овано, как в  старые
времена.
   Где он находится? Валдаев был уверен, что где-то под землей. Не  было  ни
окон, ни дверей. Зато была холодная  сырость,  свойственная  подземельям.  И
странные звуки, помимо звука падающей воды, возникали  где-то  за  дверью  -
шорохи, поскрипывания, шелест...
   Хорошо, что у него не забрали масляную лампу. Лампа была новая, немецкая,
горела ровно и собиралась гореть еще достаточно долго.
   Валдаев в пределах метровой длины цепочки  осмотрел  помещение.  Пол  был
земляной, теплый. Стены  -  из  красного,  выщербленного  и,  похоже,  очень
старого кирпича.
   Валдаев  откинул  матрас.  Топчан  был  из  грубых   досок,   определенно
самодельный... И весь покрыт бурыми  пятнами.  Не  нужно  обладать  знаниями
медицины, чтобы понять - это следы крови...
   Смешно  предполагать,  что  он  первый  пленник  здесь.   И   ясно,   что
предшественники его кончили плохо.
   Странно. Самое время, чтобы биться в истерике. Но наоборот, попав в плен,
Валдаев стал гораздо спокойнее относиться к происходящему.  Ничего  изменить
уже нельзя. Без толку. Можно только молиться,  но  долетают  ли  отсюда,  из
подземелий, молитвы наверх? Сомнительно...
   Он лег на топчан. Время в этом подземелье  выкидывало  свои  непристойные
шутки. Очень трудно было понять его ход.  Не  было  ничего,  по  чему  можно
сверять его. Валдаев пытался считать, досчитал честно  до  шестисот.  Понял,
что прошло десять минут. Но это занятие быстро надоело.
   Все равно не оставалось ничего иного, как  терпеливо  ждать.  Ждать  хоть
чего-то.
   И он дождался.
   Опять заскрипел засов. Опять со скрипом отворилась дверь.
   И в помещении появилась Элла. На ней был  обтягивающий  белый  костюм,  в
котором она походила на элегантную борзую.
   - Здравствуй, зайка, - произнесла она.
   Это "зайка" резануло  его.  Именно  так  говорила  Наташа.  Но  той  было
позволительно. А откуда у Эллы такой пошлый жаргон?
   И тут он прижмурился. Резануло воспоминание  -  стая  борзых  на  экране,
гонящих по полю обреченного зайца. А ведь этот заяц - он. А они - гончие...
   Она подошла, провела ладонью по его щеке. Ладонь была знакомая, мягкая  и
теплая.
   Валдаев вздрогнул. Элла царапнула его ногтем, и ему показалось,  что  это
собачий коготь.
   - Элла, объясни мне...
   - Сейчас, сейчас, зайчик. Не волнуйся.
   Она присела на корточки и, улыбаясь, стала рассматривать его, как смотрят
на экспонат в музее. И  взгляд  этот  очень  походил  на  взгляд  профессора
Ротшаля...

***

   Душу  Валдаева  охватила  острая,  тягучая  тоска,  которая  затмила  все
остальные чувства и ощущения. Получалось, все, что было у него с Эллой,  вся
эта страсть, те ночи - не более  чем  отлично  разыгранный  спектакль  с  ее
стороны. Вернее, охота.
   Дело было даже не в очередном ударе по самолюбию - плевать  на  него,  на
самолюбие. Но вдруг Валдаев как никогда ощутил свою слабость, никчемность.
   - Вы использовали меня, - с горечью произнес он.
   - Еще не использовали, - обворожительно улыбаясь, произнесла  она.  -  Мы
готовили тебя к использованию.
   - В качестве жертвы?
   - Ротшаль уже сказал тебе.
   - Он не сказал, что это значит.
   - Все просто. Представь, что существует  некая  религиозная  организация,
которая не стремится афишировать  свое  присутствие.  Естественно,  у  любой
религиозной  организации  есть  свои  ритуалы.  Христиане  при  богослужении
поедают тело Христово в виде хлеба и пьют кровь Христову в  виде  вина.  Это
жалкий дешевый обман... У нас  все  по-настоящему.  И  мы...  Мы  пользуемся
именно человеческой кровью.
   Валдаев равнодушно кивнул. Нечто подобное он и ожидал.
   - Не для богослужения, - произнес он. - А для служения Сатане.
   - Ты прав, Валера. Как же ты прав...
   - Иерархия, - прошептал он.
   - Ты совсем не дурак, зайка. Ты вспомнил, что тебе  говорила  эта  бедная
дурочка Наташа. На ее беду, была она в самом низу иерархии.
   - Откуда ты знаешь, что она мне говорила?
   - Эх, Валера, я вообще много знаю...
   - Значит, все это была  не  цепь  случайностей,  не  мистика,  а  обычный
заговор?
   - Ну конечно же.
   - Вам нужна жертва для  жертвоприношения.  Вы  выбрали  меня,  -  Валдаев
сейчас обсуждал все совершенно спокойно. Беспокоиться ему больше было  не  о
чем.
   - Тебя, зайка. Тебя.
   -  Но   зачем   все   эти   представления?   Зачем   вся   эта   народная
самодеятельность? Смысл?
   - Смысл? О, смысл  тут  есть...  Ты  думаешь,  любой  идиот  может  стать
жертвой... Не может же каждый стать космонавтом. Жертва должна иметь талант.
   - Какой талант?
   - Быть такой, как ты. Жертвой надо родиться... И жертву надо готовить.
   - Зачем готовить? - удивился Валдаев.
   - Жертва должна быть очищена страхом.
   - Ах страхом, - Валдаев усмехнулся, подумав, что  в  этот  самый  главный
момент он как раз начал постепенно терять этот самый старательно накопленный
страх. Он враз смирился, приподнялся  над  страхом.  Приподнялся  над  самим
собой. Страх неминуемой смерти сначала отогнал все иные страхи,  а  потом  и
сам поблек.
   - Именно... Но  не  просто  страхом.  Жертва  должна  утерять  ориентиры.
Потерять иллюзии в отношении себя и  окружающего  мира.  И  сам  мир  должен
представляться ей чем-то  неустойчивым,  лишенным  ясных  очертаний.  Жертва
Должна быть на грани безумия, но не перешагивать ее. Это искусство,  Валера.
Большое искусство.
   - Тогда зачем ты рассказываешь мне все это?
   - Чтобы расставить все точки. Ты прошел через стадии подготовки. Ты готов
к ритуалу. У нас принято, чтобы жертва в последнем акте  знала,  что  с  ней
происходит.
   - Значит, все эти убийства, вся эта кровь были посвящены одному - довести
меня до кондиции.
   - Вот именно.
   - Получается - я знакомлюсь с Наташей... Она...
   - Чтобы выслужиться, преподносит нам подарок - кандидата на  жертву.  Она
переросла свой уровень и стремилась к более высокой ступеньке иерархии.
   - Так почему вы убили ее?
   - Потому что мы решили, что она не соответствует нашим требованиям. Но ее
смерть послужила благу - подготовке жертвы.
   - Когда я пришел туда...
   - Мы тебя ждали. Небольшая доза аэрозоля...
   - И я очнулся рядом с ножом.
   - Да.
   - А эти два бугая, которые донимали меня? Они тоже ваши?
   - Скажем так, - выполняли некоторые услуги. Лом знал о нас.  Но  он  тоже
перестал нас устраивать... Согласись, ход с перерезанным горлом был изыскан.
   - И несостоявшийся наезд машиной?
   - И даже украденный кошелек, - кивнула Элла.
   - А мое увольнение с работы?
   -  Это  безобидный  штрих.  Нужно  было  только   немного   надавить   на
редактора...
   - И все, чтобы поиграть на моих нервах...
   - Не на твоих нервах, дорогой. Это чтобы очистить тебя для ритуала.
   - А майор Кучер? Он тоже ваш?
   - Нет. Он просто идиот,  которым  можно  манипулировать.  Которому  можно
подкинуть информацию, в какой квартире скрывается  разыскиваемый  рецидивист
Турок, И туда вломится бригада милиции. Он внес свою лепту, не понимая,  что
творит.
   - А если бы я загремел в тюрьму?
   - Мы бы тебя выручили к нужному моменту.
   - Или попал бы в сумасшедший дом?
   - Это большое искусство - держать человека на грани и не дать рухнуть  за
нее.
   - В больницу я попал тоже вашими стараниями?
   - Нет, до нее ты дошел сам. Но такой вариант просчитывался.
   - А как вы вытащили меня оттуда?
   -  По  поддельным  документам.  Я  же  говорю   -   мы   нечто   подобное
предусмотрели.
   - А провалы во времени? Они же действительно были.
   - Ну конечно, были. Фармакологические  средства.  Не  забывай,  что  наша
правоверная организация существует не одну сотню лет. И не  одну  сотню  лет
играет в эти игры. У нас много что есть...
   - Запах духов?
   - Именно.
   - А эти идиотские статьи, которые мне все время подсовывали, о  маньяках,
вырезающих сердца? Все эти кивки в мою сторону?
   - Качественно исполнено, не правда ли? Ты готов был поверить  в  то,  что
раз в два месяца вырезаешь человеческие сердца, режешь горла от уха до уха и
ничего не помнишь. Правда?
   - Готов был.
   - Еще немного - и ты вспомнил бы  то,  чего  не  было.  Ложная  память...
Конечно, никаких сердец ты не вырезал.
   - Не вырезал.
   - Правильно... Сердца вырезали мы...

***

   Похоже,   церемония,   в   которой   предстояло   участвовать   Валдаеву,
приближалась. Элла встала, посмотрев на пленника с оттенком - нет,  даже  не
жалости, а мимолетного сожаления.
   - Испытание болью будет последним,  -  она  обворожительно  улыбнулась  и
исчезла за дверью.
   От этих слов Валдаева пробрал озноб. Потом стало до боли стыдно.  Стыдно,
что он играл по чужим правилам и послушно шел по протоптанной  ему  тропинке
прямо на  заклание.  Впрочем,  Элла  правильно  сказала  -  они  тысячи  лет
занимаются своими кровавыми  делами.  Что  мог  он  против  этой  отлаженной
мясорубки? Ничего не мог...
   Через, некоторое время в помещении появились двое - двухметровый  верзила
и маленький, круглый и быстрый как шарик  ртути,  человечек.  Их  лица  были
скрыты капюшонами. Балахоны до пят, перевязанные грубыми веревка ми, - эх, к
ним подошли бы чадящие факелы, но факелов не было. Один из пришедших  держал
в руке мощный электрический фонарь.
   От них исходили волны жадного ожидания.
   У верзилы был устрашающего вида инструмент. Довольно  ловко  он  сбил  им
кольцо с ноги пленника. Но ощущени свободы, нахлынувшее на  Валдаева,  когда
кольцо звякнуло об пол, было лживо и мимолетно. Тут же  на  пленника  надели
наручники, крепко сковавшие запястья. У этих людей манеры были еще хуже, чем
у милиционеров. Браслеты они затянули еще туже.
   - Больно, - простонал Валдаев без надежды, что на него обратят внимание.
   Удивительно, но "круглый" тут же ослабил браслеты. Похоже, пока причинять
мучения жертве они не собирались.
   Валдаева подтолкнули в спину. Он вышел  из  камеры  вслед  за  "круглым".
Верзила притушил масляную лампу на полу.  Все  на  мгновение  погрузилось  в
кромешную тьму. Потом зажегся мощный луч фонаря. Вспыхнул еще один луч.
   С Валдаевым не разговаривали. Направление ему указывали легкими тычками в
спину или в бок.
   Они шли по узким коридорам. Где-то  слышалось  журчание  воды  -  гораздо
более мощное, чем жалкий  ручеек,  струящийся  возле  "каземата".  Откуда-то
слышались шорохи. В одном месте где-то наверху, над низким потолком,  что-то
ухало, вибрировало. Иногда наступали моменты оглушительной тишины.
   Пол был твердый  -  местами  бетон,  местами  земля.  Один  раз  пришлось
переступать через узкоколейку, идущую по перпендикулярному коридору.  Рельсы
были ржавые и старые. Неизвестно, что и когда ездило по ним.
   Нетрудно было догадаться, что это знаменитая  подземная  Москва.  Страна,
полная тайн. Места, где проводниками служит племя  диггеров  -  добровольных
исследователей  подземелий.  Впрочем,  Валдаев   сомневался,   что   диггеры
добирались сюда. А если и добирались, то могли и не выбраться. Это  владения
типов в капюшонах. Они ощущали себя здесь хозяевами и прекрасно знали каждый
поворот коридора,  каждый  боковой  ход.  Они  могли  двигаться  здесь  и  с
закрытыми глазами  -  во  всяком  случае,  по  уверенности,  с  которой  они
держались, создавалось именно такое впечатление.
   Валдаеву пришло в голову, что можно попытаться бежать. Но  ничего  глупее
придумать было нельзя. Попытка была заранее обречена на неудачу.
   Валдаеву велели жестом остановиться. Он замер.
   Это был изгиб длинного тоннеля. Верзила  нагнулся  и  без  особого  труда
сдвинул казавшуюся несдвигаемой бетонную плиту. Открылся зев колодца.
   С Валдаева сняли наручники, и верзила кивнул:
   - Лезь.
   Это было первое слово, которое Валдаев услышал от него.
   Колодец был где-то полутора  метров  в  диаметре.  Ржавые  скобы  служили
опорой. Валдаев замешкался,  получил  чувствительный  тычок  в  спину  и  со
вздохом полез вниз.
   На сколько вниз уходит колодец - сказать  было  трудно.  Ничего  не  было
видно. Валдаев вдруг подумал, что неплохо было бы сейчас  разжать  пальцы  и
испортить кое-кому черную обедню.
   Естественно, разжимать пальцы он  не  стал.  Не  смог,  даже  если  бы  и
захотел. Те, кто пустил его вперед, видимо, хорошо  знали  это,  поэтому  не
подстраховывались на случай подобного взбрыка.  Они  очень  неплохо  изучили
его. Они были уверены, что даже перед лицом смерти у него не хватит духу  на
подобные поступки. Он не рожден самоубийцей.
   Впрочем, рухни он вниз, вряд ли бы ему  это  повредило.  Глубина  колодца
была не больше трех метров. Дальше начиналась короткая труба,  выводившая  в
небольшое кубическое помещение - затхлое, теплое.
   Сзади засопели. Свет метался по  стенам.  "Круглый"  спускался  вслед  за
пленником, умудряясь держать в руке фонарь, луч которого  лихорадочно  бегал
во все стороны. За "круглым" спустился верзила.
   Валдаева грубо поставили лицом к стене.
   В небольшом  помещении  была  железная,  крашенная  облупившейся  зеленой
краской дверь. Верзила повозился около нее, пошарил рукой по полу, заскрипел
каким-то механизмом. И отворил дверь.
   - Вперед, - просипел он.
   Валдаев шагнул вперед и очутился в храме...
   Аномальщики сложили немало легенд о метро. О поездах-призраках, о ведущих
в  параллельные  миры  тоннелях,  о   духах   раздавленных   пассажиров,   о
таинственных огоньках и о зове смерти, толкающем  человека  сделать  шаг  на
рельсы. И действительно порой казалось, что именно там недалеко до  входа  в
иной мир.
   Валдаеву вспомнилась та недавняя поездка в метро, когда  ему  показалось,
что поезд въедет в подземный сатанинский храм. Кто бы мог подумать,  что  он
был так недалек от истины. Может быть, где-то поблизости и проходит та самая
ветка. Ну а храм - вот он!
   Это было просторное помещение с кирпичными стенами. Кирпичи были крепкие,
хотя и изъеденные временем. В центре стояло каменное ложе высотой с  метр  и
длиной метра два с половиной. На нем было четыре медных кольца. "Алтарь",  -
подумал Валдаев.
   Здесь имелись  необходимые  атрибуты  сатанинского  капища.  Перевернутое
распятие. Испоганенный Христов лик. Валдаев вспомнил, что у  сатанистов  два
обряда считаются основными - богохульство и магия разрушения. Испоганить все
светлое в душе, а потом разрушить тело. Это то, что они делают с ним,  с  их
жертвой.
   Чадящий факел отбрасывал красные блики на предметы.
   Местами оштукатуренные  стены  были  разрисованы,  притом  на  достаточно
высоком  художественном  уровне,  кабалистическими  знаками   и   символами.
Некоторые из символов Валдаев распознал.  Вот  тот  круг  с  крестом  внутри
означает черную  мессу.  А  вон  самый  большой  знак  -  рогатое  существо,
помещенное внутрь перевернутой пентаграммы в двойном круге, - знак Бафомета.
   "Мы вырываем сердца", - вспомнились  слова  Эллы.  "Дом,  где  вырываются
сердца", - вдруг пришло в голову Валдаеву. Он переиначил название  известной
в свое время пьесы "Дом, где  разбиваются  сердца",  и  ему  показалось  это
смешным. Очень смешным. К нему опять подступала истерика.
   А еще ему хотелось закричать в голос. Вдруг  этот  крик  разобьет  старый
кирпич, расколет стены, и сюда хлынет солнечный свет...
   Он до боли прикусил губу. Перевел дыхание.
   Вдруг он подумал, что ему никогда в жизни не  увидеть  больше  солнечного
света. Хотя бы лучик. Хотя бы закатный отблеск...
   "Круглый", видимо, почувствовал состояние пленника.
   - Тихо, - прикрикнул он. Голос у него был грубый, низкий.
   Для острастки он ударил ногой Валдаева  по  голени,  а  потом  с  размаху
кулаком по спине. Потом пленника поставили  на  колени  рядом  с  просторной
нишей.
   - Так и стой...
   Несколько минут - и Валдаеву опять приспособили на ногу кольцо. Цепь была
присоединена к скобе в нише. Опять он был на цепи.
   Он присел на корточки. Прижался  плечом  к  прохладному  камню.  Пол  был
теплый.
   - Сидеть. Ждать.
   Односложные слова "братьев" производили удручающее впечатление.  На  Руси
так не бывает. На Руси так не  обращаются  с  пленными.  Ни  тебе  мата,  ни
крепкого  словца.  Односложные  выражения,  скованная  манера  держаться   -
Валдаеву казалось, что он имеет дело с  какими-то  инопланетянами...  Или  с
теми,  кто  воспринимает  этот  момент   слишком   серьезно,   кто   слишком
дисциплинирован, чтобы даже наедине с собой позволять расслабиться.
   Дисциплинированны... Валдаев вспомнил перерезанное горло  Наташи.  Такими
методами нетрудно добиваться железной дисциплины...
   Братья удалились. Уходили они не  тем  путем,  которым  пришли,  а  через
тяжелую двустворчатую дверь, расположенную как раз напротив ниши, к  которой
был прикован "московский пленник".
   Валдаев глубоко вздохнул. Еще раз огляделся - на этот  раз  внимательнее.
Значительная часть храма тонула в темноте.
   Что  тут  могло  быть  раньше?  Кто  строил  все  это?  Может,   какой-то
заброшенный  государственный  объект.  Может,  часть  какого-то  инженерного
сооружения, оказавшегося ненужным. Кто знает.
   Слуг врага человеческого влечет под землю. Здесь нет  любопытных  глаз  и
мало шансов, что сюда забредут случайные свидетели. Это  пространства,  куда
не доходит власть земная и Божия. Под  землей  по  преданиям  находится  ад.
Тартар. Испокон веков подземелья считались обителью нечисти. Сюда не доходит
солнечный свет. Сюда опускаются неприкаянные души.
   Валдаеву не верилось, что все вот так кончится. Ему  показалось,  что  он
будет сидеть так вечно...
   Но вечно не получилось.
   Дверь отворилась. И появился профессор Ротшаль.
   Вид у него был рассеянный. Его белый балахон с пляшущими на нем  красными
бликами ниспадал складками вниз, капюшон был откинут. И исчерченное  тенями,
освещенное факелом лицо выглядело зловещим.
   - Уже готовы? - осведомился он. Слова прозвучали не к месту буднично.  Он
поглядел на часы. - Недолго осталось, - его лицо на миг схватила судорога, и
наружу выступило совершенно другое существо и тут же спряталось. - Это будет
забавно.
   - Забавно, - скривился Валдаев.
   - Валерий Васильевич, - Ротшаль прошелся по помещению, вытащил  зажигалку
и зажег черную метровую свечу, стоявшую в подсвечнике в углу. - Я  не  играю
ни в карты. Ни в шахматы. Но я азартен. Самая азартная игра - в людей.
   - Как?
   - Когда заставляешь делать так, как тебе хочется. Когда переставляешь эти
фигурки на доске. И выигрываешь. Мы всегда выигрываем...
   - Но зачем все это? Зачем вы делаете все это?
   - Вы не атеист и не верующий человек. Вы во всем - ни рыба ни мясо. Нечто
среднее. Вы не принимаете крайностей. Вам  нравится  серый  цвет.  Я  выбрал
черный цвет. Это цвет силы...
   - Силы, - повторил Валдаев.
   - Сила. Где сила - там власть. И там настоящая свобода.
   - Свобода, - как заведенный повторил за ним Валдаев.
   -  Именно,  -  речь  Ротшаля  становилась  лихорадочно  возбужденной.   -
Представьте,  вы  движетесь  по  полю,   а   за   одежду   цепляется   репей
привязанностей, ноги опутывают корни сантиментов и моральных принципов. А мы
скользим над землей. Истинная свобода -  это  освобождение  от  условностей.
Чистый полет алчущего духа, не стесненный условностями долга.
   - А долг Князю Тьмы?
   - Вот это действительно долг. Мы берем взаймы у НЕГО силу. Человек  слаб.
Обречен ползать. А ОН дарит нам крылья. И взимает за это плату. В отличие от
других, ОН знает, что мы не можем не отдать плату. Это  самый  взыскательный
кредитор.
   - Но как можно? Так вот с людьми?
   - Вся ваша беда, что людей, с которыми вы общаетесь, вы воспринимаете как
часть себя. Вы не  думали,  как  просто  было  в  былые  времена  утверждать
расстрельные списки? Берешь фамилию и ставишь галочку. И нет человека. Ты не
видишь его, не вступаешь с ним ни в  какие  отношения.  Другое  дело,  когда
человек стоит перед тобой. А еще хлеще, если он твой знакомый. Или еще  пуще
- родственник. Ты