"Форда" что-то высматривали. Бычешеий  наткнулся  на  него  взором  и
подался вперед. Валдаев затравленно оглянулся, присматривая пути отступления
- проще говоря, куда смыться.
   - Вы из девятнадцатой? - спросил,  непривычно,  заискивающе  улыбнувшись,
тот, кто помельче, с чубом до глаз, - помнится, напарник величал его Крысом.
   - Да, - кивнул Валдаев, нехотя сбавляя шаг.
   - Фирма "Локус", - Крыс подошел к Валдаеву и протянул визитку.  -  Меняем
квартиры с доплатой. Хорошие деньги, взамен предоставляем практически  такую
же жилплощадь.
   - Спасибо, мне не надо.
   - Чего не надо? - подался вперед бычешеий, по нему было заметно,  что  он
не прочь звездануть клиенту сразу в ухо. - Хоть бы об условиях спросил.
   - Нет, спасибо...
   - Ладно, еще обговорим, -  так  многозначительно  пообещал  верзила,  что
сердце у Валдаева холодной ледышкой скользнуло куда-то  в  пятки.  -  Пошли,
Крыс, нам еще в два флэта.
   Валдаев перевел дыхание, стараясь унять противную дрожь  в  коленках.  На
фоне прочих неприятностей уже третьи по счету за последние  дни  разговор  с
этими головорезами и казался чем-то второстепенным. Но нервировали  его  эти
типы сильно.
   - Сатана вас задери, - прошептал он, направляясь автобусной остановке.
   Карман жгла бумажка  с  записью  адреса  прокуратуры  и  номера  кабинета
следователя.
   Последние три дня его затаскали по разным кабинетам в милиции. Теперь его
желал видеть следователь прокуратуры
   За эти дни он стал дерганым, шарахался от собственной тени, не то что  от
хитро закрученных или  прямых  как  швабра,  вопросов  типа:  как  вы  убили
гражданку Кольцову. Он с ужасом думал, что  с  каждым  допросом  все  больше
усугубляет подозрения по поводу своей персоны, поскольку не уставал пыхтеть,
краснеть, говорить какие-то глупости,  в  общем,  больше  всего  походил  на
человека, у которого нечисто на душе и который мечтает избежать  заслуженной
кары.
   Прокуратура  располагалась  в  глубине  дворов  и  представляла  из  себя
двухэтажный покосившийся, давно не ремонтировавшийся старый дом, похожий  на
захудалый лабаз.
   -  Разрешите?  -  вежливо  постучав  и  приоткрыв  дверь   четырнадцатого
кабинета, произнес Валдаев.
   - Валдаев? - грозно посмотрел на него  щуплый,  лопоухий,  уже  немолодой
следователь.
   - Да.
   - Проходите.
   И опять все пошло по новому  кругу.  Вопрос  за  вопросом.  Уточнение  за
уточнением. И оброненные фразы, мол на свободе вы не потому, что  невиновны,
а потому, что мы законность блюдем. Но скоро...
   Валдаев ерзал на жестком неудобном стуле - специально их, что  ли,  такие
выпускают для подобных заведений, нервно барабанил пальцами по колену.
   - Значит, гражданку Кольцову до того, как решили  писать  статью,  вы  не
знали? - этот вопрос уже задавали раз десять.  Следователь  тоже  решил  тут
попытать счастья.
   - Не знал.
   - Да что вы так нервничаете? Есть что скрывать?
   - Нечего мне скрывать! Не убивал я никого!
   Следователь удивленно посмотрел на Валдаева, будто в первый  раз  увидел.
Потом с улыбкой произнес:
   - Мне кажется, вам можно поверить. Убийцы так не дергаются.
   -  Вот,  -  Валдаев  продемонстрировал  трясущиеся  руки  -   Это   после
допросов...  Ну  почему  только  меня  терзают?  Она  принадлежала  к  секте
сатанистов. У нее наверняка были связи с  такими  людьми,  для  которых  что
человека, что курицу зарезать. Ищите там!
   - Ищем, ищем, - задумчиво изрек следователь. - Тут-то и начинается  самое
странное.
   - Что странное?
   - Это тайна следствия. Слышали о такой?
   - Читал в книжках.
   Следователь закончил писать и протянул Валдаеву протокол. И потребовал:
   - Прочитайте. И распишитесь.
   Валдаев прочитал. Расписался. Спросил:
   - Все?
   - Все... Пока все.
   Опять Валдаев вышел из казенного дома один, без наручников. И  готов  был
возблагодарить Бога за это...
   Допрос занял немного времени, и освободился он раньше, чем думал.  Теперь
- на работу. А там -  тягостная  небходимость  объяснять  главреду,  где  он
пропадал на несколько дней. И вообще, что произошло.
   В кабинете редакции сидела  Нонна.  Она  перепечатывала  рецепт  в  графу
"Секреты народной медицины" с толстого  фолианта  в  коже  -  "Травника  под
редакцией госпожи Устимовской" издания 1888 года.
   Поздоровавшись, она пристально оглядела Валдаева, как доктор пациента,  и
осведомилась:
   - Чего, с моста падал?
   - Да, - он махнул рукой. - Тут такое... Босс мной интересовался?
   - Ему не до  тебя.  У  него  два  дня  переговоры  со  спонсорами.  Хочет
запродать несколько полос центру народной медицины.
   - И получается?
   - Вроде да... Но с утра он  о  тебе  вспомнил.  Спросил,  где  статья  об
инопланетянах в Бразилии.
   - Вот она, эта чертова статья, - Валдаев с  пластмассовым  пустым  стуком
поставил "дипломат" на стол и с резким щелчком открыл запоры.
   - Так чего у тебя все-таки? Любимая собака сдохла?
   - Нет у меня собаки.
   - А кто тогда?
   - Одна знакомая погибла.
   - Да-а.
   Тут в комнату вплыл шеф. В его руке была неизменная дымящаяся трубка.  Он
рассеянно оглядел Валдаева, будто пытаясь припомнить, кто это такой и почему
морда такая знакомая. Вспомнил. Потребовал:
   - Статья о Бразилии.
   - Вот, - Валдаев вынул из "дипломата" и протянул статью.
   - Где статья о той даме, - Сомин прищелкнул пальца
   Ми. - Как ее...
   - Сатанистке?
   - Именно. Она обещала сенсацию.
   - Не будет сенсации.
   - Это как не будет? Это твое личное решение? - нахмурился главред.
   - Наташа погибла.
   - Как погибла?
   - Горло перерезали.
   - Как  перерезали?  -  радостно  заинтересовался  шеф,  как  интересуются
криминальной хроникой в газетах, и подался вперед.
   - От уха до уха.
   - А ты откуда узнал?
   - Я труп обнаружил. И меня по милициям затаскали.
   - Садись. Пиши. Срочно в номер. Чтобы через час статья была готова.
   - Хотя бы через два.
   - Ладно, через полтора. Сразу отдаешь на вычитку. Работай.
   - Работаю, - вздохнул Валдаев. И уселся за компьютер - благо этого железа
в комнате хватало.
   От этой работы его воротило.  Слова  не  желали  ложиться  на  лист.  Они
сопротивлялись, но Валдаев силой втискивал их в  строчки.  Наконец  материал
был готов.
   - Посмотрим, - кивнул шеф, извлекая свою ручку. - Ты не забыл, что завтра
Зигелевские чтения?
   - Не забыл.
   - Завтра ты там. С утра.
   - Будет сделано.
   - Все, не мешай,  -  как  вивисектор  по  призванию,  Сомин  углубился  в
увеченье материала.
   Валдаев вышел из корреспондентской. Посмотрел на круглые часы в коридоре.
Полтретьего. В три пятнадцать свидание с Эллой. Надо поторопиться.
   Он пошел по улице. Сегодня поднялся шквальный ветер. Все  чаще  в  Москве
шалит  стихия.  После  знаменитого  урагана,  срывавшего   рекламные   щиты,
сносившего деревья и гнувшего фонарные столбы, шальные ветры все чаще  стали
посещать столицу. Ветер ударил в лицо. Валдаев поежился.  Состояние  у  него
было немного гриппозное. Но он знал, что причина не в простуде. Все  дело  в
нервах. Он не думал, что может выдержать такое количество  стрессов.  Однако
выдерживал, хотя, конечно, на пользу ему это не шло.  Весь  мир  вдруг  стал
серым, омерзительным. И страшно неуютным. Ему не нравился этот мир,  который
будто инеем покрыла его холодная тоска. Единственным светлым  пятном  в  нем
сейчас была Элла. И Валдаев все больше зависел от нее. Она удержала  его  на
грани, явившись той ночью. Она - его добрый ангел.
   Добрый ангел терпеливо ждал под часами на улице.
   - Опаздываешь, - строго произнесла она, подставив щеку для поцелуя.
   Он  протянул  ей  цветы,  которые  купил  только  что.  Она  приняла   их
благосклонно.
   - У тебя трясутся руки, - сказала она. Валдаев стыдливо  спрятал  руку  в
карман.
   - Плохо, - произнесла она и взяла его под локоть. - Ты  должен  выглядеть
достойно... Вперед.
   Через несколько минут они пили чай на кухне у профессора Ротшаля.
   На этом визите к своему  дядюшке  настояла  Элла.  Она  заявила,  что  он
человек мудрый, даже если и не распутает ситуацию, то даст дельный совет.  А
если не даст совета, то хоть успокоит. "А то ты готов погрузиться в депруху,
милый".
   Это точно. Валдаев уже вполне был подготовлен для  тяжелой  депрессии.  А
следом за этим и для дурдома...
   - Вино опять от коллеги из Франции? - спросила Элла, когда они устроились
на кухне у профессора.  На  этот  раз  стол  был  украшен  жареной,  отлично
приготовленной телятиной.
   - Нет. На сей раз из магазина напротив, - Ротшаль разлил вино по бокалам.
   -  Давай  выпьем,  чтобы  Валера  избавился  от  всех  своих  проблем,  -
предложила Элла.
   - Совсем проблем не имеют только покойники. За  мужчину  пьют,  чтобы  он
преодолел трудности, - сказал Ротшаль.
   Тонкий звон бокалов. Несколько глотков неплохого вина.
   - А теперь рассказывайте, - велел профессор. И  Валдаев  опять  рассказал
все. Ротшаль умел слушать. Он задавал вопросы. Подбадривал, когда рассказчик
затихал. Делал перерыв, когда видел, что Валдаев слишком волнуется.
   - Что скажешь? - спросила Элла, когда Валдаев закончил рассказ.
   - А что ты от меня ждешь? Я не знаю... Если  бы  милиция  имела  какие-то
улики, думаю, никто бы  вас  не  выпустил...  Что  касается  убийства  вашей
знакомой. Ну что, нравы  падают.  Сейчас  обществом  правит  его  величество
ПСИХОЗ.  Он  овладевает  слабыми  душами,  и  тогда  рука  тянется  к  ножу.
Прекрасные, добросердечные люди вдруг обнаруживают, что в глубине  души  они
хищники.
   Профессор внимательно посмотрел на Валдаева.  И  тот  съежился  от  этого
взгляда. Потому что ощутил в нем  недоверие.  И  настороженность.  Взор  был
изучающим.
   - Вы что, не верите мне?  -  спросил  Валдаев,  голос  вдруг  сразу  стал
каким-то сиплым.
   - Вера - не научное понятие... Но я хочу вам верить...
   - Ну а что дальше?
   - Чего беспокоиться? Время расставит все по местам. Излишнее беспокойство
открывает двери врагу. Оно впускает Психоз. Точнее, выпускает его из  глубин
человеческого сознания.
   - Я только и слышу об этих чертовых глубинах!
   - Не надо нервничать, Валерий.
   "Не надо нервничать, мой друг,
   Врач стал еще любезней.
   Почти у всех людей вокруг
   История болезни", -
   Выплыли не к месту из памяти Валдаева слова песни Высоцкого.
   - Злиться на превратности судьбы, - продолжил Ротшаль, -  все  равно  что
ненавидеть торнадо или землетрясение. Есть данность, которую надо  принимать
твердо и честно.
   - Я слышал нечто подобное от Эллы.
   - Она способная ученица... Профессор разлил вино.
   - Валерий Васильевич, если я смогу, то помогу вам всем.  Мои  возможности
ограниченны. Я могу навести кое-какие справки.
   - Нет, спасибо. Не надо...
   - Почему же. Меня это не затруднит.
   - Но...
   - Не стоит беспокоиться,  -  Ротшаль  поднял  бокал.  -  Твердость  духа,
которая позволяет нам оставаться людьми.
   В  груди  Валдаева  начало  закипать  раздражение.  Его   опять   кормили
бесплатными советами... Ну а,  собственно  что  ему  нужно-то?  Выплакаться?
Чтобы его успокоили? Чтобы сказали - ничего, все обойдется? Он знал за собой
слабость - лезть ко всем  знакомым  и  даже  полузнакомым  людям  со  своими
неурядицами в надежде, что его станут успокаивать, в крайнем случае можно  с
комфортом падать дальше в пучину депрессии, если его не успокоят. Эта старая
забава - игра с собственными чувствами, когда  умом  понимаешь,  откуда  что
идет, но поделать ничего не можешь, Да, если Элла  с  ролью  успокоительного
средства справлялась, то с ее дядей  дела  обстояли  куда  хуже.  Он  своими
словами только усиливал тревогу.
   Неожиданно в Валдаеве вспыхнула молнией неприязнь к  этому  человеку.  Но
ему тут же стало стыдно.
   Валдаев  пригубил  вино.  Вдруг  внутри  он  начал  наполняться  каким-то
дискомфортом. Он бросил взгляд на висящие  над  компьютером  большие,  мерно
тикающие часы. И затейливая медная  секундная  стрелка  нервно  вздрагивала.
перелетая от одного деления к другому. Эта стрелка приковывала взор.  В  ней
было что-то важное.
   Он ощутил, что голова его на миг куда-то поехала.
   - Что случилось? - с тревогой тронула его за плечо Элла.
   - Ничего. Все в порядке, - Валдаев стиснул зубы. Да,  пора  лечиться.  Он
опять взглянул на часы и вздрогнул. Секундная стрелка продолжала свой ход. И
она показывала - куда-то вновь пропало секунд пятнадцать его времени...

***

   Уже стемнело. На улице было не холодно, но как-то промозгло и туманно. Да
еще нервы. В общем, Валдаева начала бить мелкая дрожь, и Элла  почувствовала
это.
   Она  подняла  руку  и  остановила  надвигавшуюся   из   темноты   пушисто
светящимися фарами автомашину. Водитель, несмотря на туман, увидел клиента.
   - Куда везти? - деловито осведомился о
   - Ко мне? - держась за дверцу, она обернулась к  Валдаеву,  стоявшему  на
мокром от  недавнего  дождя  тротуаре,  в  котором  туманно  отражался  свет
фонарей.
   - К тебе, - кивнул он.
   Элла назвала адрес, договорилась о сумме. И белая "Волга"  с  пассажирами
тронулась с места.
   Когда они уже сидели в квартире, Валдаев ощущал, что дрожь не проходит.
   - Заболеваешь? - сочувственно спросила Элла.
   - Нет, это пройдет.
   - Давай в ванную.
   В  ванной  он  стоял  под  тугими  горячими  струями  и  чувствовал,  как
отогревается внутри. А яркий свет стремился изгнать темные мысли,  и  это  у
него даже получалось.
   Он докрасна растерся полотенцем. Надел длинный мужской халат и подумал  о
том, от кого он остался у Эллы.
   - Ты там живой? - спросила Элла. - Тут уже очередь в ванную.
   - Пожалуйста, - он вышел в показавшийся  холодным  после  влажного  тепла
ванной комнаты коридорчик. Плюхнулся на кровать. Прикрыл глаза. Голова легко
гудела. И казалось, что перед  закрытыми  глазами  возникают  какие-то  иные
таинственные пространства, которые вращаются друг  в  друге.  От  них  веяло
беспокойством.
   - Подвинься, - прошептала Элла, пристраиваясь  рядом  с  ним.  -  Девушка
тепла хочет, - ее рука распахнула его халат на груди.  И  Валдаева  охватило
сладостное чувство.
   - Я тебя люблю, - прохрипел он.
   - Правда? - она усмехнулась с неожиданной злостью.
   - Правда. Конечно, правда.
   - Хорошо любить  современным  мужчинам.  Любовь  не  накладывает  никаких
обязательств. Раньше надо было побеждать на турнирах и  дуэлях.  Завоевывать
сердца. Платить жизнью.
   - За  одну  ночь,  как  с  Клеопатрой,  -  поддакнул  Валдаев,  вспоминая
оброненные как-то Эллой слова о египетской царице.
   - Вот именно. Сегодня же страсть ничего не стоит.  Она  дается  даром.  В
крайнем случае создает трудности для кошелька. Разве это правильно?
   - Все мы дети своего века.
   - Это отвратительный век, Валера. Это век слабых духом.
   - Ты меня совсем затюкала.
   - Я? Нет, дорогой. Ты не знаешь, как я умею затюкивать.  Ты  меня  знаешь
только с одной стороны.
   - А на самом деле у тебя  тяжелый,  стервозный  характер,  -  через  силу
засмеялся он.
   - Где-то так и есть... Поговорим об этом через год.
   - Поговорим, - кивнул он,  подумав,  что  если  так  пойдет  дальше,  еще
неизвестно, где он будет через этот год.
   - Не обращай внимания, - она скинула халатик и прижалась  к  нему  жарким
телом.
   Она стала все сильнее гладить его. Пальцы  у  нее  были  крепкие.  Острые
наманикюренные ногти впивались, подчас довольно больно, в  кожу.  Неожиданно
боль пронзила плечо.
   - Что такое? - встревожилась Элла. Он потер плечо. Поглядел на него.  Там
был приличный кровоподтек. Он напоминал следы зубов.
   - Откуда это, черт возьми? - скривился он.
   - Укусила какая-нибудь, - Элла ласково погладила плечо.
   - Ну что ты говоришь, - он смутился.
   - Валера, что с тобой? Обман памяти? Это же я тебя  вчера  прикусила.  Ты
еще взвыл. Не помнишь?
   - Нет, не помню!  -  воскликнул  он.  Он  вдруг  напрягся.  Он  попытался
вспомнить это. И ничего. На этом месте в памяти не было ничего!
   - Ладно, ладно, - Элла притянула его голову к своей мягкой  груди.  -  Не
волнуйся, - мягко, как при общении с больным, произнесла она.
   От ее слов и от тепла этих рук Валдаеву стало  легче.  Он  ощутил  прилив
нежности. Отбросил все прочь. И полетел куда-то в пучины страсти.
   После безумного пика наслаждения он задремал. Проснулся в  темноте.  Мало
того что на улице была ночь, так еще и шторы были плотно задернуты, так  что
в комнату не пробивался даже свет фонарей.
   Валдаев ощутил  толчок  беспокойства.  Он  встал,  прошелся  по  комнате.
Отодвинул  шторы.  Туман  рассеялся,  и  в  окно  светила  ровно  обрезанная
посредине луна.
   Он оглянулся на уткнувшуюся в подушку обнаженную  Эллу.  Щемящая  жалость
овладела им. Ему захотелось прикрыть ее одеялом, защитить от  всех  невзгод.
Она была сейчас для него  самым  дорогим  человеком.  И  он  радовался,  что
способен на такое чувство. Будто свет зажегся в ночи. Он готов был поверить,
что действительно любит ее. Хотя, по большому счету, с  трудом  представлял,
что в себя включает это слово.
   И тут как током ударила мысль и быстро  растеклась  сладостно-болезненным
ядом по телу - а каково  было  бы  сейчас  взять  и  разбить  это  ощущение.
Уничтожить... вместе с его источником.
   "Маньяк вырывал сердца жертв", - вдруг не к месту, крысой из черной  норы
выскользнуло  и  оскалилось  воспоминание.  Газетная  полоса  о  похождениях
маньяка, вырывающего  сердца.  Интересно,  а  он  сам  мог  бы  стать  таким
маньяком? Он вдруг на миг ощутил свое родство душ с этим таинственным темным
существом.
   Вдруг какой-то бес будто толкнул вперед. Подойти, взять за шею так, чтобы
хрустнули позвонки... И все. Концы разрублены. Не нужно ни за кого  бояться.
Не нужно нести на себе сдавливающую маску цивилизованного  человека.  Полное
освобождение.
   И вдруг возникла совершенно идиотская идея - а может, он и есть тот самый
маньяк?  Иначе  откуда  эти  ощущения  родства,  единого  резонанса  с   тем
неизвестным черным человеком? А провалы в памяти - что за ними? Что скрывают
эти пятна? Может, кровавые пиршества?
   Ему вдруг непреодолимо захотелось шагнуть к Элле.
   Он затряс головой. И вынырнул из сумеречного состояния между  реальностью
и выдумкой. Будто только что побывал где-то в другом мире.
   Он перевел дыхание. Сейчас он вполне контролировал себя. И овладевшее  им
недавно безумие казалось теперь совершенно абсурдным. Оно было чужим!
   Он медленно сполз по стенке на пол. Встал  на  колени.  Его  объял  ужас.
Только что он чуть не потерял себя.
   "Ах ты, ночь, что ж ты, ночь, наковеркала", - вспомнился есенинский стих.
Как он назывался? Да, так и назывался - "Черный человек"...
   - "Черный человек,  ты  прескверный  гость,  Эта  слава  давно  про  тебя
разносится", -
   Процитировал он негромко.
   Все, долой наваждение!
   Он с размаху ударил кулаком по стене, так что костяшки чуть не треснули.
   Элла вздрогнула. Очнулась. Посмотрела на него. В темноте  не  было  видно
выражения ее лица, но Валдаев знал, что на нем читается вопрос.
   - Что случилось? Что с тобой, милый?
   - Все хорошо, дорогая.
   Он лег рядом с ней, нежно обнял ее.
   - Все хорошо, - повторил он, зная, что лжет. Ничего у  него  хорошего  не
было...

***

   Зигелевские чтения проходили в синем  старинном  особняке  всероссийского
научно-просветительского общества, расположенном в тихом  переулке  недалеко
от Лубянки. Это был ежегодный трехдневный  слет  аномалыциков  всех  мастей,
посвященный памяти одного из  основоположников  советской  уфологии  Феликса
Зигеля.
   Особнячок был уютный, старый. До революции в нем располагался  отель,  и,
на удивление, на некоторых стеклах в темных закутках остались исполненные  с
ятями и на иностранных  языках  соответствующие  надписи.  В  особняке  были
остатки былой отельной и  просветительской  роскоши  -  прекрасная  лепнина,
расписные потолки, которых в ст