ести миссис Лестер Скрип",
так что я и поехала, а там я за столом сидела по правую руку от мистера
Лестера Скрипа, как вдруг они пришли и говорят... Алло, алло, вы
слушаете?
     Деннис поднял трубку, уже давно лежавшую на промокашке.
     - Выезжаю немедленно, миссис Хайнкель. Улица Долороза, 207,
так вы, кажется, сказали.
     - Я сказала, что я как раз сидела за столом справа от мистера
Лестера Скрипа, когда мне сообщили про это. Мистеру Скрипу и мистеру
Хайнкелю пришлось меня под руки вести до автомобиля.
     - Я выезжаю немедленно.
     - Сколько буду жить, себе не прощу. Подумать только, дома
никого не было, когда его принесли. Прислуга ушла, и шоферу мусорной
машины пришлось звонить нам из аптеки... Алло, алло, вы слышите? Я
сказала, что мусорщику пришлось звонить из аптеки.
     - Я еду, миссис Хайнкель.
     Деннис запер контору и задом вывел машину из гаража - на сей
раз не свою машину, а простой черный фургон,  которым они
пользовались для служебных выездов. Через полчаса он был уже в
обители горя. Тучный мужчина встретил его на садовой дорожке. Он был
приодет для вечернего приема в соответствии с самой последней здешней
модой - костюм из твида, сандалии, шелковая рубашка травянисто-
зеленого цвета с открытым воротом и вышитой монограммой во всю
грудь.
     - Рад вас видеть! - сказал он.
     - Мистеру У.X. всякого счастья!- невольно произнес Деннис.
     - Простите? Не понял.
     - Я из "Угодьев лучшего мира".
     - Да-да, заходите.
     Деннис открыл заднюю дверь фургона и вынул алюминиевый
контейнер.- Хватит?
     - Останется.
     Они вошли в дом. В холле, сжимая в руке стакан, сидела женщина
в длинном вечернем платье с глубоким вырезом и в бриллиантовой тиаре.
     - Это было ужасное переживание для миссис Хайнкель.
     - Я не хочу его видеть. Не хочу говорить об этом,- сказала
женщина.
     - Фирма "Угодья лучшего мира" берет на себя все хлопоты,-
сказал Деннис.
     - Вот там,- сказал мистер Хайнкель.- В буфетной.
     Терьер лежал на сушильной доске возле раковины. Деннис
перенес его в контейнер.
     - Вы не согласились бы помочь мне?
     Вдвоем с мистером Хайнкелем они донесли свою ношу до
фургона.
     - Как вы хотели бы - обсудить все приготовления сейчас или
заехать к нам утром?
     - По утрам я очень занят,- сказал мистер Хайнкель.-
Пройдемте в мой кабинет.
     На письменном столе стоял поднос. Они налили себе виски.
     - У меня есть проспект, рекламирующий наши услуги. Что вы
предпочитаете - простое погребение или кремацию?
     - Простите? Не понял.
     - Зарыть или сжечь?
     - Сжечь, я думаю.
     - У меня есть фотографии, на которых представлены урны
различных стилей.
     - Самая лучшая нас устроит.
     - Вы хотите получить нишу в нашем колумбария или предпочли
бы держать останки у себя дома?
     - Вот это, что вы назвали первым.
     - А как в отношении религиозных обрядов? У нас есть пастор,
который охотно отправляет службу.
     - Видите ли, мистер...
     - Барлоу.
     - Так вот, мистер Барлоу, мы с женой люди не очень набожные,
однако тут такой случай, что миссис Хайнкель, пожалуй, пригодилось бы
все, что можно, по части утешения.
     - Погребение по первому классу в нашем бюро содержит ряд
совершенно оригинальных процедур. Так, в момент предания тела огню
из крематория вылетает отпущенный на волю белый голубь,
символизирующий душу усопшего.
     - Да,- сказал мистер Хайнкель.- Полагаю, что миссис
Хайнкель это дело с голубем понравится.
     - Каждую годовщину вы будете совершенно бесплатно получать
по почте поминальную карточку следующего содержания: "Ваш
маленький Артур вспоминает вас сегодня на небе и виляет хвостом".
     - Прекрасная идея, мистер Барлоу.
     - В таком случае вам только остается подписать заказ и...
     Миссис Хайнкель печально кивнула ему, когда он проходил через
холл. Мистер Хайнкель проводил его до машины.
     - Рад был познакомиться с вами, мистер Барлоу. Право же, вы
избавили меня от многих хлопот.
     - Именно этой цели служит бюро "Угодья лучшего мира",-
сказал Деннис и укатил прочь.
     Затормозив у здания конторы, он перетащил собаку в
холодильник.
     Это была вместительная камера, в которой уже хранились два или
три небольших трупика. Возле сиамской кошечки стояла банка
фруктового сока и тарелка с бутербродами. Деннис перенес свой ужин в
приемную и, жуя бутерброд, вернулся к прерванному чтению.


        Глава II

     Дни шли за днями, наступила пора дождей, количество вызовов
сократилось, а потом их и вовсе не стало. Деннис Барлоу был доволен
работой. Художник в самой натуре своей сочетает разносторонность с
пунктуальной точностью, угнетает его только работа однообразная или
временная. Деннис подметил это еще во время войны: его друг-поэт,
служивший в гренадерском полку, до конца сохранял энтузиазм, тогда
как ему самому до смерти надоели его скучные обязанности в
транспортной команде.
     Он служил в частях снабжения ВВС в одном итальянском порту,
когда вышла в свет его первая и единственная книжка. Англия была в ту
пору неподходящее гнездо для певчих птичек; ламы напрасно
таращились в белизну снегов, ожидая нового воплощения Руперта Брука.
Стихи Денниса, появившиеся среди завывания бомб и удручающе
бодрых изданий Канцелярии Его Величества, произвели сверх ожидания
то же впечатление, что и подпольная пресса Сопротивления в
оккупированной Европе. Книжку превознесли до небес, и, если бы не
лимит на бумагу, она вышла бы и разошлась тиражом романа. В тот
самый день, когда в Казерте получили номер "Санди таймс" с рецензией
на его стихи, занимавшей целых два столбца, Деннису был предложен
пост личного помощника одного из маршалов авиации. Он угрюмо
отклонил этот пост, остался у себя в снабжении и заочно был удостоен на
родине полудюжины литературных премий. Уволившись из армии, он
отправился в Голливуд, где нужен был специалист для работы над
сценарием о жизни Шелли.
     И вот там, на студии "Мегалополитен", он столкнулся с той же
бессмысленной суетой, что и в армии, только еще удесятеренной
нервным возбуждением, столь характерным для студий. Он возроптал,
пришел в отчаянье и наконец бежал.
     Теперь он был доволен; у него была почтенная профессия, мистер
Шульц его похваливал, а мисс Поски терялась в догадках. Впервые в
жизни он понял, что значит "открывать новый путь"; путь этот был
довольно узок, но зато это был достойный путь, он проходил в стороне
от главных дорог и вел в беспредельную даль.
     Не все его клиенты были столь же щедры и сговорчивы, как чета
Хайнкелей. Иные старались увильнуть даже от десятидолларовых
похорон, другие, попросив забальзамировать своих любимцев, вдруг
уезжали на восток страны и вовсе забывали о них; одна клиентка больше
недели продержала у них тушу медведицы, занимавшую полхолодиль-
ника, а потом вдруг передумала и вызвала чучельщика. Зато иногда
судьба вдруг вознаграждала его за эти тяжкие дни какой-нибудь
ритуалистической, похожей на языческую оргию кремацией шимпанзе
или погребением канарейки, над чьей крохотной могилкой взвод
трубачей морской пехоты выводил сигнал "тушить огни". Калифорний-
ские законы запрещают разбрасывать человеческие останки с самолета,
однако для представителей животного мира небо открыто, и однажды
Деннису довелось рассеять по ветру над бульваром Заходящего Солнца
бренный прах какой-то домашней кошки. Именно тогда он был сфотогра-
фирован репортером местной газеты, и это завершило его падение в
глазах общества. Впрочем, ему это было безразлично. Его поэма то
удлинялась, то укорачивалась, точно змея, ползущая по лестнице, и все
же ощутимо продвигалась вперед. Мистер Шульц повысил ему
жалованье. Раны юности затягивались. Здесь, "у мира сонного предела",
он испытывал спокойную радость, какую прежде ему довелось испытать
только раз в жизни, в один из великолепных пасхальных дней, когда,
подбитый в каком-то школьном состязании, он лежал в постели, лелея
свои почетные ушибы, и слушал, как внизу, под окнами изолятора, вся
школа проходит строем на тренировку.
     Однако если Деннис процветал, то у сэра Фрэнсиса дела шли все
хуже и хуже. Старик терял душевное равновесие. Он ничего не ел за
ужином и бессонно шаркал по веранде в тихий рассветный час. Хуанита
дель Пабло без восторга относилась к своему преображению и, не имея
возможности воздать за это великим мира сего, терзала своего старого
друга. Сэр Фрэнсис делился с Деннисом своими горестями.
     Импресарио Хуаниты упирал на аргументы чисто мета-
физического свойства: признаете ли вы существование его клиентки? А
если так, то можете ли вы законным путем принудить ее уничтожить
самое себя? И можете ли вы вступать с ней в какие-либо договорные
отношения до того, как она обретет элементарные отличительные
признаки личности? Ответственность за ее метаморфозу была возложена
на сэра Фрэнсиса. С какой легкостью он породил ее на свет лет десять
тому назад - начиненную динамитом вакханку с пристаней Бильбао! И
как тяжко было ему сейчас рыскать в номенклатуре кельтской
мифологии, сочиняя для нее новую биографию: романтика Мурнских
гор, босоногая девочка, крестьяне поговаривают, что ее подбросили феи
и что горные духи поверяют ей свои тайны; шальная девчонка, сорви-
голова, она выгоняет осла из стойла и дурачит английских туристов в
окружении скал и водопадов! Он читал все это вслух Деннису и сам
видел, что это никуда не годится.
     Он прочел все это и на совещании в присутствии пока еще
безымянной актрисы, ее импресарио и адвоката; при этом
присутствовали также начальник юридического отдела студии
"Мегалополитен" и начальники отдела рекламы, отдела звезд и отдела
внешних сношений. За все время своей работы в Голливуде сэру
Фрэнсису ни разу не приходилось бывать на совещании, где собралось
бы столько светил великого синедриона корпорации. Они отвергли его
сюжет без всякого обсуждения.
     - Поработай с недельку дома, Фрэнк,- сказал начальник отдела
звезд.- Попробуй найти новый поворот. Или, может, тебе не по душе эта
работа?
     - Нет, что вы,- вяло возразил сэр Фрэнсис.- Совещание мне
очень помогло. Теперь я знаю, чего вы хотите. Уверен, что теперь у меня
все пойдет гладко.
     - Я всегда с удовольствием смотрю все, что вы для нас
стряпаете,- сказал начальник отдела внешних сношений. Но когда за
сэром Фрэнсисом закрылась дверь, великие люди переглянулись и
покачали головами. - Еще один бывший,- сказал начальник отдела
звезд. - Ко мне только что приехал двоюродный брат жены,- сказал
начальник отдела рекламы.- Может, дать ему попробовать?
     - Да, Сэм,- согласились остальные.- Пусть двоюродный брат
твоей жены попробует.
     После этого сэр Фрэнсис засел дома, и каждый день секретарша
приходила к нему писать под диктовку. Он молол какой-то вздор,
сочиняя новое имя и новую биографию для Хуаниты: красавица Кэтлин
Фитцбурк, гордость знаменитого охотничьего клуба "Голуэй Блэйзерс";
вечерняя заря опускается на берега и отвесные скалы этой суровой
страны, а Кэтлин Фитцбурк одна, со сворой гончих, вдали от
полуразрушенных башен замка Фитцбурк... Потом наступил день, когда
секретарша не явилась. Он позвонил на студию. Его соединяли то с
одним кабинетом, то с другим, и в конце концов чей-то голос сказал:
     - Да, сэр Фрэнсис, все верно. Мисс Маврокордато переведена в
отдел работы со зрителем.
     - Ну так пусть мне пришлют еще кого-нибудь.
     - Не уверен, что мы сможем сейчас кого-нибудь найти, сэр
Фрэнсис.
     - Понимаю. Как ни грустно, мне придется тогда поехать на
студию и там закончить работу. Вы не смогли бы послать за мной
машину?
     - Я соединю вас с мистером Ван Глюком.
     И снова его стали соединять то с одним кабинетом, то с другим,
перекидывая, как волан, пока наконец чей-то голос не произнес:
     - Диспетчер по транспорту. Нет, сэр Фрэнсис, к сожалению, у
нас сейчас нет под рукой ни одной студийной машины.
     Уже ощущая, как плащ короля Лира обволакивает его плечи, сэр
Фрэнсис нанял такси и поехал на студию. Он кивнул девушке за
конторкой у входа с чуть меньшей учтивостью, чем обычно.
     - Доброе утро, сэр Фрэнсис,-сказала она.- Чем могу быть вам
полезна?
     - Спасибо, ничем.
     - Вы кого-нибудь ищете?
     - Нет, никого.
     Лифтерша взглянула на него вопросительно.
     - Хотите подняться?
     - Конечно, к себе на третий.
     Он прошел по знакомому безликому коридору, распахнул
знакомую дверь и замер на пороге. За его столом сидел какой-то не
известный ему человек.
     - Простите,- сказал сэр Фрэнсис.- Что за глупость. Никогда со
мной этого не случалось.- Он попятился и закрыл дверь. Потом
тщательно осмотрел се. Номер комнаты был тот же. Он не ошибся.
Однако в прорезь, где последние двенадцать лет - с тех самых пор, как
его перевели из сценарного отдела,- стояло его имя, теперь была
вставлена карточка с другим именем: "Лоренцо Медичи". Он снова
открыл дверь.
     - Простите,- сказал он.- Но, должно быть, произошла какая-то
ошибка.
     - Вполне возможно,- сказал мистер Медичи жизнерадостно.-
Похоже, здесь все какие-то малость чокнутые. Я тут добрых полдня
выгребал из комнаты всякое барахло. Куча хлама, как будто здесь жил
кто-нибудь: какие-то пузырьки с лекарствами, книжки, фотографии,
детские игры. Кажется, это от какого-то старого англичанина, который
дал дуба.
     - Я и есть тот старый англичанин, но я не дал дуба.
     - Страшно за вас рад. Надеюсь, среди этого хлама ничего
ценного не было. А может, это еще валяется тут где-нибудь.
     - Пойду повидаю Отто Баумбайна.
     - Этот тоже чокнутый, а только вряд ли он что-нибудь знает
насчет вашего барахла. Я просто выставил все в коридор, и точка. Вот,
может, уборщица...
     Сэр Фрэнсис дошел по коридору до кабинета помощника
директора.
     - У мистера Баумбайна сейчас совещание. Передать ему, чтобы
он вам позвонил?
     - Ничего, я подожду.
     Он уселся в приемной, где две машинистки вели по телефону
бесконечно длинные и сугубо интимные разговоры. Наконец вышел
мистер Баумбайн.
     - Ах, это ты, Фрэнк,- сказал он.- Как мило, что ты заглянул к
нам. Очень рад. Нет, право, я очень рад. Заходи еще как-нибудь. Заходи
почаще, Фрэнк.
     - Я хотел поговорить с тобой, Отто.
     - Да, только сейчас я как раз страшно занят, Фрэнк. А что, если я
позвоню тебе где-нибудь на той неделе?
     - Я только что обнаружил в своем кабинете какого-то мистера
Медичи.
     - Да, верно, Фрэнк. Только он произносит это "Медисси", что-то
в этом роде; ты так произнес, будто он итальяшка какой-нибудь, а мистер
Медисси очень приличный молодой человек, и у него очень, очень
хорошие, прямо-таки замечательные анкетные данные, Фрэнк, так что я с
большим удовольствием познакомлю тебя с ним.
     - Ну а мне где работать?
     - Ах, видишь ли, Фрэнк, об этом мне очень хотелось бы
поговорить с тобой, но только сейчас у меня совсем нет времени. Ну
просто совсем нет, правда, детка?
     - Правда, мистер Баумбайн,- сказала одна из секретарш.-
Сейчас у вас решительно нет времени.
     - Вот видишь. У меня просто нет времени. Я знаю, что мы
сделаем, детка, попытайтесь устроить сэра Фрэнсиса на прием к мистеру
Эриксону. Уверен, что мистер Эриксон будет очень рад.
     Так сэр Фрэнсис попал на прием к мистеру Эриксону,
непосредственному начальнику мистера Баумбайна, и тот с
недвусмысленной нордической прямотой об®яснил ему то, о чем сэр
Фрэнсис уже начал смутно догадываться,- что его долголетняя служба
на благо компании "Мегалополитен пикчерз инкорпорейтед" пришла к
концу.
     - Вежливость требовала, чтоб меня хотя бы известили об этом,-
сказал сэр Фрэнсис.
     - Письмо уже послано. Застряло где-нибудь, вы же знаете, как
бывает; столько всяких отделов должны его подписать - юридический
отдел, бухгалтерия, отдел производственных конфликтов. Впрочем, в
вашем случае я не предвижу никаких осложнений. Вы, к счастью, не член
профсоюза. А то время от времени их треугольник протестует против
нерационального использования кадров - это когда мы привозим кого-
нибудь из Европы, из Китая или еще откуда-нибудь, а через неделю
увольняем. Но у вас говеем другой случай. Вы у нас давно работаете.
Почти двадцать пять лет, так, кажется? В вашем контракте даже
обратный билет на родину не оговорен. Так что все должно пройти
гладко.
     Сэр Фрэнсис покинул кабинет мистера Эриксона и пошел прочь
из великого муравейника, который именовался мемориальным блоком
имени Уилбура К.Лютита и был построен уже после того, как сэр
Фрэнсис приехал в Голливуд. Уилбур К.Лютит был тогда еще жив;
однажды он даже пожал руку сэру Фрэнсису своей коротенькой толстой
ручкой. Сэр Фрэнсис видел, как росло это здание, он даже занимал какое-
то вполне почетное, хотя и не самое видное место на церемонии его
открытия. На памяти сэра Фрэнсиса здесь заселялись, пустели и вновь
заселялись комнаты, менялись на дверях таблички с именами. На его
глазах приходили одни и уходили другие. Он видел, как пришли мистер
Эриксон и мистер Баумбайн и как ушли люди, имен которых он теперь
уже не мог припомнить. Он помнил лишь беднягу Лео, который вознесся,
пережил падение и умер, не оплатив счета в отеле "Сады аллаха".
     - Вы нашли, кого искали? - спросила его девушка за конторкой,
когда он выходил на залитую солнцем улицу.

     Трава на юге Калифорнии растет плохо, и голливудская почва не
благоприятствует высокому уровню крикета. По-настоящему в крикет
здесь играли лишь несколько молодых членов клуба: что касается
подавляющего большинства его членов, то крикет занимал в сфере их
интересов столь же малое место, как, скажем, торговля рыбой с лотка или
сапожный промысел в оборотах лондонских оптовиков. Для них клуб
был просто символом их принадлежности к английскому клану. Здесь
они по подписке собирали деньги для Красного Креста, здесь они могли
вволю позлословить, не боясь, что их услышат чужеземные хозяева и
покровители. Здесь они и собрались на другой день после внезапной
смерти сэра Фрэнсиса Хинзли, точно заслышав звон набатного колокола.
     - Его нашел молодой Барлоу.
     - Барлоу из "Мегало"?
     - Он раньше был в "Мегало". Ему не возобновили контракт. С
тех пор...
     - Да, слышал. Какой позор.
     - Я не знал сэра Фрэнсиса. Он тут подвизался еще до нашего
приезда. Кто-нибудь знает, отчего он это сделал?
     - Ему тоже не возобновили контракт. Слова эти звучали зловеще
для каждого, роковые слова, произнося которые следует прикоснуться к
чему-нибудь деревянному или стожить пальцы крестом; нечестивые
слова, которые вообще лучше не произносить вслух. Каждому из этих
людей был отпущен кусок жизни от подписания контракта до истечения
его срока, дальше была безбрежная неизвестность.
     - А где же сэр Эмброуз? Сегодня он обязательно придет.
     Наконец он пришел, и все отметили, что он уже вдел черную
креповую ленту в петлицу своей спортивной куртки. Несмотря на
поздний час, он принял протянутую ему чашку чаю, потянул ноздрями
воздух, до удушья пропитанный ожиданием, и наконец заговорил:
     - Все, без сомнения, уже слышали эту жуткую новость про
старину Фрэнка?
     Невнятный ропот.
     - В конце жизни ему не везло. Не думаю, чтоб в Голливуде
остался еще кто-нибудь, за исключением меня самого, кто помнил бы
годы его расцвета. Он всегда помогал тем, кто в нужде.
     - Это был ученый и джентльмен.
     - Несомненно. Он был одним из первых знаменитых англичан,
пришедших в кино. Можно сказать, именно он заложил тот фундамент,
на котором я... на котором все мы строили в дальнейшем. Он был здесь
нашим первым полномочным представителем.
     - А по-моему, студия могла бы и не увольнять его. Что для них
его жалованье? Он и так уж, наверно, недолго бы обременял их кассу.
     - Люди доживают здесь до преклонного возраста.
     - Не в этом дело,- сказал сэр Эмброуз.- На это были свои
причины.- Он выдержал паузу и продолжал столь же интригующе и
фальшиво: - Пожалуй, лучше все же расск