ералки побольше.
   - Сделаю, -  Кролль  решил  не  говорить  подельнику  о  провале  группы,
ответственной за захват ракетной базы.
   Пусть спокойно работает. Его дело - провода, диоды и  сопротивления.  Вот
за них он отвечает головой. А остальное его не касается.  Общее  руководство
осуществляет Кролль, и он сам решает, что и когда  делать.  Потаи  полностью
уничтоженная группа - это,  конечно,  неприятно,  но  Йозеф  изначально  был
против дурной затеи с атомным шантажом.
   Другое дело - устранение объекта.
   Здесь все элементарно. Совмещение нескольких параметров - и клиент готов.
   Хотя с такой крупной фигурой Кролль еще  не  работал.  Но  всегда  что-то
приходится делать в первый раз. Ликвидация Лукашенко не есть  исключение  из
общих правил. Все подчиняется много раз проработанной схеме.  Заказ,  аванс,
предварительная разведка, техническое обеспечение, свой человек в  окружении
объекта, который назовет время  и  место,  исполнение  и,  наконец,  остаток
суммы. Для киллера что Президент, что ларечник - один черт. Разница только в
цене.
   - Ладно, - Йозеф потянулся и покрутил головой, - поеду... Завтра я у тебя
буду к десяти. И дверь не забудь покрепче запереть.
   - Ты сам замки ставил. Так  что  ты  и  отвечаешь  за  их  надежность,  -
пробормотал Сапега.
   - Дверь снаружи не вскрыть. А внутреннюю щеколду снимешь только без  двух
десять. Учти, проверю...
   - Давай-давай, - Карл тоже слез с верстака, -  проверяй.  Я  свою  работу
туго знаю. И о безопасности, в отличие от твоего Курбалевича, не забываю.
   - А что Курбалевич?
   - Разгильдяй. Позавчера он ко мне  на  полчаса  опоздал.  Я  уже  уходить
собирался, когда он в парк прибежал.
   Кролль сдвинул брови.
   Придется  Курбалевича  наказывать.  За   несколько   дней   до   операции
непозволительна никакая накладка. А Курбалевич  действительно  частенько  не
является вовремя. И всегда у него  уважительная  причина.  То  транспорт  не
ходит, то телефон не работает, то еще что-нибудь.
   Завтра же Курбалевич отправится на одну из квартир  и  будет  сидеть  там
безвылазно до самого последнего момента. Утром он встречается с  Антончиком,
а потом должен куда-то смотаться по своим делам. Вот после этого Кролль  его
и посадит под домашний арест.
   - Я возьму на заметку его поведение. Ну, до завтра...
   - Пока.
   Йозеф постоял на улице,  послушал,  как  за  его  спиной  почти  бесшумно
закрылись два замка и в пазы въехала мощная задвижка из легированной  стали.
Удовлетворенно кивнул, сел за руль  своей  неприметной  синей  "шестерки"  и
выехал за ворота гаражного кооператива.
   Владислав прошелся из конца в конец  по  длинному,  застеленному  зеленой
ковровой  дорожкой  коридору,  почитал  развешенные  на  стенах  плакаты   с
описаниями различных заболеваний полости  рта,  слегка  передернул  плечами,
рассмотрел фотографии известных личностей,  лечившихся  в  этой  клинике,  и
узнал, что помимо аппарата правительства сие учреждение обслуживало  и  цвет
творческой интеллигенции.
   На Рокотова никто не обращал никакого внимания.
   Из кабинета в кабинет сновали медсестры, жужжали  бормашины,  сидящие  на
удобных диванчиках пациенты негромко обсуждали друг с другом свои болячки  и
профессиональные качества врачей. Все как в любой  другой  стоматологической
клинике. Биолог для окружающих был обычным посетителем, коротающим  время  в
ожидании приема.
   Влад вернулся в большой холл и сквозь распахнутые прозрачные двери  вышел
во внутренний дворик, где было предусмотрено место для курения. Достал пачку
облегченного "Кэмела", зажигалку и устроился в тени куста сирени.
   Не прошло и минуты, как к нему обратилась  за  огоньком  миловидная  юная
медсестричка. В принципе, у Рокотова и был расчет на  подобное  ненавязчивое
знакомство. В курилке совершенно посторонние люди сближаются мгновенно,  без
стеснения. Не зря американские психологи пришли к выводу, что курение табака
стоит рассматривать не как потребление слабого стимулирующего  наркотика,  а
как процесс, облегчающий общение между людьми.
   Владислав нарочито скептически посмотрел на зажатую в  пальцах  медсестры
сигарету "Бонд", укоризненно покачал головой, достал  свою  пачку  и  поднес
девушке.
   - А эту гадость выбросьте. Негоже травиться жутким польским  леваком.  Да
еще  и  сделанным  в  антисанитарных   условиях   нелегальными   таджикскими
эмигрантами...
   Сестричка недоуменно вскинула брови.
   - Вы не ослышались, - широко улыбнулся Рокотов, - угощайтесь.
   - Спасибо. -  Девушка  осторожно  вытянула  из  пачки  сигарету  с  белым
фильтром. - Ой, а я сначала думала, что у вас они без фильтра! Зачем  вы  их
переворачиваете?
   - Видите ли... - Влад галантно дал собеседнице прикурить. - В течение дня
мы хватаемся руками за что ни попадя.  А  потом  этими  же  самыми  пальцами
беремся за фильтр сигареты, когда ее  достаем  из  пачки  и  пихаем  в  рот.
Возможность помыть руки есть не всегда. Вот  и  все  объяснение.  Перевернув
сигареты фильтрами вниз,  мы  избегаем  вероятности  подцепить  какую-нибудь
инфекцию. Разумно?
   - Даже очень, - медсестра из-под ресниц  бросила  оценивающий  взгляд  на
импозантного парня. Рокотов сделал вид, что он этого не заметил.
   - Вы кого-то ждете?
   - Да... Хотел на прием к Антончику записаться, да девушка из регистратуры
отошла куда-то на полчасика. Вот коротаю время в приятной беседе.
   Сестричка чуть заметно покраснела. Нечасто в клинику заглядывают  молодые
посетители мужского пола. Все больше спешащие по дедам  одышливые  чиновники
или  "современные  классики",  как  любят  себя  именовать  получившие  даже
небольшую известность творческие личности. Их и  мужиками-то  можно  назвать
только с большой натяжкой. Пузатые, с нечесаными полуседыми  патлами,  вечно
какие-то  замызганные,  одеты  в  невероятные  балахоны,  в  бороде  крошки,
оставшиеся от торопливо проглоченного обеда.
   А  разговоры!  Повеситься  можно.  Либо  бесконечные  монологи  о   "себе
любимом", либо сплетни о более удачливых коллегах по перу или по театральным
подмосткам, либо  стоны  о  тяжелой  жизни  гения  и  происках  завистников.
Четвертого не дано. И не дай  Бог  не  поддержать  "классика"  в  разговоре!
Надуется,  как  мышь  на  крупу,  начнет  козни  строить,   лечащему   врачу
жаловаться,  что  "какая-то  медсестра"  не  понимает  тонкой  души  творца.
Артистические личности жутко  обидчивы,  любое  слово,  не  восхваляющее  их
лично, принимается в штыки.
   - Антончик очень хороший врач, -  сказала  медсестра,  -  к  нему  всегда
очередь. А вы по линии госаппарата или по месту жительства?
   Влад отметил, что девушка считает его минчанином. В Беларуси  на  русском
говорит больше двух третей населения и питерское произношение не режет ухо.
   - Нет, я со стороны.
   - Тогда только на коммерческой основе, - медсестра покачала головой, - но
Антончик берет дорого...
   - Здоровье дороже, - отреагировал Рокотов. - За деньги,  как  я  понимаю,
ждать не придется?
   -  Нет,  конечно.  Берете  номерок  на  любое  Удобное  для  вас   время,
оплачиваете осмотр, и все. Дальше уже сам врач процедуры назначает. А у  вас
что-то серьезное?
   - Мне нужно сделать резекцию правого верхнего клыка, - нашелся биолог.  -
В остальном я здоров, как питбуль.
   - Давайте я вас провожу в регистратуру и объясню, к кому обратиться...  -
предложила девушка.
   - С удовольствием...
   У стойки коммерческого отделения восседала настоящая  матрона.  Рубенс  с
Кустодиевым  с  ума  бы  сошли,  будь  она  их  моделью.  Ростом  под   метр
восемьдесят, с бюстом полного седьмого размера и бедрами объемом  в  полтора
метра. При этом матрона была подвижна  и  весела,  что  свойственно  большим
полным людям.
   - Олеся Пална! Я вам клиента привела. "Звучит несколько  двусмысленно,  -
подумал Влад, - но по-другому не скажешь..."
   - Да-а? - матрона открыла огромный гроссбух.
   - К Антончику, на резекцию...
   - Ага, - Олеся Павловна  провела  пальцем  по  строчкам,  -  на  двадцать
девятое все забито... Как вы насчет второго числа?
   - А на завтра нельзя? - осведомился пациент. Второе  июля  его  никак  не
устраивало.
   - Только если с самого утра...
   - Нет проблем.
   - Но резекцию вам все равно завтра не сделают.
   - Я знаю. Хочу просто, чтоб доктор побыстрее осмотрел...
   - Болит?
   - Ни в коей мере.
   - Хорошо, - матрона сняла трубку телефона и набрала двузначный внутренний
номер. - Сережа, ты завтра можешь с утра платного  пациента  принять?..  Уже
назначено?.. Но у меня на восемь ничего нет... Ах, из старых...  Понятно.  А
на послезавтра?.. Хорошо. Вас на девять послезавтра устроит?
   - Безусловно, - небрежно ответил Рокотов, прокачивая ситуацию.
   До часа "икс" не так много времени.
   Антончик как-то замешан. И завтра у него в  восемь  посетитель,  которого
нет в журнале регистрации.
   Интересно...
   - фамилия, имя, отчество?
   - Виталий Николаевич Гришечкин, - Влад заранее  был  готов  к  вопросу  и
назвал имя, уже использованное при визите в управление  санкт-петербургского
порта .
   -  Вот  ваш  номерок,  Виталий  Николаевич,  -  матрона  подала  Рокотову
картонный прямоугольник, - с вас двести тысяч...
   - А чистку эмали у вас делают?  -  поинтересовался  посетитель,  доставая
бумажник из кармана легкой хлопчатобумажной куртки.
   - Конечно. ***
   Жизнь мадам Гоннор, флагмана российского правозащитного движения,  иногда
даже более популярной, чем суетливый педофил Адамыч, складывалась непросто и
состояла из двух противоположных, но, тем не менее,  крепко  взаимосвязанных
половинок. Одна вытекала из другой, более поздняя не могла существовать  без
ранней.
   До конца Великой Отечественной Войны юная  Леночка  являла  собою  пример
настоящей советской девушки.
   Пошла добровольцем на фронт, вытаскивала раненых с поля  боя,  сама  была
несколько раз ранена и награждена за мужество. Пусть не орденами Ленина  или
Боевого Красного Знамени, но все же... Да и плевать должно быть патриоту  на
количество и значимость наградных  знаков.  Главное  -  долг  перед  Родиной
выполнить.
   Однако Леночка так не думала.
   "Недооценка" ее заслуг государством точила нежную  девичью  душу  день  и
ночь. И наконец чувство уязвленности переросло в  серьезный  психопатический
комплекс, предопределивший следующие пятьдесят лет жизни.
   Из самоотверженной санитарки выросла злобная мстительная ведьма.
   С фронтом у мадам  Гоннор  была  связана  одна  тщательно  скрываемая  от
окружающих тайна.
   Дело в том, что помимо выполнения обязанностей  санинструктора  пехотного
батальона Леночка состояла на связи с начальником спецотдела НКВД   при штабе дивизии. Проще говоря - стучала. И по ее доносам,
подписанным нежным псевдонимом "Гиацинт", в штрафные  роты  за  четыре  года
войны попали два десятка солдат и три офицера, позволивших  себе  произнести
неосторожное слово  о  Великом  Сталине  или  проговорившихся  о  каких-либо
сомнительных деталях своей биографии.
   "Гиацинт" трудилась с полной отдачей...
   Однако сотрудничество с  НКВД  не  принесло  Гоннор  тех  дивидендов,  на
которые она искренне рассчитывала. Ее не повышали в  звании,  не  награждали
орденами, ограничиваясь небольшими денежными и продовольственными подачками.
Как объяснял куратор, это делалось для того, чтобы не вызвать  у  окружавших
Леночку бойцов никаких подозрений. Гоннор соглашалась, но внутри у  нее  все
кипело от возмущения.
   Окончание войны принесло будущей диссидентке очередные разочарования.
   Ее верная служба политическому  сыску  была  забыта,  никто  из  НКВД  не
выразил   желания   продолжать   сотрудничество   или   достойно   отплатить
информаторше за безупречный стук, ей никак не помогли  ни  с  жильем,  ни  с
работой, ни с финансами. Даже характеристику для вступления  в  ряды  ВКП(б)
  не  дали.  Рядовая
стукачка перестала интересовать куратора, сделавшего на ее доносах  неплохую
карьеру от простого лейтенанта до подполковника  и  с  помпой  въехавшего  в
отдельный кабинет на Лубянской площади.
   Тогда  Гоннор  принялась  мстить  своим  обидчикам.  Но  так  как  ничего
конкретному офицеру НКВД она сделать,  естественно,  не  могла,  то  Леночка
перенесла свою всепоглощающую злобу на страну  в  целом.  В  одночасье  весь
советский народ стал ее врагом.
   В тот же период времени Гоннор  знакомится  с  молодым  ученым  по  имени
Андрюша. Весьма  перспективным,  но,  увы,  отягощенным  женой.  Леночка  на
полгода забывает о планах страшной мести и  устраивает  свою  личную  жизнь,
используя для увода Андрюши из семьи все те навыки,  которым  ее  обучили  в
ненавистном НКВД. Расставание с прежней супругой и новая женитьба у  Андрюши
проходят довольно гладко. Особенно с учетом того, что  в  МГБ   "кто-то" прислал анонимный донос о  том,  что
бывшая пассия будущего академика имеет отнюдь не пролетарское  происхождение
и тайно поддерживает связь с живущими за рубежом дальними родственниками.
   Работать "Гиацинт" умела.
   Накрепко привязав к себе погруженного в научные изыскания Андрюшу,  мадам
Гоннор принялась качать из него информацию о  советской  ядерной  программе,
одновременно  прикидывая,  кому  бы  эти  сведения  можно  было  предложить.
Разумеется, не бесплатно.
   И такие люди нашлись буквально сами собой. В середине  пятидесятых  годов
Леночка случайно познакомилась с английским журналистом и тот  вывел  ее  на
атташе  посольства  США  по  культуре,  который,  как  это   и   принято   в
дипломатических  кругах,  оказался   кадровым   сотрудником   Агентства   по
Национальной Безопасности. Мадам Гоннор  вздохнула  полной  грудью  и  стала
вываливать своим новым друзьям все то, что Андрюша рассказывал  за  вечерним
чаем. Это не было сотрудничеством с  иностранной  разведкой  в  классическом
понимании, когда агент составляет отчеты и затем передает их через "почтовые
ящики". Отнюдь нет. Просто застольные беседы  озабоченной  нарушениями  прав
человека особы и  внимательных  слушателей.  Да  и  сама  Леночка  жутко  бы
оскорбилась,  назови  ее  кто-нибудь  "агентессой".  Ведь   все,   что   она
рассказывала,  не  содержало  ссылок  на  секретные  документы.  Так,   лишь
упоминания о направлениях научного поиска, - в свете  обеспокоенности  мадам
тем, что военная машина СССР представляет реальную угрозу всему  окружающему
миру.
   Собеседники сочувственно кивали и выражали поддержку правозащитной борьбе
советской леди. И еще они просили "оберегать" Андрюшу.
   К семидесятым годам мадам Гоннор потеряла осторожность и стала постоянной
посетительницей посольства США в Москве.
   Это  не  могло  не  волновать  КГБ,  обеспечивающего  личную  охрану  как
академика Андрюши, так и хранимых им государственных тайн. Леночку несколько
раз вежливо предупреждали о недопустимости  дискредитации  супруга,  но  она
только злобно  щурилась  и  обзывала  офицеров  госбезопасности  "душителями
свободы".
   Наконец на стол  Председателя  КГБ  СССР  лег  многостраничный  доклад  о
параллелизме ядерных программ двух супердержав. Составившие доклад аналитики
утверждали, что американцы в четырех случаях из пяти идут  с  советским  ВПК
ноздря в ноздрю и что темы работ в Лос-Аламосе как-то  странно  совпадают  с
теми  проектами,  что  разрабатываются  в  институте  академика  Андрюши.  С
задержкой на год-полтора.
   Андрюшу вызвали на ковер в Первый отдел и задали прямой вопрос.
   Но  он  уже  был  достаточно  подготовлен  женой,  за  полгода  до  этого
знаменательного события почувствовавшей надвигающуюся опасность и  принявшей
срочные меры к обработке академика.
   Андрюша нахамил кагэбэшникам, обвинил их во вмешательстве  в  его  личную
жизнь и в желании развести с мадам Гоннор и напоследок  пригрозил,  что  при
повторении такого разговора сообщит всему миру о планах СССР  по  размещению
нейтронного оружия в космосе. В деталях. От подобного циничного волюнтаризма
академика Председатель КГБ озверел и добился отправки  мятежного  Андрюши  в
закрытый для иностранцев город Горький. Где тот продолжил научные изыскания,
но уже под плотной опекой спецслужбы.
   Из факта ссылки мадам Гоннор  раздула  вселенский  плач.  О  "диссиденте"
Андрюше и его "страданиях и лишениях" вопили все западные СМИ. Правда, никто
почему-то не упоминал о том, что академику был сохранен ежемесячный оклад  в
шестьсот рублей, которые в те годы равнялись  сумме  в  девятьсот  пятьдесят
долларов. Это при средней зарплате по стране в сто двадцать рублей.
   Покой академика берегли две группы "волкодавов"  из  Второго  Управления,
благодаря чему Андрюша даже  не  запирал  дверь  собственной  квартиры.  Ибо
спустя три секунды после любого  несанкционированного  проникновения  в  его
жилище посягающие были бы скручены. Или застрелены на месте.
   Когда в СССР началась перестройка, Андрюша с  почетом  был  возвращен  из
ссылки и занял кресло депутата Верховного Совета, чем  неожиданно  для  всех
вызвал недовольство мадам. Гоннор опять оказалась на вторых ролях, при муже.
Об Андрюше говорили  по  телевизору  чуть  ли  не  каждый  день,  а  Леночку
упоминали вскользь. Как боевую подругу,  а  отнюдь  не  как  самостоятельную
фигуру.
   Смерть академика, как ни прискорбно это звучит,  пошла  мадам  Гоннор  во
благо. Она наконец вышла из тени и засияла могучим  "правозащитным"  светом,
собрав  под  свое  костлявое  крыло  команду  таких  же,  как  и  она  сама,
"профессиональных вдов". Теперь именно на нее были устремлены взгляды бывших
диссидентов  и  набирающих  силу  молодых  ворюг-"демократов",   именно   ее
приглашали на слушания в Конгресс  США  по  проблемам  Чечни  и  "оккупации"
Прибалтики, именно она была распорядительницей наследия опального академика.
   И Гоннор своего шанса не упустила... - Белоруссия важна в  стратегическом
плане для любого настоящего правозащитника, - сказала она  своим  знаменитым
прокуренным голосом развалившемуся в кресле напротив  Щекотихину,  -  и  вы,
Юрочка, должны хорошо это  понять.  Там  есть  силы,  на  которые  мы  можем
опереться. Нужно только их немного подтолкнуть. Посмотрите  на  Югославию...
Четкий упор на преступления сербов против мирного албанского населения  -  и
международное сообщество решило проблему Косова.  Вук  Драшкович  изначально
пошел в правильном  направлении.  Он  акцентировал  внимание  на  страданиях
конкретных личностей и получил соответствующий результат. Еще месяц-два -  и
от режима Милошевича останутся одни воспоминания. С этой сволочью  Лукашенко
надо действовать аналогично.
   - У нас нет уверенности в том, что Запад вмешается,  -  Щекотихин  мазнул
рукавом дорогого пиджака от  Бриони  по  пыльной  пачке  пожелтевших  папок,
громоздившихся  на  письменном  столе  в  захламленном  кабинете  Гоннор,  и
скривился.
   -  Да-а,  у  меня  тоже  есть  сомнения,  -  мадам  прикурила   очередную
"беломорину", - но следует использовать любой шанс. Митинг, арест чиновника,
громкое преступление... В борьбе с диктатурой все средства хороши. Вы там на
месте посмотрите.
   - Меня удивляет безучастность российской прессы...
   - Холопы, - Гоннор стряхнула пепел на немытый пол, - совковое быдло... Не
умеют развивать тему. Все время отвлекаются  на  дурацкие  идеи  славянского
братства  и  православия.  Попов,  я  вам  честно  скажу,  просто  ненавижу.
Правильно с ними  на  Украине  и  в  Косове  поступают.  Православие  вообще
уничтожить надо. Чтоб и духу его не осталось, - перед соратником  по  борьбе
мадам позволяла себе быть откровенной, - от него нам один вред.
   Щекотихин кивнул. Спорить с полусумасшедшей мадам желания  не  было,  все
равно никакие аргументы ее не переубедят.
   - А наши журналисты только и могут, что из мухи слона  делать,  -  Гоннор
показала собеседнику первую полосу газеты, на которой крупными  буквами  был
напечатан заголовок "ПЕДОФИ-ЛАТВИЯ", - вот пример. Самый свежий... Борьба  с
независимой р