пециальность    (информатика),    военная
специальность (перехват PC), состав  семьи,  место  жительства,  последнее
место работы (отдел по борьбе с наркотиками),  звание  (майор),  служебные
награды и поощрения. То есть полный ноль. Видимо, основные сведения о  нем
были засекречены.
   Для мозаики это ничего не давало.
   В одиннадцать утра Нострадамус через  трансокеанскую  сеть  связался  с
Революционным Советом Обороны республики Пеннейские острова и  предупредил
капитана Геда, что  на  шесть  утра  по  местному  времени  назначен  путч
офицеров высшего командного состава армии. Он подробно изложил график-план
мятежа, продиктовал полный список заговорщиков и поддерживающих их частей,
назвал номера секретных банковских счетов,  на  которые  поступали  деньги
из-за  океана.  Связь  с  Пеннеями  продолжалась  целых  четыре  минуты  -
последнюю  треть  ее  Сиверс  недоуменно  взирал  все  на  тот  же  пустой
испорченный телефон-автомат на углу  Зеленной  и  Маканипа,  откуда  якобы
происходил разговор. Операция "Равелин" окончательно провалилась. Капитану
Геду из "Движения молодых офицеров" было двадцать  девять  лет  -  военное
положение в республике было объявлено немедленно. А еще через полчаса  мне
позвонили по красному телефону  и  очень  вежливо  осведомились,  когда  я
собираюсь взять Нострадамуса.
   - Скоро, - ответил я.
   - Вы уверены, что его вообще можно обнаружить? - деликатно  спросили  в
трубке.
   - Конечно, - ответил я.
   Я  действительно  был  уверен.  Вычислить  можно   практически   любого
человека. Информационный муляж - это чрезвычайно мощное  средство.  Трудно
даже  представить,  каким  громадным  количеством  совершенно  загадочных,
незримых нитей соединены мы с этим миром. Следы всегда остаются.  Остаются
карточки РОНО, остаются записи  в  поликлиниках,  остается  учет  строгого
отдела  кадров,  остаются  друзья,  остаются   непредсказуемые   очевидцы,
остается память.  Все  эти  сведения  можно  извлечь  -  при  определенных
усилиях. Так возникает мозаика: биографическая  сетка  координат,  которая
выделяет в себе информационный муляж - пространственно-временное, условное
подобие  разыскиваемого  человека.  (Принцип  "слепого  адресата"  -  сбор
абсолютно всех существующих данных.) Я не зря летал в Климон-Бей и не  зря
двое  суток  варился  в  бесовской  отвратительной  гуще  Черной  мессы  -
кое-какие координаты мы выловили. Теперь  следует  уточнять  их  и  жестко
привязывать друг к другу.
   Это уже вопрос техники.
   Около  часа  дня  произошло  землетрясение  в   Мексике.   Сейсмическая
аппаратура зафиксировала три протяжных толчка силою до одиннадцати  баллов
каждый. Согласно приборам,  эпицентр  землетрясения  приходился  точно  на
Сан-Бернардо. Город был разрушен до основания. Погибли восемь  человек  из
числа тех двухсот, которые не захотели эвакуироваться.
   Одновременно я получил письмо из Центрального военного архива.  Старший
научный сотрудник отдела Великой Отечественной войны кандидат исторических
наук полковник Хомяков В.А. отвечал,  что  в  указанный  период  в  районе
Минска и  Минской  области  действовало  более  трех  десятков  регулярных
партизанских  отрядов  и  великое  множество  мелких  партизанских  групп.
Прилагался список чуть не из сотни наименований.  Многие  были  условными.
Количество,  численность  и  состав  партизанских  соединений   непрерывно
изменялись. Полковник Хомяков В.А. вполне обоснованно отмечал, что  запрос
составлен в слишком общей форме и потому нельзя  точно  сказать,  о  каком
именно отряде идет речь.
   Я и сам не знал - о каком? Это была четвертая  координата  для  муляжа.
Довольно хлипкая координата.
   Пятой координатой было имя.
   Александр.
   В четырнадцать часов состоялось заседание Экспертного  Совета,  который
разрабатывал проекты по  направлениям  -  "Гость"  и  "Человек  Новый".  В
результате острой дискуссии было  установлено:  1.  Действия  Нострадамуса
целиком укладываются в категории земной логики ("закрытой" семантики нет).
2. Нострадамус использует технические  средства,  не  выходящие  за  рамки
земной технологии (исключая сам ридинг-эффект: непосредственное считывание
информации).  3.  В  целях  концентрации   усилий   только   на   реальных
направлениях следует категорически отвергнуть версию "Гость" - о внеземном
источнике Нострадамуса.  Ладно.  Далее  выступил  профессор  Сковородников
(Институт эволюционной физиологии АН СССР). Мы ни в коем случае не  должны
рассматривать Человека Нового как  результат  внезапного  видообразования,
сказал он. Homo novis  не  есть  _другой  вид_.  Это  есть  лишь  очищение
некоторых  уже  существовавших  качеств  внутри   прежнего   эволюционного
материала. Ридинг-эффект,  вероятно,  сродни  "ощущению  сторон  света"  у
перелетных птиц или "чувству географии" у  определенных  видов  насекомых.
Наличествует элемент прогностики. Человек получает  здесь  третью  степень
физической свободы. Ранее он ориентировался во времени и в пространстве, а
теперь он  будет  так  же  уверенно,  без  отгораживающего  посредничества
компьютеров, ориентироваться в бесконечно разнообразном мире информации...
   И так далее.
   Я едва высидел до конца заседания.
   В пятнадцать десять Управление  НАСА  коротко  сообщило,  что  двадцать
минут назад с космодрома на мысе Канаверал после проверки топливных систем
был произведен очередной запуск космического челнока "Скайлеб" с  экипажем
на  борту.  Первые  семьдесят  шесть  секунд  характеристики  полета  были
устойчивыми и отчетливо  совпадали  с  расчетными.  На  семьдесят  седьмой
секунде  произошел  взрыв,  связь  с  кораблем   прервалась,   по   данным
телеметрических  наблюдений  капсула  экипажа  перестала  существовать   -
обломки ее рухнули в Атлантический океан. Службы ВВС США и  военно-морские
соединения, находящиеся в  данном  районе,  производят  интенсивный  поиск
остатков. Шансы на спасение людей минимальные.
   Через три минуты я начал отработку Ангела Смерти -  дешифровка  второго
эпизода по материалам из Климон-Бей (безумный оператор Ван Гилмор).
   В пятнадцать  сорок  пять  ЮСИА  сообщило  о  волнениях  на  Пеннейских
островах:  части  путчистов  удалось  затвориться  в  казармах  столичного
гарнизона, там была радиостанция - и в течение  последующего  часа  вместо
того,  чтобы  работать,  я  был  вынужден   принимать   копии   протестов,
передаваемых нам из МИДа: западные  специалисты  по  международному  праву
квалифицировали  ридинг  Нострадамуса  о  Пеннеях  как  вмешательство   во
внутренние дела суверенного  государства.  Дискутировалось  предложение  -
временно заблокировать  трансокеанскую  линию  и  отключить  синхронизацию
спутников связи, - то есть изолировать материки. Обстановка  сгущалась.  К
исходу этого часа мне вторично позвонили по красному телефону  и  довольно
настойчиво попросили всемерно ускорить поиск.
   Выхода не было.
   К семнадцати часам я вчерне собрал мозаику и передал ее  на  ВЦ.  Муляж
был смонтирован по пяти координатам: доктор Гертвиг, Удмуртская АССР, леса
под Минском (1942 г.), имя и красный сектор Нострадамуса, - за исключением
последнего  это  были  все  недостоверные  позиции.  Я  не  ждал   никаких
результатов. Муляж начинает жить, если масса исходных сведений оказывается
способной к логической самоорганизации - для этого  необходимо  достаточно
большое количество информации. Или - если координаты фокусируются в  очень
узком  пространственно-временном  локусе,  -  "обжимая  образ".  Здесь  же
разброс был громадный. Оператор на ВЦ так и резюмировал:
   - Ничего не выйдет.
   - Делайте! - приказал я.
   Следующие два часа были посвящены демиургам. На официальный  запрос  мы
получили такой же официальный ответ: "Правительству США ничего не известно
о существовании секретной группы  "Ахурамазда",  перечисленные  в  запросе
личности:  Трисмегист,  Шинна  и  Петрус  не  фигурируют   в   полицейских
картотеках страны, в названном районе -  Оддингтон  (Скайла)  -  находится
частная психиатрическая больница, не имеющая отношения  к  государственным
учреждениям США". Были приложены фотоснимки:  уютные  одноэтажные  домики,
утопающие  среди  ярких  роз,  чистые  асфальтовые  дорожки  между   ними,
прозрачная стена из орогласса с колючей проволокой наверху. Вот так. Я  не
сомневался, что сейчас там действительно частная психиатрическая больница.
Это была оборванная нить. Группа  перебазировалась.  Видимо,  речь  шла  о
попытке  достичь  ридинг-эффекта   у   наиболее   одаренных   экстрасенсов
(демиургов) за счет насильственного  искажения  психики.  Скорее  всего  -
глубокий  гипноз,   наркотики   и   постоянная   обработка   психотропными
анаболиками. В сообщении Клауса не случайно  упоминался  "Безумный  Ганс".
Судя по тому, что я наблюдал  в  Климон-Бей,  этот  блокатор  нейронов  из
группы боевых ОВ действительно может вызвать нечто похожее  на  ридинг,  -
правда, при полной деформации психики, за пределами сознания.
   Для нас этот путь был закрыт.
   Несомненно.
   В девятнадцать ноль-ноль мне позвонили  с  ВЦ  и  сообщили,  что  муляж
развалился.
   - Мы можем  запустить  его  еще  раз,  если  хотите,  -  скучно  заявил
оператор. - Но без новых координат результат будет точно такой же.
   - Запускайте, - велел я.
   В девятнадцать тридцать было принято предложение Бьеклина о  проведении
следственного эксперимента со "Звездной группой".
   Я не видел в этом никакой пользы.
   В двадцать часов мне сообщили, что муляж развалился вторично.
   До двадцати пятнадцати я предавался унынию.
   В двадцать двадцать пять начали поступать первые обрывочные  данные  по
Ангелу Смерти.
   А примерно через полчаса  снова  ожил  красный  телефон  и  деревянный,
сухой, белый от старости голос в пластмассовом нутре его тягуче произнес:
   - Алексей Викторович? Добрый вечер. Пожалуйста,  уделите  минутку  -  у
меня к вам небольшая просьба. С вами говорит Нострадамус...
   - Слушаю вас, - леденея кончиками пальцев, очень спокойно ответил я.
   Я действительно не волновался.
   Был двадцать один час - ровно.



   8. АНГЕЛ СМЕРТИ

   Ночью позвонил Хрипун. Денисов лежал в натопленной  темноте  и  слушал,
как протискивается из мокрого рокота дождя нудное проволочное дребезжание.
Я не подойду, подумал он. Я здесь ни при чем. Ну его к  черту!  Колыхались
шторы, фиолетовые провалы в пустой беззвездный мир чернели  на  простынях.
Аппарат надрывался, как сумасшедший. Денисов выругался и встал. Надо  было
тащиться  в  другой  конец  коридора  -  обогнуть  парамоновский   сундук,
велосипеды близнецов, детскую коляску и, главное,  не  зацепить  ненароком
опасно  держащуюся  на  кривом  гвозде  железную   оцинкованную   ванночку
Катерины. Катерине оставалось жить  два  года.  Сказать  или  не  сказать?
Атеросклероз.  Бляшки  на  стенках  сосудов.  Лечить   уже   поздно.   Ему
показалось, что дверь в ее комнату слегка приоткрылась, -  пахнуло  сонной
теплотой, разогретыми подушками. Так и есть. Завтра будет разговор о  том,
что ни одну ночь нельзя будет провести спокойно.
   Он сорвал раскаленную трубку.
   - Идиот! - сказал он.
   - Все  подтвердилось,  -  не  обращая  внимания,  захлебываясь  слюной,
прошипел Хрипун. - Только что. В два часа  ночи.  Мне  сообщила  Серафима.
Поздравляю. Теперь все они у нас - вот так!
   Было похоже, что Хрипун поднял стиснутый  пухлый  кулак  и  ожесточенно
потряс им.
   - Идиот! - повторил Денисов.
   - А чего?
   - Ничего!
   - На вашем месте, Александр Иванович, я бы не ссорился, - примиряюще  и
одновременно с угрозой в голосе произнес Хрипун. - Ведь Болихат умер? Ведь
так? И Синельников тоже умер? Ну - увидимся завтра в институте...
   - Идиот! - сказал Денисов в немую трубку.
   Вытер соленую мокроту со лба. Коридор желтой адской кишкой изгибался за
угол, и вереница масляных  дверей  изгибалась  вместе  с  ним.  Идиот!  Он
вспомнил, как такой же мелкой и густой испариной покрылось вчера  внезапно
побледневшее лицо Болихата, как тот грузно опустился на заскрипевший  стул
и зачем-то перелистнул календарь, испещренный заметками. - Значит, сегодня
ночью? - Сегодня Арген Борисович. -  Точно?  -  Точно.  Простите  меня,  -
сказал Денисов. Он был выжат, как всегда после "прокола" и  не  соображал,
что надо говорить. - Да  нет,  чего  уж,  -  ответил,  погодя,  Болихат  и
поморщился, как от зубной  боли.  -  Неожиданно,  правда.  Но  это  всегда
неожиданно. Хорошо, что сказали. Спасибо. - Денисов поднялся  и  вышел  на
цыпочках, оставив за  собой  окаменевшую  фигуру  в  коричневом  полосатом
костюме со вздернутыми плечами, в которые медленно  и  безнадежно  уходила
квадратная седая остриженная под бобрик шишковатая директорская голова. Их
было двое в кабинете, и он мог бы поклясться, что Болихат не  вымолвит  ни
полслова, но уже через час обжигающие  слухи,  будто  невидимый  подземный
огонь,  начали  растекаться  по  всем  четырем  этажам  кирпичного  здания
института.
   Приговор, подумал Денисов. Десятый приговор. А может быть, двенадцатый.
Я устал от приговоров. У меня  нет  сил.  Но  блестящее  лезвие  светит  в
воздухе, раздается удар, и голова откатывается с плахи. Напрасно я  затеял
все это. Зря. Я ведь не  палач.  Он  повернул  выключатель.  Жуткая  кишка
исчезла, проглоченная темнотой. Выступил  фиолетовый  квадрат  окна.  Дома
напротив были черные. Искажая мир, слонялся вертикальный дождь по  каналу.
Низко над острыми крышами, чуть  не  падая,  пролетел  самолет,  и  стекла
задрожали от его свирепого гула. _Войны не будет_. На превращенной в  лужу
набережной, в конусе фонаря, прилепившись к чугунному парапету,  горбилась
жалкая фигура в плаще  под  ребристым  проваленным  зонтиком.  У  Денисова
шевельнулось в груди. Это был Длинный. Конечно - Длинный. Три  часа  ночи.
Бр-р-р...  Неужели  так  и  будет  стоять  до  утра?  Дождь,  холод...  Он
раздраженно задернул штору. Пусть стоит!  Двенадцать  приговоров.  Хватит!
Достаточно! Он зажег свет. Было  действительно  три  часа  ночи.  Все-таки
время он чувствовал превосходно. И не только  время  -  все,  связанное  с
элементарной логикой. Цифры,  например.  Две  тысячи  девятьсот  пятьдесят
четыре  умножить  на  шесть  тысяч  семьсот   тридцать   два.   Получается
девятнадцать миллионов восемьсот восемьдесят пять  тысяч  триста  двадцать
восемь. Он сел за стол и на листке бумаги повторил расчет, стараясь забыть
о  дрожащем  человеке  на  набережной.  Девятнадцать  миллионов  восемьсот
восемьдесят пять тысяч триста двадцать восемь. Все правильно. Хоть  сейчас
на эстраду. Щелчком ногтя он отбросил листок и придвинул шахматную  доску,
где  беспорядочно,  словно  продолжая  жить  деревянной  условной  жизнью,
замерли испуганные фигуры. Все равно не  заснуть.  Чертов  Хрипун!  Пухлая
детская мордочка!  Денисов  смотрел  на  сжатую,  будто  пружина,  позицию
черных. Что тут было? Партия Хломан - Зерницкий,  отложенная  на  тридцать
седьмом ходу... Привычно заныли болевые точки  в  висках,  заколебались  и
стекли,  как  туман,  цветочные  обои,  обнажая  пропитанный  дождем  мир.
Сицилианская защита, схевенингенский вариант. Ферзь уходит с  горизонтали,
белые рассчитывают образовать проходные на левом фланге, здесь у них явный
фигурный перевес, но - ведь так! -  следует  жертва  слона,  и  выдвинутый
вперед слишком растянутый центр стремительно рушится, погребая  под  собою
королевский   фланг,   перебрасываются   обе   ладьи,   строится    таран,
удовлетворительной защиты нет, фигуры белых отрезаны собственной  пешечной
цепью, они не успевают, самый длинный вариант при корректной игре - мат на
одиннадцатом ходу, конем, поле "эф  один".  Победа.  Только  Зерницкий  не
заметит. Скорее всего будет долго и нудно маневрировать и сведет вничью. А
победа близка. Удобная  вещь  -  шахматы:  простая  логическая  система  с
конечным числом вариантов, доступная анализу в самых формальных признаках,
- "видишь" насквозь.
   Наверное, я мог бы стать чемпионом мира.
   Опять пролетел самолет и задрожали стекла. Как это самолеты  умудряются
летать в такую  погоду?  Хотя  -  чрезвычайное  положение,  блокада  Кубы,
американский флот в Карибском море, инциденты с торговыми судами, призваны
резервисты США, военные приготовления  во  Флориде.  Заявление  Советского
правительства от 24 декабря 1962 года  -  вчерашняя  "Правда".  _Войны  не
будет. Я так вижу_. Денисов поднял  голову.  Творожистая  рассветная  муть
лилась  через  окно,  обессиливая  электричество.  Боже  мой  -   половина
девятого!  Шаркала  тапочками  Катерина,  и  на  кухне  лопались  утренние
возбужденные голоса. Он опять забылся! Это  "прокол  сути",  как  пещерный
людоед, пожирает сознание.  Будто  проваливаешься  в  небытие.  Отключение
полное. К одиннадцати часам его ждут в институте: но надо, конечно, прийти
пораньше, чтобы уяснить обстановку. Обстановка на редкость скверная.  Умер
Синельников,  и  умер  Болихат.  Время!  Время!..  Дождь  слабел,  но  еще
моросило, и день был серый. С  карнизов  обрывались  продолговатые  капли.
Когда он пересекал улицу, то из подворотни  отделилась  совершенно  мокрая
ощипанная фигура и, как привязанная, двинулась следом.
   Денисов повернулся - чуть не налетев.
   - Не ходите за мной, - раздражаясь, сказал он. - Ну зачем вы ходите?..
   - Александр Иванович, одно ваше слово, - умоляюще просипел Длинный.
   - С чего вы взяли?
   - Все говорят...
   - Чушь!
   - Здесь недалеко, четыре остановки... Александр Иванович!..  Вы  только
глянете - магнетизмом...
   У Длинного чудовищно прыгали  синие  промерзшие  губы,  не  выговаривая
согласных, и кожа ни лице от холода стиснулась, как у  курицы,  в  твердые
пупырышки. Он хрипел юношеским тонким  горлом.  Воспаление  легких,  сразу
определил Денисов.  Самая  ранняя  стадия.  Это  не  опасно.  В  автобусе,
прижатый к борту, он сказал, с отстраненной  жалостью  глядя  во  вспухшие
мякотные продавленные золотушные глаза:
   - Я ничего не обещаю...
   - Конечно, конечно, - быстро кивал Длинный,  роняя  печальные  капли  с
носа.
   Старуха лежала на диване, укрытая пледом, и восковая серая  голова  ее,
похожая на искусственную  грушу,  была  облеплена  редкими  волосами.  Она
открыла веки, под которыми плеснулась  голубая  муть,  -  высохшей  плетью
подняла руку, словно приветствуя. Денисов поймал узловатые пальцы.  Сейчас
будет боль, подумал он, напрягаясь. Заныли  раскаленные  точки  в  висках.
Заколебалась стиснутая  мебелью  комната,  где  воздух  был  плотен  из-за
травяного смертельного запаха лекарств упирающегося  в  салфетки.  Длинный
что-то пробормотал. Рассказывал о симптомах. -  Помолчите!  -  раздраженно
сказал ему Денисов. Виски просто пылали. Сухая  телесная  оболочка  начала
распахиваться перед ним. Он видел хрупкие перерожденные  артерии,  бледную
кровь, жидкую старческую бесцветную лимфу, которая толчками  выбрасывалась
из воспаленных узлов. Уже была не лимфа, а просто вода.  Зеленым  ядовитым
светом замерцали спайки, паутинные клочья метастазов  потянулись  от  них,
ужасная боль клещами вошла в желудок и принялась скручивать  его,  нарезая
мелкими дольками. Терпеть было невмоготу.  Денисов  крошил  зубы.  Зеленая
паутина сгущалась и охватывала собой всю распростертую на диване  отжившую
человеческую дряхлость.
   - Нет, - сказал он.
   - Нет?
   - Безнадежно.
   Тогда Длинный схватил его за лацканы  и  вытащил  в  соседнюю  комнату,
такую же душную и тесную.
   - Доктор, хоть что-нибудь!
   - Я не доктор.
   - Прошу, прошу вас!..
   - Без-на-деж-но.
   - Все, что угодно, Александр Иванович... Одно ваше слово!..
   Он дрожал и, Точно в забытьи, совал  Денисову  влажную  пачечку  денег,
которая, вероятно, всю ночь пролежала у него в кармане.  Денисов  скатился
по грязноватой лестнице.  Противно  ныл  желудок,  и  металлические  когти
скребли изнутри по ребрам. Медленно рассасывалась чужая боль. Странно, что