лектростанция, и мы с  папой  попробовали
запустить движок, а мама стояла рядом и все время говорила, что  такие
механики, как мы, обязательно  что-нибудь  сожгут,  но  мы  ничего  не
сожгли, а только проверили зарядный ток в аккумуляторах.
    Потом мы пошли посмотреть антенну, и папе не понравилось, как  она
повернута, и он велел Пятнице влезть наверх и развернуть диполь  точно
на север, но столб был металлический, и робот скользил по нему и никак
не мог подняться. Тогда мы с папой нашли на электростанции канифоль  и
посыпали ею ладони и колени Пятницы, и он очень ловко взобрался наверх
и сделал все, что нужно, а мы все стояли внизу и аплодировали.
    - Пап, - спросил я, - можно, я выкупаюсь в океане?
    - Нельзя, - ответил он.
    - Почему?
    - Это опасно.
    - Для кого опасно?
    - Для тебя.
    - А для тебя?
    - Тоже опасно.
    - А если у самого берега?
    - В океане купаться  нельзя,  -  сказал  он,  и  я  подумал,  что,
наверное, когда папа таким тоном  говорит  "нельзя"  там,  на  далеких
планетах, то ни один из членов экипажа не смеет с ним спорить.
    - Мы можем выкупаться в лагуне, - сказал папа.
    Право, это было  ничуть  не  хуже,  чем  если  бы  мы  купались  в
настоящем океане, потому  что  эта  лагуна  оказалась  большим  озером
внутри  острова  и  вода  в  ней  была  теплая-теплая   и   совершенно
прозрачная.
    Мы все трое плавали наперегонки, а потом  мы  с  папой  ныряли  на
спор, кто больше соберет ракушек со дна, и я собрал больше, потому что
папа собирал одной рукой, а я двумя.
    Когда нам надоело собирать ракушки, мы сделали для мамы корону  из
веточек коралла и  морских  водорослей,  а  папа  украсил  ее  морской
звездой.
    Мама была похожа в ней на настоящую королеву, и мы стали перед ней
на одно колено, и она посвятила нас в рыцари.
    Потом я попросил Пятницу поплавать со  мной.  Было  очень  забавно
смотреть, как он  подходил  к  воде,  щелкал  решающим  устройством  и
отступал назад. А потом он вдруг отвинтил на руке палец и бросил его в
воду, и, когда палец утонул, Пятница важно сказал, что роботы  плавать
не могут. Мы просто покатывались от хохота, такой у него был при  этом
самодовольный вид. Тогда я спросил у него, могут ли роботы  носить  на
руках мальчиков, и он ответил, что могут. Я стал ему на ладони,  и  он
поднял меня высоко над головой, к самой верхушке пальмы, и я срывал  с
нее кокосовые орехи и кидал вниз, а папа ловил.
    Когда солнце спустилось совсем  низко,  мама  предложила  пойти  к
океану смотреть закат.
    Солнце стало красным-красным и сплющилось у самой воды, и от  него
к берегу потянулась красная светящаяся  полоса.  Я  зажмурил  глаза  и
представил себе, что мчусь по этой полосе прямо на Солнце.
    - Пап, - спросил я, - а тебе приходилось лететь прямо на Солнце?
    - Приходилось, - ответил он.
    -- А там от него тоже тянется такая полоса?
    - Нет.
    - А небо там какого цвета?
    - Черное, - сказал папа.  -  Там  все  другое...  незнакомое  и...
враждебное.
    - Почему? - спросил я.
    - Я когда-нибудь расскажу тебе подробно, сынок, - сказал он.  -  А
сейчас идемте ужинать.
    Дома мы затеяли очень интересную игру. Мама стояла у холодильника,
а мы угадывали, что у нее в руках. Конечно, каждый из нас называл свои
любимые блюда,  и  каким-то  чудом  оказывалось,  что  мы  каждый  раз
угадывали. Поэтому ужин у нас получился на славу.
    Папа откупорил бутылку вина и сказал, что мужчинам  после  купания
совсем не вредно пропустить по рюмочке. Он налил мне и себе по  полной
рюмке, а маме - немножко. "Только чтобы чокнуться", - сказала она.
    После ужина мы смотрели по  телевизору  концерт,  и  диктор  перед
началом сказал, что этот концерт посвящается нам. Мама даже покраснела
от удовольствия, потому что она очень гордится тем, что  у  нас  такой
знаменитый папа.
    Передавали самые лучшие песни, а  одна  певица  даже  пропела  мою
любимую песенку о белочке, собирающей орешки. Просто удивительно,  как
они об этом узнали.
    Когда кончился концерт, папа сказал, что ему нужно садиться писать
отчет, а я отправился спать. Я уже лежал в постели, когда мама  пришла
пожелать мне спокойной ночи.
    - Мам, посиди со мной, - попросил я.
    - С удовольствием, милый, - сказала она и села на кровать.
    В открытое окно светила луна, и было светло совсем,  как  днем.  Я
смотрел на мамино лицо и  думал,  какая  она  красивая  и  молодая.  Я
поцеловал ее руку, пахнущую чем-то очень приятным и грустным.
    - Мама, - спросил  я,  -  почему  это  запахи  бывают  грустные  и
веселые?
    - Не знаю, милый, - ответила она, - мне никогда не приходилось  об
этом думать. Может быть, просто каждый запах вызывает у  нас  какие-то
воспоминания, грустные или веселые.
    - Может быть, - сказал я.
    Мне было очень хорошо. Я вспоминал проведенный день, самый  лучший
день в моей жизни, и думал, что впереди еще восемьдесят  девять  таких
дней.
    - Ох, мама, - сказал я, - какая замечательная штука жизнь и как не
хочется умирать!
    - Что ты, чижик?-сказала она. - Тебе ли говорить о смерти? У  тебя
впереди огромная жизнь.
    Мне было ее очень жалко: еще на "Альбатросе" ночью я  слышал,  как
они с папой говорили об этой ужасной болезни, которой папа заразился в
космосе, и о том, что всем нам осталось жить не больше  трех  месяцев,
если за это время не найдут способа ее  лечить.  Ведь  поэтому  экипаж
"Альбатроса" был одет в скафандры, а мы никуда не выходили из каюты. И
в океане, вероятно, нам нельзя купаться, потому что эта болезнь  такая
заразная.
    И все же я подумал, что, когда люди так любят  друг  друга,  нужно
всегда говорить только правду.
    - Не надо, мамочка, дорогая, - сказал я.  -  Ведь  даже,  если  не
найдут способа лечить эту болезнь...
    - Найдут, - тихо сказала мама. - Обязательно найдут. Можешь быть в
этом совершенно уверен.

______________________________________________________________________

        РЕШАЙСЯ, ПИЛОТ!


    Марсианка шла, чуть покачивая  бедрами,  откинув  назад  маленькую
круглую голову. Огромные черные глаза слегка прищурены,  матовое  лицо
цвета слоновой кости, золотистые губы открыты в улыбке, на левом виске
- зеленый треугольник - знак касты Хранителей Тайны.
    Климов вздрогнул.
    Он все еще не мог привыкнуть к загадочной красоте дочерей Марса.
    - Простите, не скажете ли вы мне, где  я  должна  зарегистрировать
свой билет?
    Она говорила певучим голосом на космическом  жаргоне,  проглатывая
окончания слов.
    - Налево, пассажирский зал, окно номер три.
    - Спасибо! - Марсианка  тряхнула  серебряными  кудрями  и,  бросив
через плечо внимательный взгляд на Климова, пошла к двери. Палантин из
бесценных шкурок небрежно волочился по полу.
    "Дрянь! - с неожиданной  злобой  подумал  Климов.  -  Искательница
приключений! Навязали себе на  шею  планетку  с  угасающей  культурой.
Страшно подумать, сколько мы туда вбухали, а что толку! Разве что наши
девчонки стали красить губы золотой краской. Туристочка!"
    Он отвратительно чувствовал себя. От  сердца  к  горлу  поднимался
тяжелый, горький комок, ломило затылок, болели все суставы.
    "Не хватало только, чтобы я свалился".
    Он  проглядел  расписание   грузовых   рейсов   и   направился   в
пассажирский зал.
    В углу, под светящейся схемой космических  трасс,  группа  молодых
парней играла в бойк - игру,  завезенную  космонавтами  с  Марса.  При
каждом броске костей они поднимали крик, как на футбольном матче.
    "Технические эксперты, все туда же", - подумал Климов.
    Он толкнул дверь и зашел в бар.
    Там еще было мало народу. Чета американцев, судя  по  экзотическим
костюмам со множеством застежек и ботинкам  на  толстенной  подошве  -
туристы, пила коктейли, да неопределенного вида  суб®ект  просматривал
журналы.
    Ружена - в белом халате с засученными  рукавами  -  колдовала  над
микшером.
    - Здравствуй, Витя! - сказала она, вытаскивая пробку из бутылки  с
яркой этикеткой. - Ты сегодня неважно выглядишь. Хочешь коньяку?
    Климов зажмурил глаза и проглотил слюну.
    Рюмка коньяку - вот, пожалуй, то, что ему сейчас нужно.
    - Нельзя, - сказал он, садясь на табурет, я ведь в  резерве.  Дай,
пожалуйста, кофе, и не очень крепкий.
    - Ничего нового?
    - Нет. Что может быть нового... в моем положении?
    Он взял  протянутую  чашку  и  поставил  перед  собой,  расплескав
половину на стойку.
    Ружена подвинула ему сахар.
    - Нельзя так, милый. Ты же совсем болен.  Пора  все  это  бросать.
Нельзя обманывать самого себя. Космос выжимает человека до предела.  Я
знала людей, которые уже к тридцати пяти годам никуда не  годились,  а
ведь тебе...
    - Да, от этого никуда не спрячешься.
    Американец  поднял  голову  и  щелкнул  языком.  В  дверях  стояла
марсианка.
    - Бутылку муската, крымского, - бросила она, направляясь к столику
у окна.
    - Ну, я пошел, - сказал Климов, - мне еще нужно в диспетчерскую.
    - Я сменяюсь в двенадцать. Заходи за мной, проводишь домой.  Может
быть, останешься, - добавила она тихо, - навсегда?
    - Зайду, - сказал Климов, - если освобожусь.
    "Если освобожусь, - подумал он.  -  Что  за  чушь!  От  чего  тебе
освобождаться, пилот второго резерва? Ты сегодня будешь свободен,  как
и вчера и как месяц назад, как  свободен  уже  три  года.  Никто  тебя
никуда и никогда не пошлет. Тебя терпят здесь только  из  сострадания,
потому что знают, что ты не можешь  не  приходить  сюда  каждый  день,
чтобы поймать свой единственный шанс. Приходишь в надежде на чудо,  но
чудеса бывают только в сказках".
    У дверей он столкнулся с толстым низеньким человечком  в  униформе
международного космодрома.
    - Как дела, Витя?
    - Отлично!
    - Самочувствие?
    - Великолепное.
    - А мы тут совсем зашились с грузовыми перевозками. Заходи к концу
смены, поболтаем.
    - Зайду, - сказал Климов, - обязательно зайду. К концу смены.
    Он еще раз прошел по пассажирскому залу и сел  в  глубокое  низкое
кресло под репродуктором.  Очередной  автобус  привез  большую  группу
пассажиров, и зал наполнился оживленной толпой.
    Климов машинально взял со столика проспект туристских рейсов.
    РЕГУЛЯРНЫЕ РЕЙСЫ НА ЛУНУ,  ПОЛНАЯ  БЕЗОПАСНОСТЬ  ПОЛЕТОВ.  В  ПУТИ
ПАССАЖИРЫ ОБСЛУЖИВАЮТСЯ КВАЛИФИЦИРОВАННЫМИ ЭКСКУРСОВОДАМИ-КОСМОЛОГАМИ,
ТУРИСТСКИЕ ЛАЙНЕРЫ ВЕДУТ САМЫЕ ОПЫТНЫЕ ПИЛОТЫ.
    "Самые опытные, - подумал он. - Каждый из них еще ходил в коротких
штанишках, когда я сделал свой первый рейс на Луну. А сейчас...  Самые
опытные! Что ж, видно, действительно пора кончать эту комедию.  Ружена
права. Сейчас, пилот,  ты  пойдешь  в  диспетчерскую  и  скажешь,  что
завтра... Потом ты зайдешь за Руженой, и  больше  не  будет  ни  этого
томительного ожидания чуда, ни вечного  одиночества.  Зачем  ты  берег
свое одиночество, пилот? Для дела, которому служишь? Тебе  больше  нет
места там. Теперь тебе на смену  пришли  самые  опытные  те,  кто  еще
сопливыми щенками носил на школьные курточках памятные жетоны с  твоим
портретом. Ну, решайся, пилот!"

    Диспетчер - девушка в новенькой,  с  иголочки  форме,  со  значком
Космической академии на груди - смерила  его  колючим  взглядом  серых
глаз.
    - Почему вы не на месте? Только что отправили в  больницу  второго
пилота с ноль шестнадцатого. Кроме вас, никого в резерве нет.  За  три
дня - двенадцать внеплановых рейсов. Сможете лететь?
    - Смогу.
    - Бегите скорее в санчасть. Ваше дело  уже  там.  Первый  пилот  -
Притчард. Вы  его  найдете  в  пилотской.  Старт  через  сорок  минут.
Счастливого полета!
    - Спасибо!
    Климов закрыл за собой дверь и прислонился к стене.
    "Ноль шестнадцатый, рейсовый на Марс. "Бегите скорее  в  санчасть"
Нет, дудки! Пусть бегают самые опытные, у них не бывает сердцебиений".
    Он стал медленно подниматься по лестнице, останавливаясь на каждой
ступеньке.

    - Фамилия?
    - Климов. Второй пилот с ноль шестнадцатого.
    - Раздевайтесь!
    Непослушными пальцами он расстегнул китель.
    - До трусов.
    ...Десять  оборотов,  двадцать,  тридцать...  сто.   Все   быстрее
вращение  центрифуги,  все   медленнее   и   слабее   толчки   сердца.
Невообразимая тяжесть давит на живот, сжимает легкие.  Тупые,  тяжелые
удары по затылку Рот жадно ловит воздух. Сто двадцать. Огненные  круги
бешено вращаются перед глазами, рвота поднимается из желудка  и  комом
застревает в горле. Сто тридцать. Невыносимая боль в позвоночнике. Сто
тридцать пять. О чудо!  Невесомость.  Он  парит  в  свободном  полете.
Черная бездна усеяна звездами - синими, красными,  фиолетовыми.  Какое
блаженство! Если бы только так не жал загубник кислородного  аппарата.
Какой болван придумал эти новые скафандры...
    - Спокойно, Климов! Глотайте, глотайте. - Врач вынул  у  него  изо
рта ложку и взглянул на часы, проверяя пульс. - Сколько вам лет?
    - Там написано... пятьдесят два.
    - Вы же давно имеете право на пенсию. Какого черта...
    - Я не могу.
    - Глупости! - Врач подошел к столу и открыл личное дело, - С  моей
стороны было  бы  преступлением  выпустить  вас  в  полет.  Ничего  не
поделаешь, батенька, возраст есть возраст. Сколько лет вы летаете?
    - Тридцать... из них три - в резерве.
    - Вот видите, - он перелистывал послужной список, - две аварии  за
последние пять лет, а до этого... постойте! Вы что, и есть  тот  самый
Виктор Климов?!
    - Тот самый.
    Врач тихонько свистнул.
    "Решайся, пилот! Это твой последний шанс".
    - Один рейс. Очень прошу вас...
    - С кем вы летите?
    - Первый пилот - Притчард.
    - Хорошо, - помедлив мгновение, он поставил размашистую подпись на
путевке, -  я  поговорю  с  ним,  чтобы  он  вас  щадил,  особенно  на
перегрузках. Счастливого полета!
    - Спасибо!
    - Минутку! Вы помните наш уговор? Последний  рейс.  Вот  таблетки.
Без особой надобности не принимайте. Так помните?
    - Помню.


        x x x


    - Простите, вы Притчард?
    Широкоплечий   верзила,   расправлявшийся   с    полукилограммовым
бифштексом, поднял рыжеволосую голову.
    - Угу.
    - Виктор Климов. Назначен к вам вторым пилотом.
    Притчард исподлобья бросил на  него  взгляд.  Уважение  пополам  с
жалостью. Самые опытные всегда смотрели на него таким взглядом.
    - Очень приятно. Садитесь. Что вы будете есть?
    - Спасибо, я никогда не ем перед стартом.
    - Напрасно. Может быть, кофе?
    - Я уже пил.
    Первый пилот молча жевал.
    "Начальство, - подумал Климов, - сосунок, а начальство".
    - Вы летали на шестой серии?
    Климов замялся.
    - Вообще не приходилось, но я прошел курсы переподготовки.
    - Великолепно, - В голосе Притчарда было все,  что  угодно,  кроме
восторга.
    - Старт в двадцать три тридцать, - сказал он, отодвигая тарелку. -
Сейчас об®явят посадку. Я пойду оформлю документы, а вы пока проверьте
укладку груза.
    - Я не должен присутствовать при посадке?
    - Нет, там Рита, она справится.
    Об®явили посадку, и пассажиры устремились к выходу на летное поле.
Климов зашел в бар.
    - Я улетаю на ноль шестнадцатом.
    - Ох,  Витька!  -  радостное  выражение  на  лице  Ружены   быстро
сменилось тревожным. - Да разве ты можешь такой?!
    - Ерунда. Врач сказал, что я вполне в форме.
    - Ну,  поздравляю!  -  Она  перегнулась  через  стойку  и  неловко
чмокнула его в щеку. - Буду ждать.
    - Прощай.
    - Подожди, Витенька. - Она торопливо расстегнула халат и  оторвала
пуговицу от блузки. - На счастье!
    Благодарить не полагалось.
    У служебного выхода он небрежно показал дежурному путевку.
    - Летите, Климов?
    - Лечу, вторым пилотом на ноль шестнадцатом.
    - Вторая площадка налево.
    Климов вышел на поле. Вдали, за железобетонной  оградой,  высилась
стальная громада стартовой башни с устремленной ввысь ракетой.
    Он поднял голову и посмотрел на маленькую красноватую звездочку  в
небе.
    "Тебе здорово повезло, пилот!" - Рука нащупала в кармане  пуговицу
и судорожно сжала ее.
    У подножия башни высокая тонкая стюардесса усаживала пассажиров  в
лифт.
    Климов взглянул наверх и направился к трапу.
    Он уже был на высоте грузового отсека,  когда  вновь  почувствовал
тяжелый, горький комок в груди. Прислонившись к перилам,  он  взглянул
вниз и сжал зубы,  чтобы  побороть  головокружение.  Только  этого  не
хватало. Неужели  боязнь  высоты?!  Он  поднял  взгляд  вверх,  и  вид
мерцающих звезд неожиданно принес облегчение...
    Грузовой отсек был  забит  до  отказа.  Путаясь  в  многочисленных
оттяжках  креплений,  Климов  ползком  пробрался  в  кормовую   часть.
Кажется, все в порядке, можно идти в кабину.
    - Вот черт! - Выбираясь через люк в тамбур, он ударился головой об
один  из  оцинкованных  ящиков,  укрепленных  по  стенам.   -   Однако
загрузочка выше нормы!
    После полумрака грузового  отсека  матовый  свет  плафонов  салона
казался нестерпимо ярким. Последние пассажиры  усаживались  в  кресла.
Стюардесса разносила на маленьком подносе  розовые  пилюли  стартового
наркоза.
    Идя по проходу,  он  увидел  марсианку.  Она  посмотрела  на  него
внимательным, изучающим взглядом и насмешливо улыбнулась.
    Первый пилот был  уже  на  месте.  Климов  сел  в  свое  кресло  и
застегнул ремень. Притчард вопросительно на него посмотрел.
    - Все в порядке, но мне кажется, что загрузка превышает допустимую
для кораблей этого класса.
    Притчард хмыкнул.
    - Не беспокойтесь. Есть разрешение инспекции.
    В двери появилась голова стюардессы.
    - Все! Двадцать шесть пассажиров.
    - О'кэй!
    Притчард включил микрофон, но  вдруг  передумал  и  вновь  щелкнул
тумблером.
    - Слушайте, Климов. Вы ведь опытный астролетчик. Еще в академии  я
изучал ваши  полеты...  Вам  нечего  меня  стесняться...  Мне  говорил
врач... Может быть, стартовый наркоз?..
    - Чепуха! Я себя отлично чувствую.
    - Как знаете. - Он нагнулся к микрофону. -  Я  ноль  шестнадцатый,
прошу старт.
    - Ноль шестнадцатый, даю старт! - раздался  голос  в  динамике.  -
Пять... четыре... три... два... один... старт!
    Стрелка  указателя  ускорения  медленно  тронулась  с   места   и,
нерешительно  задержавшись   на   какое-то   мгновение,   стремительно
двинулась дальше.
    Климов почувствовал на себе взгляд Притчарда и  улыбнулся  слабой,
вымученной улыбкой.  Затем,  выждав  немного,  вытащил  из-за  обшлага
таблетку и отправил ее в рот налитой свинцовой тяжестью рукой.
    Первый пилот внимательно глядел на щит приборов. Прием допинга  на
взлете и посадке был категорически запрещен уставом.
    Действие таблетки сказалось мгновенно. Теперь вибрация  и  тяжесть
не казались такими мучительными.
    Притчард передвинул маленький рычажок на пульте. Стрелка указателя
перегрузки пошла вниз.
    - Я  ноль  шестнадцатый,  -  сказал  он  в   микрофон,   -   старт
благополучный, курс на заправочную станцию.
    - Я вас слышу, ноль  шестнадцатый,  -  отозвался  голос.  -  Старт
благополучный, заправочная готова вас принять.
    Плавное торможение, две вспышки бортовых дюз, и  корабль  повис  в
магнитной ловушке заправочной станции.
    "Ловко это у него получилось, - подумал  Климов,  -  ай  да  самый
опытный!"
    Притчард отстегнул ремень.
    - Послушайте, Климов. Заправка  продлится  около  трех  часов.  На
взлете вы мне абсолютно не нужны. Набор второй космической  -  это  не
шутка. Отправляйтесь спать. Две таблетки снотворного.  Через  двадцать
часов меня смените.
    - Да, но...
    - Выполняйте распоряжение! При такой автоматике я  могу  подремать
здесь. Ясно?
    - Ясно.
    В   синем   свете   ночных   ламп   лица    пассажиров    казались
мертвенно-бледными. Они лежали навзничь в откинутых креслах, скованные
стартовым наркозом.
    На переднем сиденье, скорчившись, спала стюардесса.
    Климов прошел в крохотную каюту экипажа и, сн