Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
ЫЧНЫЙ.
= Комната конторы. За канцелярским столом - худой мужчина в
форменной фуражке с молоточком и ключом - прораб. Рядом со столом
прораба сидит майор МВД, очень жирный. Сбоку стоит С-213, он принес
прорабу подписывать бумаги. Он сейчас - деловой, крепенький, и ломком
бы мог ворочать.
голос от нас:
- Почва песчаная, осыпается чуть тронь. Глубина траншеи два
метра двадцать!
= Это - Т-5, бригадир. Он говорит со злостью:
...И вы обязаны делать крепление! Техника безопасности одинакова
для всех! Заключенные тоже люди!
= Лицо майора. Всем доволен. Его не проймешь! Даже нахмурился
небрежно, не делает усилия как следует нахмуриться:
- Ах, тоже люди?! Ты демагогию бросай, Климов, а то я тебе место
найду!
Прораб. Жестко, быстро, одновременно подписывая бумаги:
- Траншея - временная, и крепления не полагается. Сейчас уложите
трубы - и завалите. Вам и дай крепление, так вы только доски изрубите
да запишете в наряд! Знаю! А ставить не будете. Не первый год с
заключенными работаю. Уходите!
= Климов. Немного жил - и всю-то жизнь или солдат, или военно-
пленный, или заключенный. Да чем можно пронять этих людей? Слишком
много пришлось бы сказать, если начинать говорить...
За спиной Климова распахивается дверь. В нее ныряет, не
помещаясь, Гедговд. Он искажен, кричит:
- Бригадир! Засыпало наших!!
И убежал, ударившись о притолоку.
Лицо Климова!!
Спина!
И убежал. Только непритворенная дверь туда-сюда покачивается,
покачивается...
ПО ШИРОКОМУ ЭКРАНУ
все это засыпает внезапным песком. Густой обвал желтого песка по
всему экрану.
СВЕРХУ.
Мертвая неподвижность уже свершившегося обвала. Уже и
потерялось, где были раньше стены траншеи. Нет, чуть сохранилась
линяя с краю.
Там картузик лежит на бывшей твердой земле: Р-863.
А из песка высунулись
руки! - пять пальцев! и другие пять! Они пытаются очистить путь
своей голове.
топот. Сюда бегут.
Выбарахтывается, выбарахтывается кто-то из траншеи.
Его тянут! Тянут и отгребают.
Это - Чеслав Гавронский...
Нет, не дай Бог видеть лицо человека, вернувшегося с того
света!.. Губы искривлены, как у параличного. Рот набился песком.
Кашляет судорожно.
Его вытащили уже всего. Он кашляет, кашляет - и пальцем показы-
вает, где засыпало его товарищей.
Скорей! скорей! Кто-то с размаху вонзил лопату в песок и
выгребает ею.
- Стой! Голову разрубите! Только руками!
В кадр вбегает Климов. Он бросается на колени. И роет быстро-
быстро, как лапами крот.
= И с ним рядом - Гедговд. И другие. На коленях все. А с краев -
лопатами, лопатами. Осторожно.
Гавронский приподнялся на руках, кашляет, хрипит и показывает,
где отгребать.
= Кто-то сверху (только ноги его видны да спустившаяся рука)
надевает на голову Гавронскому его картузик Р-863. Ног много кругом.
Все собрались, да работать негде.
- Врача бы из лагеря...
- Звонили. Конвоя не дают врачу. Шторка. Вид сверху.
= Со дна траншеи копающие поднимают над собой тело.
Это - мальчик почти. Мертвец. Его лоб надрублен наискосок
неосторожной лопатой. Песком забиты ноздри и зев рта.
Положили его на землю. Лицом к небу.
А рядом взмахами рук-плетей делают искусственное дыхание
мужичку, черной щетинке.
Климов делает. Но уже и он на исходе сил.
Слабеющими взмахами рук-плетей щетинка черная отбивается от
жизни.
музыка похоронная.
Климов сидит около мертвеца. Схватился за голову.
Плачет солдат. Виноват - солдат...
= Гедговд идет прочь. Он идет зоной, не видя ее. Он если и
слышит что, так
эту музыку. Похоронную.
Мимо него - с носилками, с носилками.
И сидит бригада на земле, бьет камень на щебень.
Катят тачки железные вереницей.
= Колючая проволока. Передвигается по экрану. Вот и ворота.
Вахта. Грузовик ждет выпуска.
= Ефрейтор проверил пропуск, с подножки осмотрел кузов.
Заглянул под задние колеса.
Топоры тесали и остановились.
= Трое смотрят от своего бревна.
= Пошел ефрейтор к воротам, открыл внутренние, взялся за
внешние.
голос сзади нас:
- Шофер! Шофер! Иди сюда! Прораб зовет.
Шофер - в старой солдатской пилотке, но в гражданском. Вылез из
кабины, пошел на голос.
а мотор тихо работает.
= Ефрейтор развел внешние ворота и оглядывается - почему шофер
не едет.
= Трое над бревном. Переглянулись молнией.
= Машина ждет! И дверца открыта.
= И бросились!
= Двое - в кабину! один - в кузов!
И - тронули, на ходу прихлопывая дверцы!
= Изумленное лицо Гедговда!!
в музыке - бетховенская рубка! ("гремят барабаны! литавры гремят!")
- И я! И я с вами!!
= Долговязый! Догоняет машину! Вспрыгнул на задний борт. Висит!
= Машина - на нас!! Раздавят!! *
вой мотора.
= Не на нас! - на ефрейтора! Он метнулся прочь, давая дорогу.
И у столба ворот - за пистолетом лезет в кобуру. Лезет, никак не
вытащит. Выхватил!
= Вон - уходит грузовик по дороге! Гедговд ноги подбирает в
кузов.
выстрел! Выстрел! - от нас, пистолетный. А сбоку сверху, с вышки,-
карабинный, раскатистый. И еще!
Уходит грузовик! уходит!
("гремят барабаны! литавры гремят!")
МЫ ВОЗНЕСЛИСЬ. СВЕРХУ.
Угол зоны, обращенный к бегущим. Вот с этой угловой вышки и
стрелять! - но несподручно: она с двух внешних сторон обшита от
ветра. Изгибаясь, бьет часовой.
= А грузовик уходит! уходит!
выстрелы слабеют вдали.
ПОСЛЕ КОСОЙ ШТОРКИ - ТОЛЬКО УГОЛОК ЭКРАНА.
= Индукторный телефон старого образца. На него падают руки
военного - на трубку и на ручку. Круть, круть, круть! - говорящего не
видно всего:
- Конвойный городок! Конвойный городок! С третьего объекта -
побег! На машине в сторону рудника Дальнего! Дайте знать на рудник
Дальний! Вызовите мотоциклы! Всем - в ружье!!
КОСАЯ ШТОРКА ЧЕРЕЗ ВЕСЬ ЭКРАН.
= Из нее наискось вырывается наш грузовик.
Он несется, несется, несется! - мимо последних строений поселка.
Он уходит, уходит, уходит! - уже по степной дороге.
И две фигуры видны нам сзади в кузове. Их швыряет, они
скрючились, держась за борта и крышу кабины. Один слишком высок.
= А теперь - спереди. Две головы - над кабиной. Два лица - в
кабине, через ветровое стекло. Их напряжение обгоняет бег автомобиля:
убежать! успеть! уйти!
= Двое в кабине - во весь широкий экран. За рулем - тот крупно-
лицый, главарь. Что за щедрая сила у этого человека! Крутит руль и
стонет:
- Э-э-эх, где вы, мои крылышки? Когда надо - вас нет!.. Сосед
его - за плечо:
- Слушай, Ваня! Рудник Дальний - объедем! Они до дороги -
достанут! Объедем по целине!
- Не! На целине скорость потеряем! Дуну ветром! Сосед стучит
назад в стекло:
- Эй вы, шпана! Ложись! Ложись! Прицепился, черт долговязый...
НО МЫ ОТСТУПАЕМ ЕЩЁ БЫСТРЕЙ, ЧЕМ
на нас несется грузовик. Мы видим его все меньшим, меньшим.
Его отчетливо видно: черненький, сзади от него - хвост серо-
белой пыли, перед ним - серо-белая лента дороги.
= Мы видим его с охранной вышки - меж двух ее столбиков и под ее
навесом.
Мы чуть опережаем его дулом нашего карабина.
= Мы видим его увеличенным в наш оптический прицел и выбираем
место цели - передний скат. Сейчас мы его...
оглушающий выстрел около нас.
= Ствол карабина рвануло и увело.
Тем временем - выстрелы неподалеку.
И в прицеле нашем видно, как грузовик уже заносит поперек
дороги.
Бьем и мы!
И вместе с выстрелом несемся на грузовик.
Шофер-летчик выпрыгивает, смотрит на пробитый скат.
И назад смотрит, откуда приехали на нас. Ну что ж, берите, гады.
Крепкие руки из-под закатанных рукавов лагерной курточки скрестил на
груди. Его товарищ выскочил из кабины и показывает:
- Топоры наши!..
Летчик кивает головой:
- Закинь их подальше...
И те двое выскочили из кузова. Гедговд мечется:
- Ах, ну как же это? Как же это досадно получилось... Побежим
напрямик! Побежим!
Летчик лишь чуть повел глазами туда, куда машет Гедговд.
= Сколько глазу хватает - открытая степь. Песок. Редкими
кустиками травка. Да "верблюжья колючка".
= Четверо у грузовика. Обреченные. Один навалился ничком на
капот.
а сзади зрителей, еще не близко, нарастает рев мотоциклов.
Летчик оборачиваемся:
- Слушайте, кто вы такой?
Гедговд снимает блин фуражки и делает подобие гостиного поклона:
- Вообще я довольно вздорный человек. Я боюсь, что вы подбиты
из-за моего несчастного гороскопа. Сатурн - в восьмом квадрате. И мне
не следовало прыгать в вашу машину. Я - недоучка, философ, два
факультета Сорбонны. Русский эмигрант, везде лишний. Александр
Гедговд, по прозвищу "Бакалавр".
Летчик протягивает широкую ладонь:
- Будем знакомы. Герой Советского Союза майор авиации Иван
Барнягин.
А рев мотоциклов уже за самой нашей спиной. Барнягин смотрит,
прижмурясь, как они несутся:
- Ну, ребята, сейчас будут бить. Насмерть. И ранеными в карцер.
Валите на меня, все равно...
уже кричат, чтобы перекрыть мотоциклы:
- Кто останется жив - привет товарищам! Да здравствует свобода!!
Все четверо они впились, как
= летят мотоциклы. Их восемь. Сзади каждого - автоматчик. Все на
нас!
Разъезжаются вправо и влево, чтоб охватить нас кольцом.
Остановились с разбегу. Автоматчики соскакивают и, замахнувшись
прикладами, бегут на нас!!
Опрокидывается небо. Теперь только небо во весь экран, небо с
облаками.
крики:
- Р-разойдись, стервятина! Р-раступись, падаль, по одному! Руки
назад! Свободы захотели?..
бьют. Здесь, в зрительном зале, бьют. Слышны удары по телам, паденья,
топот, кряхт, хрип, тяжелое дыхание бьющих и избиваемых. Крики боли.
Ругательства и ликование.
Кучевые облака - храмы небесные, снежные дворцы - медленно
проплывают голубым небом.
стало тихо.
Небо отходит в верхнюю часть экрана, а снизу выступают
верхушками столбы строительных лесов и сами леса. Двое заключенных
мерно несут по помосту вдоль стены носилки с диким камнем.
Они несут так медленно, как плывут эти облака.
Они идут - и все здание постепенно показывается нам в медленном
повороте. Это - тюрьма-крепость. Одно крыло ее уже построено: неошту-
катуренный массив дикого камня, только дверь небольшая и оконца
крохотные в один рядок. Не пожалели камня.
Второе крыло лишь теперь и строится. Мы поднялись с подносчиками
и видим, что возводимые стены тюрьмы - толще метра. Сверху видно, как
на клетки маленьких камер и карцеров разделена будущая тюрьма.
грохот камня, высыпаемого из носилок.
= Подносчики высыпали камень около худощавого юноши Р-27,
кладущего стену. Высыпали, постояли. Еще медленней пошли назад. Как
будто раздумывают: да надо ли носить?
И Р-27 кладет стену с той же печальной медленностью, с той же
неохотой. Камни бывают большие, он их не без труда поднимает на стену
двумя руками, выбирает им место.
= А в небе плавает коршун.
= А вокруг - и без того з о н а. Колючка, вышки.
Степь.
ветерок посвистывает.
= Р-27 тешет камень молотком, чтобы лег лучше.
= Каменщики и подносчики в разных местах вокруг возводимых стен.
Все работают с такой же надрывной неохотой.
КРУТО СВЕРХУ.
От лагерных ворот подходит к тюрьме воронок - такой же, как в
городах, но откровенного серо-черного цвета. Его подают задом к двери
тюрьмы. Все на постройке замирают: у груд камней, внизу, откуда
нагружаются носилки; на трапах; на лесах у косо-ступенчатых стен.
Бригада напряженно смотрит, как
= открывается задняя дверца воронка, отпадает подножка,
выскакивают трое солдат и из кабины выходит лейтенант в зеленой
фуражке.
= Навстречу им открывается окованная железом дверь тюрьмы.
Оттуда выходит надзиратель с большим ключом (его голубые погоны с
белыми лычками - мяты) и еще другой в матросской форменке без
нашивок, на груди обнажен угол тельняшки.
= Лейтенант кричит внутрь воронка: - Вы-ходи!
И по одному, сгибаясь при выходе, а потом распрямляясь с усилием
и болью, выходят четверо беглецов. Все они избиты до крови и досиня.
У троих руки связаны за спиной. Первым идет Барнягин с заплывшим
глазом, с лиловой полосой на лбу. Но голову закинул и кивает
строителям.
Потом - Гедговд, кровоточа ртом, с распухшей губой. Спина его
долгая не распрямляется.
У третьего рука висит плетью, одежда с плеча содрана, там рана.
= Шагов двадцать им до раскрытых дверей тюрьмы. Надзиратель-
"морячок" ногой поддает проходящим, и лицо его при этом искривляется
радостной психопатической истерикой.
Надзиратели вошли вслед за арестантами. Дверь заперлась.
Солдаты вскочили в воронок, и он отходит к воротам.
= Общий вид все так же неподвижных строителей.
= Острое мучение на чутком лице Р-27. Это его избили вместе с
беглецами.
Припал ничком на стену, уронил голову.
звякнул
= упавший мастерок.
= К Р-27 подходит Мантров. Та же арестантская черная куртка, тот
же картузик, такие же номера, но какая-то рассчитанностъ, чуть ли не
изящество и в его одежде, и в его движениях. И лицо очень чистое -
хорошо выбрито или на нем еще не растет.
Обнимает дружески товарища:
- Ну брось, Володька! Володька...
Володя поднял голову. Что же можно "бросить", если тебя только
что избили сапогами?!
- Виктор! Как мы можем так низменно жить? Зарабатывать у палачей
пайку хлеба! Сто грамм каши лишней на ужин! - и чем? Что строим
тюрьму для себя самих?!..
Уголок номера на его фуражке чуть отпоролся и треплется
ветерком. Больше нечему развеваться на этих стриженых головах.
Мантров омрачился. Вздохнул:
- Я не напрашивался на эту работу, ты знаешь. Я добивался
вывести бригаду за зону. А назначили сюда...
Р-27 с негодованием:
- Хотя бы у блатных мы переняли немножко гордости, цыплячьи
революционеры! Ведь блатные не положат ни камешка на стену своей
тюрьмы! И не натянут ни одной нитки колючей проволоки! Трех лет еще
не прошло- студентами какие мы гордые речи произносили! Какие мы
смелые тосты поднимали - перед девчонками! А здесь - наделали в
штанишки?..
Мантров, проверив, чист ли камень, садится боком на стену:
- Но прошло три года, и пора становиться мужчинами. Здесь
постарше нас, поопытней,- а что придумали? Вот, Герой Советского
Союза... А что придумал он? Куда бежал? На что рассчитывал? Таран!-
своими боками... Или полковник Евдокимов. Академию Фрунзе кончил, два
раза упоминался в сводке Информбюро. И говорит: я из окружения
полдивизии вывел, а вот что здесь делать - не знаю...
- Но из нашей трезвой трусости! Из нашего беспамятного рабства!
- какой-то же выход должен быть!!
- Самообладание, мой друг,- вот наш выход. Ясность ума. И
самообладание. Только тогда мы можем рассчитывать пережить срок.
Выйти на волю. Захватить еще кусочек мирной жизни, пока не начнется
новая война.
Нет! нет! нет! нет! не то.
- Да как ты не понимаешь? Да не нужен мне мир! И никакая воля
мне не нужна!! И сама жизнь мне не нужна!! б е з с п р а в е д л и-
в о с т и!!
МЕДЛЕННОЕ ЗАТЕМНЕНИЕ.
стеклянный печальный звон бандуры. Неторопливый перебор струн на
мотив "Выйди, коханая..."
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
= По экрану, в длину его, медленно проплывают двухэтажные
вагонки, вагонки, вагонки, печь беленая, барачные окошки в решетках
(за ними - тьма). Заключенные лежат, лежат, на первых "этажах" еще и
сидят. Раза два мелькают шахматисты. Редкие читают. Кто спит, кто так
просто лежит. Слушают, смотрят на...
звуки ближе.
...бандуру. На втором этаже вагонки поставлен ее ящик. Откинута
и стоймя держится крышка. На ней изнутри - умильно-лубочный пейзаж:
белая мазаная хатка с вишневым садочком за плетнем, на улочке -
верба погнутая, и дивчина в лентах с писаным лицом несет на
коромыслах ведра. Но в благородном звоне бандуры у нас не улыбку, а
грусть об утраченном вызывает этот наивный рисунок.
струны бандуры перебирают пальцы двух рук.
Это играет старик со стриженой седой головой. Там, наверху, он
поджал ноги, сгорбился над бандурой. Он сам - не плачет ли?..
На соседней с бандуристом койке - мордастый парень - Ы-655. У
него грубое лицо, но умягченно он слушает бандуру.
И у него в таком селе такая дивчина.
(Выйди, коханая, працею зморена,
Хоч на хвылыноньку в гай!..)
МЫ ОТХОДИМ
по большому бараку, а потом и теряем бандуру из виду. Но она все
играет, надрывая душу. Потом тише.
= Внизу сидит старик с головою льва, только без гривы. Щеки
небриты, сильно заросли. Высокое чело, оголенное возрастом темя. Он -
в очках, штопает шерстяной носок.
Близкий голос:
- А за что, Дементий Григорьич, могли посадить вас, безвредней-
шего ботаника?
Дементий Григорьич поверх очков покосился на спросившего.
Улыбнулся:
- Ботаников-то и сажают, вы газет не читаете?.. Впрочем, я не за
ботанику. Я раньше успел...
Штопает носок.
...Будь это лет сорок - полсотни назад, я вполне мог бы
послужить персонажем для чеховского рассказа. Ученая размазня,
собирающая свои гербарии где-то в захолустной России. Писал бы труд о
каком-нибудь "леукантемум вульгарис". Ну и девушка, конечно,-
передовая, непонятная... Какое-нибудь мучительное провожание между
ржи, при луне. Кажется, даже такой рассказ у Чехова есть. Но в наше
время новеллы имеют другие сюжеты. Я наказан за реликтовое чувство:
за нелепое желание защищать родину. Тюрьма моя началась с того, что я
записался в народное ополчение. Кто не пошел - продвинулся, преуспел.
А ополчение бросили с палками на танки, сдали в плен и от издыхающих
в плену отказались...
Занимается своим носком.
КОСАЯ ШТОРКА, ЗАЙДЯ ЗА ДИАГОНАЛЬ ЭКРАНА, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ ЧЁРНОЙ
ЧЕРТОЙ.
В нижнем задавленном углу, окруженное сизыми клубами затемнения,
остается освещенное лицо ботаника. Он - штопает.
А наверху, на просторе экрана - светлая чистая комната. Портрет
маршала Сталина на стене. Пирамидка с карабинами и автоматами. На
нескольких скамьях, друг за другом, сидят солдаты, сняв фуражки на
колени. Бритые головы. Привыкшие к исполнению лица. Очень серьезные,
как перед фотоаппаратом. Скомандуй им залп - и тотчас будет залп.
ПЛАВНЫЙ ПОВОРОТ ОБЪЕКТИВА.
Солдаты - затылками, а лицом к нам - их политрук. Толоконный
лоб!
- ...ознакомить вас с некоторыми судебными делами заключенных,
чтобы вы понимали, кого вам поручено охранять. Это - отбросы
общества, это - гады, задохнувшиеся от ненависти, это - политическое
отребье, недостойное того хлеба и каши, которые им дает советская
власть. Я вот в канцелярии лагеря выбрал дела наугад...
Политрук берет папку из стопы перед ним, раскрывает...
...Меженинов Дементий Григорьевич. По специальности ботаник.
Прокрался в аппарат Академии наук. Получал огромную зарплату.
Спрашивается - чего еще ему не хватало? Так нет! - он отравлял
семенные фонды! Подрывал прогрессивную систему академика Лысенко и
тем способствовал
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -