не самые приятные воспоминания: не
далее как в начале прошлого лета он получил от снобистского
запарусиненного клубешника переходящий вымпел в виде "глухаря".
Яхт-клубовский "глухарь" попал к Сиверсу в самом непрезентабельном
виде, ничего другого ожидать от трупа с отрезанной головой и кистями рук
не приходилось. Тело, прибитое водой к одному из пирсов, было обнаружено
сторожем яхт-клуба, он же и заявил о страшной находке в компетентные
органы. Компетентные же органы отправили на отлов "глухаря" майора
Сиверса со товарищи. И даже беглого взгляда на размокшее и вздувшееся,
как печенюшка, тело Бычьему Сердцу хватило, чтобы вынести свой
неизменный для таких случаев вердикт: "Здравствуйте, девочки!"
При жизни тело было мужчиной средних лет, с едва наметившимся брюшком
и классическим шрамом от аппендицита. Никаких особых примет, кроме
пресловутого шрама, на теле не нашлось, да и одежда была
безлико-демократичной: джинсы "Lee", подпоясанные ремнем с тем же
лейблом, шелковая майчонка и такие же шелковые носки белого цвета. Туфли
и рубашка отсутствовали: очевидно, их, постигла участь головы и кистей.
Экспертиза показала, что труп пробыл в воде не менее недели и что перед
смертью покойный хорошо и плотно поужинал (позавтракал, пообедал). Ничем
другим эксперты утешить Бычье Сердце не могли, а недостающие фрагменты
тела найдены так и не были. Ремень и джинсы тоже не привнесли ничего
нового в вялотекущее дело: таких ремней и штанов завались в каждом
уважающем себя джинсовом магазинчике, коих в городе - как собак
нерезаных. Разве что полустертый мазок белой масляной краски на левом
бедре. Но на этом индивидуальность джинсов "глухаря" начиналась и
заканчивалась.
Ничего не дал и оперативно проведенный опрос персонала яхт-клуба и
его членов. Так же плохо монтировались с безголовым трупом и заявления о
пропавших без вести: ни под одно из описаний, ни под одно из опознаний
труп не подходил. Единственной стоящей уликой мог оказаться сильно
пострадавший от воды листок с кропотливо восстановленными остатками цифр
- 34587698. Мог - но не оказался. Проклятые цифры просто не к чему было
присобачить, они рядились в любые личины и откровенно глумились над
операми. И, проколотившись над висяком контрольные несколько недель,
майор Сивере с тяжелым сердцем сдал дело о яхт-клубовском трупе в архив.
И постарался забыть о нем.
И дал себе клятву никогда впредь не приближаться к обители яхт на
пушечный выстрел.
И вот, пожалуйста, спустя год он дважды стал клятвопреступником.
Сначала - труп Ромы Валевского в эллинге на берегу залива. А теперь
вот, правда, опосредованно, разорившаяся фирма "Солинг".
Именно туда, в ее бывшую резиденцию, и направился Бычье Сердце на
следующее утро - с больной от ночных кошмаров головой. Главным героем
кошмаров (вернее - одного кошмара) выступил Лу Мартин. Ипостаси
проклятого педриликана в сиверсовской ночной страшилке просто поражали
воображение своим количеством: за самое короткое время Лу Мартин успел
побыть Ликой Куницыной, полковником Соловейчиком, полузабытой и знатно
оприходованной Сиверсом понятой из чуланчика, старинным приятелем Гурием
и даже ангелом на шпиле Петропавловки. Все эти вполне невинные
персонажи, стоило только Сиверсу приблизиться к ним, перевоплощались в
Лу Мартина и начинали приставать к майору с непристойными предложениями.
Впрочем, предложение в кошмаре Бычьего Сердца было только одно: "Нашли
Неплоха? Давайте поищем вместе..."
И замотанный Лу Мартином майор в конце концов не выдержал и
проснулся.
"Хрен тебе, - мрачно изрыгнул Бычье Сердце, поднимаясь с кровати. - С
тобой только вшей на лобке искать, мудило!"
Будильник на прикроватной тумбочке майора показывал половину пятого,
но спать больше не хотелось. Прокантовавшись до восьми и выдув семь
чашек сомнительного растворимого кофе, Сивере отправился на Крестовский.
Здание, на которое указывали реквизиты "Солинга", было надежно
спрятано в глубине огороженного высоким забором двора и представляло
собой почти точную копию фасада Новой Голландии: жуткая помесь
продуктового склада, конюшен и оружейного арсенала. Подступы к арсеналу
охраняли два шелудивых пса, которые встретили появление майора хриплым
лаем. Цыкнув на зарвавшихся дворняг. Сивере прошел к зданию, снабженному
небольшими зарешеченными бойницами и железной дверью. Справа от двери
белела кнопка звонка, а чуть выше расположилось несколько ничего не
значащих вывесок: "ИНТЕР-КОМПЬЮТЕР: МОНИТОРЫ, ПРИНТЕРЫ И КОМПЛЕКТУЮЩИЕ",
"ООО ЮПИТЕР", "ДОМОВОЙ: товары для дома и сада". Судя по всему, это были