На желтой, начала двадцатых, бумаге!

     Твои бедолаги, твои простофили
     Ушли. Но остались их дивные стили,
     В которых писали и существовали,
     Пока не погибли на речке Каяле.

     От рыка, от рока, от доли пророка
     Терпели. Пока не почили до срока, --
     Зато молодые на вечные веки...

     О, крикнуть бы в чопорной библиотеке:
     -- Давайте гореть и светло, и высоко!


     МОЕЙ РОДНЕ

     Увы, давно... Точней -- давным-давно
     За станцией, за озером, за радугой
     Ходили в офицерское кино,
     Обедали на скатерти залатанной.

     Во времена каникулярных дач,
     Теперь -- невероятных дешевизною,
     Писали письма, надували мяч,
     Бродили земляничною отчизною...

     Давным-давно. А кажется -- вчера
     Любили жизнь, любимые друг дружкою.
     ...Иные дни. Иные вечера.
     Распался круг. Стемнело над опушкою.

     Виновна ль я, что существую вкось?
     Или не я, а -- ветер и поветрие?
     Спасибо,
     что хоть в памяти не врозь,
     Мои родные, давние, пресветлые!..


     ***

     Я надышалась -- и за мною выдох.
     А до сих пор,
     беспечна и смела,
     Я плакала на ваших панихидах,
     Но смерть во мне без просыпу спала.

     ...Все изменилось! На простые вещи,
     По узкому шагая рубежу,
     Не то чтобы угрюмо и зловеще,
     Но с ясностью прощальною гляжу.

     Я не пойду дорогою окольно,
     Не стану прятать знание в стогу...
     Я мысль о смерти сделаю настольной,
     Как лампа, --
     без которой не могу.


     ***

     Столько мыкаться, маяться, злиться,
     Чтобы взять и понять наяву:
     Я люблю посторонние лица,
     Я, какая ни есть, а сестрица
     Всем живущим, и этим живу.

     Я как раз полоскала в корыте
     Занавеску -- пронзило, как весть,
     Необъятное это открытье...
     Вы отсюда меня не гоните!
     Я -- сестрица, какая ни есть.


     ***

     Мир так хорош и так огромен,
     Бел, изумруден, бирюзов,
     Что плыть бы на плоту из бревен
     На яркий свет, на дальний зов

     И верить, что за горизонтом
     Я счастье обрету, как дар:
     Свиданье с легендарным Понтом,
     И мощной зрелости пожар,

     И полное выздоровленье
     От юности, тоски и лени...

     -- На яркий свет, на дальний зов,
     Себя, как сплетню, поборов!


     ***

     Можно ль отразить ударом кисти
     Тайный сговор совести с бедой?
     ...Взгляд исполнен творческой корысти --
     хищный, молодой.

     Бедный живописец! Неужели
     Ты уверен, что любая суть
     Запросто пойдет на роль модели,
     распахнувши грудь?

     Я вот не хочу маячить в поле
     Зрения, лишенном доброты.
     -- Что вы там на воле откололи,
     звезды и кусты?

     Вырываюсь, как из карантина,
     Чтобы не вернуться никогда...
     О моя любимая картина --
     воздух и вода!


     ***

     Было! Трамваи летели, как красные кони.
     Астра звезды расцветала на скатерти неба.
     Я прибегала с работы в горящей короне,
     Хоть и с авоськой, тяжелой от сыра и хлеба.

     Было и помнится: возле железной калитки --
     Осень веселая в желтом пальто наизнанку...
     От обожанья, которого было в избытке,
     Я умирала и к вечеру, и спозаранку.

     ...Вот замечаю,
     что стали суждения жестки.
     Мир обнаружил черты, не достойные ласки.
     Но не озлоблюсь вовеки, -- спасибо закваске --
     Юность нескладная на городском перекрестке!


     ***

     Я тебя разлюбила, глотатель
     Новостей, пирогов и сердец!
     Не творец, а бумагомаратель,
     Остроумец, домашний мудрец.

     А тебя полюбила, ваятель
     Пирамиды, баллады, лыжни!
     Путник, первопроходец, искатель,
     Нелюбитель моей болтовни.

     Посему обрываю признанья,
     Принимая решительный вид!

     ...А в окно,
     как больничная няня,
     Ледяная рябина глядит.


     ***

     Не по бумажке, но без запинки,
     Переболевши, провозглашу:
     Ныне сдуваю с любимых пылинки
     И на руках, не бросая, ношу.

     После мучительного промежутка
     Грянет надежда как свежий пароль --
     И неуместна суфлерская будка,
     Ибо предложена жизнь, а не роль.

     Сладкая память и горькая память --
     Пряник не менее жесткий, чем плеть.
     Не обещаю себя переплавить,
     Но обязательно буду корпеть!

     Может быть, в ходе невидимой плавки
     Помыслы вырастут, как детвора...
     Так или иначе:
     в уличной давке
     Слышу
     заплаканный
     голос добра!


     ***

     Поразмысли над этим, историк!
     ...Вижу,
     как на ветру холостом
     Снова рушится карточный домик,
     А когда-то -- Незыблемый Дом.

     Неужели святыню -- на свалку?
     Неужели не вечен оплот?
     ...Пенелопа забросила прялку:
     С женихами хохочет и пьет.

     А ведь было: воскресные шляпы!
     Наведя неказистый уют,
     Наши бедные
     мамы и папы
     Облаками попарно бредут...


     ***

     Хозяйская печка с поленьями,
     Над крышей -- планета Юпитер,
     И, чей не припомню, с оленями
     Колючий и ласковый свитер.

     И вечное пение примуса,
     И две занавески из марли...
     Росточек был слабый, но принялся...
     Младенец заплакал. "Не жар ли", --

     Бегут и тревожатся, пробуя
     Губами румяные щеки...
     Ты выросла -- высоколобая.
     Ты миру диктуешь уроки.

     А что ты на деле увидела
     Значительней этого дома,
     Где жизнь под опекой Юпитера
     Была добротою ведома?


     ***

     Мир поделился открыто
     Детством, теплом, обувкой --
     На сквозняках алфавита
     Бегай за бабочкой-буквой!

     Жизнь, расшибаясь о встречи,
     Жаждала смысла, дела...
     Шероховатости речи --
     Лучшее, чем я владела.


     КРЫМ

     -- Одиночество! Здравствуй, родное.
     Стосковалось, поди, по сестре? --
     Я мечтала о соли, о зное,
     О костре на колючей горе...

     Этот край в полотняной хламиде
     Прямодушен и жесток с людьми.
     Он толкает заблудших в обиде:
     -- Точно во поле, на море выйди
     И уныние рыбам скорми.

     Потому он душою безбеден,
     Что лежит у него за душой
     Камень Ведьмин,
     Веками изъеден, --
     Перепелочный, горький, большой...


     ***

     В свете памяти нерезком
     Мелочью не пренебречь...
     Плыл фрегат по занавескам,
     Тополь добивался встреч.

     Бил в незапертую фортку
     Осени девятый вал --
     И простуду как увертку
     Попросту не принимал!

     ...То ли я любила, то ли
     Зорче видели глаза, --
     Но была свежа гроза,
     Как урок в начальной школе.

     Обрученные простором,
     Всхлипывая и спеша,
     Пели даром, пели хором
     Ливень, дерево, душа.


     ***

     Быль моя -- небылица, нелепица.
     А хотелось-то -- "как у людей"...
     Ну да ладно!
     Душа не разленится --
     Набреду на десяток идей.

     Нет, не новых, но -- личного обжига:
     Не суди, не кради, не гордись...
     Даже если
     водою из ковшика
     Напоил оскуделую близь!


     ***

     Я повзрослела! Как ни странно,
     Мне распахнулись двери мира
     С утратою ориентира
     И воцарением тумана.

     Мне стало так необходимо
     Увеличение объема,
     Что я ушла из клетки дома
     На запах копоти и дыма.

     И зренье на дожде осеннем
     Безмерно сделалось и чисто...

     Последний шанс максималиста --
     Смутиться праведным сомненьем!


     ***

     Бормотание в приступе ярости, дурости
     И протеста, который простужен и тих:
     -- Мне никто не вернет ни надежды, ни юности! --
     ...Значит, надо подумать, куда же без них.

     Речь отнюдь не о том, чтобы -- за руку с сытыми, --
     Вот уж это поистине чуждая масть.
     ...Надоели открытки с бумажными видами --
     Я к живому простору желаю припасть!

     ...И припала --
     и лето в разгаре застукала,
     И решила, что выживу, коль не умру.
     -- Принимайте в содружество,
     ветер и пугало,
     И кукушка в бору, и гроза поутру!


     ***

     Жила-была. Но неизбежны сутки,
     Когда, взломав привычный кругозор,
     Я совершу безумные поступки
     В масштабе океана или гор.

     Я --
     вымиравшая от недоверья,
     Подозревавшая в любви подвох --
     Опомнилась и доросла до зверя:
     Ласкаю камни и целую мох.

     Я стала выше
     (а была высокой),
     Я в миску наливаю лунный свет...
     Теперь в руках, изрезанных осокой,
     Такая ноша, что и боли нет.

     Не отрекаясь от "презренной прозы",
     В нее вдохнуть мерцание светил...

     О жест, который хлопоты и грозы,
     Как ниточку и нить, -- перекрутил!


     ***

     Иззябшая до нитки,
     Как сад и сизари,
     Я только слово в свитке,
     Однако -- разбери!

     ...Пройдя тридцатилетья
     Расхлябанную грань,
     Сумела разглядеть я,
     Какая в мире рань, --

     И мир, как оплеуха,
     Спасибо, что потряс...
     Мне не хватает слуха,
     Мне не хватает глаз!

     Еще скажу, поплакав,
     Что растеряла я
     Надежду. Злой параграф
     В науке бытия.

     Да! Твой характер тяжек,
     Открывшаяся явь.
     Я не хочу поблажек.
     Но все-таки оставь.

     Единственную фору --
     Неистощимый взгляд
     На "фауну" и "флору",
     Как в школе говорят.

     То кану в омут сонный,
     То встану на ушах...
     Судьбе неугомонной
     Объявлен вечный шах!

     ...И только мамин коврик,
     Тоскующий в тиши,
     Твердит, что мир не горек,
     Да мы нехороши.


     ОБРАЩЕНЬЕ ПОЛЯНЫ В БЫЛИНУ

     Листки из зеленой тетради

     1

     -- Перелесок,
     натянувший свитер,
     Стираный, зеленый, -- где ты вытер
     Локти свои детские до дыр?
     Я тебе присваиваю титул:
     Голодранец! Горлопан! Транжир!

     ...Подарил мне дудку да улитку,
     Ветку желудевую да пытку
     (Попросту -- разлуку)... Потому
     Эта песня, на живую нитку
     Сшитая,
     посвящена -- ему.


     2

     На приволье попав из каморки,
     Сочиняю пейзаж:
     "Ствол осиновый -- цвета махорки.
     А березовый? Не передашь!"

     На глаза надвигаю ушанку...
     Экий бред акварель,
     Коль в обнимку идут на гулянку
     Настоящие март и апрель!

     -- Ну, за песенку, ну, за полтинник,
     Ну, за стеклышко или за так --
     Попрошу -- погадай мне, осинник,
     На любой из коряг!


     3

     В лесу березовом, ольховом,
     Осиновом -- бродить с альбомом,
     Но вскорости порвать альбом,
     Ударясь, как о стенку лбом,
     О невозможность воплотиться,
     Как иволга или плотвица...
     Ах,
     бабочка у входа в лето --
     И танец, и танцор, и флейта!


     4

     Мнившая себя главнее ветра,
     исписала океан чернил...
     Как он, ветер, ветрено и щедро
     Юную гордыню извинил!

     Отбренчав, отплакав, отаукав,
     Столько лет напрасных изведя,
     Я теперь -- "внимательница" звуков,
     Ученица ветра и дождя.


     5

     Второго мая хлынул снег.
     И ты не то чтоб сник,
     Но шуму рощ и плеску рек
     Ты больше не двойник.
     Ты -- сочинитель книг.

     Окно закрой, очки надень
     И -- ну писать вчерашний день,
     Журчащий луч, цветущий пень,
     Подснежников лесной салют...

     Так люди о любви поют,
     Когда она уходит в грязь
     И в холод,
     не простясь.


     6

     Надо выйти из тесного цикла
     На просторы неписаной книги ...
     Я любила любить. Но отвыкла.
     Надо -- к озеру, к вереску, к вике.

     Полевой, к облакам над поляной...
     Выручай меня,
     мой окаянный
     Дар, с которым явилась и сгину, --
     Обращенья поляны в былину!

     Нет. Не просто поляны в былину.
     Это верно лишь наполовину.
     Ибо,
     новый закончивши труд,
     Устыжусь и тетрадь отодвину.

     И -- былины травой порастут!




     2

     ***

     Мне ли думать о титулах гения?
     Но,
     в избытке безумной отваги,
     Я рифмую свои наблюдения
     На оберточной грубой бумаге,

     Где не кану в объятиях конника
     И не стану, как Лиза, топиться, --
     Ибо это не сказка, а хроника,
     Бесприкрасная речь летописца.

     ...Я страдала порой от бессилия
     Написать про мерцанье колодца
     Или спеть, что грачи --
     как флотилия
     Потерпевшего крах полководца!

     Не моя это сила -- метафора.
     Я люблю простоту и загадку
     Переулка, читаленки, тамбура
     И хвоста в овощную палатку.

     Вот -- мой век и моя биография.
     Вот -- моя стихотворная школа...
     О, не знай ни вранья, ни тщеславия,
     Нагота городского глагола!


     ***

     Не думай захлопывать дверцу.
     Отнюдь не герой -- самоед.
     Проверено: честному сердцу
     Укрытья от Времени -- нет.

     Оно и тебя не минует,
     В жестокий возьмет переплет,
     Измучит, переименует,
     Верхушкою в землю воткнет.

     Но дудки! Не вымру, не сгину.
     Характер задумчив, да крут.
     Не высушило сердцевину,
     И корни к весне -- расцветут.

     -- О крона моя корневая,
     Всю правду теперь шелести. --
     ...И,
     заново мир открывая,
     Пронзительна зрелость живая,
     Как детство -- от двух до пяти!


     ***

     Представляете: чайник без носика,
     И чаевница не молода..
     Темный быт. Но внезапная -- просека
     Состраданья, любви и стыда!

     Хлынут слезы, как музыка громкая.
     Надо вылезти из-за стола
     И сказать: окончания комкая:
     -- Я действительно плохо жила.

     И за то, что враждой с однолетками
     Заслоняла просторные дни, --
     Исхлещи меня ливнями, ветками
     И словами, но прочь -- не гони!


     СТИХИ О МОСКВЕ

     Не чертеж и не музей --
     Ямы, перепады, ярусы.
     Так
     я вижу город сей
     От "Ударника" до Яузы!

     Фабрика -- и запах трав.
     Храм -- и простыни полощутся.
     -- У тебя негодный нрав:
     Хаос и чересполосица.

     Но зато свободный дух:
     Мешанина непохожего...

     Я из тыщи, я из двух
     Вырву местного прохожего!

     ...Мне ли киснуть в кабале,
     Если я такому городу
     Не вода на киселе --
     Дочь? И ученица смолоду.

     -- Ты тоску мою просей
     Через бабушкино ситечко...

     Так
     я вижу город сей
     И плевала на обидчика!

     ***

     А мой недальний предок --
     Седой военный врач --
     Был в разговорах едок
     И, видимо, горяч.

     В усы усмешку спрятав,
     Любил кормить коняг.
     Гремел на весь Саратов
     Его чеканный шаг.

     -- Не оседая в кресле,
     Рискуйте головой! --
     Следы его исчезли
     На первой мировой...

     Двоюродная бабка,
     Не поднимая век,
     Поеживалась зябко
     В тиши библиотек

     И презирала бусы,
     Осуществляя сдвиг
     В эпоху "синей блузы"
     И телеграфных книг...

     Остались -- горстка пепла
     И глинистая пядь.

     Чтобы листва окрепла, --
     Оглядываюсь вспять.


     ***

     Я люблю этот холод осенний,
     Я люблю этой жизни зигзаги...
     Чем обиженней --
     тем вдохновенней
     Отражается жизнь на бумаге.

     Стол в пыли, и посуда побита,
     И под мышками рвется рубаха, --
     Но
     в глаза полоумного быта
     Я гляжу без упрека и страха,

     Ибо искренна и неустанна
     Перекличка души и природы.
     А к тому же на дне чемодана
     Есть еще сапоги-скороходы,

     При наличии коих доступна
     Путевая беспутная проза...

     О, как больно сияют и крупно
     На полянах лепешки навоза!


     ***

     Даль розовата, бела, фиолетова...
     Неба агат, сердолик, бирюза...
     Зря искушаете! Мне и без этого
     Хватит красы за глаза.

     Я не родная стране кипарисовой,
     Пенному валу и говору гор.
     Не соблазнить меня,
     как ни выписывай
     Невероятный узор!

     Я -- делегатка угрюмого севера,
     Где врачеватель моих заварух
     Попеременно полыни и клевера
     Даже не запах, а д у х.


     ***

     Я любила неровню -- дышала неровно
     К человеку, чей немолодой макинтош
     И дыряв, и замызган, но светится, словно
     Жизнь, которая -- дар, как ее ни корежь.

     Я любила неровню. Я знала о риске.
     Но влекла, как медведицу -- мед, кабала.
     Я писала во вне по четыре записки
     И к почтовому ящику ощупью шла.

     Эти письма бежали гурьбой, догоняли
     Адресата, врывались в его перекур --
     И ответ возвращался по диагонали:
     -- Испарись, нежеланная! Чур меня, чур.

     Испарялась. Но в виде дождя или града
     Выпадала обратно с небесных высот.
     ...И зачинщик ненастья, свистя виновато,
     Не любил, но казалось -- полюбит вот-вот.


     ***

     Главных дел -- неисполненный список.
     И сутулится жизнь, как швея.
     Хоровод напомаженных кисок,
     Не приманивай, я не твоя!

     Мне ходить в одиночку по краю,
     Разрезая фонариком ночь.
     А когда я в работу ныряю
     С головою -- спасателей прочь.

     Да, согласна:
     тяжелые глуби
     Не для ласково скроенных глаз.
     Но, стихию толкущая в ступе,
     Я порою
     счастливее
     вас.


     ***
     Я то лягушкой, то царевной
     Глядела из-под челки гневной
     И миру говорила:
     -- Мучь! --
     ...Мне просто не вручили ключ
     От ровной жизни ежедневной.

     -- Ты не моя, -- твердил обычай
     Желанного житья-бытья...
     Вот и летела с песней птичьей
     В надуманную глушь! Хотя
     Мне так хотелось жить -- шутя...

     А то,
     что вы зовете нравом
     Холодным, гордым и неправым, --
     Лишь только тень от боли той,
     Которую понять сумели,
     В отличие от вас,
     метели...

     Вот почему люблю без цели
     Шагать по насыпи крутой.


     ***

     Здравствуй, калина-малина! Привет,
     Сказочный пень прошлогодней порубки...
     Осень сошла по ступеням на нет
     И объявляет об этом поступке.

     Первый мороз. Первый снежок.
     Первый снегирь -- одинокий флажок.

     Если бы я сочиняла рассказ,
     Я бы могла разжевать подоплеку
     Этой метафоры грустной. Но раз
     В рифму пишу, -- понимай по намеку.

     Иней жестокий на солнце горит --
     Что-нибудь это тебе говорит?

     Хвоя озябла, и желудь простыл,
     Даже и туча замерзла до звона...
     Мне бы заплакать: "Почто разлюбил?" (
     Но продолжаю трубить исступленно:

     Первый снегирь... Первый снежок...
     Господи! Ты понимаешь намек?


     ***

     Если вы меня не перебьете,
     Я вам человека покажу.
     Это ваш товарищ по работе
     Или же сосед по этажу.

     Совершенно неуместный некто.
     Пустомеля, спица в колесе,
     Пугало Рязанского проспекта
     Или Хорошевского шоссе.

     Птичьего ли рынка посетитель,
     Шахматных ли споров краснобай, --
     Он влюбленный, а не просто зритель,
     Как его в сердцах ни называй.

     Сам он и не думает про это,
     Я же вам ручаюсь головой:
     Без его линялого берета
     Вымрет город,
     вымрет деловой...


     ***

     Ты куда? Тебе нельзя,
     Переросток-недоумок.
     Это -- страшная стезя
     Миражей, падений, рюмок.

     Погляди, как ты сутул,
     Как пронзительно-неловок
     Выдающий полукровок
     Медленный рисунок скул!

     ...Он не слушает, не слышит:
     Он -- Вселенную постиг.
     Он ужо о ней напишет
     Полку гениальных книг!

     А пока -- завел тетрадку,
     Шляпу черную надел,
     В смертную вступая схватку
     За неслыханный удел.

     Жар мальчишеского взора
     И тщеславного чела...
     Он поймет
     еще не скоро
     (Я вот поняла -- не скоро),
     Что кругом,
     белым-бела,
     Белая сирень цвела.


     ***

     Открыв