кие-то сваи, катушки.
   - Вон, в ту шину он стрельнул, - показал  шпаненок  на  шину,  лежащую  у
склона.
   - Ну-ка, - Павлов присел рядом со старой шиной.  Вытащил  нож.  Приподнял
шину Поковырял в ней. И извлек сплющенную пулю.
   На   следующий   день   он   взял   бутылку   водки   и   отправился    в
экспертно-криминалистический отдел. Леха -  эксперт-очкарик,  прибившийся  в
отдел  после  института  химического  машиностроения,  в   бутылке   отнесся
благосклонно. Взял пулю, положил ее под микроскоп. Сравнил  с  фотографиями,
имевшимися после прошлого исследования.
   -  Поздравляю.  Бомжа  того,  у  теплоцентрали,  из  этого  же  пистолета
загасили.
   - Ничего себе, - присвистнул Павлов.

***

   После бегства с той хаты, на которой, кстати, забыли Кикиморин  плейер  и
несколько нужных вещей, пришлось снимать новую квартиру.
   Денег пока хватало, но, естественно,  хотелось  больше.  Шварц  предложил
грабануть еще пару обменников, у него уже был подготовлен длинный список. Но
для этого надо было морально созреть.
   Кикимора сбежала из дома, прожила на новой съемной квартире неделю, потом
рассорилась с Туманом,  которому  отказалась  чистить  заляпанные  грязью  и
неизвестно чем ботинки, он ее отхлестал по щекам, дал кулаком  по  ребрам  -
бил он ее злобно, хорошо еще бог силой  обделил.  Обиженная,  она  вернулась
домой, решив, что любовь умерла навсегда.
   Там ее ждал теплый прием. Папанька вытащил ремень и засучил рукава.
   - Только тронь! - истерично заорала Кикимора. Мать, что-то воркуя,  увела
отца, и тот вроде оттаял. В общем-то, он был рад, что дочь нашлась  целая  и
невредимая и что вернулась в дом, поэтому сумел обуздать свой  буйный  нрав.
Так что три дня Кикимора прожила спокойно.
   На четвертый, естественно, она вновь поехала к Туману  на  съемную  хату.
Услышала стандартное:
   - Где тебя, соска, носило?
   Потом он овладел ею, как-то лениво, без интереса, но  ей  понравилось,  и
она окончательно оттаяла.
   Новый плейер и очки  ей  купили.  Она  также  купила  себе  на  общаковые
средства кожаные облегающие брюки, бижутерию, которой обвесилась, как  елка,
да еще накрасилась, как ведьма с Лысой горы. И на следующий день отправилась
домой.
   Это была суббота. Папаня был дома, мрачнее тучи. И, естественно,  начался
шторм.
   - Тебя где опять носило? Ты где  это  шмотье  накупила?  На  какие  шиши?
Сколько эти брюки стоят?
   -  Да  ерунда.  Каких-то  двести  баксов,  -  скривила   пренебрежительно
Кикимора.
   - Двести баксов?!
   - А че, деньги, что ли?
   - Мы с твоей матерью за такие деньги месяц на заводе корячимся! А  ей  не
деньги! Сумочки эти! Это барахло, - он вытряхнул сумку,  на  пол  посыпались
безделушки, косметика, очки, плейер. - Это что?
   - Подарили.
   - Кто?
   - Заработала!
   - Где?! - заорал отец, снова встряхивая сумочку  -  из  нее  все  сыпался
какой-то мусор, потом вылетело несколько стодолларовых купюр - достались  ей
после налета на тот обменник.
   Папашка взял купюры.
   - Ты где это взяла?
   - Там больше нет, - огрызнулась Кикимора.
   - Ты... Ты шлюха. На панели стоишь, да?  Шалава  трассовая!..  Ох,  -  он
схватился за голову. - Я матери говорил. А она - нет, нет... Шлюха.  Хрен  у
негров сосешь за эти баксы, да?!
   Он налетел, несколько раз ударил по щекам, начал трясти за плечи.
   - Я всю жизнь корячился, вас поднимал. Чтобы дочь в шлюхи пошла!
   От него разило  перегаром  и  чесноком.  Руки  у  него  были  мозолистые,
сильные, железные, и стискивал он ими, как тисками, было очень больно.
   - Отпусти! - заорала Кикимора. Он толкнул ее.
   - Моя дочь - шлюха! Вон!
   - Козел, - бросила она.
   - Что? На отца?
   - Да пшел ты, козел!
   Она выбежала из дома. Мир был черный. И в этом мире  было  две  фигуры  -
она, неприкаянная, обиженная, и он, грубый, дышащий перегаром,  ненавистный.
Как же хотелось, чтобы вообще его не было...
   "Убить бы козла! Убить бы, - вращалось в  ее  сознании  навязчиво.  Убить
козла!"

***

   Павлов разослал оперов рыскать по городу, узнавать, где может быть  Туман
с компанией.
   - Получите информацию, сами не суйтесь, - приказал он. - У них может быть
ствол. Сразу нам на пейджер сбросьте.
   А сам с Аркашкой сел в свой видавший виды "Фиат" и  двинул  по  знакомому
заштатному городишку, где каждый столб знаком, каждый дом.  И  лица  все  по
большей части на улице знакомые, притом многие печально знакомые.
   По дороге встретили горожан, которые всегда готовы поделиться  с  операми
новостями.
   - Тумана не видели?
   - Это малолетний?
   - Ага.
   - Нет. Он вроде круто так поднялся. В Москве хату вроде как снимает.
   - На какие шиши?
   - Обокрали кого-то удачно. Начальник, дай бабок, опохмелиться надо.
   - Держи.
   Шварца дома не было Тюрьмы тоже.
   Машина ехала дальше.
   - Оп-па! - воскликнул удовлетворенно Аркаша, тыкая справа по ходу,  когда
они вывернули на улицу Сахарова  -  мэр-демократ  в  девяносто  первом  году
переименовал ее (раньше она была улицей Маркса),  снеся  при  этом  памятник
основоположнику бессмертного учения. - Смотри, прикид какой.
   - Чего? - отвлекся от  дороги  Павлов,  сбрасывая  скорость  и  пропуская
вперед синюю "Волгу" начальника отдела сбыта овощесовхоза.
   - Да вон она. Кикимора!
   - Она?  -  Павлов  посмотрел  на  затянутуюв  кожу  коренастую  невысокую
фигурку.
   - Она.
   - Берем.
   Машина тормознула перед Кикиморой.
   - Надюша, поехали покатаемся, - предложил,  выходя  из  салона  и  пошире
гостеприимно раскрывая дверцу, Аркаша.
   Аркашу она узнала. И сразу, не говоря ни слова, рванула резво прочь.
   Аркаша необычайно бодро  для  своей  вовсе  не  спортивной  комплекции  и
возраста кинулся за ней и в несколько  прыжков  настиг,  обхватил  за  талию
лапами.
   - Пошли.
   - А-а-а! - закричала Кикимора, пытаясь укусить его за  руку.  Получила  в
ответ оплеуху.
   - Э, мужики, - остановился около Аркаши  работяга  в  кепке.  -  Чего  от
ребенка надо?
   - Милиция, - кивнул Аркаша, пытаясь взвалить бешено отбивающуюся Кикимору
на плечо.
   - Все милиция, - недоверчиво пробормотал работяга. - А документ?
   Тут Кикимора на весу извернулась,  попыталась  лягнуть  довольно  неловко
Аркашу. И послышался стук - из-за ее пояса выпал "ТТ".
   Мужик-работяга во все глаза смотрел на пистолет, потом сообразив,  что  к
чему и почем, обернулся и быстрым шагом, готовый в любую секунду перейти  на
бег, двинул прочь.
   Тут Кикимора обмякла, и  Аркаша  затолкал  ее  в  машину.  Павлов  поднял
пистолет и вернулся в салон.
   - Ласточка, - начал он. - Девочки в куклы играют, а не в пистолетики.
   Кикимора захлюпала красным носом. И тут же разревелась.
   - Пистолет откуда? - полюбопытствовал Павлов.
   - Взяла.
   Слезы текли уже в три ручья.
   - У Тумана? - наобум брякнул Аркаша.
   - Угу, - всхлипывала Кикимора. - Из подвала.
   - А зачем?
   - Убить его, козла.
   - Кого?
   - Папашку-у-у, - в голос взвыла она, вытирая слезы и размазывая ладошками
по щекам.

***

   Кикимора покололась до основания. Выложила все, что знала, и готова  была
выложить то,  чего  не  знала.  Признавалась  она  с  детским  простодушием,
увлекаясь рассказом.
   В подвале, где она показала, нашли черный "дипломат" с коробками патронов
и одним "ТТ".
   - Так. У нас еще два  "ТТ"  ходят,  -  подбил  бабки  Аркаша,  когда  они
вернулись после выезда в отдел и расположились в кабинете, самом  большом  в
розыске, где обычно располагалось трое оперов - сейчас все были на выездах.
   - Один у Тумана, он с ним не расстается, - кивнул Павлов. -  Еще  один  -
или у Шварца, или у Тюрьмы.
   - Скорее всего, у Тюрьмы, - сказал Аркаша. - Шварцу только  деньги  нужны
на протеиновые таблетки для мышц. Его больше ничего не интересует.
   Настала пора собирать всю шайку.
   Расклад  был  суровый.  Задержание  вооруженных   огнестрельным   оружием
отморозков - тут могут быть любые варианты. Павлов знал, что кидать в  огонь
своих оперов, у большинства из которых стаж работы в розыске меньше  года  и
пороха они не нюхали, ни в коем случае нельзя.
   - Сбор всем, - сбросил он на пейджеры, которые  он  выцыганил  в  порядке
спонсорской помощи в прошлом году у фарфорового завода.
   Через полчаса в кабинете собрался весь розыск -  одиннадцать  человек,  в
большинстве своем совсем пацаны. Глаза у них азартно горели, как  у  волчат,
которых берут  на  первую  настоящую  охоту.  Не  каждый  день  вылавливаешь
вооруженных преступников. Мальчишки рвались в  бой.  А  Павлов,  с  усмешкой
поглядев на них, распределил:
   - Лунев - на телефоне, в штабе.
   Опер обиженно взвыл:
   - А можно на задержание?!
   - Успеешь назадерживаться. Марков, Васильев - резерв.  Столешников  -  со
мной.
   Костя Столешников был боксером, резким и подвижным, прошел службу в армии
в Чечне, умел принимать быстрые и, как правило, верные  решения,  и  толк  с
него какой-то был.
   - Начинаем...
   По полученной информации Шварц мог быть  в  самом  престижном  в  городке
спортзале "Спутник". Как появились деньги, он все свободное  время  проводил
там, тягая стальные блины.
   - Ваш билет, - заслонил проход в здание спорткомплекса,  бывший  спортзал
ныне скончавшегося ПТУ, молодой, бойкий и ничего не понимающий охранник.
   - Милиция, - не останавливаясь, произнес Павлов.
   - Все милиция. А билеты?
   Павлов, не вдаваясь в разговоры, просто снес его животом,  а  Аркаша  еще
наградил пинком:
   - Знай, кого не пущать, смерд!
   Охранник хлопал глазами.
   Они прошли в спортзал. Народу там было немного. Один  спортсмен  колотил,
прыгая, ногой по кожаной черной груше. Другой вертелся на турнике. Девушка в
спорт-костюме просто сидела на скамейке и чего-то терпеливо  ждала.  В  углу
были  застелены  маты,  торчало  баскетбольное  кольцо.  Но   главное,   что
привлекало в спорткомплексе, - отделенный сеткой тренажерный зал.  Тренажеры
были действительно не хилые, на них хозяева спорткомплекса денег не пожалели
- Во, - указал молодой опер.
   Надувшийся Шварц лежал на скамейке, всем своим видом демонстрируя великое
напряжение сил. В двух шагах от скамейки стоял его накачанный товарищ. Шварц
крякнул, и штанга стала приподниматься.
   - А меня можешь поднять вместе со штангой? - спросил Павлов, кладя ладонь
на гриф и прижимая штангу к его рельефной груди.
   Шварц выпучил глаза.
   - Э, ты чего, мужик? - завопил напарник-качок,  но  Аркаша  оттер  его  и
прошипел:
   - Вали отсюда прыжками, щенок. Тут свой разбор. "Щенок" все  понял.  Дяди
пришли серьезные. Шварц  зашипел,  штанга  давила  на  грудь  и  перекрывала
дыхание, жилы вздулись.
   - Ну, слабо? - спросил Павлов, еще сильнее вдавливая гриф. - Это тебе  не
валютники ломать. Шварц запыхтел.
   - Признанку писать будешь? Или я сяду на штангу. Спортивная  травма.  Они
бывают смертельными.
   - У-ф-ф, - зашипел Шварц.
   - Ты кивни, дружок. Будешь признаваться? Шварц кивнул.
   Павлов приподнял штангу и устроил ее на подставке. Кряхтя  и  держась  за
грудь, Шварц поднялся. Тут же на его руках защелкнулись наручники.
   - Где ствол? - спросил Аркаша.
   - У меня нет! - кашляя, выдавил Шварц.
   - А где?
   - Какой ствол?
   - Не зли нас, урод... Мы и про московский валютник, и про бензоколонки, и
откуда стволы - все знаем... Шварц закусил губу. Потом прошептал:
   - У Тумана.
   - А у Тюрьмы?
   - Тюрьма не ходит со стволом. А Туман ни шагу без ствола...
   - Ясно...
   Шварца отвезли в отдел и передали на руки следователю прокуратуры.
   Следующий адрес - квартира Тюрьмы. Павлов нажал на звонок.
   - Кого? - настороженно спросили из-за двери.
   - Вас, Серафима Степановна, - сказал Павлов.
   - Кто?
   - Знакомый ваш. Сюрприз.
   Она открыла и застыла, увидев Павлова.
   Павлов знал ее отлично - в прошлом содержательница притона, воровка,  она
полжизни провела в тюрьме, сын появился на свет там же,  а  вторую  половину
жизни решила замаливать грехи.
   - Что вам, Святослав Кондратьевич?
   - Сыночка, - отстранив ее, Павлов, а следом  за  ним  и  Аркаша  зашли  в
квартиру. Еще на улице, глянув на окна,  они  различили  за  шторами  четкий
силуэт, определенно Тюрьмы.
   Тюрьма действительно был дома. Завидев оперов,  он  схватил  первое,  что
подвернулось под руку, -  увесистый  деревянный  стул  -  и  во  весь  голос
завопил:
   - Не подходи, менты! Живым не дамся!
   Аркаша пожал плечами и шагнул ему навстречу. Для него этот стул  в  руках
Тюрьмы был не страшнее мухобойки.
   - А-а-а! - Тюрьма бросил в Аркашу стул,  сиганул  на  балкон  и  спрыгнул
вниз.
   - Третий этаж! - воскликнул Аркаша, отбивший стул рукой.
   А мамаша Тюрьмы дико заорала.
   Костя Столешников, считавший, что его поставили внизу просто так - клиент
с третьего этажа не выпрыгнет,  обалдел,  увидев,  как  с  балкона  сиганула
фигура. Прыжок был классным - как заправский шимпанзе, Тюрьма  допрыгнул  до
росшего в нескольких метрах от балкона дерева и заскользил по веткам вниз.
   - Стой, урод! - бросился к нему Столешников. Тюрьма  спрыгнул  на  землю,
ловко увернулся от оперативника и бросился бежать.
   Столешников, более быстрый, настиг его.
   - Не возьмешь! - зашипел Тюрьма, пихая ногой оперативника и нагибаясь  за
куском асфальта, которым хотел приголубить настырного мента.
   Столешников примерился и саданул его своим коронным хуком в челюсть.
   Тюрьма рухнул, как подкошенный, и задергался, не в силах подняться.
   Тут подоспел Павлов и осведомился с тревогой:
   - Не убил?
   - Нокаут, - сказал Столешников. Тюрьма наконец пришел в себя и  с  трудом
приподнялся, сплевывая кровь.
   - Вставай, родимый, - поддержал его Аркаша,  обшаривая,  нет  ли  чего  в
карманах.
   - Нам теперь долго общаться, - добавил Павлов.

***

   - Может, ОМОН вызовем, - Аркаша задумчиво поглядел на окна пятого  этажа,
где банда снимала квартиру.
   Только что они прозвонили туда по телефону-автомату,  ответил  Туман.  Он
был на хате. Изменив голос, Павлов попросил Марью Анатольевну,  нарвался  на
матерный ответ - отморозок вежливостью никогда не отличался.
   - Какой, на хрен, ОМОН, - махнул рукой Павлов. - Сами возьмем.
   - Главное, в хату попасть. Как?
   - Посмотрим.
   Они поднялись на пятый этаж. Постояли рядом с дверью. И  остановились  на
самом простом варианте. Павлов спустился на этаж вниз и  уговорил  тетку  за
пакет риса и упаковку макарон, которые он купил себе на вечер,  позвонить  в
дверь и произнести:
   - Из РЭУ. Квитанции о новом налоге за квартиру надо передать.
   - Пошла ты, - донеслось из-за двери.
   - А то милиция проверять будет. Бумажку оставить только, и все.
   Сработало. Дверь открылась. В проеме  появился  Туман  в  синей  майке  с
надписью "Фиджи".
   - Здорово, - Павлов прошел в комнату, животом вдавливая Тумана в стену, а
потом, разворачивая и снова припечатывая к стене. - Представляться надо?
   - За что? - замычал Туман, рот и нос были прижаты к стене,  и  голос  был
неважнецкий.
   - А ты забыл?
   Привели понятых. Все путем. Пистолет лежал под ворохом одежды.
   - Чего молчишь? Будешь  рассказывать?  -  зевая,  спросил  Павлов,  когда
Аркаша, которому доверили руль, тронул "Фиат".
   Павлов ощущал, как напряжение уходит, остается облегчение  и  радость  от
того, что закончилось все хорошо. Банда взята без единого выстрела.
   - Ничего не знаю, - растягивая по-шпанскому буквы, выдал Туман.
   - Твое дело. - Павлов еще шире зевнул. Показания Тумана были не  особенно
и нужны. Доказательств и без его показаний вагон.
   В отделе в большом кабинете, откуда выгнали оперов, разговор был на троих
- Аркаша, Павлов и Туман.
   - Ну что. Туман, поговорим? Прокурорский следователь попозже будет,  пока
перекинемся словечком. - Павлов уселся напротив Тумана.
   Туман не ответил. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу.
   -  Будем  говорить?  -  спросил  Аркаша.  Туман  презрительно  скривился,
нахально глядя на оперативников.
   - Хрен тебе, дядя.
   - Даже так, - удивился Павлов.
   - Ага. - Туман потянулся к пачке сигарет, оставленной на  столе  операми,
вынул одну из них. На его действия взирали с мрачным спокойствием. И тут  он
начал качать права:
   - Я имею право на звонок. И без адвоката не скажу ни слова.
   - Ни слова? - удивился Аркаша.
   Туман не оценил многообещающей интонации.
   - Ага. Менты клятые.
   Его слишком вежливо брали и слишком трепетно с ним обращались, и такая уж
у него натура: чувствуя мягкость, он принимал ее за  слабость  и  наглел  до
самого предела, который только был возможен.
   - Хер вы меня посадите, придурки!
   И тут у него взорвалось в голове. Аркаша бил  его  ладонью.  Когда  Туман
слетел со стула,  Аркаша  поднял  его,  сжал  ему  горло  так,  что  дыхание
перекрыло, снова сбил с ног.
   - Тут и сдохнешь, мутант чернобыльский, - сказал Аркаша.
   Тут еще пару раз,  умело,  так,  чтобы  на  теле  не  оставалось  следов,
приложился Павлов и потом поднял руку:
   - Хватит... Давай, гнида, пиши признанку...
   Но Туман ничего не смог написать. Он впал в ступор. И отошел уже ближе  к
суду,  когда  в  институте  Сербского  его  накачали  транквилизаторами.  Но
окончательно в себя так и не пришел. Стал каким-то заторможенным.  Дерьма  в
нем не поубавилось, но взгляд ежеминутно становился одичалым, а потом тупым.
***

   Жара стояла, как в пустыне летом. Вообще, июнь выдался необычно жарким. В
прошлом году тоже было жарко, но не так.
   В кабинете вентилятор гонял горячий воздух. Павлов  бутылку  за  бутылкой
извлекал из холодильника и жадно пил холодную газированную воду, но легче от
этого становилось не надолго.
   Прошел год, как взяли Тумана и его банду. Дело было громкое. Рассматривал
его суд присяжных. Шварца и Кикимору оправдали. Суд  присяжных  для  того  и
собирается, чтобы оправдать  убийц,  в  основном  потому,  что  те  выглядят
невинными и врут искренне. Потом  был  пересуд,  тут  уж  осудили  всех.  Не
повезло больше всех Туману, он как  раз  перед  налетом  на  обменный  пункт
справил свое восемнадцатилетие и получал срок уже как взрослый. Двадцать лет
ему предстояло провести в зоне. Тюрьма отхватил червонец.  Шварц  -  девять.
Кикимора - как слабый пол, и учитывая чистосердечное раскаяние,  -  обошлась
тремя годами и принудительным лечением от наркомании. Может, ей оно и лучше,
потому что на иглу она садилась все крепче, а в зоне у нее не  будет  такого
свободного доступа к зелью.
   Туман, несмотря на солидную статью - бандитизм, - долго спокойно жить  на
зоне не смог. Дал знать подлый нрав. Таких даже уголовники не любят, так что
один раз его предупредили, когда сотворил что-то непотребное. А  второй  раз
просто  опустили,  так  что  на  двадцать   лет   ему   было   гарантировано
секс-обслуживание уголовников. Павлов эти  дерьмовые  тюремные  традиции  не
одобрял, но по отношению к Туману это было вполне справедливо.
   Послышался осторожный уважительный стук, и Павлов крикнул:
   - Открыто.
   В кабинет вошел Золотой, ставший преемником Плотника.  Его  ребята  стали
выбиваться из-под контроля, так что Павлов пригласил его на профилактическую
беседу.
   - Слышь, Золотой, оглянуться не успеешь, как сам в камере окажешься, если
твои уроды будут в районе беспредельничать, - сразу рубанул Павлов.
   - Кто беспредельничает?
   - Туз. Кузьма. На коммерсов московских наехали.
   - Да они без моего  ведома  куролесят.  -  Золотой  устроился  на  стуле,
потупив взгляд. - Потом, заявы-то не было.
   - Заява будет - тогда я с тобой и говорить не буду, Золотой.
   - Да ладно, не кипятись.
   - Смотри, Золотой... Плотник куда лучше этих придурков в руках держал.
   Золотой  раздраженно  посмотрел  на  начальника  уголовного  розыска,  но
вынужден был согласиться и вздохнул:
   - Хороший был мужик. Крепкий.
   - Крепкий, - согласился Павлов.
   - Зря вы тех отморозков арестовали. Мы бы сами их в карьер свезли.
   - Да ладно, сами... Если