вскрикнула провожатая Денниса.- Как я могла так
ошибиться! Это Салон Подснежников. Он уже занят,- пояснила она без
особой надобности.
     - Да.
     - Прощание начнется здесь только после полудня, но нам лучше
уйти, пока не пришла косметичка. Они любят делать завершающие мазки
в последнюю минуту, перед тем как впустят Ждущих Своего Часа. Во
всяком случае, вы получили представление о том, что такое прощание в
шезлонге. Для мужчин мы обычно рекомендуем прощание в
полуоткрытом гробу, потому что ноги у них всегда выглядят не очень
красиво.
     Они вышли из салона.
     - Много ли народу придет прощаться?
     - Да, я полагаю, что очень много.
     - Тогда лучше взять двухкомнатный салон. Лучше всего Салон
0рхидей. Сделать заказ?
     - Да, пожалуйста.
     - Прощание будет в полуоткрытом гробу, а не в шезлонге?
     - Нет, не в шезлонге. Она повела его обратно в приемную.
     - Вам, должно быть, стало немножко не по себе, мистер Барлоу,
когда мы вдруг наткнулись на Незабвенную?
     - Да, по правде сказать, стало.
     - В день похорон все будет иначе, вот увидите. Прощание очень,
очень большой источник утешения. Ведь нередко Ждущие Своего Часа в
последний раз видят своего Незабвенного на ложе страдания, среди всех
мрачных предметов, сопутствующих болезни. А у нас он вновь предстает
перед ними таким, каким они знали его в расцвете жизни,
преображенным покоем и счастьем. На обычных похоронах они едва
успевают бросить на него прощальный взгляд, проходя мимо гроба. Здесь
же, в Салоне Упокоения, они могут стоять сколько угодно, навсегда
запечатлевая это прекрасное, светлое воспоминание в своей памяти.
     Деннис отметил, что она говорит временами по-писаному -
словами Сновидца, а временами вдруг бойко и весело, на собственном
языке. Когда они вернулись в приемную, она снова заговорила бойко и
деловито:
     - Ну, в общем, я у вас вроде бы все узнала, мистер Барлоу, теперь
осталось расписаться под заказом - и задаток.
     Деннис был готов к этому. Это входило в процедуру и у них, в
"Угодьях лучшего мира". Он заплатил пятьсот долларов и получил
квитанцию.
     - А теперь одна из косметичек ждет вас, чтобы записать свои
Основные Данные, но, прежде чем проститься с вами, мне бы хотелось
ознакомить вас с Системой Досрочного Приготовления. Как вы на это
смотрите?
     - Меня глубоко интересует все, что касается "Шелестящего
дола", хотя этот аспект занимает меня, пожалуй, меньше прочих.
     - Система эта дает вам двойную выгоду,- теперь она шпарила
по-писаному,- с точки зрения финансовой и с точки зрения
психологической. Вы вступаете сейчас, мистер Барлоу, в пору своего
максимального заработка. И вы задумываетесь над тем, какими
способами обеспечить свое будущее - помещением денег в бумаги,
страховкой и так далее. Вы хотите в спокойствии прожить остаток своих
дней, но подумали ли вы о том, каким бременем ляжет ваша смерть на
тех, кого вы оставите после себя? В прошлом месяце, мистер Барлоу, к
нам обратилась одна супружеская пара, прося ознакомить ее с Системой
Досрочного Приготовления. Это были весьма почтенные наши
сограждане, находившиеся в расцвете своих сил, имевшие двух дочерей,
едва вступивших в нежную пору девической зрелости. Они подробно
ознакомились с нашей системой, и она произвела на них большое
впечатление. Они сказали, что зайдут через несколько дней договориться
обо всем окончательно и подписать контракт. Но лишь один день
суждено было прожить этим людям. Да, мистер Барлоу, они погибли в
автомобильной катастрофе, и вместо них к нам в приемную явились две
безутешные сироты, пришли спросить, какие приготовления были
сделаны их родителями. Мы были вынуждены сказать, что никаких
приготовлений сделано не было. В час величайшей нужды и горя бедные
дети не получили утешения. А насколько иначе все могло бы
происходить, если б мы имели право сказать им: "Добро пожаловать под
Счастливую Сень "Шелестящего дола".
     - Все это так, но у меня, знаете ли, нет детей. К тому же я
иностранец. И я не собираюсь умирать здесь.
     - Мистер Барлоу, вы боитесь смерти.
     - Нисколько, уверяю вас.
     - Природный инстинкт, мистер Барлоу, рождает в нас страх
перед неизвестностью. Но если вы поговорите об этом прямо и
откровенно, ваши мрачные мысли рассеются. Этому научили нас
психоаналитики. Извлеките ваши тайные страхи на белый свет рядовой
повседневности, мистер Барлоу. Поймите, что смерть - это не ваша
личная трагедия, а участь всякого человека. Как прекрасно писал Гамлет:
"То жребий всех живущих; живое все умрет". Вероятно, вы считаете,
мистер Барлоу, что размышления на эту тему - вещь болезненная и даже
небезопасная; однако научные исследования доказывают нам совершенно
противоположное. Многие люди, поддавшись страху смерти, допускают,
чтобы из-за этого их жизненная энергия преждевременно иссякала, а
заработок падал. Избавившись от страха смерти, эти люди реально
смогли бы умножить свои достижения на жизненном поприще.
Обдумайте сей час, в здравом уме и добром здоровье, какая форма
последнего упокоения вас устраивает, оплатите ее сейчас, пока вам это не
так трудно, и избавьтесь от всех тревог. Гоните монету, мистер Барлоу:
"Шелестящий дол" найдет применение вашим денежкам.
     - Я самым тщательным образом обдумаю это предложение.
     - Вот наш проспект. А теперь я должна оставить вас с
косметичкой.
     Она вышла из комнаты, и Деннис мгновенно забыл, как она
выглядит. Он и раньше встречал ее повсюду. Американские матери,
подумал Деннис, очевидно, распознают своих дочерей так же, как
китайцы, если верить слухам, безошибочно отличают одного
представителя своей, казалось бы, совершенно единообразной расы от
другого, однако для европейского глаза молоденькая моргпроводница
была на одно лицо со своими сестрами, которых можно встретить в
салоне пассажирского лайнера или в приемной любого учреждения, на
одно лицо с мисс Поски из "Угодьев лучшего мира". Это был
стандартный продукт. Мужчина может проститься с такой девушкой в
гастрономическом магазине Нью-Йорка, пролететь три тысячи миль и
обнаружить ее в табачном киоске Сан-Франциско с той же
неизбежностью, с какой он находит свои любимые комиксы на
привычной полосе местной газеты; и девушка эта будет мурлыкать те же
самые слова в минуту нежности, высказывать те же взгляды и
пристрастия в светской беседе. Она была удобна; но Деннис принадлежал
к более древней цивилизации, и запросы его были тоньше. Он искал
неуловимое - черты, едва различимые за пеленой тумана, силуэт в
освещенном дверном проеме, тайную грацию тела, скрытую под
вельветом форменного платьица. Он не вожделел соблазнов этого
изобильного континента, трепещущих рук и ног в плавательных
бассейнах, широко раскрытых подведенных глаз и губ в свете
прожекторов. Однако девушка, которая вошла сейчас, была единственной
в своем роде. Подыскать определение было нетрудно; оно пришло на ум
Деннису, как только он увидел ее: единственная Ева суматошного
гигиенического Эдема, девушка эта принадлежала к вымирающему
племени.
     На ней был белый халатик, униформа се профессии; она вошла в
комнату, присела к столу и положила перед собой авторучку с той же
профессиональной уверенностью, что и ее предшественница, и все же это
была она, та, которую Деннис тщетно искал весь этот одинокий год,
проведенный в изгнании.
     Волосы у нее были прямые и темные, брови вразлет, кожа
прозрачная, не тронутая загаром. Губы ее, без сомнения подкрашенные,
не были, однако покрыты толстым слоем помады, как у ее подруг, и
пурпурные комья не забивали их нежных морщинок; тем не менее они,
казалось, сулили безмерную полноту чувственного общения. У нее был
округлый овал лица, чистый и классически легкий профиль. Во взгляде ее
широко расставленных зеленоватых глаз таился явственный отблеск
безумия.
     У Денниса перехватило дыхание. Когда девушка заговорила,
голос ее звучал энергична и прозаически.
     - От чего скончался ваш Незабвенный? - спросила она.
     - Он повесился.
     - Сильно ли изуродовано лицо?
     - Ужасно.
     - Так обычно и бывает. Вероятно, им займется лично мистер
Джойбой. Видите ли, тут все дело в массаже, надо разогнать кровь с тех
участков, где она скопилась. У мистера Джойбоя исключительно
замечательные руки.
     - А что делаете вы?
     - Волосы, кожу и ногти, кроме того, я передаю баль-
замировщикам указания относительно позы и выражения лица. У вас есть
с собой фотографии вашего Незабвенного? Они бывают очень полезны,
когда мы восстанавливаем внешний облик. Был ли это очень
жизнерадостный пожилой джентльмен?
     - Нет, скорее напротив.
     - Что мне ему записать - спокойное философское выражение
или сосредоточенно-решительное?
     - Я думаю, первое.
     - Это выражение придать труднее всего, но мистер Джойбой как
раз на нем специализируется - и еще на радостной детской улыбке. У
Незабвенного были собственные волосы? А каким был обычно цвет его
лица? Мы, как правило, различаем три цвета: сельский, спортивный и
научный, другими словами, румяный, смуглый и белый. Научный? Очки
тоже? Ах, монокль. Это всегда трудно, потому что мистер Джойбой
любит придавать голове легкий наклон, чтобы достичь большей
естественности позы. А пенсне и монокли трудно закрепить, когда тело
окоченеет. К тому же монокль выглядит менее естественно, когда глаз
закрыт. Вы хотите непременно сохранить эту черту Незабвенного?
     - Для него это было весьма характерно.
     - Как вам угодно, мистер Барлоу. Разумеется, мистер Джойбой
справится и с этим.
     - Мне даже нравится, что глаз будет закрыт.
     - Отлично. Ваш Незабвенный завершил свой путь на веревке?
     - На подтяжках.
     - Тогда нам будет нетрудно. А то иногда остается совершенно
неизгладимый след. В прошлом месяце у нас был Незабвенный, который
завершил свой путь на электрическом проводе. Тут уж даже мистер
Джойбой ничего не мог поделать. Пришлось повязать ему шарф до
самого подбородка. Но с подтяжками все обойдется благополучно.
     - Я вижу, вы чрезвычайно высокого мнения о мистере Джойбое.
     - Это настоящий художник. Иначе его не назовешь.
     - Вам нравится ваша работа?
     - Для меня это очень, очень большая честь здесь работать,
мистер Барлоу.
     - И давно вы здесь?
     Деннис замечал, что американцы, как правило, довольно
терпеливо отвечают на расспросы о своей карьере. Но эта косметичка
словно опустила еще одну завесу между собой и собеседником.
     - Полтора года,- коротко ответила она.- Итак, я почти обо
всем вас спросила. Есть ли какая-либо индивидуальная черта его
внешнего облика, которую вы хотели бы сохранить? Иногда, к примеру,
Ждущие Своего Часа просят, чтобы их Незабвенный держал трубку в
зубах. Или держал что-нибудь в руке. Например, детям мы даем какую-
нибудь игрушку. Есть что-нибудь особенно характерное для вашего
Незабвенного? Многие выбирают какой-нибудь музыкальный
инструмент. Одна дама прощалась с близкими, держа в руке телефонную
трубку.
     - Нет, не думаю, чтобы это было кстати.
     - Значит, просто цветы? Еще один вопрос: зубные протезы. Были
ли у него протезы, когда он скончался?
     - Право, не знаю.
     - Попытайтесь, пожалуйста, выяснить. Протезы часто пропадают
в полицейском морге, и для мистера Джойбоя это создает
дополнительные трудности. Незабвенные, которые завершают свой путь
добровольно, как правило, все-таки носят протезы.
     - Я поищу у него в комнате и, если не найду, заявлю в полицию.
     - Большое вам спасибо, мистер Барлоу. На этом мои Основные
Данные исчерпаны. Рада была с вами познакомиться.
     - Когда я увижу вас?
     - Послезавтра. Вам лучше прийти чуть пораньше - до начала
прощания - и проследить, все ли так, как вы хотели.
     - Как мне спросить вас?
     - Спросите просто косметичку из Салона Орхидей.
     - А имя?
     - Имя ни к чему.
     Она ушла, и к нему снова подошла моргпроводница, которую он
успел забыть.
     - Мистер Барлоу, я договорилась с зональным гидом, чтобы она
показала вам участок. Деннис очнулся от глубокой задумчивости.
     - О, я доверяю вам выбрать,- сказал он.- По правде говоря, на
сегодня я увидел уже достаточно.


        Глава IV

     Деннис отпросился с работы у себя в "Угодьях лучшего мира"
для подготовки похорон и участия в них. Мистер Шульц отпустил его
неохотно. Ему сейчас трудно было управляться без Денниса: все больше
автомобилей сходило с конвейеров, все больше водителей появлялось на
дорогах и все больше домашних животных попадало в морг; к тому же в
Пасадене прокатилась волна смертей от пищевого отравления.
Холодильник был набит до отказа, и печи крематория пылали денно и
нощно.
     - Право же, мистер Шульц, это будет весьма полезно для меня,-
сказал Деннис, желая хоть как-то оправдать свое дезертирство.- Я
подробно знакомлюсь с методами их работы, набираюсь самых
разнообразных идей, которые мы сможем использовать у себя.
     - Зачем вам новые идеи? - удивился мистер Шульц.-
Поменьше платить за топливо, поменьше платить сотрудникам, побольше
работать - вот и все новые идеи, которые мне требуются. Вы только
посмотрите, Барлоу, мы с вами одни обслуживаем все побережье. От Сан-
Франциско до самой мексиканской границы нет ни одного заведения
нашего типа. И разве мы требуем, чтобы за похороны своих любимых
зверюшек люди платили по пять тысяч долларов? А многие ли платят
пятьсот? От силы два клиента в месяц. И что нам говорит большинство
клиентов? "Сожгите его подешевле, мистер Шульц, лишь бы он не попал
в руки городских властей, а то сраму не оберешься". Или закажут
могилку и какой-нибудь надгробный камень   все за пятьдесят долларов,
включая услуги по доставке. С самой войны никакого спроса на
шикарные похороны, мистер Барлоу Люди притворяются, что они любят
своих животных, разговаривают с ними, как будто это их собственные
дети, а потом является какой-нибудь гражданин в новой машине, дальше
целые реки слез, и вот вам: "Скажите, мистер Шульц, это действительно
нужен камень, чтобы все было прилично?"
     - Мистер Шульц, вы просто завидуете "Шелестящему долу".
     - А почему бы и нет, когда я вижу, как люди тратят такие деньги
на всяких родственников, которых они ненавидели всю жизнь, а
зверюшек, которые их любили и были им верны, и никогда не задавали
никаких вопросов, и ни на что не жаловались - в роскоши или в
бедности, в радости или в горе,- зверюшек они торопятся зарыть, как
будто это просто какая-нибудь скотина? Возьмите отпуск на три дня,
мистер Барлоу, но только не воображайте, что вам их оплатят за то, что
вы откопаете там Бог знает какую идею.
     Со следователем все обошлось гладко. Деннис дал показания;
фургон "Шелестящего дола" увез останки; сэр Эмброуз сумел ублажить
газетчиков. Он же с помощью других видных представителей английской
колонии составил Ритуал Службы. Литургия в Голливуде скорее дело
Режиссуры, чем Церкви. И каждый из членов крикетного клуба
потребовал себе роль.
     - Нужно будет прочитать отрывок из его "Сочинений",- сказал
сэр Эмброуз.- Не знаю даже, найдется ли у меня сейчас что-нибудь.
Такие вещи пропадают при переездах совершенно загадочным образом.
Вы ведь литературный малый Барлоу. Вы, конечно, сможете отыскать
подходящий отрывок. Что-нибудь такое, что передавало бы самую
сущность этого человека - его любовь к природе, к честной игре, ну,
сами знаете.
     - А Фрэнк любил природу и честную игру?
     - Ну, вероятно, должен был любить. Видный деятель литературы
и все такое; отмечен королевскими наградами.
     -  Не помню, чтобы мне попадались в доме его сочинения.
     - Найдите что-нибудь, Барлоу. Какое-нибудь небольшое
высказывание. Ну, сочините, наконец, сами, если нужно: вы ведь,
наверно, знаете его стиль. И вообще подумайте, вы же поэт все-таки. Не
кажется ли вам, что сейчас самое время написать что-нибудь о старине
Фрэнке? Что-нибудь такое, что я смог бы прочесть над его могилой. В
конце концов, черт возьми, вы должны это сделать ради него - да и ради
нас тоже. Не так это трудно. Берем же мы на себя всю грязную работу.
     Вот именно, "грязную работу", думал Деннис, наблюдая, как
члены крикетного клуба составляют список приглашенных. По этому
вопросу мнения разошлись. Часть была за то, чтобы приглашены были
немногие, и только англичане; большинство, возглавляемое сэром
Эмброузом, хотело включить в список всех боссов кинопромышленности.
Незачем "держать марку", об®яснил сэр Эмброуз, если не перед кем се
держать, кроме бедняги Фрэнка. Кто возьмет верх в этом споре,
сомневаться не приходилось. Вся тяжелая артиллерия была на стороне
сэра Эмброуза. И пригласительные билеты были напечатаны в большом
количестве.
     Деннис тем временем пытался напасть хоть на какой-нибудь след
"Сочинений" сэра Фрэнсиса. Книг у них в доме было совсем немного, да
и те по большей части принадлежали Деннису. Сэр Фрэнсис перестал
писать задолго до того, как Деннис научился читать. И Деннис не мог
помнить этих очаровательных изданий, вышедших в свет еще в ту пору,
когда он лежал в колыбели, книжек в цветастых картонных переплетах с
бумажными наклейками, зачастую с маленьким неразборчивым
автографом Ловата Фрэзера на титульном листе - всех этих плодов
поверхностного, но живого ума: биографий, путевых дневников,
критических заметок, стихов, драм - одним словом, того, что называют
изящной словесностью. Наибольшие претензии на бессмертие заявляла
книга "Свободный человек приветствует рассвет", наполовину
биографическая, на четверть политическая, на четверть мистическая,-
сочинение, которое кратчайшим путем дошло до сердца каждого
подписчика Бутса в начале двадцатых годов и принесло сэру Фрэнсису
дворянское звание. Книга "Свободный человек приветствует рассвет"
давным-давно не переиздавалась, все ее изящные фразы вышли из моды
и были забыты.
     Когда Деннис познакомился с сэром Фрэнсисом на студии
"Мегалополитен", имя Хинзли показалось ему смутно знакомым. В
антологии современной поэзии был один его сонет. Если бы Денниса
спросили об авторе сонета, он бы высказал предположение, что поэт был,
по всей вероятности, убит при Дарданеллах. Не удивительно потому, что
у Денниса не нашлось никаких произведений сэра Фрэнсиса. Тех же, кто
знал сэра Фрэнсиса, не удивило бы, что произведений не оказалось и у
самого автора. До конца своих дней он был наименее тщеславным из
литераторов и вследствие этого наиболее прочно забытым.
     Деннис тщетно пытался найти что-либо и уже начал подумывать
об отчаянной вылазке в публичную библиотеку, как вдруг обнаружил
старый затрепанный экземпляр "Аполлона", хранившийся Бог знает
зачем в бельевом ящике сэра Фрэнсиса. Это был февральский номер за
1920 год, его синяя обложка выцвела и стала серой. Заполняли его по
большей части стихи, написанные женщинами, многие из которых
сейчас, вероятно, уже стали бабушками. Вполне возможно, что в одном
из этих задушевных лирических опусов и крылась разгадка того, почему
журнал пролежал все эти годы нетронутым на столь отдаленном
форпосте цивилизации. В конце номера была, впрочем, также помещена
рецензия, подписанная инициалами Ф.Х. Деннис обнаружил, что в ней
говорилось о поэтессе, чьи сонеты были напечатаны в том же номере.
Имя ее уже было забыто, но, возможно, именно здесь, подумал Деннис, и
таилось нечто такое, "что сердце его задевало", что могло об®яснить
столь долгое изгнание сэра Фрэнсиса и что, во всяком случае, избавляло
Денниса от вылазки в публичную библиотеку. "Тоненькая книжка,
отмеченная яркой печатью страстного и глубокого таланта, таланта
незаурядного..." Деннис вырезал рецензию и послал ее сэру Эмброузу.
Потом вернулся к заказанным ему стихам.

     Мореный дуб, кретон, мягкие ковры и лестница в георгианском
стиле - все это вдруг кончалось на границе второго этажа. Выше лежала
область, куда не ступала нога непосвященного. Служащие поднимались
сюда в лифте, простой открытой клетке площадью восемь на восемь фу-
тов. Здесь, на верхнем этаже, царили кафель и