Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
шапци немае?..
И оглядясь:
...Ну, ходимть, бригадиры, до Богдана! Галушки будем йисты!
ОТ НЕГО ВИДИМ
как Гай и Климов, сидя, съезжают по крыше сюда, вниз, и спры-
гивают на чердак.
= Здесь темнее. Двое уже сидят, остальные усаживаются под скосом
крыши, в уголке чердака. Здороваются.
- Селям, Магомет!.. Здравствуй, Антонас!
= Богдан:
- Що ж, панство, можливо буты спочинать? От мусульманского
центра- е, от литовского - е, у русских ниякого центра нэма, Петька
будэ тут за усю Московию. А у нас, щирых украинцев, руки завсе на
ножах, тильки свистни!
плотничий стук - отдаленным фоном.
КРУПНЫМ ПЛАНОМ, ИНОГДА ПЕРЕМЕЩАЯСЬ, ОБЪЕКТИВ ПОКАЗЫВАЕТ НАМ
то двух, то трех из пяти. Эпическое лицо кавказского горца
Магомета, доступное крайностям вражды и понимания (он уже очень не
молод). Смуглого стройного литовца Антонаса - какими бывают они,
будто сошедши с классического барельефа. Румяного самодовольного
Богдана. Климова. Страстно говорящего Гая:
- Друзья! Вы видите - до какого мы края... Нас доводят голодом,
калечат в карцерах, травят медью. И собаками травят. И топчут в пыли.
Срока наши не кончатся никогда! Милосердия от них...? - никогда! Мы
тут новые, но десять поколений арестантов сложили кости в этой
пустыне и в этих рудниках! И мы - тоже сложим! Если не поднимемся с
колен! МГБ нас как паук оплело, пересеяло нас стукачами большими и
малыми. Мы потому брюхом на земле, что сами на себя каждый день и
каждый час доносим начальству. Так какой же выход? Чтоб мы могли
собираться! Чтоб мы могли говорить! Чтоб мы жить могли! Выход один:
Лицо Гая. Он страшен.
- Н о ж в с е р д ц е с т у к а ч а!
Магомет. Литовец. Климов. Бандеровец.
Да это трибунал!
...Пусть скажет нам Бог христианский, Бог мусульманский, Бог
нашей совести - какой нам оставили выход другой?!
Они воодушевлены! Их тоже уже не разжалобишь!
...Не сами ли стукачи поползли за смертью?!..
ЗАТЕМНЕНИЕ.
музыка возмездия!
= В серых тревожно шевелящихся клубах - экран. Меж них в
середине - беззащитная, равномерно дышащая грудь спящего. Сорочка с
печатью "Лагерь N..."
Кромка одеяла.
И вдруг взметается (крупная) рука с ножом.
Удар в грудь! - и поворот дважды.
Снова взлет руки. С ножа каплет кровь. И струйкой потекла из
раны.
Клубится, клубится экран, как дым извержения.
Удар!! - и поворот дважды!
и в музыке эти удары!
Взлет руки. Она исчезла. Серое и красное на экране.
протяжный болезненный человеческий крик:
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а...
Клубы расступаются. Виден весь убитый, лежащий на нижнем щите
вагонки. И кровь его на груди, рубашке, одеяле.
И вокруг - еще спавшие, теперь в испуге поднимающиеся с вагонок
люди
от крика:
- А-а-а-а...!
Комнатка - на семь тесно составленных вагонок. За обрешеченным
окном - темно.
Это кричит - старик-дневальный в дверях, обронив швабру и
мусорный совок. Это он первый увидел убитого и криком поднял спящих.
Теперь, когда он не один перед трупом,
крик его стихает.
= Все молча смотрят на убитого. Непроницаемые лица. Жалости -
нет.
ШТОРКА.
= В той же комнате. Все - так же. Перед трупом стоит Бекеч. Два
надзирателя. Режущим взглядом обводит Бекеч
- И ни-кто? Ниче-го? Не видел?!
заключенных. Они:
- Мы спали... Мы спали, гражданин начальник...
Дневальный
- Только подъем был! Гражданин надзиратель только барак отперли!
Я за шваброй пошел. Прихожу, а уж он...
Бекеч сощурился.
- Тебя-то я первого и арестую! Ты мне назовешь, кто не спал!
КОРОТКОЕ ЗАТЕМНЕНИЕ.
те же серые клубы по экрану.
та же музыка возмездия.
И тот же взмах руки с ножом. Вынутый нож кровоточит.
ШТОРКА. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.
= Больничная палата, ярко освещенная. За обрешеченным окном
темно. На пятерых койках - больные. С шестой выносят на носилках
тело.
Голос:
- В операционную! Быстро!
Тело вынесли, и Бекеч спиной своей прикрыл за носильщиками
дверь:
- И вы?! То-же-ска-жете-что-не-ви-дели?!..-
вонзающимся взглядом озирает он
= оставшихся оцепеневших больных в своих койках.
...Не слышали, как здесь убивали? Десять ножевых ран - и вы
хрипа не слышали? Тумбочку опрокинули,- а вы спали?
Больные - при смерти от страха, но не шелохнутся. Глаза их оста-
новились. Еще раньше остановились, чем пришел Бекеч их пугать.
Крик Бекеча возносится до тонкого:
- Спали?! Одеялами накрылись, чтобы не видеть?
ШТОРКА.
= Операционная. Врач с седыми висками из-под белой шапочки.
Сосредоточен на работе. Его молодой помощник (больше виден со спины).
Очень тихо. Редко, неразборчиво - команды хирурга.
= Операционный брат четко, поспешно, беззвучно выполняет прика-
зания. У окна стоит Бекеч, следит пристально. Белый халат внаброску,
поверх его кителя.
Хирург чуть поворачивается в сторону Бекеча. Негромко:
- Он умирает.
Бекеч порывается:
- Доктор! Очень важно! Хотя бы полчаса сознания! Десять минут!
Чтобы я мог его допросить! - кто убийца?
Хирург работает.
Неразборчивые команды. Иногда - стук инструмента, положенного на
стекло. Тишина.
Хирург наклонился и замер.
Выпрямился. Бесстрастно:
- Он умер.
ШТОРКА.
В предоперационной - хирург и его помощник. Они уже сняли маски,
расстегивают халаты. Видны номера у них на груди.
Молодой увлеченно:
- Галактион Адрианович!.. Простите мою дерзость, но во время
операции мне показалось, что вы могли бы... Почему вы не...?
= И шапочку снял хирург. Уважение и доверие внушает его
бесстрастное лицо. К такому - без колебания ляжешь под скальпель.
Посмотрел на собеседника.
В сторону вниз.
Опять на собеседника:
- Сколько вы сидите, Юрочка? Молодой врач:
- Два года. Третий.
- А я - четырнадцать. Я - четырнадцать...
Пауза.
ШТОРКА. ШИРОКИЙ ЭКРАН.
Гул многих голосов. Это гудит строй арестантов.
= Здание барака со светящимися обрешеченными окошками, и еще два
ярких фонаря над его крыльцом.
Спинами к нам - заключенные. Темные спины, построенные по пять
перед тем, как их загонят а барак. Сзади сплошали, не построились,
разброд.
Еще сзади к ним подкрадывается надзиратель-"морячок".
Вдруг взмахивает короткой плеткой и по шее одного! другого!
Крик ужаленных.
Все бросаются строиться... "Морячок" смеется. У него истеричный
смех, и все черты истеричные.
= И там, на крыльце, под фонарями, смеется кто-то маленький с
дощечкой в руке:
- Давай их, надзиратель! Давай их, дураков!
МЫ НЕСЁМСЯ К НЕМУ
над головами строя. Это - Возгряков, старший барака. Он трясется
в полубеззубом смехе. И карандашом стучит по фанерной дощечке:
- Ну, разбирайся! А то запрем барак и уйдем. Будете тут стоять!
= Первые ряды, как видны они с крыльца Возгрякову. Молодой
мрачный ингуш раздвигает передних и продирается вперед. Омерзение на
его лице.
= Возгряков:
- Ты куда? Тоже плетки...?
- Но ингуш с ножом!!
= На мгновение - Возгряков. Ка-ак..?
= И ингуш с ножом, взлетающий по ступенькам. На нас!
Все завертелось: Возгряков!
Ингуш! Взмах ножа!
Все перевернулось!
хрип. Топот. Стук упавшего тела.
= Труп Возгрякова на ступеньках навзничь, головою вниз.
Безобразный оскал застыл на лице. Глаза- открыты. С бельмом один. Под
ухом - кровь. В откинутой руке он так и зажал счетную дощечку.
Арестанты сплотились вокруг крыльца. Вот они, сжатым полу-
кольцом, одни головы да плечи стиснутые. И друг через друга, друг
через друга лезут посмотреть на убитого (он лежит ниже и ближе
экрана). Весь экран - в лицах.
Любопытство. Любопытство. Отвращение. Равнодушие.
Больше ничего.
И вдруг, расступясь, все разом подняли глаза...
= на ингуша. Он с крыльца острым взглядом кого-то еще увидел в
толпе. И поигрывает ножом. Напрягся к прыжку вниз.
= Там надзиратель-"морячок" отбегает задом от толпы, пятится,
как собака от кнута.
= Но не его ищет ингуш!
= Вон кто-то метнулся из толпы и побежал прочь. Черная фигурка
заключенного, как все.
= И ринулся за ним ингуш!! Ему кричат вдогонку:
- Хадрис! Хадрис!
Шарахнулся в сторону "морячок". Хадрис пробежал мимо.
= Убегает жертва.
= Гонится Хадрис.
И МЫ ЗА НИМИ!
Пересекли ярко освещенную пустую "линейку".
Через канавку - прыг!.. Через канавку - прыг!..
Вокруг барака!.. За столбы цепляясь, чтобы круче повернуть!
На крыльцо!.. В дверь!..
ЭКРАН СУЖАЕТСЯ ДО ОБЫЧНОГО.
= По коридору!
На двери надпись: "Старший оперуполномоченный".
Убегающий толкнул плечом. Заперто. И - мимо!
Ждать некогда!
Двери... Двери...
Надпись: "Начальник лагерного пункта". Толкнул.
Подалась. Вбежал.
Но закрыть не успел - и Хадрис туда же!
= Кабинет, В глубине за столом - брюзглый майор (что сидел у
прораба) в расстегнутом кителе. Вскочил:
- Как?! Что?..
И заметался, увидев
= нож, поднятый Хадрисом за головой.
Медленно наступает Хадрис по одну сторону продолговатого стола
заседаний, ногами расшвыривая стулья.
= Убегающий стукач - вокруг стола майора и цепляется за майора:
- Спасите меня! Спасите, гражданин начальник!
Между ними - опустевшее кожаное кресло майора.
Майор отрывает от себя руки стукача:
- Да пошел ты вон! Да пошел ты вон!
и отбегая другой стороной стола заседаний, поднял руки:
- Только меня не трогайте, товарищ! Только меня не...
= В круглом кресле майора запутался стукач, ногами не
протолкнется мимо стола:
- А-а-а-ай! -
последний крик его перед тем, как рука Хадриса наносит ему
верный удар в левый бок.
Только этот один удар. И вынул нож.
И в кресле начальника лагеря - мертвый стукач.
= А Хадрис возвращается, как пришел.
= Перед ним - открытая дверь в коридор. Майор убежал.
= Хадрис выходит в коридор. Пусто. Медленно идет, читая надписи:
"Цензор"
"Начальник Культурно-Воспитательной Части"
"Старший оперуполномоченный". Толкает дверь. Открыл. Вошел.
В комнате кричат по телефону:
- Всех свободных вахтеров - сюда! И вызовите конвой по тревоге!
- Это кабинет с агавой, где мы уже были. По ту сторону стола -
трое. Загораживаются.
= Это майор звонил (все также расстегнут китель, волосы
растрепаны) - и бросает трубку
= мимо рычажков.
= Рядом - старший лейтенант со стулом в руке (они в зоне без
пистолетов)
и истеричный "морячок". Дергается, размахивая плеткой:
- Не подходи! Не подходи!
= Но Хадрис очень спокойно подходит.
Он несет кровавый нож на ладони и сбрасывает его перед собой.
стук ножа о стекло.
- Это были два очень плохие люди,-
тихо говорит Хадрис. Он уже никуда не торопится, стоит прямой,
с достоинством.
= Накровянив, нож лежит на столе, на стекле. Его хватает
= "морячок". Те трое позади стола как за баррикадой. Старший
лейтенант:
- Кто послал тебя? Кто тебя научил??
= Хадрис поднимает глаза к небу. Очень спокойно:
- Мне - Аллах велел. Такой предатель - не надо жить.
МЕДЛЕННОЕ ЗАТЕМНЕНИЕ.
порывистый стук.
= Распахивается та же дверь. Высокий Абдушидзе вбегает согнутый.
Где его щегольство и самоуверенность? Он умоляет, извивается - на том
месте, где недавно стоял Хадрис;
- Гражданин оперуполномоченный! Спасите, меня зарэжут! Спасите!
В пастели рэжут, на ступеньках рэжут,- я не могу там жить! Я вам
па-совести служил - спасите меня!
= Старшему лейтенанту - он был один в кабинете - некуда спешить.
Заключенные режут заключенных, под начальством земля не горит.
- Я не совсем понимаю, Абдушидзе,- как же я тебя спасу? В другой
лагерь отправить - у нас этапов не намечается. Здесь у себя на стуле
посадить - не могу, мне работать надо.
= Абдушидзе - почти на коленях, когтит себе грудь:
- Гражданин старший оперуполномоченный! На адну ночь в барак не
пойду! Меня знают! Меня убьют! Посадите меня в БУР! Заприте замком!
Там не тронут!
- Удивился старший лейтенант:
- Вот как?..
Рассеянная улыбка. Водит пальцем по долгому листу агавы.
...Это идея. И ты согласен добровольно там сидеть?
Голос Абдушидзе:
- Жить захочешь - куда не полезешь, гражданин старший оперупол-
номоченный...
Набирает номер телефона:
- Начальник тюрьмы? Слушай, какая у тебя самая сухая теплая
камера?.. Так вот эту шестую ты освободи. И пришли ко мне взять
одного человечка...
ШТОРКА.
= Кабинет Бекеча. Добродушный доносчик С-213 со слезами:
- Гражданин лейтенант! Еще день-два они понюхают и поймут, что
полыгановских - продал я... А я у матери - один сын. И срок скоро
кончается...
Плачет. Бекеч остановился в резком развороте:
- Дурак! На что ты мне нужен в тюрьме? Сейчас ты - сила, ты -
кадр! А в тюрьме - дармоед. Что мне тебя - для бесклассового общества
оберегать?
Плач.
Неподвижная голова Бекеча, как он смотрит вбок, вниз, на пла-
чущего. По его энергичным губам проходит улыбка:
- Ну ладно. Иди в барак и жди. Через час после отбоя придут два
надзирателя и тебя арестуют. Строй благородного! Еще с тобой порабо-
таем!
ЗАТЕМНЕНИЕ. ИЗ НЕГО - ШИРОКИЙ ЭКРАН.
= Почти во всю его длину лежит на нижнем щите вагонки грузный
крупный мужчина. Он - в перепоясанной телогрейке, в ватных брюках и
сапогах (редкость среди заключенных). Его нога, дальняя от нас,
закинута на раскосину вагонки, ближняя, чтобы не на одеяло, свеши-
вается в проход.
Он - не на спине, а немного повернут к нам, и мы узнаем его -
это тот "полковник", который нес трубу. Он говорит лениво, веско,
абсолютно:
- Хре-еновина все это, м-молодые люди. Романтический бандитизм.
Корсиканская партизанщина. У меня немалый военный опыт, но и я не
могу представить, с какой стороны эта междоусобная резня приблизит
нашу свободу?
= Он говорит - Федотову, сидящему через проход на постели около
Мантрова. Тот лежит и слушает. Федотов порывается:
- Полковник, я вам скажу!..
= Но с таким собеседником не поспоришь, он давит:
- Да нич-чего вы мне, стьюдент, не скажете! Может быть, режут
стукачей, а может быть - достойнейших людей? Кто это фактически
докажет - стукач? не стукач? Вы при его доносе присутствовали? Нет!
Откуда ж вы знаете?
= Мантров приподымается, впивается пальцами в плечо Федотова.
Впервые мы видим его потерявшим самообладание:
- Полковник прав! А за что зарезали повара санчасти? За то, что
он бандеровцам отказал в рисовой каше? Палачи! Грязные средства! Это
- не революция!
Голос Федотова дрожит:
- Вы меня в отчаяние приводите! Если так...
= Полковник:
- Вы - юноша, очень милый, чистый, очевидно - из хорошей семьи,
и вы не можете быть сторонником этих бессмысленных убийств!
Федотов быстро переклоняется к нему и шепчет:
- А что вы скажете, если я сам, сам принял в них участие?!
Полковник, колыхаясь от смеха:
- Ха-ха-ха! Так не бывает! Рука, державшая перо, не может взять
кухонного ножа!
- Но Лермонтов владел и кинжалом!..
- Вы-выходи на развод!! -
= громко орет в дверях надзиратель, тот черночубый, угреватый,
читавший приговор девушкам.
Шум общего движения, ворчание, скрип вагонок. И уже первые зэки
идут на выход мимо надзирателя,
= Вид с крыльца. Свинцовое утро. Ветер. Небо с низкими быстрыми
тучами. От крыльца к линейке тянется поток арестантов. Все они - уже
в ватном, потертом и новом, больше - сером, иногда - черном. И летних
картузиков ни на ком не осталось, а - матерчатые шапки-"сталинки".
Идут на развод, но многие сворачивают в сторону - туда, где
стоит газетная витрина с крупным вылинявшим заголовком "ПРАВДА".
Вокруг этой "Правды" - толчея, не пробиться.
И МЫ ТАМ,
через плечи смотрим, читаем меж голов - листовку:
марш освобождения!!
ДРУЗЬЯ!
Не поддавайтесь первому угару свободы!
Стукачи дрогнули, но хозяева - в креслах.
Они плетут нам новые сети. Будьте едины!
В о т н а ш и т р е б о в а н и я:
1. Свободу узникам БУРа!
2. Отменить карцеры и побои!
3. На ночь бараков не запирать!
4. Восьмичасовой рабочий день!
5. За труд - зарплату!
Бесплатно больше работать не будем!
Тираны! Мы требуем только справедливого!!
= Федотов сам не свернул, но с улыбкой смотрит, как сворачивают
к газетной витрине.
Его глаза блестят. Он запрокидывает голову, глубоко вдыхает,
вдыхает и говорит никому:
музыка смолкла.
- Ах, как хорошо у нас в лагере дышится! Что за воздух стал!
С ним поравнялся кто-то и сует ему незапечатанный конверт:
- Володька! На, прочти быстро, что я пишу, и пойдем вместе
бросим.
Федотов изумлен:
- А я при чем?
- Как при чем? Читай-читай! Что я не о п е р у пишу, а
домой. Вместе запечатаем и бросим. Теперь все так делают. Чтоб за
стукача не посчитали.
Федотов весело крутит головой, просматривает письмо на ходу:
- И я в цензоры попал! Нет, что за воздух?! Ты чувствуешь - что
за воздух!
Они быстро идут. Автор письма заклеивает конверт и при Федотове
бросает его в почтовый ящик на столбе.
= Густая толпа на линейке. Оживление. Смех. В толпе курят,
ходят, проталкиваются, играют (удар сзади - "узнай меня!"), беспо-
рядочно стоят во все стороны спинами. Потом спохватываются и перед
самым пересчетом и обыском разбираются по пять.
Мантров сбочь линейки стоит рядом с дюжим нарядчиком. Тот с
фанерной дощечкой, пересчитывает каждую бригаду и записывает. В
молодом приятном лице Мантрова - обычное самообладание.
= Нарядчик сверяется с дощечкой:
- Мантров! У тебя на выходе - двадцать один. Меженинова оставишь
в зоне.
Мантров поднимает бровь и усталым изящный движением кисти
показывает:
- Дементий Григорьич! Вы - останетесь.
= Строй бригады (уже первая пятерка проходят). В нем -
Меженинов.
Его большое лицо, крупные черты, брови седые. Давно не брит.
Мягкие глаза его сверкнули твердостью:
- Почему это я должен остаться? Д л я к о г о? Голос нарядчика:
- Ничего не знаю. Распоряжение такое.
Но Меженинов, кажется, понял и знает. Непреклонно смотрит он
чуть подальше, на...
= лейтенанта Бекеча. В нескольких шагах от линейки недвижимо
стоит
Бекеч. Он скрестил на груди руки. Нахмурился. Шапка барашковая
большая, сам маленький. Молодой Наполеон?
= Меженинов возвышает голос:
- Передайте, нарядчик, тем, кто вам велел: дурак только к ним
сейчас пойдет! Сегодня останешься - а завтра на койке зарежут.
Все слышал Бекеч. Еще хмурей. Неподвижен. Нарядчик, наверстывая
заминку, пропускает быстро пятерки:
- Вторая! Третья! Четвертая! В пятой два. Следующая бригада!
= Бригаду Мантрова (в ней и широкая спина полковника Евдокимова)
видим сзади, как она пошла на обыск, распахивая телогрейки. Пять
надзирателей в армейских бушлатах, перепоясанных поясами, стоят
поперек линейки и вс
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -