езразличен к ней солдат;

                     Хоть стих в кубышке не хранят
                     И не заплатишь им французу,
                     Хоть для иных талант - обуза
                     И те, кто поумней, спешат

                     С ним рассчитаться поскорее,
                     Хоть с Музой не разбогатеешь,
                     А поведешься с нищетой,

                     Я не бросаю ей служенье.
                     Стихи - одно мое спасенье.
                     Который год уже? Шестой.


XII

                     Увидев в Риме жизнь мою,
                     Моих забот дурную прозу,
                     Спросил ты, став на миг серьезен,
                     Как это я еще пою.

                     Я не пою - я слезы лью
                     Или, верней, пою сквозь слезы.
                     Я навеваю рифмой грезы
                     И забываю боль свою.

                     Поет так каторжник на веслах,
                     За плугом - пахарь низкорослый
                     И за станком - мастеровой.

                     В походе так поет наемник,
                     Моряк бездомный и паломник,
                     Что вспомнил вдруг очаг родной.


XIII

                     Теперь я все ему забыл,
                     Хоть мне он юность искалечил -
                     Ненужный подвиг красноречья,
                     Недужный стихотворный пыл.

                     Я потому его простил,
                     Что словно дух противоречья,
                     Теперь он душу мою лечит
                     И мне спокойствие внушил.

                     Стихи, мой крест в былую пору,
                     Мне стали с возрастом опорой
                     И я причислил их к друзьям.

                     Что буйством было, благом стало,
                     Что юность жгло, согреет старость -
                     Перестоялся яд в бальзам.


XV

                     Узнать хотел, как я живу?
                     С утра уж думаю в постели,
                     Что кредиторы подоспели,
                     На помощь хитрости зову:

                     Иду, бегу, подметки рву,
                     Ищу банкира, на неделю
                     Беру в займы - все время в деле
                     И все бездельником слыву.

                     Несут счета, записки, вести,
                     Что надо быть в таком-то месте,
                     И рвут на части за грехи:

                     Кто плачет, кто читает гимны.
                     Скажи, пожалуйста, хоть ты мне:
                     Когда же я пишу стихи?

XVIII

                     Мой друг, поверишь мне с трудом:
                     Один, без спутницы, старея,
                     Терплю хозяйские затеи -
                     Его слуга и мажордом.

                     Ты скажешь мне: "Откуда гром?
                     Чтоб дю Белле носил ливрею?
                     Приму за правду я скорее,
                     Что подружился волк с тельцом".

                     Причина, как всегда, едина:
                     Меня стихи влекут в пучину -
                     Они мой крест и кабала.

                     А ты воскликнешь: "Обойдется!
                     Дай отдохнуть и иноходцу.
                     Нужны Пегасу удила!"


XXIV

                     Как прав ты был тогда, Баиф,
                     Когда взамен Фортуны хмурой
                     Ты предпочел служить Амуру,
                     Оковы тяжкие разбив.

                     Теперь ты сам себе калиф.
                     Живешь беспечно, строишь куры,
                     Твоя забота - шуры-муры,
                     В любви - прилив, потом отлив.

                     Живешь, поди, не хуже принца.
                     А я в глупейшей из провинций
                     Влачу пустейшее житье.

                     Труды, забота, скука, пени -
                     Вот то, чего за все терпенье
                     Я удостоен от нее.


XXVI

                     Неладен будь тот час и день,
                     Что мне в подушку нашептали
                     Оставить за чужою далью
                     Моих холмов родную сень.

                     И странно - все, кому не лень,
                     Меня о том предупреждали
                     И звезды свыше подтверждали:
                     Там Марс входил в Сатурна тень.

                     Но все иначе обернулось.
                     Нога, я помню, подвернулась,
                     Едва ступил я на порог.

                     В другой бы раз, из суеверья,
                     Я б повернулся, хлопнул дверью -
                     Но, видно, мною правил рок...


XXVII

                     Не жадность, не иной порок,
                     Не зов любви, не дух мятежный
                     Меня согнал с постели нежной
                     И вывел за родной порог.

                     Другой, неотвратимый рок
                     Меня повлек за гребень снежный,
                     Чтоб здесь, в Италии небрежной,
                     Я отбывал свой третий срок.

                     Меня позвал дворец воздушный,
                     Святое рабство простодушных -
                     Обета данного печать.

                     Меня погнало чувство долга,
                     Которое я буду долго
                     Недобрым словом поминать.


XXVIII

                     Когда пришел последний миг
                     Прощания под отчим кровом,
                     Ты мне сказал: "Вернись здоровым,
                     Каким я здесь к тебе привык".

                     Лаэ, здоров я, но мой лик
                     Морщины бороздят сурово
                     И яд раскаянья глухого
                     Давно уж в сердце мне проник.

                     Душой болею, а не телом,
                     Ее забота одолела
                     И мысль о глупости моей:

                     Гонясь за призраком пернатым,
                     Оставил я свои пенаты,
                     Достаток, гордость и друзей.


XXIX

                     Противен юный домосед,
                     Кого пугает выход каждый,
                     Кто покидает дом однажды,
                     Когда пути другого нет.

                     Но хуже муж преклонных лет,
                     Что, обуян дорожной жаждой,
                     Бежит от собственных сограждан,
                     Пересекая целый свет.

                     Один, по воле иль незнанью,
                     Себя приговорил к изгнанью,
                     Другой упек себя в тюрьму.

                     Сравню я одного с улиткой,
                     Другого - с саранчою прыткой.
                     Обоим счастье - по уму.


XXX

                     Кто мог полжизни провести
                     Под небом чуждым без потери
                     И кочевать от двери к двери,
                     Нигде не будучи в чести,

                     Кто может позабыть в пути
                     Любовь родных и их примеры,
                     Кто путешествует без веры
                     Когда-нибудь в свой дом войти,

                     Тот никогда не видел детства,
                     Того кормила в малолетстве
                     Тигрица молоком. И то:

                     И зверь, прирученный в неволе,
                     С тоской глядит на лес и поле -
                     В плену не радостен никто.


XXXI

                     Блаженны те, кто, как Улисс,
                     Набрались разума в походах,
                     Домой вернулись в непогоду
                     И дома ко двору пришлись.

                     Скажи, судьба, мне, отзовись:
                     Когда, в какое время года
                     Войду под вековые своды,
                     Что с милой родиной срослись?

                     Мне снится за тремя морями
                     Кирпич их, розовый, как мрамор,
                     И шифер, тонкий, как стекло.

                     Луара пусть не Тибр латинский,
                     Наш холм в Лире не Палатинский,
                     Но к ним всю жизнь меня влекло.


XXXII

                     Я грезил, отстранясь от книг
                     И собираясь в путь далекий:
                     Я постигал в мечтах до срока
                     Чужие тайны и язык.

                     Неутомимый ученик,
                     За ноты брался, кисти, строки
                     И фехтованья брал уроки
                     И для потомства вел дневник.

                     Мечты! Их сняло как рукою.
                     Я обзавелся лишь тоскою
                     И скукой - даром королей.

                     Так моряки в плохую ходку
                     Везут назад пустую лодку
                     И вместо золота - сельдей.


XXXIII

                     Что делать мне? Остаться тут?
                     Влачить и дальше жизнь пустую
                     Или бежать напропалую
                     Во Францию, меня где ждут?

                     Несу, Морель, тебе на суд:
                     Здесь я потрачу время всуе,
                     А съехав, деньгами рискую,
                     Что мне должны уже за труд.

                     Бегу по кругу, точно белка:
                     Расторгнуть ли, упрочить сделку,
                     К какому выводу прийти?

                     Хоть планов у меня немного,
                     Но выбор этот мой убогий
                     Меня и держит взаперти.


XXXIV

                     Как тот испытанный моряк,
                     Что в грозный шторм, с валами споря,
                     Во взбаламученном просторе,
                     Пробившись сквозь полночный мрак,

                     Нашел спасительный маяк,
                     Сменил на гавань злое море
                     И на земле, в чужой каморе,
                     В тепле и тишине размяк,

                     Так ты, Морель, в житейской буре
                     Обрел свой порт и, балагуря,
                     Без страха смотришь на волну

                     Где я, как щепка в океане,
                     В пучине странствий и скитаний,
                     Плыву, ныряю и тону.


XXXV

                     О тех, кого увечит труд,
                     Хозяева всегда радели.
                     Корабль с оснасткой поределой
                     В уединенный док ведут,

                     Уставшего быка не бьют,
                     Коня не гонят без предела
                     И воин, в битвах поседелый,
                     Находит в старости приют.

                     Один лишь я в хозяйской связке
                     Тружусь без отдыха и ласки,
                     Как будто у него в долгу,

                     А он мне дарит снисхожденье.
                     Борюсь я с этим наважденьем,
                     Но совладать с ним не могу.


XXXVI

                     С тех пор, как я свое село
                     Оставил за крутой горою,
                     Сменился трижды лист и втрое
                     На Альпы снега нанесло.

                     Три года, словом, протекло...
                     Но так томительно порою,
                     Что их сравню с осадой Трои,
                     Чьих лет неведомо число.

                     Как долго длилось время это!
                     Ночей не скоротаешь летом,
                     Зимою дней не прогрустишь...

                     Все снилось мне, что на причале
                     Стою я, сумрачный, в печали,
                     И жду последний рейс в Париж.


XXXVII

                     Каков я есть, таков я есть.
                     Собою надо оставаться,
                     Чужой судьбой не обольщаться
                     И место знать свое и честь.

                     Чернила и бумаги десть
                     Милей мне были ассигнаций,
                     А мне приспело с места сняться
                     И в темные дела полезть.

                     Нет непригодней человека.
                     За шкаф своей библиотеки
                     Я пол-Италии отдам -

                     Пусть чтение претит природе,
                     Писатель у нее не в моде
                     И не угоден ум богам.


XXXVIII

                     Блажен, кто ровню по уму
                     Себе нашел, живет по средствам,
                     Не сожалеет с малолетства
                     О том, что не дано ему,

                     Кто рад хозяйству своему,
                     Не ищет знатного соседства,
                     Не ждет случайного наследства,
                     Не смотрит без конца в суму.

                     Не лезет кто в дела чужие,
                     Надежды строит лишь простые -
                     Кто сам себе и царь и прах.

                     Не ест он хлеба на чужбине,
                     Не поклоняется гордыне,
                     Не остается на бобах.


XXXIX

                     Люблю свободу я, но словно раб служу.
                     Двора не выношу, но стал-таки придворным.
                     Притворства не терплю, но кланяюсь покорно.
                     Нужна мне простота - о ней я лишь тужу.

                     Не жаден к деньгам я, но в скаредах хожу,
                     Советы не нужны, но мне их шлют упорно,
                     Мне дороги мечты, а мне их рушат вздорно,
                     Ищу везде добро - пороки нахожу.

                     Болезнен телом я, но езжу день за днем.
                     Родился я для Муз, а вышел эконом.
                     Расчетов не люблю, но все на них же строи

                     Где удовольствий ждешь, там скуку лишь найдет
                     Покоя нет в душе, нет счастья ни на грош.
                     Мой дорогой Морель, мне тяжело, не скрою.


XLIV

                     Я не злодей, не грабил вдов,
                     Замешан не был в преступленьях,
                     Не занимался дев растленьем,
                     Не брал процентов с должников.

                     Но, видно, мой удел таков,
                     Что вместо слова поощренья,
                     Я слышу только поношенья -
                     И потому прошу богов

                     Одну единственную малость:
                     Чтоб утешенье мне осталось,
                     Что помыслы мои чисты,

                     Чтоб я держался прежних правил
                     И золото ни в грош не ставил
                     В лохмотьях честной нищеты.


XLVI

                     Когда б за всякую работу,
                     Со справедливостью в ладу,
                     Платили слугам по труду
                     И наземь пролитому поту,

                     Я позабыл бы все заботы.
                     Но так как за большую мзду
                     Все достается, как в аду,
                     Плуту, бездельнику и моту,

                     То я впустую хлопочу:
                     Цепями воздух молочу
                     И мне мою им платят долю.

                     Еще я воду бороню,
                     Солому сею на стерню
                     И жну туманы в чистом поле.


XLVIII

                     Блажен, кто может откровенно
                     Излить и горечь и мечту,
                     Не озираясь за версту
                     На соглядатаев надменных.

                     Кто, не таясь, самозабвенно,
                     Поверит чистому листу
                     И чувств и мнений полноту.
                     Но горе тем, обыкновенным,

                     Кто хочет плакать и кричать,
                     Но должен целый день молчать,
                     Приказу барскому внимая.

                     В золе несложно жар найти.
                     Болезнь опасная - в кости,
                     И боль страшнейшая - немая.


XLIX

                     Хозяин мой богат как Крез.
                     Он много ездил, много знает,
                     Хвастлив и, если рассуждает,
                     Семь бочек катит до небес.

                     К нему один дотошный бес
                     С обманом ловким подъезжает,
                     Богатством овладеть желает
                     И, кажется, в доверье влез.

                     Что делать мне, презренной сошке?
                     Забить в набат? Меня, как мошку,
                     Сотрут иль выкинут живьем.

                     Предпочитаю я с поклоном
                     Катиться в пропасть за патроном:
                     Пускай мы оба пропадем.


LI

                     Благоразумен будь, Мони.
                     Не отрекайся от невзгоды
                     И не прельщайся добрым годом:
                     Всегда обманчивы они.

                     Не верь в особенные дни:
                     И в пору ясную природы
                     Зародыш зреет непогоды,
                     Таится омут западни.

                     Располагает к лени счастье,
                     Зато мы бодрствуем в ненастье
                     И учит разуму нужда.

                     Счастливца окружают лестью,
                     Что рушится с худою вестью.
                     Само несчастье - не беда.


LII

                     Когда бы этот плач унес
                     С собой судьбы твоей удары,
                     Тогда бы не было товара
                     Ценней обыкновенных слез.

                     Но таянье застывших грез
                     Не тушит грозного пожара
                     И нету бесполезней дара,
                     Чем мокрые глаза и нос.

                     Зачем же это наводненье,
                     Больного мозга выделенья,
                     С лица текущие ручьем?

                     Затем, что, этого желая,
                     Мы сами душу растравляем
                     И соль себе на раны льем.


LIII

                     Живем, мой Горд, живем, живем!
                     Мгновенье сладостно любое!
                     Не отдадим его без боя!
                     Хоть краток миг, да счастье в нем!

                     Проходит быстро день за днем.
                     Весна сменяется зимою,
                     И смерть, она не за горою,
                     Готовит нам свой вечный дом.

                     Тот болен, и в опасном роде,
                     Кто предпочел мечту природе
                     И век не расстается с ней.

                     Пускай за жизнью не угнаться,
                     Зато ей можно отдаваться,
                     Как милой женщине своей!


LIV

                     Ты мудр, Маро, и тем богат.
                     Тебя не трогают химеры.
                     Ты говоришь, что чувство меры
                     Есть самый драгоценный клад.

                     Тот не бывает жизни рад,
                     Кого манят чужие сферы,
                     И нет на свете землемера,
                     Кто б мог насытить алчный взгляд.

                     Не все так думают, однако.
                     Король опять ввязался в драку,
                     Дела другие отложив.

                     Вот и труба уже запела.
                     Кто знает, кто вернется с дела.
                     Живешь, Маро, покуда жив.


LVII

                     Пока ты гонишь кабана
                     И сокола торочишь к ранцу,
                     Пока ты красишься румянцем
                     И пьешь и скачешь дотемна,

                     Нам с