е года назад, когда  Денис,  уставший
кропать вульгарно-похабные статейки для "Мега-СПИД-Экспресса", решил на свой
страх и риск  расследовать  загадочное  убийство  генерала  Красномырдикова,
случившееся в  Рузаевке  -  небольшом  дачном  поселке,  вошедшем  в  состав
разросшейся за последние десятилетия Москвы.
   Генерал,  как,  впрочем,   многие   российские   военные,   не   гнушался
сотрудничеством с мафией, и  Психоз  был  лично  заинтересован  в  выяснении
обстоятельств его смерти.
   Примыкающая к Кольцевой дороге Рузаевка, как  и  весь  Синяевский  район,
"ходила под Психозом", а  принадлежащий  ТОО  "Лотос"  небольшой  рузаевский
магазинчик с апокалиптическим номером 666,  около  которого,  собственно,  и
зарубили  топором  злосчастного  генерала,  успешно  процветал  под  прочной
"двускатной" крышей - бандитской и ментовской.
   Устроившись  в  магазин  лоточником,  Денис  близко  познакомился  как  с
ментами, так и с бандитами и даже ухитрился напроситься в напарники к Колюне
Чупруну - оперу с Петровки, расследовавшему убийство генерала.
   Энергичный журналист  пришелся  по  душе  синяевскому  авторитету,  и  он
приблизил паренька к себе, пожаловав ему должность  "придворного  писателя".
Некоторое время Губанов даже баловался идеей  купить  для  Дениса  газету  и
назвать ее "Голос синяевцев". Личного печатного органа до сих пор  не  имела
ни одна преступная группировка, а Психозу нравилось "опережать свое  время",
да  и  вообще,  будучи  личностью  неординарной,  он  являлся   неиссякаемым
источником весьма оригинальных идей.
   Дружба криминального авторитета, несомненно, льстила Зыкову, но в  то  же
время журналист понимал, что излишнее сближение с  боссом  синяевской  мафии
может повлечь за собой непредсказуемые, а то и весьма печальные последствия,
и старался соблюдать осторожность.
   До  сих  пор  Денису  удавалось  отбрыкиваться  от  руководства  "Голосом
синяевцев" под предлогом того, что все его силы брошены на работу над "Всеми
грехами мира". Теперь, когда книга закончена,  повод  для  отказа  исчез,  и
следовало в срочном порядке придумать новый предлог.
   "Ладно, как-нибудь выкручусь", - засовывая в принтер стопку бумаги, решил
журналист"
 
*** 
 
   Неуверенно  двигающаяся  по  мокрому  шоссе   патрульная   машина   мчала
удовлетворенных во всех отношениях "гиббонов" сквозь промозглую сырость ночи
к уютной и светлой, надежно защищенной от непогоды будке поста ГИБДД.
   "Все зло от водки, - думал блаженно раскинувшийся на заднем сиденье майор
Зюзин. - Но до чего же хороша, проклятая!"
   Пашины губы все еще ощущали пряный жар поцелуев  пылкой  и  горячей,  как
выхваченный из кипящего масла чебурек, крутобедрой  Галочки,  в  паху  млела
сладкая  истома,  а  желудок  приятно  согревала   щедро   принятая   внутрь
"Перцовка".
   Сидящий за рулем наиболее трезвый из "святой  троицы"  сержант  Курочкин,
мелодично и, главное, совершенно искренне напевал об "упоительных  в  России
вечерах". Макар Швырко, раскатисто похрапывая, дремал на переднем сиденье.
   Ночь была прекрасна, жизнь была прекрасна, погода была... ну, если  и  не
совсем прекрасна, то, по крайней мере, не так уж и плоха.
   "Подумаешь,  выпили,  подумаешь,  расслабились   немного,   -   размышлял
благодушествующий Зюзин. - Нельзя же прямо так, в одночасье, взять  и  стать
праведником. Можно подумать, что другие не пьют. Все пьют,  без  исключений.
Министра МВД, и того застукали в бане с водкой и девочками. Тут главное - не
попадаться. Не облажаться, как говорит генерал Запечный".
   Паше Зюзину, в отличие от  его  отнюдь  не  святых,  но  более  удачливых
коллег, по какой-то непонятной причине катастрофически не везло.  Из  одного
переплета он неизменно попадал в другой. Приключения  бравого  майора  давно
успели стать притчей во языцех, а среди сотрудников дорожной полиции он даже
стал своеобразной легендой.
   Сладкое бремя сомнительной славы майор впервые ощутил  после  вошедшей  в
анналы ГИБДД знаменитой истории о том, как он, наклюкавшись в доску, едва не
протаранил на своем "Вольво" машину Ельцина в бытность того президентом,  за
что и получил кличку "ТТ" или "трезвый террорист".
   Руководство замяло скандал, но почти на полгода оторвало Пашу  от  теплой
кормушки в конторе по выписыванию прав, переведя его на патрульную машину.
   Затем были новые пьянки и новые неприятные инциденты,  которые,  впрочем,
не влекли за собой ничего более серьезного, чем взыскания и привычные матюги
начальства.
   Самым обидным было то, что на  пост  ГИБДД  Зюзина  сослали  даже  не  за
пьянку, да и вообще, во всем происшедшем не было его вины, если, конечно, не
считать  виной  отказ  майора  купить  своей   любовнице   Гульнаре   модную
итальянскую юбку за полторы тысячи рублей.
   С типичным  для  восточных  женщин  коварством  мстительная  и  деловитая
казашка Гуля обиду стерпела, но не забыла.
   - Вот ведь стерва злопамятная, - жаловался потом Паша коллегам.  -  Прямо
как в анекдоте про физиолога Павлова, того, что собачек мучил под предлогом,
что рефлексы у них изучает. Слышали этот анекдот? Нет? Так вот, когда Павлов
был маленьким, его укусила собака. Собака укусила - и забыла. А Павлов вырос
- и не забыл...
   Итак, Гульнара не забыла.
   Улучив подходящий момент, мстительная казашка напоила любовника и, уложив
его  спать,  вытащила  Пашино  служебное  удостоверение.  В  карман   Зюзина
удостоверение вернулось с некоторыми изменениями. На месте срезанной Пашиной
фотографии красовалось на редкость непристойное изображение голой девицы,  с
вызывающим видом демонстрирующей  всему  миру  свои  первичные  и  вторичные
половые признаки.
   Выбранная Гульнарой секс-бомба  представляла  собой  даму  пик  в  колоде
миниатюрных порнографических карт, которые  майору  Зюзину  пару  лет  назад
подарил Колюня Чупрун, опер с Петровки,  реквизировавший  их  при  обыске  у
"нового русского", проходившего по делу об изнасиловании.
   К даме пик у Гули были свои,  вполне  обоснованные,  претензии.  Когда  у
майора с похмелья или  после  тяжелого  трудового  дня  случались  небольшие
заминки с "исполнением мужского долга", он доставал  из  кармана  форменного
мундира колоду карт, отыскивал в ней ту самую развратную пиковую  шлюшку,  с
минуту  восторженно  похрюкивал  и  причмокивал,  созерцая  ее  безразмерные
арбузные  груди  и  подстриженные  в  форме   сердечка   белокурые   волосы,
курчавящиеся между  непристойно  раздвинутыми  ляжками.  В  результате  этой
процедуры "жезл" бравого "гиббона"  обретал  твердость  и  мощь  милицейской
дубинки.
   Гульнара, как и  следовало  ожидать,  злилась,  завидовала  и  ревновала.
Несколько раз  она  порывалась  отнять  и  уничтожить  ненавистную  бумажную
соперницу, но майор был бдителен  и  тщательно  оберегал  пиковую  даму  его
сердца от любых посягательств на ее жизнь и достоинство.
   Как известно, женское  коварство  не  знает  пределов.  Самсон  доверился
Далиле, Олоферн - Юдифи, Марат - Шарлотте Корде. Все  знают,  что  из  этого
получилось. Для несведущих поясняю: летальный исход.
   Итак, из дома ревнивой казашки  Гули  Зюзин  вышел  с  удостоверением,  в
котором рядом с его фамилией  демонстрировала  свои  ослепительные  прелести
порнографическая пиковая секс-бомба.
   По злосчастному стечению обстоятельств в тот  день  московские  "гиббоны"
должны  были  торжественно  принимать  "гиббонов"  французских.  На  встречу
прибыло высокое начальство из министерства. Генералы, как  водится,  толкали
речи о высоком долге, ответственности, чести и морали.
   Затем последовала менее официальная часть,  и  тут  какому-то  скучающему
французишке пришло  в  голову  сравнить  их  заграничную  ксиву  с  русскими
удостоверениями. Объяснившись с Пашей через переводчика, он сунул ему в руку
свою  синюю  книжечку,  в  ответ  на  что  ничего  не  подозревающий   Зюзин
торжественно вручил иностранному коллеге собственное удостоверение.
   Все было бы ничего, но рядом с французом, белугой  взвывшим  от  восторга
при виде сногсшибательных прелестей дамы пик, оказался генерал  Дергунов  из
министерства - язвенник, трезвенник (вследствие язвы) и  поэтому  желчный  и
злой на весь мир моралист.
   Генералу Запечному едва удалось отстоять своего протеже. Майор,  мысленно
матеря на все корки треклятую паскудину Гулю, клялся и божился, что он здесь
вообще ни при чем,  что  он  никоим  образом  не  собирался  ронять  престиж
Российского государства в глазах иностранных  коллег,  но  это  не  помогло:
Зюзина отправили в позорное  изгнание  на  занюханный  и  малодоходный  пост
ГИБДД.
   Именно тогда генерал Запечный и объяснил Паше,  что  вытаскивает  его  из
неприятностей в последний раз.
   Именно тогда майор дал себе слово быть паинькой. Дал - и, как видите,  не
сдержал.
   "В последний раз, - решил Паша Зюзин, отрешенно созерцая проплывающие  за
окном "Жигулей" светлячки далеких огней. -  Это  было  в  последний  раз.  В
самый-самый последний. Больше - никаких  нарушений  дисциплины.  Я  не  имею
права рисковать. А сейчас остается надеяться, что в наше отсутствие не  было
проверки".
   Ну, разумеется, не было. Проверки ведь устраивают не каждый день -  да  и
кому в такую погоду придет в голову тащиться среди ночи к никому в  общем-то
не нужному посту ГИБДД? Ему не о чем беспокоиться. Все будет хорошо.
   - Все будет хорошо, - успокаивая себя, пробормотал майор.
   Храп Макара Швырко стал громче и раскатистее. Сержант Курочкин, с  пьяной
тщательностью цепляясь за руль, заезженной пластинкой снова и снова повторял
полюбившийся ему куплет об "упоительных в России вечерах".
 
*** 
 
   Туалет ночного клуба "Лиловый мандарин" был отделан плиткой,  имитирующей
розовый  мрамор,  В  огромном,  на  полстены,  зеркале,   закрепленном   над
умывальниками, отражались две девушки лет двадцати пяти - высокая  блондинка
с осиной талией, пышной грудью и широкими  сексуальными  бедрами  и  изящная
зеленоглазая брюнетка с античными чертами лица и маленьким хищным ртом.
   - С милым рай в  шалаше,  если  он  атташе,  -  подправляя  косметическим
карандашом яркий контур вызывающе чувственных губ, изрекла  белокурая  Алиса
Гусева.
   - Ну, твой-то атташе живет далеко не в шалаше, -  завистливо  усмехнулась
Наташа Лиганова. - Вилла на  Балеарских  островах,  особняк  под  Брюсселем,
собственная яхта...
   - Не исключено, что в самое  ближайшее  время  все  это  станет  моим,  -
самодовольно усмехнулась Алиса, окидывая критическим взором результат  своей
деятельности.
   - Ты это серьезно? - напряглась Наталья.  -  Неужели  Шарль  сделал  тебе
предложение?
   - Пока не сделал, но вот-вот разродится. У меня на такие вещи нюх.
   - В таком случае я на твоем месте вела бы себя осторожней.
   - Что ты имеешь в виду?
   Теперь Алиса удлиняла кукольно-густые ресницы "махровой" темно-коричневой
тушью.
   - То, чем ты занимаешься. А если Шарль узнает?
   - Ерунда. Он ест у меня с руки. Уж кто-кто, а я-то  сумею  запудрить  ему
мозги.
   - Смотри, как бы это он тебе мозги не запудрил, -  враждебно  прищурилась
брюнетка.
   - О чем это ты?
   - Ты уверена, что твой атташе сделает предложение именно тебе7
   Засунув тушь в косметичку, Алиса вынула из нее флакончик духов "Шалимар",
смочила пальчик, неторопливо прикоснулась им к  коже  за  ушами,  к  шее,  к
ложбинке между высоких грудей, спрятала духи и только после этого посмотрела
на подругу.
   - А кому еще, интересно,  он  может  сделать  предложение?  -  с  нажимом
произнесла она. - Тебе, что ли?
   - При чем тут я? - пожала плечами Наташа. - Это я к тому, что,  возможно,
Шарль водит тебя за нос точно так же, как ты его. Французы все одинаковы.
   - Шарль не француз, а бельгиец, - поправила подругу Гусева.
   - Тем хуже, -  язвительно  хмыкнула  Лиганова.  -  У  меня  был  любовник
француз, так он говорил, что бельгийцы для французов  -  то  же  самое,  что
чукчи для русских. Возьми  анекдоты  про  чукчу,  замени  слово  "чукча"  на
"бельгиец" - и получишь сборник французского юмора.
   - Не выйдет, - покачала головой Алиса. - В Бельгии нет  моржей,  нерпы  и
шаманов.
   - Зато дураков - хоть жопой ешь - как на Чукотке.
   - Ну, Шарля дураком не назовешь.
   - Счастливое исключение, - поморщилась Наталья. - Только  счастливое  оно
для Шарля, а не для тебя. Сама подумай  -  за  такого  парня  любая  русская
красотка готова будет  драться  зубами  и  когтями.  Вряд  ли  ты  выдержишь
конкуренцию. Держу пари,  что  сейчас  твой  бельгийский  чукча  резвится  в
постели какой-нибудь очередной фотомодели, а она из  кожи  вон  выпрыгивает,
лишь бы ублажить молодого богатого иностранца в надежде, что красавец атташе
на ней женится.
   - Ты так говоришь, потому что завидуешь мне, раздраженно сказала Гусева.
   - Что, правда глаза колет?
   - К твоему сведению, Шарль сегодня вечером приглашен на бридж к послу.
   - Ну, разумеется, - съязвила Наталья. - Прямо-таки к послу  и  прямо-таки
на бридж. Кстати, к послу, или к жене посла?
   - Ладно, - с мрачной решимостью произнесла Алиса. - Сейчас я ему  позвоню
и все выясню.
   Вытащив из сумочки сотовый  телефон,  она  набрала  номер.  Около  минуты
девушка слушала длинные гудки, потом, закусив губу, сделала еще одну попытку
- и снова безрезультатно.
   - Что, отключил телефон? - Лиганова снисходительно похлопала  подругу  по
плечу. - Это меня не удивляет.  Ничто  не  раздражает  мужика  сильнее,  чем
телефонный звонок, раздавшийся в не подходящий для  этого  момент,  особенно
если звонит одна из его любовниц.
   - Все, закрыли тему, - скрипнула зубами Гусева.
   - На таких, как мы, не женятся, - пожала плечами Наташа. - Зато тратят на
нас несравнимо больше, чем на законных жен, - и  в  этом  есть  определенное
преимущество. Ладно, пойдем, а то кавалеры, наверное, уже заждались.
   - Он женится на мне, - твердо сказала Алиса. - Женится, вот увидишь.
   - Блажен,  кто  верует,  -  зло  ухмыльнулась  Лиганова.  -  Знаешь,  что
представляет собой вера? Неоправданную убежденность в не правдоподобном - не
больше и не меньше. Как  мудро  заметил  Гейне  -  "Случайный  визит  в  дом
умалишенных  наглядно  демонстрирует,  что  вера  ровным  счетом  ничего  не
доказывает".
   - Катись ты знаешь куда...
   - Куда? На бельгийскую Чукотку? - язвительно уточнила Наталья.
 
*** 
 
   - Приехали, - сообщил сержант  Курочкин,  спьяну  нажав  на  тормоз  чуть
сильнее, чем требовалось.
   Не  пристегнувшийся  ремнем  Макар  Швырко  качнулся   вперед,   несильно
врезавшись головой в лобовое стекло.
   Храп прекратился, плавно трансформировавшись в матюги.
   - Вот л-лишу тебя прав за вождение в нетрезвом  виде,  тогда  узнаешь,  -
пригрозил Феде Паша Зюзин.
   - Пускай все сон, пускай любовь игра, Но что тебе мои порывы  и  объятья?
На том и этом свете буду вспоминать я, Как упоительны  в  России  вечера,  -
вместо ответа фальцетом вывел тот.
   - Нет, все-таки когда-нибудь алкоголь нас погубит, - вздохнул майор.
   - Алкоголь и женщины, - ненадолго отвлекшись от пения, уточнил  Курочкин.
- Ж-женщины еще опаснее алкоголя.
 
   - Я по правилам езжу, я пристегнут ремнем,
   Не иду на обгон и не пью за рулем,
   Но он штрафует меня,
   Он находит придирки любые...
 
   -  устав  материться,  сержант  Швырко   неожиданно   разразился   бодрым
рок-н-роллом, заглушившим заунывную лирику Курочкина.
   - Он как хитрый  волшебник  своей  палкой  махнет,  И  несет  ему  деньги
проезжий народ, - энергично  подхватил  переставший  сокрушаться  по  поводу
пьянства Зюзин.
   - Как упоительны в России вечера, - возвысив голос,  настаивал  на  своем
Федор.
   -  Неуж-жели  ты  л-любишь  его  за  пол-лосатую  палку?   -   в   унисон
поинтересовались Паша с Макаром. Распахнув дверцы, "гиббоны"  вывалились  из
машины.
 
   - Ты достойна любви - это факт,
   Но твой муж - гибэдэдэшник!!!
 
   Сержант Курочкин сдался, присоединившись к нестройному хору товарищей:
 
   - Твой отец - гибэдэдэшник!!!
   И твой дед - гибэдэдэшник!!!
   И твой брат - ги-и-б-бэ...
 
   Песня, испуганно булькнув, безнадежно захлебнулась в пересохших от  ужаса
глотках бравых сотрудников дорожной полиции.
   Пару минут "гиббоны" провели в странном оцепенении пытаясь сообразить, не
является ли посетившая их галлюцинация симптомом белой горячки.
   - Черт залез на потолок, Ты не бойся, паренек, Это белая  горячка  К  нам
зашла на огонек, - дрожащим голосом заблеял Федя Курочкин.
   - Я сплю, да? - цепляясь за стремительно  ускользающую  надежду,  голосом
умирающего осведомился майор Зюзин. - Скажите мне, что  я  сплю  и  это  мне
только снится.
   - Я, кажется, тоже сплю, - шмыгнул носом сержант Швырко.
   - Вы спите, вам хорошо, - позавидовал товарищам Федор. - А  вот  у  меня,
похоже, белая горячка.
   Еще  одна  минута  прошла  в  мучительных   раздумьях.   На   ее   исходе
протрезвевшие от пережитого шока сотрудники ГИБДД пришли к  заключению,  что
то, что находится у них перед глазами,  не  является  ни  галлюцинацией,  ни
фатальным последствием delirium tremens.
   - Твою мать!!!
   Придя к столь неутешительному выводу, майор Зюзин  в  отчаянии  звезданул
себя кулаком по лбу и глухо застонал от отчаяния.
   -  Действительно,  твою  мать,  -  согласился  сержант   Швырко,   бросая
сочувственный взгляд на своего начальника.
   Сержант Курочкин, не находя слов, для того  чтобы  выразить  всю  глубину
своих чувств, лишь изумленно икнул.
   Прямо перед дверью будки ГИБДД, полностью перекрывая вход,  лежал  то  ли
труп, то  ли  неизвестный  хохмач,  решивший  прикинуться  трупом.  Впрочем,
учитывая  погодные  условия,  трудно   было   предположить,   что   найдется
ненормальный,  решивший  пожертвовать  своим  здоровьем  ради   того   чтобы
подшутить над гибэдэдэщниками.
   Одетый в дорогой светло-коричневый  костюм-тройку  красивый  темноволосый
мужчина лет тридцати пяти чинно возлежал на спине в типичной позе  покойника
в гробу. Его лицо с опущенными  веками,  придавленными  двумя  пятирублевыми
монетами, выражало спокойную торжественность, руки были сложены на груди. На
одной  из  них   красовались   массивные   золотые   часы,   на   другой   -
перстень-печатка с крупным бриллиантом.
   Длинные холеные пальцы с идеально отполированными ногтями держали горящую
свечу. Ветер трепал ее  нервно  мерцающий  огонек,  как  терьер  только  что
пойманную крысу. То, что свеча не погасла  на  таком  ветру,  было  поистине
удивительно.  Вообще  все  происходящее   отдавало   какой-то   запредельной
мистикой.
   Единственным  отличием  позы  элегантного  покойника   от   классического
положения жмурика, побывавшего в умелых руках сотрудников похоронного  бюро,
были его  кокетливо  перекрещенные  в  щиколотках  ноги  в  бежевых  носках,
идеально подобранных в тон костюму. Ноги эти были облачены в матово  сияющие
дорогой кожей ботинки от Гуччи, стоимость которых явно превышала  совокупную
месячную зарплату троицы ошарашенных "гиббонов".
   - Твою мать, - упавшим голосом повторил майор Зюзин.
   - Откуда он взялся, а? - растерянно спросил сержант Курочкин.
   - От верблюда, - мрачно цыкнул зубом сержант Швырко.
   - Интересно, это он сам или его... это... ну, того...
   - Ну, разумеется, сам! - голос Паши Зюзина  вибрировал  от  убийственного
сарказма. - Пришел вот сюда среди ночи, лег на порожек, свечку в руки  взял,
монеты на глаза положил...
   - Вроде на  первый  взгляд  следов  насильственной  смерти  не  видно,  -
произнес Курочкин. - Может, он все-таки спьяну такое учудил?
   Макар  Швырко,  приблизившись  к  телу,  прикоснулся  пальцами  к  сонной
артерии, затем выпрямился, вздохнул и покачал головой.
   - Дубарь, - констатировал он. - Холодный уже.
   - Боже мой! - обхватив  руками  голову,  охваченный  ужасом  майор  Зюзин
заметался по площадке перед будкой. - Это пиздец.  Полный,  окончательный  и
бесповоротный пиздец. П