Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
сти, его мужской мертвой хватке, его солидным деловым
качествам, его обаянию, его таланту, его пустой и легкой трепотне,
наконец. Но дань эта была для Ленки необременительной и даже приятной. Она
любила посмеиваться над Стасиком, вышучивать его напропалую, она даже
иногда издевалась над ним, хотя и беззлобно, но метко и часто болезненно.
Но всегда обидчиво-гордый Стасик все ей прощал, потому что не было у него
друга надежнее и вернее. Он сам сочинил такой критерий настоящей дружбы:
"Где-нибудь часа в три ночи накрути телефон, скажи: приезжай, плохо, а что
плохо - не объясняй, брось трубку. Сто из ста перезвонят: что случилось,
старичок? И постараются убедить, что все ерунда, тлен, надо принять пару
таблеток радедорма, успокоиться. Лишь бы самим из койки не вылезать. А
Ленка не перезвонит. Она сразу поверит, и приедет, и будет сидеть с тобой,
пока ты не оклемаешься". Вчера вечером после спектакля вез ее домой,
поплакался:
- Все кругом недовольны бедным Политовым.
- Кто все? - спросила.
- Наташка, Ксения, Кошка... Или вон главреж отчебучил: вы несерьезны, и
это вас губит. А я Зилова репетирую, ты знаешь: какая там, к черту,
серьезность? Там больная самоирония.
- Здесь ты, положим, прав. А в ином?
- В чем?
- С Наташкой, Ксенией, Кошкой?.. - Ленка знала про все: и про Кошку, и
про "каштанок", но Ленка - могила, индийская гробница, ничего
трепливо-бабского в характере.
- Одна считает, что я плохой муж. Другая - что я равнодушный отец.
Третья - что я эгоист, эготист, эгоцентрист...
- Умная девушка: сколько иностранных слов знает!.. Но если все правда -
изменись.
- Ты что, Ленк, спятила?
- Изменись, Стасик, изменись. Как в песне: стань таким, как я хочу. Как
все хотят.
- Это невозможно!
- Почему?
- Сорок лет.
- Далась тебе эта чертова цифра! Подумаешь, возраст! Только что
круглый... А вспомни себя в пятнадцать. В двадцать. В тридцать. Только
по-серьезному вспомни, до мелочей. Ну, поднатужься, дорогой... То-то и
оно! Другим ты становился. С каждым годом. Потихонечку, не вдруг, но
другим. Обстоятельства хочешь не хочешь, а ломают нас, меняют характер,
только мы этого не замечаем, и те, кто рядом с нами, тоже не замечают. Как
с детьми: родители не видят, что их чадо растет. А со стороны видно... Вот
и надо суметь взглянуть на себя со стороны...
- Я, наверно, не умею, - признался Стасик.
- Ты не умеешь, - согласилась Ленка. - Ты для этого слишком самолюбив.
Как так - "Я" с большой буквы, личность самостоятельная, и вдруг ее что-то
ломает! Или кто-то. Невозможно представить, а, Стасик?.. Однако ломает,
ломает, деться некуда. И личностей ломает и неличностей. Всех. И
окружающим от этого легче: ты к ним притираешься, они к тебе, поскольку
тоже соответственно меняются. И не без твоего влияния, заметь. Только
до-олго это тянется. Всю жизнь... А вот придумать бы такой хитрый трюк -
как в цирке, у Кио! - чтобы стать другим. Сразу стать: алле-оп! И без
вреда для собственной гордости: трюк есть трюк.
- Что значит "трюк"?
- Не знаю. Просто так. Фантазирую.
- Нет, ты что-то имеешь в виду.
- Да ничего, успокойся. Ну подумай сам, голова садовая, как можно стать
другим сразу? У тебя же психика не выдержит, надорвется. Не веришь мне,
спроси своего Игоря.
- Игорь в отпуске, - машинально ответил Стасик. Он обдумывал
услышанное. Остраненное слово "трюк" ему сильно нравилось. Трюк - это из
области искусства. Трюк в цирке. Трюк в кино. Трюк - дело артиста.
Придумать трюк... Какой? И вообще зачем? Чтобы все кругом были довольны:
ах, как он мил, как добр, как прекрасен? А ему, Стасику-то, в сущности,
плевать на всех. Лишь бы он был доволен - и ладно. А он доволен?..
- Когда приедет, поинтересуйся, - сказала Ленка, выходя из машины у
своего дома.
- Чем? - не понял Стасик.
Он уже забыл, про что они говорили, не шел из головы Ленкин "трюк".
- Состоянием психики. У Игорька... Чао!
- Какао, - традиционно ответил Стасик и укатил. И по дороге домой
вспомнил по странной ассоциации собственную давнюю-предавнюю импровизацию.
Сидели, пили, ели, трепались о чем-то, "об умном", два каких-то неведомых
физика в компанию затесались, кто-то пустил слушок - лауреаты,
засекреченные, "великие без фамилий", как выразился поэт-современник.
Вот к ним-то Стасик и обратился с ерническим монологом:
- Всякой ерундой, граждане милые, занимаетесь, давите человечка,
ломаете, крутите. А нет бы наоборот! Изобрели бы какую-нибудь умную и
добрую машинку: ты в нее входишь одним, а выходишь другим... Ну, я не
знаю, что там делается! Сами решайте... Перестраивается биопсиполе,
например... Ну, был человек вором, а вышел честнейшим членом общества. Был
злыднем, а вышел сама доброта. Был нищим духом, а вышел Вильям Шекспир!
Слабо?
Физики тогда сказали, что слабо. Что наука умеет еще очень мало гитик.
Что руки коротки.
А Ленка спросила:
- Фантастикой увлекся?
Ответил:
- Мечтаю, подруга!
Усмехнулась:
- Ну, помечтай, помечтай...
Неужто с того вечера все запомнила?
А что? Память у нее, как у девушки, роли с третьего прочтения -
назубок...
И сейчас куснула легонько, думала - не проассоциирует Стасик. А Стасик
не лыком шит, у Стасика с логикой полный порядок...
"Стань таким, как я хочу..." Ну, станет. Ну, найдет ученого братца,
который изобретет-таки умную машинку по незапатентованной идее Политова.
Ну, войдет туда Стасик. Ну, выйдет иным.
А каким?
Стасик ехал-ехал, в ус не дул, заправился под завязку, седанчик его
ходко шел, отлажен на совесть, да и водительский стаж у Стасика -
семнадцать лет, зим, весен и осеней - шутка ли! Но вдруг ни с того ни с
сего он почувствовал, как на него страшно наваливается что-то тяжелое,
темное, рыхлое, как оно застит ему свет, выключает звуки, останавливает
время...
Поскольку в описываемое мгновение на крутой поворот Яузской набережной
выехал на дежурство старший лейтенант милиции... фамилия в принципе для
повествования неважна, но ради удобства общения назовем его условно
Спичкиным, Валерианом Валериановичем Спичкиным... поскольку остановил он
свой желто-синий "жигуль" как раз у кромочки тротуара, у зеленого откоса
безымянного московского кургана, поскольку направил он бдительный
прибор-скоростемер на трассу с ограниченной скоростью движения и там на
нее внимательно уставился, то все происшедшее он описал в протоколе с
хроникальной точностью и похвальным бесстрастием, вообще характерным для
доблестных работников Госавтоинспекции.
Не откажу себе в удовольствии и процитирую указанный протокол: "9
сентября 19... (год роли не играет, хотя у Спичкина он указан точно!) года
в 18 часов 23 минуты я занял вверенный мне пост у поворота от бензоколонки
N_13, где скорость ограничена до 40 км/час. В 18 часов 27 минут я заметил,
что от бензоколонки N_13, которая находилась не очень далеко, но все было
отлично видно, потому что погода стояла жаркая, сухая, что и доказано
отсутствием следа торможения, отъехал автомобиль марки "ВАЗ-2105", цвет
"коррида", государственный номерной знак У_00-17_МЕ, и когда я взглянул на
счетчик прибора, то увидел его скорость 38,5 км/час, но он ее заметно
увеличивал. Я уже приготовился сделать нарушителю сигнал остановиться, как
он вдруг неожиданно быстро поехал прямо к решетке заграждения от падения в
р.Яуза, на полном ходу примерно 50 км/час, на счетчик в этот момент я не
глядел, пробил решетку и плашмя упал на воду, но сразу не утонул, потому
что оставался на плаву, а потом немного погрузился в воду, но тоже не
утонул, потому что мелко. Сначала я бросился к решетке заграждения, где ее
пробил автомобиль, номерной знак У_00-17_МЕ, и хотел спуститься вниз,
чтобы оказать первую помощь водителю транспортного средства, но пока я
добежал до пролома, после промера рулеткой дистанция оказалась 93 м, а
московское время 18 часов 28 минут, водитель выбирался из бокового окна,
весь в одежде, и когда он влез на крышу автомобиля и увидел меня, то
закричал: "Что случилось, товарищ старший лейтенант?"
Протокол на сем не кончался, там еще много всего наличествовало (термин
из арсенала Валериана Валериановича), но продолжать его бессмысленно и
малопродуктивно, потому что все дальнейшее Стасик сам помнил прекрасно. А
предыдущее, выходит, не помнил?..
Не станем забегать вперед, а вкратце, своими словами перескажем суть
протокола, процитированной его части. Ехал Стасик от бензоколонки, ехал
грамотно, потом невесть с какой радости его понесло к ограде, он ее,
натурально, проломил, и автомобиль, как аэроплан, спланировал в речку,
где, на счастье, оказалось мелко. Любопытствуем: почему он так поступил?
Увы, наше с вами законное любопытство останется неудовлетворенным. С 18
часов 27 минут до 18 часов 28 минут (секунды В.В.Спичкин не отмечал,
поскольку секундомера не захватил) Стасик Политов оказался напрочь
выключенным из окружающей действительности: он ничего не помнил, не
соображал, не контролировал, не регистрировал и еще - по желанию! - с
десяток "не". Он, вы помните, почувствовал то страшное и темное, что
начало обволакивать его (или его сознание) сразу после выезда от
бензоколонки, отключился напрочь и вновь врубился в реальность, когда она,
реальность, полилась на него через открытое окно машины, мерзко воняя
тиной, гнилью и еще чем-то, столь же отрадным обонянию.
Откуда взялась вода, Стасик не понял, потому что впал в дикую панику.
Он заметался на сиденье, как пойманный, почему-то давил под водой на
педаль тормоза, ухитрился выжать сцепление и перевести рычаг коробки
передач на "нейтралку", локтем нечаянно задел бибикалку, и, как ни
странно, именно подводный гудок авто окончательно отрезвил его, и он яснее
ясного увидел, что "жигуль" довольно прочно держится на чем-то, не
исключено - на дне Яузы, сам Стасик сидит в воде по грудь и та же вода
ласково омывает ветровое стекло, пошедшее сеткой мелких и длинных трещин,
а сквозь них виден горбатый мостик, толпа любопытствующих товарищей на
нем, а еще дальше - шпиль "высотки" на Котельниках. Сидеть было холодно,
мокро, зловонно и бессмысленно. Стасик автоматически потрогал нагрудный
карман - документы на месте - и полез в боковое окно, вскарабкался на
крышу седанчика, непременно возжелавшего стать катером, глянул вверх и
узрел прихотливо проломанную чугунную решетку ограды и около нее -
милиционера с черно-белым жезлом в руке.
- Что случилось, начальник? - крикнул ему Стасик, и тут следует
отметить, что В.В.Спичкин чуть погрешил в протоколе против нагой истины:
там, если вы заметили, потерпевший обращается к нему с упоминанием
офицерского звания.
Старший лейтенант ответил Стасику отнюдь не без иронии:
- Это я хотел бы у вас узнать, товарищ водитель.
Но Стасик иронии не оценил. Он был не на шутку встревожен не столько
аварией, сколько странным выпадением сознания.
Такого с ним никогда не случалось!
- Я ни черта не помню! - крикнул он Спичкину. - Мне, видимо, стало
плохо, и вот... Как бы мне отсюда выбраться?
Рядом со старшим лейтенантом скопилось довольно много прохожих и
проезжих, которые прервали свои пути ради редкого зрелища. Один из
проезжих сбегал к своему "Москвичу" и принес трос-канат, крепкий буксир,
который полутонный автомобиль выдерживает, а уж Стасика хозяин троса
вместе с доброхотами вытащил на берег в одну минуту.
Со Стасика лило в три и более ручьев, на его прекрасной в недавнем
прошлом рубахе висели какие-то водоросли, а туфли Стасик снял, вылил из
них воду, как из кружек, и надевать не стал: поставил рядышком для
просушки.
Дурацкий, в общем-то, поступок. Он говорил о том, что Стасик, как ни
хорохорился, а в себя полностью не пришел: во-первых, туфли запросто могли
спереть, а во-вторых, носки-то все равно мокрые...
- Ваши документы, пожалуйста, - вежливо попросил старший лейтенант
В.В.Спичкин.
На что ему из толпы немедленно указали:
- Какие документы? Ты ему "скорую" вызови: видишь, мужик не в себе?
Может, сломал чего. А ты - документы... И кран зови аварийный: чего машине
зря пропадать, она еще поездит.
В.В.Спичкин дернулся было к своему казенному "жигулю", к спасительному
радиотелефону, но Стасик быстро вынул из кармана права, протянул офицеру.
- Вот. Пожалуйста. Только поскорее: у меня через полчаса спектакль.
- В театр, что ли, торопишься? - хохотнули в толпе. - Нет, смотри,
мужик в театр спешит! Во, юмор! А лишнего билетика у тебя нет?
Стасик на тонкую шутку не реагировал, шел за старлеем к гаишной машине,
нес туфли в правой руке, а левую прижимал к сердцу, объяснял что-то, как
будто оправдывался. А скорее всего именно оправдывался: мол, все
помутилось, какой-то припадок, ничего не понимаю и так далее. Почему-то у
всех - исключения автору неведомы! - водителей личного транспорта любой
работник Госавтоинспекции вызывает мистический, малообъяснимый страх. Мы
хорохоримся, мы вовсю "качаем права", которые, к слову, у нас есть, но
внутренне трепещем: а вдруг, а вдруг?..
Вот и Стасик-то, по сути, ни в чем не виноват, а все же лепетал
В.В.Спичкину полную ерунду. И зря лепетал. Потому что В.В. свое дело знал
туго: документы Политова проверил, сунул себе в планшет до выяснения
обстоятельств, вызвал "скорую" и "аварийку" с краном, сообщил о дорожном
происшествии куда-то по милицейским верхам и сел писать протокол, с
отрывком из коего вы уже знакомы.
Врач "скорой", как ни смешно, оказался невропатологом по специальности:
поддежуривал временами на станции, зарабатывал тяжкие деньги на прокорм
разросшейся семьи. Он Стасика осмотрел, ощупал, подсунул ему знаменитую
трубку Шинкаренко-Мохова - та не позеленела, трезвым нарушитель оказался,
внешних повреждений не нашел, а про внутренние, про "помутнение", туманно
объяснил:
- Возможно, кратковременное эпилептиформное расстройство сознания.
Отсюда - неконтролируемые действия, полный провал в памяти. Бывает.
- Как бывает? - громко возмутился Стасик. - Откуда бывает? Что я,
эпилептик, выходит?
- Ничего подобного, - успокоил его нервный доктор. - Похожий
прискорбный факт может случиться с каждым абсолютно здоровым человеком.
Медицине известны случаи, когда психически нормальные люди в похожем
состоянии совершали ужасные убийства и потом ничего не могли вспомнить.
Подробно и тщательно проведенная судебно-медицинская экспертиза делает
свой вывод: человек не отвечает за совершенное в состоянии выключенного
сознания. Он не виновен... Впрочем, суд может не согласиться с выводами
экспертов...
- Какой суд? - верещал Стасик. - Кого я убил?
Он уже мало что понимал, у него голова кругом шла. Он успел позвонить в
театр и сообщить, что произошло Ужасное и он не приедет. На счастье,
Колька Петровский, дублирующий его в роли Актера, оказался в театральном
буфете и еще не успел принять внутрь свои двести пятьдесят, был отловлен
помрежем и запущен в спектакль. Мамуле Стасик тоже позвонил, и она уже,
забыв про дневную ссору, мчалась сюда на таксомоторе, захватив энную сумму
денег для ребяток-умельцев из аварийной службы.
Умельцы прибыли первыми. Они поизучали вид сверху, вкусно поматерились,
перекурили, не обращая внимания на суетящегося Стасика. В те трудные для
его самолюбия минуты он являл собой жалковатое зрелище: зачем-то бегал,
чего-то у кого-то просил, куда-то звонил и не дозванивался, потому что не
соображал, чей номер накручивает. Короче, процесс расстройства сознания,
похоже, продолжался. Если бы Стасика увидела Кошка, привыкшая к образу
супермена, джентльмена, вообще "мена", то есть мужчины, она бы немедля
выполнила свою вчерашнюю полуугрозу. Или, точнее, свое предложение по
поводу последнего "прости" провела бы в жизнь, выражаясь языком протокола.
Да и каким языком выражаться в подобной ситуации? Только протокольным,
только языком казенных бумаг...
Мамуля в отличие от неведомой ей Кошки за двадцать лет видала Стасика
всяким. Поэтому она тут же включилась в действие, сунула туда-сюда
того-сего, и вот уже двое "менов" из "аварийки", по-прежнему - но уже
довольно - матерясь, лениво разделись, полезли в сентябрьскую водичку,
завели троса под брюхо утопленнице, вылезли на сушу и мгновенно получили
от мамули бутылочку согревающего питья: она, оказывается, и это заранее
предусмотрела, умница.
Кто-то главный прокричал: "Вира помалу!" - крановщик в кабинке "МАЗа"
потащил на себя рычаг, и морковное авто Стасика с сильно помятым передком
с длинным бульком вынырнуло из Яузы, качаясь, зависло над черной гладью, и
из него низвергся водопад, подобный, быть может, Ниагарскому, если бы он
так скоро не иссяк.
Все-таки небольшой емкости машины делают наши автомобилестроители, мало
воды в салоне помещается...
Но как бы мало ее ни было, как бы Стасик ни волновался, как бы ни
пребывал в раздрызганных чувствах, в расстроенном сознании, а все же
заметил, как вместе с водой выпорхнули из родного салончика, с правого
сиденья, солнечные очки с дефицитными стеклами "Поляроид"...
Короче говоря, "аварийка", осыпанная щедротами мамули, отбыла в свои
аварийные края, любопытствующие граждане мирно разошлись, и тогда
инспектор ГАИ Валериан Валерианович Спичкин, терпеливый старший лейтенант,
который всю церемонию до конца высидел, остановил свободного таксиста и
уговорил его подцепить промокший автомобильчик и дотащить до Сокольников,
благо недалеко.
- Двигатель в порядке, - сказал Спичкин, приоткрыв покореженный капот и
изучая в кои-то веки помытые внутренности машины. - Составите калькуляцию
на "жестянку" и "малярку", я тут вчерне вам прикинул, не шибко дорого, а
точнее вам страховики сосчитают, и катайтесь себе на здоровье... А к врачу
зайдите. Хорошо, вы в реку, а если б в дом?..
- Что в дом? - слабым голосом спросил Стасик, который, видать по всему,
напрочь вырубился из суровой действительности.
И толковый Спичкин это понял, подтолкнул Стасика к морковному инвалиду
автолюбительства, ласково пошептал на ушко:
- Вам жена объяснит. А пока - до свидания.
- До какого свидания? - встрепенулся Стасик. Он не хотел видеться со
Спичкиным, он хотел забыть его, как сон, как утренний туман.
- Права заберете, актик подпишете, завтра, завтра. - Спичкин уговаривал
Стасика, как малого ребенка, а сам все подмигивал Наталье, все щекой
дергал: мол, включайтесь, гражданка, не видите, что ли - сознание у
человека так и не врубилось.
- Поехали, Стае, - заявила Наталья и решительно, не боясь запачкать
платье, уселась в "жигуль".
Таксист газанул вхолостую, рявкнул движком, напоминая о том, что
времени у него - в обрез, торопился в парк, искра, вот-вот в землю уйдет,
тормозная жидкость на исходе.
И тогда Стасик неуверенно сказал:
- Я не могу.
- Что не можешь? - спросила Наталья.
- Я не могу ее вести. Я боюсь.
- Вы только рулить будете. - В голосе Спичкина слышались нетерпеливые
нотки: клиент ему сильно надоел.
- Я боюсь. Я в нее не сяду! - уже твердо заявил Стасик и пошел прочь,
пешком, в сгущающийся сумрак, не оборачиваясь, - уже подсохший, но еще
жалкий, в одних носках, поскольку туфли по-прежнему цепко держал в правой
руке.
- Стае, куда ты? - крикнула из машины Наталья.
- Домой, - доне
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -