Илья РЯСНОЙ
   БУГОР



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  tp://www.bestlibrary.ru


   Двести миллионов долларов - такая,  по  самым  скромным  подсчетам,  цена
старинных рукописей, похищенных из Российской библиотеки в Санкт-Петербурге.
Их нашли в считанные дни. В  Пензенской  области  воры  завладели  "стаканом
Вершинина" изготовленным в 1802 году  -  совершенно  неповторимым  предметом
декоративно-прикладного  искусства,  стоимость  его  более  одного  миллиона
долларов.  Цена  возвращенных  уголовным  розыском   в   Ярославский   музей
украденных оттуда нехристями икон - около двух миллионов долларов. Не меньше
стоит  и  возвращенная  коллекция  старинного  холодного   оружия,   некогда
принадлежавшая  Николаю  Второму,   и   скрипка   Страдивари.   Наведывались
преступники и в  Эрмитаж,  и  в  Русский  музей.  Страдают  от  них  частные
коллекционеры. Но дело даже не в  баснословных  суммах.  Дело  в  том,  что,
похищая предметы культуры, крадут часть души народа.
   Черный рынок антиквариата во всем мире признан одним  из  самых  доходных
преступных  промыслов.   И   притягивает   он   не   обычных   бандитов,   а
преступников-интеллектуалов, отлично разбирающихся в искусстве, как правило,
имеющих соответствующее образование. В России  против  них  борются,  притом
достаточно успешно, сотрудники  созданных  в  1992  году  специализированных
подразделений уголовного розыска, о работе одного из которых и идет  речь  в
этой повести.
   В  канве  произведения  угадываются  реальные  события  и   действительно
существующие лица. Можно узнать и оперативнике уголовного розыска, благодаря
им сегодня раскрывается в России большинство громких преступлений, связанных
с культурными ценностями. В лицах ряда героев  проступают  черты  подпольных
"черных антикваров", на счету которых многие громкие преступления и  которые
вывезли из страны немало предметов культуры.  Некоторые  события,  описанные
здесь, действительно имели место. И, надо сказать, автор не понаслышке знает
то, о чем он пишет.
   Хочется надеяться, что, пока существует уголовный розыск. и  пока  в  нем
работают преданные своему делу люди, честно, не щадя себя  выполняющие  свой
долг, наше национальное достояние разграблено не будет.
   Начальник отдела по борьбе с хищениями культурных ценностей
   Полковник милиции В. И. ПРОЗОРОВ

   Убийцы  работали  спокойно,  уверенно,  без  лишней  суеты.   Израильские
стальные двери не явились для них сколь-нибудь серьезным препятствием...
   Первыми заволновались коллеги профессора Тарлаева по  работе.  Заведующий
лабораторией должен был выйти из отпуска во вторник. Но в этот  день  он  не
появился и не позвонил. Тарлаев никогда  никуда  не  опаздывал.  Заболей  он
внезапно - обязательно предупредил бы, передал, позвонил, послал телеграмму,
наконец. Такое воспитание.
   Не появился профессор и в среду. Телефон его молчал. В четверг к нему  на
квартиру снарядили ходоков, которые долго и безуспешно названивали в дверь.
   - Да приехали они с дачи, - сказала  соседка,  высунувшись  из  дверей  и
вытирая руки о передник.
   - Когда? - спросил заместитель Тарлаева.
   - Так четыре дня уже. Марья Антоновна, жена его, за солью тогда заходила.
   - Где же они?
   - Не видела больше.
   В отделении милиции появление делегации  из  лаборатории  восприняли  без
энтузиазма.
   - Пропали? - скучающе спросил дежурный по  отделению.  -  Найдутся...  Вы
знаете; что большинство пропавших находится. По статистике получается...
   -  При  чем  здесь  статистика?  -  возмутился  заместитель  Тарлаева   и
продемонстрировал удостоверение депутата Московской городской Думы. -  Будем
беседовать в другом месте. Или поможете?
   По стойке смирно, конечно, дежурный не вытянулся. Поморщился досадливо  и
сказал:
   - Поможем, для этого и поставлены... Пошлем дежурную группу.
   Молоденький капитан - местный участковый, и кряжистый мордатый старшина -
сотрудник  патрульно-постовой  службы,  подкатили  к   солидному   дому   на
Фрунзенской набережной на милицейском "жигуле".  Они  поднялись  на  этаж  и
настойчиво позвонили в дверь. Им никто не ответил. Тогда они  поднялись  еще
этажом выше. После недолгих переговоров пожилая женщина впустила их  к  себе
на балкон.
   - Надо спускаться, - сказал капитан, перегнувшись через балконные поручни
и смотря вниз.
   - Надо, - с неохотой произнес старшина, понимая, что  спускаться  ему.  А
высоты он побаивался, и показывать чудеса ловкости на высоте  шестого  этажа
ему не хотелось.
   Они соорудили конструкцию из кожаных ремней и веревки.
   - Выдержит, - сказал капитан, попробовав страховку на прочность.
   - Ох, ерики-маморики. Хряпнуть  бы  стограммовку  перед  таким  делом,  -
произнес старшина
   - После хряпнем, - пообещал капитан.
   - А, где наша не пропадала, -  махнул  рукой  старшина  и  вылез  наружу.
Дернул еще раз ремень. Пригнулся осторожно, цепляясь за край балкона.  Потом
начал медленно спускаться, стараясь не смотреть вниз. На миг свободно завис.
Качнулся. И ноги его коснулись поручней.
   - Фу, - он перевел дух, облокотился о прохладный кирпич.  Потом  спрыгнул
на балкон.
   - Ну, чего там? - крикнул капитан.
   - Ерики-маморики!.. Вызывай опергруппу. И труповозку!..
   Я приехал на место происшествия, когда там уже вовсю работали следователь
прокуратуры и эксперты с Петровки блеском молнии били по глазам фотовспышки.
Техник из  местного  отделения  обрабатывал  кисточкой  поверхность  буфета,
переносил на дактилоскопическую пленку проступавшие следы пальцев рук.
   Трупы еще  не  вывезли.  Два  тела  -  пожилого  седобородого  мужчины  в
спортивном костюме и полной женщины в домашнем цветастом платье -  лежали  в
большой, заставленной  старинной  мебелью  комнате.  Из-под  потолка  бросал
мягкий желтый свет матерчатый абажур.
   Сколько я за свою  жизнь  насмотрелся  вот  таких  тел  -  с  колотыми  и
рублеными ранами, с признаками удушения и отравления. Но когда  видишь  труп
человека, которого неплохо знал и с которым встречался месяц  назад,  это  в
первый миг кажется нереальным, как плохая театральная постановка  в  которую
никак не получается поверить. И требуется некоторое время,  чтобы  осознать:
знакомый тебе человек переселился в мир мертвых. Нужно время, чтобы признать
сей факт  окончательным,  обжалованию  не  подлежащим.  Чтобы  хоть  немного
привыкнуть к нему.
   Я присел на колено возле трупа профессора Тарлаева. Две пули - в спину  и
в затылок. Аккуратненькие такие дырочки, через которые утекла жизнь.
   - Эх,  Святослав  Васильевич,  Святослав  Васильевич,  -  прошептал  я  и
вздохнул.
   Профессор был человеком исключительным. Он обладал громадной эрудицией  и
знал, казалось, все про все. Он всегда был готов помочь людям.  Меня  он  не
раз консультировал по вопросам искусства. А еще он был добряком и  любителем
хорошего коньяка. И все происшедшее поражало своей несправедливостью.
   Я встал, провел ладонью по стене. В последний раз, когда я был здесь,  на
этих  стенах  висели  прекрасные  картины.  Здесь  были  Поленов  и  Сарьян,
Кустодиев и Левитан. И мне с этой зияющей пустотой на стенах свыкнуться было
не легче, чем с телами на полу. Обычные цветастые  обои  с  квадратиками  на
месте картин выглядели уродливо, как окна с разбитыми стеклами. Я знал,  как
все выглядело раньше. И я чувствовал, как пусто теперь  здесь.  Другие  этой
пустоты не ощущали.
   В этой  квартире  еще  недавно  был  уютный,  очаровательный  мир  старой
московской интеллигенции - эдакий осколок прошлого.  Это  тот  мир,  где  по
старинке слушали не поп-группу "Мумий Тролль" и беззубого Шуру, а Шаляпина и
Козловского, где по неисправимой старомодности читали не "Месть Бешеного", а
Гоголя и Тютчева, где считалось более пристойным занятием печатать работы  в
научных журналах, а  рекламу  о  продаже  средства  от  тараканов  в  газете
"Экстра-М" чтобы сбыть лежалый товар. Ясное дело - долго так  одолжаться  не
могло. И большой мир ворвался в  этот  маленький  мирок  в  виде  киллера  с
пистолетом. Большой мир прошелся танковыми гусеницами, не оставив  камня  на
камне.
   - Давность наступления смерти?  -  спросил  я  Леху  Зайцева  заместителя
начальника местного отделения по оперработе.
   - Где-то трое суток, - сказал Зайцев. - Во  вторник  Тарлаев  должен  был
выйти на работу. Значит, накануне...
   - Из чего стреляли?
   - Может, из револьвера, - пожал  он  плечами.  -  Гильзы  не  обнаружено.
Калибр где-то около девяти миллиметров...
   - "ПМ"?
   - Эксперт говорит, не похоже... Стандартно, по два выстрела на  человека.
На поражение и контроль. В шесть патронов уложился.
   - Почему в шесть?
   - В спальной лежит дочь Тарлаева. Она  читала  книгу.  Скорее  всего  был
включен проигрыватель, и она не слышала, что творилось  в  большой  комнате.
Разделавшись с родителями, убийца зашел потратить еще два  патрона.  Так  же
аккуратно...
   Что тут скажешь? Только слегка сдавило голову и прошли мурашки по телу от
ощущения ледяного дыхания смерти, унесшей еще одну душу в неизведанные дали.
   - Они работали не спеша, -  произнес  Зайцев,  показывая  на  коридорчик,
ведущий в кухню. - Смотри.
   Рамы от картин были аккуратно сложены в коридоре. Зачем тащить картины  с
рамами? Добыча должна быть  упакована  компактно,  чтобы  ее  нетрудно  было
вынести из квартиры.
   Я нагнулся и показал на небольшой кусочек белой бумаги на полу.
   - Упаковочная бумага, - сказал я. - Да? - Зайцев  нагнулся  над  ней,  не
касаясь рукой. - Ребята  работали  хладнокровные.  Не  наследили.  Тщательно
упаковали картины.  И  трупы  им  не  мешали.  Тут  нужна  хорошая  закалка.
Молокососы  после  убийства   обычно   резко   смываются,   наспех   покидав
награбленное в сумки, - подытожил я.
   - Похоже, - кивнул Зайцев.
   - Явно -  киллеры  со  стажем,  -  отметил  я.  -  Знаешь  Тарлаевы  были
достаточно напуганы разгулом преступности, "Криминальную хронику" выписывали
не зря. Страху набрались. Поэтому разорились на израильские стальные  двери.
А вот сигнализацию с выводом на пункт охраны ставить отказались.
   - Почему?
   -  Дубликат  ключа  нужно  в  отдел  охраны  отдавать.  Боялись.  Поэтому
оборудовали квартиру ревуном. При попытке взлома вой тут такой стоял бы, что
жители из окон повыпрыгивали бы. Двери Тарлаевы открывали  только  знакомым.
Так что убийцу впустили они сами.
   - "Труба засорилась", "телеграмма", "Мосгаз" - не прошло бы?
   - Нет. Хозяева прозвонили бы в организацию убедиться, что  пришли  именно
оттуда... Нет, тут побывал кто-то свой. Тот, кого встретили чаем с вареньем.
   - Значит, среди своих надо искать... Хребтом чую - висяк будет, -  Зайцев
похлопал себя широкой ладонью по бычьей шее. - Хрен мы это дело поднимем!
   - Поднимем, - заверил я.
   - Сладкоголосо поешь, - поморщился Зайцев. Первая неделя работы показала,
что правота пока была на стороне Зайцева. По горячим следам преступление  не
раскрывалось. Поквартирный обход практически ничего не дал. Только  алкаш  с
первого этажа сказал, что в день убийства видел поднимавшегося  по  лестнице
мужчину. Составили фоторобот, но толку-то? Я не знаю случая,  чтобы  кого-то
поймали по фотороботу...
   Отрабатывались связи,  знакомые  убитых.  Возникали  версии,  но  тут  же
отпадали. Дело начало зависать...

***

   На втором  этаже  Центрального  дома  художника  на  Крымском  валу  была
выставка немецкого авангарда. Когда  я  смотрел  на  размалеванные  грубо  и
неинтересно полотна, у меня от скуки сводило скулы.
   Толпа валила, естественно, не на авангард. Толпа  валила  с  авангарда  -
прямиком на Всероссийский антикварный салон. В толпе валил туда и я.
   Естественно, покупать я там ничего не собирался.  А  собирался  на  людей
посмотреть. И на вещи.
   Я продемонстрировал удостоверение  МУРа  дюжим  молодцам  в  выглаженной,
аккуратной синей форме, с пистолетами в кобурах - их присутствие здесь никак
не излишне, учитывая какие ценности свезены сюда.
   - Проходите, - сказали охранники.
   И я через два шага оказался в мире  красивых  и  дорогих  вещей,  больших
денег, нешуточных страстей.
   Выставочные площади  под  салон  в  этом  году  отвели  приличные.  Здесь
представлены были несколько десятков  антикварных  магазинов  -  в  основном
питерские и московские. Свозили сюда лучшее, показать товар лицом.
   Публика делилась на две основные категории. Первая: леди и джентльмены  в
модных туалетах, обязательно с торчащими из сумочек или  нагрудных  карманов
мобильными  телефонами  -  есть  такой  новорусский  тотемный  предмет,  без
которого  и  в  люди  не  выйдешь.  Это  были  толстосумы,   присматривающие
какую-нибудь ветхую безделицу, типа эскиза Саврасова, в роскошный  сортир  в
своем новом подмосковном коттедже. Вторая  категория:  нечесаные,  неумытые,
странного вида существа - художники,  реставраторы,  искусствоведы,  которых
интересовали не столько  цены,  поскольку  для  них  они  были  недостижимы,
сколько сами произведения.
   Время  от  времени   попадались   знакомые   лица.   Вон   прошел   кумир
шестидесятников поэт  Андрей  Вознесенский,  держа  мило  за  ручку  девицу,
годящуюся ему во внучки. Вон профланировал знаменитый телеведущий  и  застыл
перед коллекцией фарфора двадцатых годов. Вон прошествовал  дирижер,  хорошо
известный не только в музыкальном мире, но и среди коллекционеров.
   Глаза разбегались. Хочешь поделки Фаберже, хочешь картины  -  пожалуйста.
Ну а также иконы, монеты, марки, плакаты Двадцатых и  тридцатых  годов  типа
"Враг подслушивает", книги - все, что душе угодно.
   Цены писали в рублях или в никем и никогда не виденной валюте, называемой
УЕ., которую в народе прозвали неприлично - не скажу как,  дабы  не  вгонять
читателя в краску. Рубли я в уме переводил в доллары, чтобы  было  понятнее.
Цены кусались, притом больно кусались.
   На витрине стоит металлическая пол-литровая бутылочка  с  выгравированной
надписью: "Казенное столовое. Цена вина 10 коп, посуды -  3  коп.  Итого  13
коп. Крепкостью 40".  До  революции  таких  было  завались,  сегодня  она  -
уникальна и стоит две тысячи долларов.  А  вот  невзрачная  белая  зажигалка
старая, потертая, за которой и не нагнешься, если увидишь на полу.  Она  шла
за две тысячи баксов - это плата  для  людей  которые  хотят  иметь  осколок
минувшего.
   - Ух ты, а  это  сколько?  -  спросил  я  продавщицу,  проведя  по  крупу
чугунного огромного коня - почти в настоящий рост.
   - Недорого. Двадцать тысяч УЕ, -  пластмассово  улыбнулась  девушка.  Она
улыбалась всем, зная, что коня все равно не купят.
   - Хорошая кобыла, - я похлопал коня  по  крупу  и  перешел  к  стендам  с
посудой.
   Набор золотой посуды шел за тридцать тысяч долларов.  Солонка  -  полторы
тысячи. Фарфоровая  тарелка  с  надглазурной  росписью  -  тысяча  восемьсот
долларов.
   - Многовато будет, -  кивнул  я  на  небольшую,  сантиметров  двадцати  в
высоту, фигурку русского пехотинца времен Первой Отечественной войны - яшма,
агат, серебро, золото. - Пятьдесят тысяч долларов все-таки.
   - Вещь-то  уникальная,  -  с  вежливым  высокомерием  произнесла  хозяйка
магазина - высокая сухая пожилая женщина, сидевшая в кресле в глубине  своей
экспозиции.
   - А чего-нибудь подешевле? - спросил я.
   - Подешевле - это как? - Она встала и подошла ко мне.
   - Ну, долларов за десять.
   - Только проспект нашего магазина, - улыбнулась она.
   - Я, может, вернусь еще и  куплю  парочку,  -  кивнул  я  на  солдата.  -
Детишкам позабавиться.
   Сделав большой круг, я зарулил на посадку - в  служебное  помещение.  Там
были расставлены мягкие черные кресла, столы.  На  столе  стоял  поднос,  на
подносе - бокалы, в бокалах пузырилось шампанское. Шампанское пили избранные
гости и хозяева.
   - День добрый, - сказал я, проходя в помещение.  Мне  закивали  в  ответ.
Меня знали.  Тут  были  две  шишки  Министерства  культуры,  оперативник  из
таможенного комитета и еще пара торгашей. Торгаши обсуждали какую-то  сделку
привлекая к спору представителя из  департамента  Министерства  культуры  по
сохранению культурных ценностей.
   Я присел в кресло  рядом  с  седым,  с  рассеянно-лукавым  выражением  на
морщинистом  лице  Николаем  Ивановичем  Рамсуевым  -   начальником   отдела
Министерства культуры. Он  пялился  в  бокал  и  ни  в  какие  дискуссии  не
встревал.
   Девушка в белом накрахмаленном передничке поднесла мне бокал шампанского,
от  которого  я  не  отказался.  Хотелось  немного  расслабиться.  Я  устал.
Позавчера   подчистили   квартиру   Марата   Гольдштайна   -   реставратора,
коллекционера. Воры забрали коллекцию монет и несколько картин.  И  опять  -
дело глуховатое. Свидетели видели пару каких-то кавказских морд. Если кто-то
считает, что в Москве мало кавказских морд - он ошибается. И  больше  не  за
что зацепиться. Плохо. Глухарь за глухарем прилетает в наш огород.
   - Народу много - покупателей мало, - сказал Рамсуев,  пододвигая  ко  мне
вазочку с конфетами.
   - Не покупают? - с сочувствием поинтересовался я.
   - Вчера  какой-то  кореец  купил  Айвазовского  за  сто  пятьдесят  тысяч
зеленых, - усмехнулся Рамсуев. - В "Антикваре на Бронной". Хозяин до сих пор
не может прийти в себя.
   - А кроме этого что купили?
   - Практически ничего. А вы себе что присмотрели? - Улыбнулся он.
   - Я на такие дешевки не размениваюсь, - сказал я.
   - Ваше здоровье, - он поднял бокал. Мы чокнулись. Через  несколько  минут
таможенник и торгаши куда-то рассосались. Остались мы с  Рамсуевым,  да  еще
официантка скучала за стойкой с бутербродами и бутылками.
   - Из ваших вещей в этом году ничего не нашли? - спросил Рамсуев.
   - Ничего.
   - Воры стали умнее или воровать стали меньше?
   - Трудно сказать, - пожал я плечами.
   Перед открытием салона я несколько дней проверял все представленные  сюда
предметы по банку данных "Антиквариат" Главного информационного центра МВД -
не значатся ли они среди похищенных. Странно, но ни одной краденой  вещи  не
обнаружили,  хотя  на  прошлых  салонах  снимали  с  продаж   по   несколько
экспонатов.
   - Здравствуйте, - с этими словами в помещении появился  господин,  доселе
мне незнакомый - высокий, атлетического сложения мужчина  лет  сорока  пяти.
Лицо его было широкое и добродушное, волосы пышные. Костюм - дорогой.  Очень
дорогой и неброский. И из нагрудного  кармана  не  высовывался  бесцеремонно
сотовый телефон. - О, Николай Иванович, - развел он руками.
   - Сергей Федосович, вы ли это? -  Рамсуев  поднялся  с  кресла,  похлопал
гостя по плечу.  -  Садись,  -  он  кивнул,  гость  устроился  в  кресле.  -
Шампанское, вино? Мы сегодня гуляем за счет мирового капитала.
   - Хорошо угощаете.
   - К сожалению, день рождения только раз в году, хмыкнул Рамсуев.
   - Шампанское? - скривился гость. - Только зубы полоскать.
   - Оленька, - сделал жест Рамсуев. Официантка вытащила из шкафчика запас -
бутылку коньяка.
   - Французский. Для особо приближенных, - отметил Рамсуев.
   - Это сгодится.
   - Майор Тихомиров из Московского уголовного розыска,  -  представил  меня
Рамсуев.
   Сергей Федосович с интересом посмотрел на меня, пожал руку. Рукопожатие у
него было крепкое.
   - За знакомство, - он поднял бокал с коньяком. И опрокинул его разом, как
опрокидывают водку. - А спирт лучше, - переведя дух, выдохнул он.
   - В тайге спирт пьют? - спросил Рамсуев.
   - В тайге пьют все, что горит, - улыбнулся Сергей Федосович.
   - Геолог, - сказал Рамсуев. - Грубый народ.
   - Не такой уж и грубый...
   - Помимо того, что Сергей Федосович геолог, он еще и широко  известный  в
узких кругах коллекционер.
   Я напрягся, пытаясь припомнить, кто это такой.  Но  в  голову  ничего  не
приходило. Хотя мир коллекционеров и напоминает большую деревню, но все-таки
всех  знать  невозможно   даже   оперативнику   специализированного   отдела
Московского уголовного розыска по борьбе с х