тнее, в каком 
месте этой площади надо искать. Широта известна точно, оттуда был 
подан последний сигнал. Следовательно, сделаем простую вещь...
    - Понятно! - выскочила Ика.
    Горошек сделал свирепую гримасу, а Як спросил невинным тоном:
    - Что "понятно"?
    - Ну... - начала Ика и запнулась. Як тихонько фыркнул.
    - Понятно, - сказал он. - Следовательно, мы, п_о_н_я_т_н_о, 
долетим до двадцатого градуса северной широты и полетим прямехонько 
вдоль параллели. Доберемся туда не раньше чем к рассвету. Только бы 
была видимость. Вот тут-то и заковыка: будет ли видимость.
    - Там ведь ураган, - начал Горошек.
    - В том-то и дело, - невесело согласился Як. - Буря - штука 
серьезная. Правда, метеостанции сообщают, что буря уходит на 
север, но, во-первых, это значит, что нам придется сквозь нее 
пробиваться, а во-вторых... Боюсь, что на нашу долю еще... Ну 
ладно, заранее огорчаться нечего. Поживем - увидим. Понятно, 
товарищ Ика?
    Ика сидела очень прямо, плотно сжав губы. Видно было, что она 
зла как черт, причем, что хуже всего, на себя самое. Тут она 
благодарно улыбнулась.
    - Понятно, - скромненьким голоском сказала она. - Но ведь это 
все вы сами сможете сделать. Без нас.
    - В том-то и дело, - поддакнул Горошек.
    - В том-то и дело, - повторила Ика. - Все вы. А что же будем 
делать мы?
    - Гм-гм, - задумался Як. - Видите ли... Все выяснится только 
на месте.
    При этих словах ребята так и подскочили.
    - Как же так? - крикнули они. - Как же так?
    Як чуть не задохнулся от смеха.
    - Вы что, специально тренировались? - спросил он.
    Но им было не до шуток.
    - Прошу прощения, - сказал Горошек. - Я просил бы относиться к 
нам серьезно.
    - Да уж! - весьма решительно поддержала его Ика.
    - У нас есть задача, - продолжал Горошек, - задача очень 
важная и серьезная. Мы твердо решили ее выполнить. Во что бы то ни 
стало! Да, да! Но нам надо хоть что-нибудь знать! Знать, к чему 
готовиться!
    - И что продумать! - закончила Ика.
    Як помолчал минутку. Смеяться он перестал. И даже, кажется, 
слегка покачал крыльями от удивления. Потом сказал:
    - Дельно. Очень дельно. Придется, видно, и мне перед вами 
извиниться.
    - Да мы совсем не обиделись! - закричали ребята. - Мы только о 
деле беспокоимся.
    - В том-то и штука, - продолжал Як, - что все придется решать 
на месте. Жизнь сама подскажет, как говорится.
    - Но... - начал было Горошек.
    - Понятно, - перебил его Як. - Ты хочешь сказать, что все-таки 
кое-что можно предвидеть заранее. Верно?
    Оба кивнули. Кивнули очень решительно.
    - Верно, - сказал Як, - есть и такая возможность. Например, 
такой план: найдем самолет, точно установим долготу и широту, а 
потом сбросим несколько писем с этим сообщением над ближайшим 
поселком, откуда могут послать спасательную экспедицию. Там есть 
одно такое местечко... Километрах в ста от вероятного места 
приземления. Называется оно Ят.
    - Як? - переспросила Ика.
    - Не Як, а Ят, - терпеливо повторил Як.
    - Гм-гм, - хмыкнул Горошек. - Только и всего?
    - Пока все, - сказал Як. - Пока. А что будет дальше - там 
увидим. Дело покажет.
    - Да-а, - протянул Горошек. - Что же сейчас делать?
    - Сейчас? Лучше всего, пожалуй, поспать.
    - Поспать? - возмутились ребята. - Здесь, сейчас лечь спать?
    - Что вас удивляет? Летать я умею сам. Идем на высоте трех 
тысяч метров. Километров пятьсот уже прошли...
    - Сколько?
    - Пятьсот. Летим уже сорок минут. Все нормально. Не забудьте - 
сейчас ночь. Тишина и покой. Условия вполне приличные... А ведь 
утром все может измениться. Почти наверняка придется крепко 
попотеть. Поэтому - спать. Такая директива. Командую здесь, если 
не ошибаюсь, все-таки я.
    Ребята переглянулись.
    - Что такое директива? - спросила Ика.
    - Это такой... вежливый приказ, - проворчал Горошек.
    - Указание, - сказал Як. - Директива - значит указание. Итак, 
спокойной ночи!
    Спорить не приходилось. Пришлось ответить: "Спокойной ночи", и 
позаботиться только о том, чтобы не получилось хорового ответа, 
над которым Як посмеивался.
    Что ни говори, выражение "спокойной ночи" имеет такое 
свойство, что хотя бы человек абсолютно, ни капельки не хотел 
спать, все-таки он невольно усаживается или укладывается поудобней 
и даже вопреки своим лучшим намерениям, начинает чувствовать, что 
сон бродит где-то рядом.
    Конечно же, Ика и Горошек поняли друг друга без слов, и оба 
твердо решили, что спать, наперекор доброму совету Яка, не будут. 
Разве можно спать, когда в первый раз в жизни летишь на самолете 
со скоростью семисот пятидесяти километров в час, на высоте трех 
тысяч метров, спать, когда ты пролетаешь над чужими странами, над 
горными хребтами, над городами, которые светятся внизу, словно 
созвездия неведомого неба! Позор!
    Да. Оба твердо решили, что спать не будут. Но молчание, 
убаюкивающий шум мотора, темнота, удобные, мягкие кресла - все это 
делало свое...
    Через несколько минут Ика (она всегда засыпала, едва 
коснувшись головой подушки и не успев даже зевнуть) решила закрыть 
глаза. Только на одну секундочку. И, по своему обыкновению, в ту 
же секунду заснула.
    Горошку было легче. Он, как человек, которому всегда нужно 
было что-нибудь продумать, обычно засыпал с трудом. Потому-то 
сейчас ему было легче. Легче выполнить решение не спать. Сперва он 
внимательно рассматривал приборы. Спустя несколько минут нашел 
такой, стрелка которого упорно держалась на цифре три тысячи. Это, 
видимо, был альтиметр. Другой прибор, как выходило по всем 
расчетам Горошка, должен был показывать скорость.
    Ну хорошо, а для чего остальные?
    Увы, это было слишком трудно!
    И, убедившись, что больше ничего не поймешь, и приняв 
внезапное, бесповоротное, мужественное решение непременно стать в 
будущем конструктором самолетов и никем иным, Горошек выглянул 
наружу.
    Выглянул - и задохнулся от восторга.
    На небе уже показалась луна. В эту минуту она озаряла своим 
светом огромную, распростертую внизу пелену туч. Было так, словно 
самолет плывет над безмерно спокойным серебристо-жемчужным морем.
    Горошек вздохнул. Впервые в жизни он понял, ощутил всю 
огромность, все величие мироздания. И с гордостью подумал, что 
хотя по сравнению с этим огромным миром он, Горошек, просто 
букашка, но он - человек, сын рода людского, один из тех, кто 
способен опуститься в таинственные пучины морей и взлететь на 
тысячи миль над серебряными морями туч. До самой луны и... И еще 
дальше!
    Мысли эти были, правду говоря, не только гордые, но и 
несколько сбивчивые. Чтобы лучше их продумать, Горошек прикрыл 
глаза...
    А Як плыл над серебристо-серым морем туч, напевая какую-то 
песню. Вольно и широко, неслыханно широко лилась она. Потом шум 
мотора начал затихать... Песня тоже стихла. Наконец затихло все.
    Но Як не спал: пульсируя ритмом приборов, простирая могучие 
крылья, он неустанно летел на юг.


    Вокруг была пустыня. Ночная пустыня. Горошек съежился на 
переднем сиденье Капитана, а Капитан, подпрыгивая и шатаясь, 
съезжал с какой-то огромной горы.
    По всему горизонту, куда только хватал глаз, шла свирепая 
битва. Слышен был непрестанный, терзающий уши рев пушек. Рев все 
приближался, становился все страшнее. Горошек хотел 
пошевельнуться, но не мог. Хотел крикнуть, но не смог издать ни 
звука. Наконец он услышал отчаянный крик Ики:
    "Горошек!"
    И проснулся.
    Но орудийный рев не затихал и по-прежнему терзал уши. В кабине 
было еще темно. И сквозь окна ее ничего не было видно, кроме 
густого тумана и мрака. Порой этот мрак пронизывали синие 
отблески. По стеклам хлестали струи дождя.
    А самолет? Спокойный его полет превратился в серию ударов, 
скачков, рывков. Моторы ревели и стонали от усилия.
    При блеске молнии Горошек увидел где-то совсем рядом 
расширенные от страха глаза Ики. Он хотел ее успокоить, сказать 
что-то разумное, но не мог издать ни звука. К счастью, в этот 
самый миг прозвучал спокойный, хотя и напряженный голос Яка:
    - Внимание! Не волноваться! Идем над Средиземным морем и как 
раз вошли в полосу грозы. Чтобы миновать зону максимальной 
опасности, переходим на бреющий полет. Резко пикирую. Если от 
перемены давления у вас заболят уши - несколько раз зевните. 
Подбородок прижмите к груди. Высота: тысяча метров, девятьсот 
метров... восемьсот... семьсот, шестьсот, пятьсот... так... ага, 
уже лучше, но мы опустимся еще ниже!
    Боль в ушах была такая резкая, что Горошек позабыл даже о 
страхе. Лишь бы скорее избавиться от этой боли! Он широко открыл 
рот и прижал подбородок к груди. В кабине посветлело, так что 
можно было разглядеть - Ика делает то же самое. Оба одновременно 
закрыли рты и поспешно снова разинули. Должно быть, выглядели при 
этом ребята очень забавно, потому что сами внезапно покатились со 
смеху.
    Прогремел гром, снова и снова блеснула молния. Як подскочил от 
удара ветра, резко накренившись на правое крыло.
    А они хохотали. Хохотали как сумасшедшие.
    - Что это вы там? - спросил изумленный Як.
    - Ой! Хи-хи, хи-хи! - заливалась Ика.
    - Потому что... ой, не могу! - покатывался Горошек. - Ну и 
видик у нас!
    - Ага! - догадался Як. - Значит, уши уже не болят?
    Все еще хихикая, ребята энергично покачали головой. Теперь ни 
гром, ни молния не производили на них никакого впечатления. Гроза? 
Ну и отлично! "Стоит только, - подумал Горошек, - на минутку 
позабыть о страхе - и забудешь о нем навсегда!"
    И когда Як спросил, страшно ли им, Горошек так ему и ответил. 
Ика, утиравшая слезы, вполне с ним согласилась.
    - Вот еще философы! - буркнул Як.
    Он снова взлетел на набегавшую волну ветра, снова боком 
соскользнул с нее вниз, и внезапно мгла за стеклами кабины 
пропала.
    - Внимание! Море! - крикнул Як. - Высота сто метров.
    Светало. Прямо над ними клубились темные, гонимые ветром, 
сеющие дождь тучи. А под ними распростерлась равнина, почти 
черная, испещренная лишь белыми гребешками волн. Бескрайний 
простор.
    - Море! - сказал Горошек.
    Ика молчала.
    Ураганный ветер рвал крылья самолета, бил в стекла пулеметными 
очередями дождя, несмотря на усиливающийся с каждой минутой рев 
моторов, был ясно слышен их дробный перестук.
    А внизу тяжко ворочалось, то вздымаясь горами волн, то уходя в 
глубь самого неба, море. Прекрасное Средиземное море. Ребята не 
раз слышали, что оно светлое и лазурное. Сейчас оно представало их 
глазам в грозной черной ярости.
    Страх не вернулся. Но они стали серьезны.
    Як молчал. Видно, битва с грозой отнимала у него слишком много 
сил, чтобы он мог тратить время на разговоры.
    Итак, все трое молчали. Все были серьезны и сосредоточены. Ика 
и Горошек напряженно вглядывались в морской простор, где порой все 
реже отражался, отливая сталью, отблеск зарниц.
    Вдруг Ика схватила Горошка за руку. Она не сказала ни слова, 
только показала рукой, куда смотреть. Из предрассветного мрака, 
из-за стены шквала вынырнул небольшой белый пароход. Волны тяжело 
вздымали его на свои хребты, струями пены обдавали безлюдные 
палубы. Судно медленно плыло. Оно казалось безжизненным, лишь дым 
валил из труб да светились огни на капитанском мостике. И все-таки 
пароход, такой крошечный среди бескрайнего морского простора, 
спокойно, упорно шел своим курсом, не боясь ни молний, ни бури.
    Это было ободряющее зрелище, хотя и длилось оно всего минуту. 
Як рвался к югу, и по звуку мотора, по рывкам стрелок на приборах 
было ясно, что он вновь и вновь прибавляет скорость.
    Ветер немного утих, тучи ушли выше Як тоже постепенно набирал 
высоту. Еще какой-то пароход светлым пятнышком мелькнул внизу. 
Небо становилось все яснее. Вскоре прояснилось и море.
    И вдруг где-то далеко-далеко ветер на минуту, как сабля, 
рассек многоэтажные слои туч. Из разрыва навстречу самолету хлынул 
золотой сноп косых солнечных лучей.
    И в его свете на горизонте ясно обозначилась белая черточка.
    - Африка! - довольно торжественно объявил Як. И сердито 
добавил: - Сильно опаздываем. По плану мы должны были быть уже на 
двадцатой параллели. Нехорошо. Но нечего греха таить: такой грозы 
я еще не видывал. Вы знаете, что вначале нам пришлось весьма туго?
    Ребята промолчали. Як тихонько засмеялся.
    - Иногда оно и лучше - не знать.
    - А когда мы долетим до двадцатой параллели? - спросил 
Горошек.
    Як на минуту задумался, потом ответил не слишком уверенным 
тоном:
    - Через час... Может быть, через полтора.
    - Почему это "может быть"? - возмутилась Ика.
    - Ох, как строго! Жаловаться будешь? - с грустным юмором 
спросил Як. - Не забывайте, уважаемые пассажиры, - добавил он 
через некоторое время, - что перед нами еще одна зона урагана.
    Ребята смущенно переглянулись.
    - Понятно, - сказала Ика. - Извините, пожалуйста.
    - Пустяки, дорогая моя, - смягчился Як. - Все в порядке. А 
сейчас попрошу минуточку помолчать - нам надо послушать, что 
говорят о той части света, в которую мы летим.
    - Где говорят? - спросил Горошек.
    - В воздухе... В эфире, - засмеялся Як. И он объяснил: - Я 
хочу послушать, что африканские метеорологические станции сообщают 
разным путешественникам, вроде нас с вами.
    Ребята послушно замолчали. Горошек даже покраснел, поняв, что 
задал глупый вопрос. Но Ика, у которой тоже было кое-что на 
совести, не воспользовалась своим временным перевесом. Тем более, 
что в наушниках уже зашумело, затрещало и захлопало, совершенно 
как в обычном, не совсем исправном радиоприемнике. А из этих шумов 
и тресков начали прорезаться какие-то иностранные слова - 
английские, итальянские, французские. Люди о чем-то друг друга 
предупреждали. Кто-то упорно спрашивал: "Дуглас" - one, two, five? 
"Дуглас" - one, two, five? (*) Потом он замолчал. Другие голоса то 
умолкали, то возвращались снова.
---
(*) Один, два, пять (англ.)
---
    Голос Яка заметно повеселел.
    - Вторая полоса урагана перемещается на восток. Уходит с нашей 
дороги. Разве только одним крылышком о нее зацепимся.
    Горошек хотел что-то сообщить Ике, но не решился нарушить 
тишину, так как Як продолжал слушать сообщения метеостанций. Он 
достал блокнот, перо и написал на бумажке то, что хотел сказать 
Ике.
    Она прочла, кивнула головой.
    На листке было написано только два слова: "Они ждут".
    И вот море скрылось из виду. Да, они летели уже над 
африканским материком в хмуром свете утра, под пологом тяжелых 
туч.
    - Тысяча шестьсот метров, - сказал Як. - Высота тысяча 
шестьсот метров.
    Так вот, значит, какая она, Африка! Ике и Горошку казалось, 
что она должна быть совершенно не похожа на все, что они до сих 
пор в жизни видели. Так словно бы получалось и по рассказам 
Капитана, по тем картинам, которые он им показывал...
    Но внизу были зеленые, ласковые холмы, словно они летели над 
привычными пейзажами Европы. Край казался почти безлюдным - раз 
только мелькнули вдалеке белые стены какого-то маленького городка 
и на однообразном фоне земли обозначился, как нарисованный, абрис 
шоссе, бежавшего широкой дугой. Его пересекала прямая 
железнодорожной линии. И деревья, даже если это были пальмы, 
сверху казались самыми обычными деревьями; так же обычно выглядел 
и кустарник,
    И все-таки это была Африка. Зелень вскоре начала сереть, 
редеть. Широкие, словно морские заливы, все чаще вторгались в 
зелень большие проплешины желто-бурого цвета. Чернели каменные 
гряды, как острова; зелени становилось все меньше и меньше, и 
наконец в южной стороне широко разлилось песчаное море - Сахара.
    Як снова несколько снизился. Сперва до тысячи двухсот, потом 
до восьмисот метров. Теперь уже ребята при смене давления 
автоматически начинали зевать, и даже не смеялись при виде своих 
комичных гримас. С каждой секундой приближалась к ним цель: те, 
кто ждет. Те, о которых известно только то, что они где-то к юго-
западу от селения Ят ждут и все не могут дождаться голоса, который 
возвестит им, что помощь пришла.
    Ждут... Но как? Ведь вынужденные посадки бывают разные. В 
песчаную бурю вынужденная посадка может означать аварию, взрыв 
бензобаков, словом - катастрофу...
    Живы ли эти люди? Здоровы ли они? Может быть, уже произошло 
нечто... непоправимое?
    Ведь, кроме сигнала о помощи, радиопередатчик "Дугласа" ничего 
больше не сумел сообщить. В каком же состоянии найдут они "тех, 
кто ждет"?
    А главное: что должны делать они сами, двое очень, очень юных 
и далеко не уверенных в своих силах спасителей?
    Казалось, что от них требуется совсем немногое... Просто 
сбросить записку над тем местом, которое укажет им Як. Ну что ж, 
известно, что при всех своих блестящих качествах даже самый умный 
самолет записок писать не может. Значит, они действительно могут 
пригодиться. Но ведь, по сути дела, какая это скромная и маленькая 
роль... Когда искали Яцека, им надо было самим действовать, самим 
соображать, даже самим рисковать. А тут, в сущности, все за них 
уже сделано, все рассчитано и проверено... Зачем же они нужны?
    Вот почему как Ика, так и Горошек впали в задумчивость. И даже 
старались не глядеть друг другу в глаза. С одной стороны, росла 
тревога: нуждаются ли еще в помощи те, на помощь кому они летят. С 
другой же стороны, все сильнее грызла мысль о собственной 
ненужности и беспомощности...
    Вскоре Як прервал их размышления.
    - Ого! - сказал он. - Вот это да! Нас приглашают поплясать!
    - Кто? - не подумав, спросила Ика.
    - А вы посмотрите вперед.
    Посмотрели.
    К ним приближалась темная, от земли до самых туч стена. Мотор 
Яка взревел изо всех сил. Самолет начал почти вертикально 
подниматься вверх. Слышно было, как он тяжко дышит, как 
убыстряется ритм мотора, как скрипят от напряжения крылья и рули.
    Земля вдруг сделала рывок, убежала вниз. Они снова оказались в 
облаках, уходили туда все глубже и глубже. Ребята догадывались: Як 
хочет начать битву с бурей, имея максимальный запас высоты и 
скорости.
    И началось! Як потом объяснил, что все продолжалось менее 
десяти минут. Но ребятам казалось, что эти десять минут 
растянулись не меньше чем на сто лет. Превратились в вечность. 
Хотя все было внезапно: внезапно на них обрушилась ночь и налетела 
непроглядная тьма; внезапно они ощутили, что эта тьма - тысячи, 
миллионы всепроникающих, мелких, как пыль, колючих, как иголки, 
песчинок! Стало трудно дышать. Ребята чувствовали каждым своим 
нервом, что идет борьба не на жизнь, а на смерть.
    Да, началась такая безумная пляска, по сравнению с которой 
первая буря показалась им невинной забавой! Мотор Яка ревел, как 
разгневанный лев. На каждый удар бури самолет отвечал ударами 
винта. С мощью ветра спорила мощь его крыльев. Но песок был 
коварен. Вот мотор хрипло закашлялся. Снова. И смолк. Нескончаемо 
долгие секунды казалось, что он уже не отдышится...
    Вот тут ребята и взяли друг друга за руки. Они чувствовали, 
что опускаются, что самолет падает, как раненная, побежденная 
птица. Крылья Яка жалобно стонали. Но он не сдавался. С неутомимым 
упорством резал воздух, поднимаясь ввысь, снижался - и снова 
пробовал набрать высоту.
    Да, эти десять минут длились бесконечно. Целую вечность!
    И в конце концов Яку удалось снова вернуть ровный ритм своему 
мотору. Спустя еще минуту темнота разорвалась так внезапно, словно 
кто-то перед ними молниеносным ударом сабли рассек черную завесу.
    - Ура! - крикнул Як. - Ура!!!
    И стало так, словно они выплыли на спокойную, тихую воду. 
Попросту не хотелось верить, что всего минуту назад они переживали 
все то, что пережили.
    Но эта пляска смерти завершилась на высоте всего лишь 
нескольких десятков метров от земли...
    Потому-то, пролетев еще несколько минут, Як сам сказал:
    - Ну и ну! Ещ