а вряд ли  доведется
прикрывать меня. Вспомнились Ваня Рябыкин, Коля Гуляев, Коля Горбачев,  Коля
Петров, Петя Никитин и Миша Вахнев, мои ученики, молодые  летчики,  отдавшие
жизнь за Отчизну.
     Послышался треск мотора По-2. Самолетик приземлился. Из передней кабины
выглянула круглолицая, румяная Маша Кулькина  -  летчик  звена  связи  штаба
дивизии - помахала рукой, приглашая садиться. Мы с Аритовым обнялись.
     Как я и предполагал, в штабе дивизии поджидала гора бумаг. Штурман  4-й
воздушной армии полковник В. И. Суворов, принимая меня,  предупредил,  чтобы
полетами на боевые задания не увлекался:
     - Ваше дело обеспечивать штаб дивизии  и  полки  картами,  штурманскими
принадлежностями, учить рассчитывать  и  прокладывать  курсы,  а  не  летать
самому.
     Начальник штаба  236-й  ИАД  полковник  А.  Г.  Андронов,  видя,  каким
невеселым я возвратился из штаба армии и, выяснив причину такого настроения,
рассмеялся:
     -  Не  так  страшен  черт,  как  его  малюют,  майор!  Надо   научиться
разбираться в бумагах, вот и все. На первых порах  я  помогу.  А  полковника
Суворова следует понять. Он обязан требовать строгого дополнения должностной
инструкции.
     В первые дни  работы  на  новом  месте  я  обеспечил  летчиков  дивизии
полетными  картами,   ветрочетами,   счетными   и   масштабными   линейками,
транспортирами, наручными и карманными компасами, однако вплотную и в полном
объеме занялся штурманской службой  позже,  в  период  организации  перелета
дивизии с Северо-Кавказского на Южный фронт. Дело  в  том,  что  по  приказу
комдива  пришлось  осваивать  тот.  самый  "спитфайр",  о  котором   столько
рассказывал майор Щиров. Но увы!  "Спитфайр-6",  понравившийся  было  формой
фюзеляжа,  на  поверку  оказался  машиной  так  себе.  Скоростью  полета  не
отличался, в управлении был  инертным,  его  пилотажные  свойства  оставляли
желать лучшего. К тому же на пробеге и при больших оборотах винта на стоянке
"Спитфайр-6" норовил ткнуться носом в землю. Причиной пилотажных недостатков
самолета  были  малая  мощность  мотора  и  неудачное   расположение   шести
крупнокалиберных пулеметов с патронными  ящиками  в  крыльях.  Но  это  были
"цветочки".  Про  "ягодки"  сообщила  досланная  вслед  полученным   машинам
инструкция по  их  эксплуатации.  Инструкция  предупреждала,  что  в  моторе
"Спитфайра-6" нередки случаи обрыва шатунов и что в полете шасси  машины  не
всегда выпускаются нормально. Не составляло труда  вообразить,  что  ожидает
пилота при обрыве шатунов над территорией, занятой врагом!
     Возвращая инструкцию Щирову, я съязвил:
     -  Надула  тебя  английская  королева,   Сергей   Сергеевич!   Фирма-то
"Роллс-Ройс" - никуда!.. Он вздохнул:
     - Сам вижу...
     Мы все-таки собирались испробовать "спитфайр" в  бою,  считая,  что  он
превзойдет "мессер" на горизонтальном маневре, подумывали  об  использовании
имеющего авиагоризонт  "англичанина"  в  качестве  ночного  истребителя,  но
полковник Кудряшов, уяснив недостатки британского самолета,  приказал  сдать
оба наших "спитфайра" в полк, вооруженный  этой  техникой,  а  взамен  сумел
получить для управления дивизии четыре американских истребителя "Аэрокобра",
неплохо показавших себя в кубанском небе. За "кобрам"" пришлось  отправиться
в Азербайджан. Получали их майор  Щиров,  лейтенанты  В.  И.  Зимин,  Н.  Г.
Плетнев и я. Пребывание в командировке  совпало  с  началом  Курской  битвы.
Сводки  Совинформбюро  сообщали,  что   наши   войска   ведут   ожесточенные
оборонительные  бои  с  наступающими  немецко-фашистскими  армиями.   Каждый
понимал, что на Центральном и Воронежском  фронтах  творится  ад  кромешный,
каждый испытывал тревогу и боль за судьбу товарищей-воинов, отражавших новый
удар фашистов.
     Мы торопились выполнить необходимые для получения "кобр"  формальности,
вернуться в дивизию, предчувствуя, что  развернувшиеся  события  коснутся  и
нас.
     - Не зря же сто семнадцатый и шестьсот одиннадцатый полки пересадили на
"яки"! - говорил Щиров.
     Здесь необходимо дать читателю пояснения. Дело в том, что  с  прибытием
на  Кубань  в  мае  многих  авиационных  соединений,  вооруженных  новейшими
самолетами, у  командования  фронта  отпала  необходимость  в  использовании
частей, вооруженных самолетами устаревших  типов,  и  появилась  возможность
перевооружить эти части. Начали перевооружаться и освобожденные с конца  мая
от  активной  боевой  работы  117-й  гвардейский  и   611-й   истребительные
авиационные   полки   236-й   ИАД.   Перебазированные   на    аэродромы    в
Нововеличковской и Новотитаровской, они перегнали свои "ишаки" и  "чайки"  в
Ставрополь, сдали их, а от частей 3-го истребительного авиационного  корпуса
приняли  самолеты  Як-1,  Як-7  и  Як-9,  начали  изучать  и   ремонтировать
материальную  часть,  осваивать  пилотаж,  тактику  наступательного  боя   и
воздушные стрельбы.
     Получение новых  самолетов  вызвало  у  личного  состава  обоих  полков
огромную радость. Ведь боевые качества "яков" были не хуже, чем  у  немецких
истребителей  самых  последних  модификаций.  Например,  Як-1,   простой   в
пилотировании и обслуживании на земле,  обладал  высокой  скоростью  и  имел
прекрасное вооружение - пушку калибра 20 миллиметров для стрельбы через  ось
редуктора и два крупнокалиберных пулемета, синхронно стреляющих через винт.
     Предчувствия, что события под Курском коснутся и нас, не обманули: едва
мы приземлились в Нововеличковской, как узнали, что  дивизия  перебазируется
на Южный фронт, включается в состав 8-й воздушной армии.
     Командующий 8-й ВА  Герой  Советского  Союза  генерал-лейтенант  Т.  Т.
Хрюкин был выдающимся  летчиком-бомбардировщиком  и  искусным  руководителем
авиационных частей  и  соединений.  Он  принадлежал  к  той  славной  плеяде
советских летчиков, которые сражались  за  свободу  героического  испанского
народа, дрались с японскими интервентами в небе Китая, сражались в 1939-1940
годах  с  белофиннами.  Молодой,  энергичный,  чрезвычайно   заботливый   по
отношению к летчикам командующий 8-й ВА пользовался огромным  авторитетом  и
любовью  личного  состава..   Воевать   под   его   командованием   означало
побеждать...
     Новость разволновала: перед  Южным  фронтом  лежала  Украина,  наша  со
Щировым родная Украина! От линии Южного фронта до Мелитополя, где оставалась
мать Щирова, и до хутора Вольный, под Гуляйполем, где остались  моя  мать  и
мой отец, было не более двухсот километров!
     Подготовка к перебазированию на Южный фронт  велась  быстрыми  темпами.
Помощь полкам  в  этой  подготовке,  контроль  за  подготовкой  полков  были
возложены на  нас  со  Щировым.  Намерение  немедленно  испытать  полученные
"кобры" в деле пришлось оставить и оставить надолго: все время мы  проводили
в частях. Самолеты управления дивизии обычно стояли на аэродроме 611-го ИАП.
Я постоянно бывал в этом полку, присмотрелся к его людям лучше, чем к  людям
других полков. В 611-м служило  много  замечательных  летчиков,  техников  и
оружейников. Я сразу, помнится, обратил  внимание  на  двадцативосьмилетнего
капитана Анатолия  Андриановича  Куксина,  заместителя  командира  полка  по
летной части. Куксин окончил авиационное училище в 1937 году, войну начал  в
1942-м лейтенантом, имел 200 боевых вылетов, два сбитых вражеских  самолета.
Коммунист А. А. Куксин 14 января 1943 года совершил  подвиг,  раскрылся  как
человек чистейшей, бесстрашной души. В тот  день  старший  лейтенант  Куксин
командовал  группой  из  шести  "чаек",  штурмовавших  тактические   резервы
противника в районе станицы Абинской. Враг вел  плотный  зенитный  огонь.  В
третьем заходе "чаек" на  цель  зенитный  снаряд  угодил  в  мотор  самолета
сержанта Н. Ф. Евсеева. Евсеев с трудом спланировал в сторону  от  скопления
гитлеровцев, но вынужден  был  сесть  на  территории,  занятой  противником.
Увидев, что товарищ попал  в  беду,  Куксин,  не  раздумывая,  посадил  свою
"чайку" рядом с  подбитой.  Фашистские  солдаты  со  всех  сторон  бежали  к
советским истребителям. Оставшиеся в воздухе четыре "чайки",  встав  в  круг
над Куксиным и Евсеевым, расстреливали подбегавших гитлеровцев из пулеметов.
Но враг приближался. Как быть? Самолет Евсеева безнадежен. И  Куксин  принял
решение. Он приказал сержанту лечь на левую плоскость своей  машины,  зажать
под левой мышкой стойку полукоробки, обеими  руками  держаться  за  переднюю
кромку крыла и поднял "чайку" в воздух. С  Евсеевым  на  крыле  он  пролетел
более ста километров и благополучно приземлился на своем аэродроме. За  этот
подвиг Куксин был награжден  орденом  Отечественной  войны  1-й  степени,  а
Евсеев - орденом Отечественной войны 2-й степени. Кстати сказать,  это  были
первые ордена, полученные летчиками 611-го ИАП.
     Уравновешенный, добродушный человек,  заботливый  командир,  опытнейший
инструктор Куксин делал очень многое для становления таких искусных летчиков
полка, как А. П. Чурилин, А. И. Трофимов, А. М. Лодвиков, П. И. Коваленко да
и многих других. Вдохновляемые примером  старшего  товарища-коммуниста,  они
сражались  с  врагом  поистине  вдохновенно  и  беззаветно.   Двадцатилетний
комсомолец Трофимов, например,  четыре  дня  спустя  после  подвига  Куксина
совершил первый в истории полка таран, о чем я, впрочем, уже рассказывал.
     Смелым, способным летчиком  был  и  заместитель  командира  эскадрильи,
впоследствии - штурман полка лейтенант Георгий Дмитриевич Оськин,  прибывший
в полк младшим лейтенантом на Кубани. Коренастый, черноволосый, длиннорукий,
Оськин  был  одержим  истребительной  авиацией,  не  терпел   малодушных   и
несправедливых. Закадычным другом Оськина был лейтенант  Аркадий  Михайлович
Лодвиков - светловолосый, высокий, тонкий, как лоза. Трудно,  пожалуй,  было
найти людей столь непохожих внешне и столь  близких,  одинаковых  внутренне,
духовно.
     Куксин, Оськин и Лодвиков обладали неплохими голосами, любили  петь,  и
стоило собраться двум из них - возникал дуэт, а трем - возникало трио. А  уж
вокруг запевал немедленно собирался целый хор!
     Нужно сказать, 611-й полк вообще был  "певучим".  Тут  любили  и  умели
хорошо петь много песен. Но  лучше  других,  взволнованней,  душевней,  пели
свою, доморощенную - "Помни, товарищ". Слова этой песни  написали  лейтенант
Александр Данилович Чистов и лейтенант Аркадий Михайлович Лодвиков, а  мотив
к песне подбирал весь полк. Далека она была от высот поэзии и музыки, зато в
ней говорилось про знакомые  всем  бои  на  Кубани,  про  схватку  "чаек"  с
"мессерами" над, станицей  Абинской,  о  сбитом  в  неравном  бою  советском
летчике. У поющих, особенно у  девчат-оружейниц,  при  исполнении  песни  на
глаза навертывались слезы. Ведь скромный, влюбленный  в  стихи  Саша  Чистов
погиб, словно  напророчил  этой  песней  свою  судьбу,  а  запевалу,  тенора
Лодвикова сбили над Мысхако зенитчики противника, он с трудом приземлился на
парашюте у переднего края наших десантников. Тут  же,  среди  поющих,  сидел
тоже сбитый над Мысхако Алеша Чурилин. Будучи раненным, он чудом уцелел.  Да
мало ли хороших, молодых ребят в полку были ранены или  погибли  в  боях  на
Кубани; они остались навсегда в памяти товарищей!
     Слушая песню "Помни,  товарищ",  видя  слезы  девчат  полка,  вздыхали,
принимались утирать глаза и пожилые казачки из Нововеличковской, приходившие
послушать певцов.
     Однако вернемся к теме. Кроме Куксина, Лодвикова и других уже названных
офицеров, я довольно близко узнал в  те  дни  начальника  воздушнострелковой
службы полка старшего лейтенанта М. Ф.  Батарова,  инженера-капитана  В.  К.
Городничева, старших техников-лейтенантов Н. Ф. Степанченко, А. А. Яковлева,
С. А. Сорокина, Г. Н. Чехова, И. Д. Головина,  старшин  и  сержантов  Я.  Е.
Шушуру, Г.  Б.  Дюбина,  А.  И.  Воронецкого,  В.  Я.  Лысокобылина,  Г.  А.
Соловейкина, М. Г. Макарова, Г. Л.  Лужецкого  и  многих  других  механиков,
мотористов и оружейников.
     Тут хочется сказать, что  инженеры  и  техники  в  период  получения  и
ремонта "яков" совершили подлинный  подвиг:  в  полевых  условиях  всего  за
полтора месяца сменили на многих самолетах  моторы,  перетянули  обшивку  на
фюзеляжах и крыльях десятков машин, устранили течи во  многих  бензобаках  и
сделали это так высококачественно, как не всякая авиамастерская сделала  бы!
За подобную работу сейчас, в мирное  время,  людей  награждают  орденами.  И
заслуженно. На фронте к подвигам инженеров  и  техников  относились,  как  к
заурядному  явлению.  Да  и  сами  они  не  считали,  что  совершили  нечто,
заслуживающее особых похвал и наград.
     Я же обязан отдать этим людям должное и несколько подробнее  рассказать
читателю о том, какая колоссальная нагрузка вообще легла  в  годы  войны  на
плечи технического состава авиационных полков, вооруженных именно "чайками".
     Сражаясь с воздушным противником,  нанося  по  врагу  штурмовые  удары,
611-й ИАП, например, расходовал в месяц минимум 1200 бомб общим весом 60 000
килограммов, 4800 снарядов РС-82 общим весом  около  50  000  килограммов  и
около полутора миллионов  штук  патронов,  которые  приходилось  собирать  в
ленты, чтобы снабдить этими лентами четыре пулемета каждой "чайки". За месяц
пулеметы любой "чайки"  приходилось  заряжать,  как  минимум,  шестьдесят  -
восемьдесят раз.  После  каждого  вылета  пулеметы  предстояло  почистить  и
смазать, а по окончании летного дня - снять, снова почистить, снова  смазать
и затем поставить на место. Делать это приходилось в любое время суток  и  в
любое время года, даже в лютый мороз, когда кожа пальцев и ладоней липнет  к
металлу. Точно  так  же  в  любое  время  года  приходилось  подтаскивать  к
самолетам 50-килограммовые бомбы, подвешивать их на замки бомбодержателей, а
реактивные снаряды надевать на направляющие рейки. Такое под силу не всякому
мужчине. А в 611-м ИАП эту работу наравне с мужчинами делали девушки. Точнее
сказать, девочки, одетые в "солдатские шинели.
     Помню, поступил, наконец, приказ перелетать на Южный фронт, на аэродром
вблизи  станицы  Родионово-Несветайская,  что  в  35   километрах   севернее
Ростова-на-Дону. Мне предстояло вести несколько  групп  "яков".  Вечером  12
июня похаживал я около "кобры", ожидая команды на вылет. Приблизилась стайка
девчат. Остановились неподалеку, переминаются с ноги на ногу.
     Гимнастерки и юбочки далеко не новые, со  следами  масляных  пятен,  но
отстиранные до белесости,  подворотнички  белоснежные,  аккуратно  подшитые,
кирзовые сапоги старательно начищены, вот только в голенище обе ноги  влезть
могут.
     - С чем пожаловали?  -  спросил  я.  Помялись,  потолкались,  выпустили
вперед румяную, с карими очами подружку. Та вскинула ладонь к пи-. лотке:
     - Ефрейтор Чудаева! Разрешите осмотреть самолет, товарищ майор!
     - А в чем дело?
     - Да вот, говорят, он лучше "яка".
     - А другие как думают? Вот вы, например, товарищ сержант?
     "Товарищ  сержант"  -  высокая,  стройная  девушка  с  русой  косою   -
представилась:
     - Сержант Борисова... Лена... Я одно знаю,  товарищ  майор!  На  "яках"
сподручно "мессеров" бить, а на этих "кобрах" у нас в полку никто не летал.
     Я  рассказал  девушкам  о  достоинствах  и   недостатках   американских
самолетов. Осмелев, они окружили машину, осматривали ее  мотор,  вооружение,
кабину. Оказалось, все они - оружейницы и очень довольны получением  "яков":
обслуживать их намного легче, чем И-153.
     - Во всяком случае, бомбы таскать не придется! - сказала  сержант  Вера
Покотило.
     - Таскать - полбеды! Вот подвешивать! - добавила Вера Чудаева.
     Росточка она была невеликого, в  ней  и  самой-то  веса  не  больше  50
килограммов было. Да и  стоявшая  рядом  с  Верой  младший  сержант  Людмила
Ткачева, маленькая, светловолосая, походила на былинку,
     - Нет, вы не смотрите, что мы маленькие! - поймав  мой  взгляд,  быстро
сказала Люда Ткачева. - Мы как все работали! Правда!
     - Как же вы работали?
     За подруг ответила смуглая, брови вразлет, Эмма Асатурова:
     - А это просто, товарищ майор. Если в бомбе двадцать пять  килограммов,
то любая девушка цепляет ее канатом за стабилизатор и тянет  к  самолету.  А
если в бомбе пятьдесят - вдвоем тянем. В две девичьи силы.
     Круглолицая,  стриженная  под  мальчика  ефрейтор  Людмила   Никольская
спросила с вызовом:
     - А как мы бомбы подвешиваем, знаете?
     И объяснила:
     - Скажем, я заберусь под плоскость, лягу на живот, девочки положат  мне
бомбу на спину, я и встаю на четвереньки, поднимаю  ее.  Девочки  направляют
ушко подвески в замок бомбодержателя. Я дожму, услышу,  что  замок  щелкнул,
тогда и дыхание переведу. А потом взрыватель ввинчиваем.
     Я поинтересовался, как попали девушки на фронт, есть ли у них родители,
где они. У каждой оружейницы была своя судьба, но  все  они  в  прошлом,  до
войны, были школьницами и все познали горе: у  одних  остались  в  оккупации
родные, у других погибли на фронтах отцы и братья.
     - Не страшно на фронте? - сорвалось у меня с языка.
     В ту  же  минуту  я  пожалел  об  опрометчивых  словах:  девчата  сразу
перестали  улыбаться,  я  почувствовал,  что   они   душевно   отстранились,
сообразил,  что  оскорбил  их.  Великодушно  выручила   сержант   Александра
Морозова:
     - Да что, товарищ майор! Конечно,  в  первые  дни  при  бомбежках  маму
звали. Только это в далеком прошлом! Верно, девочки?
     - Я к тому, что и летчикам страшно бывает,- сказал я.
     - Да и нам бывает! - смело заявила сержант Валя Синченко.- Ну и что? Не
это главное. Главное - воюем, не стыдно будет после войны в детские глазенки
глядеть.
     Наш разговор прервали белая и зеленая ракеты - сигнал  взлета.  Девушки
побежали к самолетам своих" летчиков. Не  подозревал  я  в  ту  минуту,  что
вскоре и моя жизнь будет зависеть от этих девочек в стираном обмундировании,
от их беспредельной преданности Отчизне, их отваги и воинского мастерства.
     Помнится такой случай 26 сентября 1943 года "юнкерсы" нанесли  бомбовой
удар по аэродрому 611-го  ИАП.  В  тот  день  погибли  авиамеханики  старшие
сержанты Д. Н. Дашкин, А. В. Захаров и пилот сержант  И.  Г.  Баранников,  а
многие, в том числе ефрейтор Маша Дужникова и младший сержант Вера Покотило,
были ранены. Бомбежка не парализовала волю  девушек,  наоборот,  они  с  еще
большим рвением стали выполнять свой долг. Да, нельзя  было  не  восхищаться
доблестью этих девушек, славных дочерей нашей Родины!

НА РЕКЕ МИУС
     Частям 236-й ИАД приказали к исходу  дня  13  июля  сосредоточиться  на
аэродромном узле Родионово-Несветайская.
     Местность в районе нового базирования характерных ориентиров не  имела,
часть летчиков дивизии перелетала на аэродромы посадки во главе  с  лидерами
из 8-й воздушной армии, а часть - во главе со мной.
     Местом  пребывания  штаба  236-й  ИАД  избрали  Родионово-Несветайскую,
самолеты управления дивизии вновь оказались на одном аэродроме с  самолетами
611-го  ИАП.  Нас  со  Щировым  поселили  вблизи  аэродрома.  Хозяйкой  хаты
оказалась старая, одинокая женщина: муж у нее умер еще до  войны,  два  сына
сражались на фронтах, вестей от них не приходило.
     На подготовку к боевым действиям дивизия получила двое суток. Поскольку
карты районов предстоящих боевых действий в штабе дивизии имелись, мы  самым
тщательным образом изучили по ним окружающую местность  в  радиусе  примерно
300 километров, объяснили летчикам, как в случае необходимости  восстановить
потерянную ориентировку, и приступили к облетам линии фронта.
     На Южном фронте 236-ю ИАД в оперативном отношении  подчинили  командиру
7-го штурмового авиакорпуса генерал-майору Николаю  Андриановичу  Филину.  В
ближайшем  предстояло  прикрывать  штурмовики  и  бомбардировщики,   значит,
следовало  безупречно  знать  конфигурацию  фронта  и   мес