оверение криминальной полиции,
украшенное  моей  фотографией,  заверенной   двумя   печатями.   Очередная
вымышленная фамилия в сочетании со званием старшего инспектора.
     - Комиссар, что вы знаете о проекте "Гаммельн"?
     - То же, что и все знают, - сказал он.
     - То есть?
     - Знаете что, поговорите вы об этом с  мэром.  Родилась  эта  светлая
идея в его аппарате, они сами запрягли ученых и курировали всю  работу  до
завершения проекта. Разумеется, в  контакте  с  вашей  Коллегией,  как  вы
знаете.
     Я ничегошеньки не знал, но не  рассказывать  же  комиссару,  что  мне
всего лишь подсунули альбом газетных вырезок о чудесах  города  и  краткое
изложение ученых дискуссий. Я и понятия  не  имел,  что  существуют  некие
проекты. Честно говоря, с таким я еще не сталкивался. Скрывать от  офицера
моего  ранга  материалы,  касающиеся  операции,  которую   ему   предстоит
работать, - нечто ненормальное. Значит, у Святого Георгия были на то  свои
причины...
     Зипперлейн тормозит перед  железными  воротами,  и  створки  начинают
медленно раздвигаться. Тюрьма  выглядит,  как  все  тюрьмы,  к  сожалению,
сохранившиеся еще на планете, - угрюмые здания с зарешеченными  окошечками
и вовсе без окон, ни клочка живой земли, сплошной бетон и асфальт, спирали
проволоки по гребню высоких стен, сторожевые вышки.
     Мы сдали  на  контроле  оружие  и  направились  к  главному  корпусу,
экспортируемые сержантом в голубой униформе. Из  вольера  на  нас  залаяли
здоровенные овчарки. Каждый раз  испытываю  досадный  стыд  и  мучительную
неловкость,  шагая  по  этим  коридорам.  Немало  народу  попало  сюда   в
результате моих трудов, но от этого не легче  -  всегда  кажется,  что  мы
работаем плохо, что все, кому надлежит здесь сидеть, еще сюда не попали...
     У входа сержант препоручил нас молодому лейтенанту. Тот провел нас по
длинному коридору с нумерованными дверями, мы миновали три  препятствия  в
виде глухих решеток - при каждой имелся надзиратель со  связкой  магнитных
ключей и "Штарком" через плечо,  -  спустились  в  полуподвал  и  вошли  в
маленькую комнатку с прикрепленными к полу столом и табуретками. Лейтенант
жестом пригласил нас сесть, четко козырнул и вышел.
     - Вам обязательно нужно, чтобы я присутствовал? - недовольно  спросил
Зипперлейн.
     - Вы же печетесь о секретности, - сказал я. - Посудите сами: какой-то
инспектор  остался  с  подследственным,  а  комиссар  ждет   под   дверью.
Несуразица, а?
     Он не нашел, что ответить, присел и зябко поежился.  Ничего,  подумал
я. Происходящие вокруг чудеса - еще не основание для того, чтобы  опускать
руки и жаждать отставки...
     Ввели  подследственного.  Мужчина  несколькими  годами  старше  меня,
светловолосый,   с   аккуратной   шкиперской    бородкой.    При    других
обстоятельствах  производил  бы  впечатление  приятного,   обаятельнейшего
человека, души компании, хорошего семьянина и любящего мужа - каким  он  и
был до недавнего времени, судя по досье.
     - Садитесь - сказал я ему. - Конвой свободен.
     Зипперлейн откинулся к стене и прикрыл глаза - ах  ты,  сукин  кот  с
тридцатилетним стажем...
     - Садитесь, - повторил я. - Курите?
     Он сел, положил на стол большие сильные руки и с гримасой  принял  от
меня сигарету:
     - Как в кино... Кто вы такой? Все вроде записали...
     - Инспектор, - сказал я. - Хочу задать вам несколько вопросов.
     Глаза у него были не просто отрешенные - какая-то немыслимая пустота,
не отражавшая ни света, ни меня, склонившегося к нему, ничего.
     - Какие могут быть вопросы? - сказал он. -  Я  во  всем  сознался,  я
психически нормален и требую, чтобы меня повесили.
     - За что вы убили свою жену?
     - Поди вы! - Он отвернулся. Я встал, обошел стол  и  навис  над  ним,
вплотную к нему:
     - Тамп, что произошло с  вашим  будущим  ребенком?  (Он  вздрогнул  и
сгорбился еще больше, и я понял, что взял след.)  Что  случилось  с  вашим
будущим ребенком? Вы ведь ее  убили  из-за  ребенка?  Я  знаю,  что  из-за
ребенка! Ну! Тамп!
     - Да при чем тут! - зло крикнул он, глядя на меня снизу вверх. -  Она
мне изменяла, вот что!
     - Врешь, тряпка!
     - Сам ты!..
     - Врешь, Тамп! - Я наклонился и заглянул ему в глаза. - Вы же  любили
друг друга, у вас все было хорошо! И ты еще на мертвую клевещешь,  дешевка
такая! Слюнтяй, баба! В  петлю  захотел?  Так  не  будет  петли!  Получишь
двадцатник, останешься наедине с собой, столько будет времени  подумать  -
башку об стену расшибешь! Не будет петли! В лепешку разобьюсь, а  добьюсь,
чтобы петли не было! Жить будешь  и  мучиться,  тряпка!  Ну?  Что  было  с
ребенком? Ты ведь из-за ребенка убил!
     Он закричал что-то непечатное в мой адрес и попытался  встать,  но  я
изо всех сил прижимал ему плечи и орал в лицо - провоцировал на  истерику,
на крик, чтобы он не выдержал, сорвался и  в  запальчивости  выложил  хоть
что-то. Мы, раскрасневшись,  орали  друг  на  друга,  комната  наполнилась
гулким эхом, кто-то в форме встревоженно просунулся в дверь, но я  рявкнул
на него так, что его словно ветром сдуло, а мы  снова  орали  что-то,  уже
абсолютно бессмысленное, и я  должен  был  переломить  его,  переупрямить,
пересилить, расколоть, и вдруг, когда  мы  одновременно  замолчали,  чтобы
глотнуть воздуха, прозвучал тихий голос Зипперлейна:
     - Адам, оставьте вы насчет ребенка. Она в тот день сделала аборт,  мы
вчера выяснили...
     Отдуваясь, я  плюхнулся  на  табурет  и  непослушными  пальцами  стал
выковыривать сигарету из пачки, а Тамп уронил голову на стол, и его  плечи
затряслись.
     - Комиссар... - сказал я.
     Он тихонько выскользнул за дверь - как  мне  показалось,  с  огромным
облегчением.
     - Уйдите вы... - тихонько сказал Тамп, не поднимая головы.
     - Не могу, - сказал я. - Не имею права. Поймите вы,  я  приехал  сюда
выяснить, что происходит  с  детьми  и  во  что  это  может  вылиться.  Вы
перенесли тяжелую утрату, я понимаю. Мне приходилось не единожды  хоронить
близких людей... Тамп, это ведь не только ваше горе.  Завтра  в  таком  же
положении может оказаться кто-то другой, мы могли  бы  это  предотвратить,
если бы знали  заранее,  и  потому  вы  не  должны  молчать.  Простите  за
банальность, но вы должны... Неужели вам настолько все равно? Ведь  кто-то
будет следующим...
     - Кто вы такой? -  спросил  он,  к  моей  радости,  почти  нормальным
голосом.
     - Полковник  Кропачев,  Международная  службы   безопасности.   Отдел
кризисных ситуаций. Слышали, что  это  такое?  Теперь  понимаете?  Неужели
думаете - я пострадал, пусть теперь и  другие  помучаются?  Если  так,  вы
подлец, простите, подонок... Я не глажу вас по  голове,  да.  У  меня  нет
времени на дипломатию, нет времени быть добрым. Над  городом  висит  беда.
Что у вас вышло с женой?
     - Вряд ли вы поймете, а если поймете, не поверите.
     - Я уже успел  понять,  что  здесь  следует  верить  всему.  Так  что
рассказывайте. Правду и внятно.
     - Это началось с первых недель  беременности,  -  тихо  начал  он.  -
Анита... Суть... Суть  в  том,  что  ребенок  начал  осознавать  себя  как
личность и беседовать с матерью. Телепатически.
     - Что?!
     - Вот именно... Учтите, я мало что знаю,  она  рассказывала  об  этом
неохотно и невразумительно, каждое слово приходилось  клещами  вытягивать.
Плохо спала, плакала, жаловалась, что не выдержит этого ужаса.
     - Но могло...
     - Нет, - сказал он. - Психиатр у нее  ничего  не  нашел.  Думаете,  я
сразу не подумал? И еще... Ребенок... он говорил с ней и  обо  мне  и  при
этом приводил такие факты из жизни моих отца и деда, о которых Анита никак
не могла знать. Это к нему могло попасть только  от  меня.  Наследственная
память, очевидно. Генетическая. Вот так... А она кричала, что не  выдержит
этого ужаса...
     - Почему ужаса? - спросил я довольно глупо.
     - Ну, нам с вами никогда не  приходилось  быть  беременным,  так  что
представить ее ощущения и страдания мы не сможем.
     - Резонно, - сказал я. - А вы? Вы тоже считали, что это ужас?
     - Нет. Может быть, потому что я наблюдал все со стороны, и мне,  сами
понимаете, было легче. Я категорически запретил ей делать аборт -  когито,
эрго... Он уже мыслил, он осознавал  себя  как  личность,  можете  вы  это
понять? Я запретил. Она сделала. На меня что-то нашло, не мог совладать  с
собой... Я охотник, у меня был нарезной карабин...
     - Получается, что она хладнокровно совершила убийство, вот ведь  что,
- сказал я. - Убийство мыслящего существа. Так ведь выходит?
     - Да. Но и я  совершил  убийство.  Разница  только  в  том,  что  мое
преступление предусмотрено уголовным кодексом, а ее преступление - нет...
     - Ваш случай единственный, других не было?
     - Не знаю.
     - Кто такой Даниэль Регар?
     - Не знаю, -  сказал  он,  и  я  понял,  что  доверительный  разговор
кончился, что пошла ложь. И позвал: - Зипперлейн!
     Зипперлейн вошел и хмуро спросил:
     - Вы кончили?
     - Кажется, да.
     - Можно в таком  случае  задать  вопрос?  Тамп,  что  вы  думаете  об
исчезновении трупа вашей жены?
     - Что? - в один голос спросили мы с Тампом.
     - Труп исчез из морга сегодня  ночью,  -  сказал  Зипперлейн.  -  Вот
так...
     - Ничего я не думаю, - сказал Тамп, и его лицо окаменело. -  Лично  у
меня непробиваемое алиби - я сидел в камере...
     Зипперлейн крикнул охранника. Тампа  увели,  комиссар  двинулся  было
следом, но я задержал его.
     - Комиссар, я  сейчас  напишу  отношение...  Тампа  нужно  немедленно
отправить в столицу, в нашу резиндентуру.
     - Ох, будут хлопоты...  -  покачал  головой  Зипперлейн.  -  Согласно
существующему порядку ваше региональное  управление  должно  обратиться  в
столичный...
     - К черту, - прервал я его. - Город на чрезвычайном положении, вы  не
забыли? Обратитесь к начальнику тюрьмы, и чтобы  Тамп  через  час  ехал  в
столицу, под конвоем, понятно. И еще. Честно говоря, у меня  чешутся  руки
немедленно  взять  вас  под  стражу,  как  лицо,  злостно  мешающее   ходу
следствия, умышленно скрывающее важные данные. Я не шучу! Я старше вас  по
званию, просьба не забывать, а вы в данную минуту мне  подчинены.  Как  вы
могли умолчать об аборте и исчезновении трупа?
     Он посмотрел мне в глаза без всякого страха и смущения. Тихо сказал:
     - Вы думаете, мы с нашими погонами и пистолетами можем стать на  пути
промысла божего?.. Мы...
     Распахнулась дверь, и в камеру  вошел  молодой  человек  в  штатском.
Вошел - не то слово. Сей ладный мускулистый парень  спортивно-полицейского
облика не вошел, а бесшумно вплыл, медленно  проплелся  от  двери  к  нам,
именно проплелся невеликое расстояние в три шага, и бледен был как смерть.
Он мельком глянул на меня, подал Зипперлейну какой-то синий бланк донельзя
официального вида, вопреки уставу повернулся через правое плечо и  покинул
камеру, балансируя по невидимой жердочке. Дверь он оставил открытой.
     Зипперлейн прочитал бумагу, побледнел и ватной куклой сел на табурет.
     - Что? - бросился я к нему. - Комиссар, вам плохо? Кто-нибудь, эй!
     В дверь просунулась любопытная физиономия лейтенанта.
     - Адам,  закройте  дверь,  -  неожиданно   сильным   голосом   сказал
Зипперлейн.  -  Никого  не  пускать!  (Я  захлопнул  дверь   перед   носом
лейтенанта.) Идите сюда, я вам прочитаю...
     Я подошел, и он прочитал вслух, негромко, жестяным голосом робота:
     - "Совершенно  секретно,  криминальная   полиция,   группа   "Болид",
комиссару Зипперлейну. Час назад задержана женщина, фотографию которой  мы
получили в связи  с  вашей  ориентировкой  о  пропаже  трупа.  Задержанная
назвала себя Анитой Тамп, личность идентифицирована по отпечаткам  пальцев
и  спектру  голоса,  идентичность  сомнений  не  вызывает.   Согласно   ее
показаниям муж выстрелил в нее из охотничьего карабина, больше она  ничего
не помнит, как попала сюда, об®яснить  не  в  состоянии.  При  медицинском
осмотре обнаружен шрам. Не исключено, что его происхождение  -  выстрел  в
упор из огнестрельного оружия. Нарезной карабин также не исключен. Судя по
состоянию шрама, выстрел был произведен самое малое полгода назад.  Срочно
сообщите, как поступить. Гарта  просят  немедленно  связаться  с  Центром.
264/5, Клебан".
     Я глянул на код - полицейское управление окружного  города,  миль  за
пятьдесят от нас.
     - Вот ваш труп и нашелся, - сказал я, чувствуя  странное  кружение  в
голове. - Правда, как я понял, она уже жива...  Кажется,  две  тысячи  лет
назад в Палестине случилось что-то похожее?
     - Но ведь она  тридцать  восемь  часов  лежала  в  морге,  -  говорил
Зипперлейн, медленно комкая бланк. - Я  ее  видел.  Это  был  труп.  Врачи
констатировали смерть. День гнева,  господи...  Ниспошли  просветление  на
души наши  и  мысли,  отведи  адский  огонь,  боже  всемилостивейший,  ибо
вездесущ и всевидящ еси, будь же милосерден к рабам твоим...
     Он бормотал молитву и смотрел на меня стеклянными глазами. И что  тут
поделать? В мою задачу не входит вести  антирелигиозную  пропаганду  среди
комиссаров полиции. Самому вдруг  ужасно  захотелось  искать  поддержку  и
опору в ком-то сильном, большом, всемогущем, способном защитить и  уберечь
от безумия.
     Вот вам  и  великолепные  гепарды...  Один  журналист,  не  из  самых
талантливых,   в   одном   трескучем   репортаже   как-то   окрестил   нас
"великолепными гепардами эпохи". Название,  прямо  скажем,  неточное,  ибо
гепард знаменит стремительным бегом, а мы большую часть  времени  работаем
скорее как ищейки, распутывая сложнейшие петли "заячьего  скока".  Но  все
равно слово многим нравилось. Великолепные гепарды. Щенки слепые...
     Рука не поднялась надавать ему  оплеух,  хотя  это  и  апробированный
метод обрывать истерики. Я молча сидел рядом, время от времени  покрикивая
на возникавшего в дверях лейтенанта. Комиссар понемногу  отошел,  но  стал
чересчур уж невозмутимым и очень уж покладистым. Мы вместе  отправились  к
начальнику тюрьмы и всего за пять минут уладили все насчет отправки  Тампа
в столицу. Потом Зипперлейн из кабинета начальника позвонил в  секретариат
мэра и предупредил о моем визите. В машине  он  совсем  оттаял  и  здраво,
трезво рассуждал,  какой  получается  парадокс  -  ведь  если  жена  Тампа
чудесным образом воскресла,  какие  у  нас  основания  держать  Тампа  под
стражей и пред®являть ему обвинение в убийстве?  Головоломный  юридический
казус. Как ни странно, он явно воспрянул духом  и  избавился  от  страхов.
Видимо, признав  происходящее  божьим  промыслом,  он  решил,  что  отныне
следует покорно плыть по течению. Спасибо и на том.
     Вторая моя беседа с Центром была лаконичной. Меня спросили, вышел  ли
я на Регара. Я сказал, что вышел, но  контактировать  пока  не  собираюсь.
Святой Георгий по просил сказать честно, какое у меня настроение и  каково
мое состояние. Я честно  признался,  что  успел  увидеть  немало  странных
вещей, порой  открыто  противоречащих  современной  науке  и  попахивающих
мистикой. Но остаюсь на позициях материализма и готов работать далее.  Тут
я не удержался и  заявил,  что  мог  бы  работать,  сдается  мне,  гораздо
эффективнее, будь заранее проинформирован и о присутствии в городе Чавдара
со своими людьми, и о сути проекта "Гаммельн". Впрочем, мне  кажется,  что
проект этот представляет собой  попытку  как-то  урегулировать  положение.
Скажем, эвакуировав  отсюда  детей,  то  бишь  ретцелькиндов,  -  созвучие
названия  проекта  с  известной  сказкой  наталкивает  на   такие   именно
расшифровки...
     Святой Георгий ответил, что каждый знает ровно столько,  сколько  ему
необходимо знать в данную минуту. А  завтра,  в  восемь  часов  утра,  мне
надлежит встретиться на площади у собора с Ксаной Монаховой. Конец связи и
наилучшие пожелания.
     Настроение у меня  чуточку  поднялось  -  Ксану  не  пошлют  сюда  по
пустякам. Что-то у них  есть,  что-то  изменилось,  так  будем  бодрыми  и
целеустремленными, господа великолепные гепарды...
     Я остановил  такси  и  поехал  в  ратушу.  Ратуша  оказалась  красным
кирпичным зданием, позднейшей подделкой под средневековье.  Тем  не  менее
она была красива. Даже свои химеры  имелись  на  крыше,  а  в  стену  было
вделано чугунное ядро, якобы угодившее сюда во времена старинной войны. На
стоянке рядом с цивильными автомобилями помещался джип  с  эмблемой  Войск
ООН, в нем сидели  пятеро  солдат,  и  пулемет  был  развернут  в  сторону
площади. Вот это  мне  очень  не  понравилось.  Солдаты  появляются  возле
административных   зданий   в   преддверии   серьезных   событий    строго
определенного разряда. Что же здесь назревает?
     Я расплатился с шофером и поднялся по мраморным ступеням, чувствуя на
себе пристальные взгляды солдат.  В  большой  приемной,  чья  аскетическая
сухость несколько смягчалась произраставшей в майоликовой  кадке  пальмой,
за  полированным  столом  сидела  милая  девушка   в   сиреневом   платье.
Посетителей не было. Мертвый сезон, очевидно.
     - Что вам угодно? - обаятельно улыбнулась девушка.
     - Адам  Гарт  -  обозреватель  "Географического   еженедельника",   -
улыбнулся я не менее обаятельно, подал ей визитную  карточку.  -  Господин
мэр предупрежден о моем визите.
     - Простите, кем предупрежден? - она опустила под стол правую  руку  -
нажимала какую-то кнопку.
     - Комиссаром полиции Зипперлейном.
     - Простите, вы политический или научный обозреватель?
     - Какое это имеет значение?
     - О, никакого,  -  с  улыбкой  сказала  девушка.  -  Просто  я  иначе
представляла себе обозревателей.
     - Более вальяжным, с благородными сединами?
     - Что-то вроде того...
     Игра в вопросы и ответы начала мне надоедать. Да  и  никакая  это  не
игра. Девица неумело тянула время. Интересно, зачем?
     Ага. С грохотом распахнулась дверь из  приемной  в  коридор,  влетели
двое крепких парней в штатском, один остался у  косяка  и  навел  на  меня
"штарк", второй подошел и деловым тоном предложил, поигрывая наручниками:
     - Прошу сдать оружие.
     Я медленно вынул "хауберк" и  отдал  ему.  Девица  взирала  на  сцену
разоружения с восторженным ужасом.  На  моих  запястьях  впервые  в  жизни
защелкнулись  браслеты,  и  меня  повлекли  в  коридор.  Я,  конечно,   не
сопротивлялся. Вот так. В  приемной,  несомненно,  был  выявляющий  оружие
детектор.
     Меня провели на третий этаж и  втолкнули  в  комнату  с  изящной,  но
надежной решеткой на окне. Среди сейфов и  дисплеев  восседал  краснолицый
мужчина в штатском.
     - Здравствуйте, - нахально сказал я ему.
     - Почему носите оружие? Где взяли?  -  рявкнул  он  вместо  ответного
приветствия.
     - Нашел на улице, - сказал я. Терпеть не могу, когда на меня рявкают,
особенно такие вот краснолицые. - Валялось на тротуаре, знаете ли.
     - Обыскать! - рявкнул он.
     Я поднял над головой скованный руки, и мои провожатые  накинулись  на
меня с проворством опытных скокарей. Добычу они  выложили  на  стол  перед
шефом, тот покопался  в  ней,  отодвинул  в  сторону  житейские  мелочи  -
авторучку, зажигалку, карманный путеводитель, ключи. Наступила напряженная
тишина.
     Ситуация сложилась пикантная. Перед ним лежали три документа,  все  с
моей фотографией, и все на разные фамилии. Зеленая  книжечка  обозревателя
"Географического еженедельника", бордовая книжечка  криминальной  полиции,
которую я  из-за  переполоха  с  оживающими  непоседливыми  трупами  забыл
вернуть Зипперлейну, а он забыл  ее  забрать,  и,  наконец,  удостоверение
сотрудника МСБ, прямоугольник из особого сплава,  защищенный  от  подделки
кое-какими хитроумными способами. Краснолицый их, без сомнения,  знал.  Он
жестом  указал  мне  на  стул,  придвинул  белую  коробочку  акустического
анализатора.
     - Сижу за решеткой в темнице сырой, - сказал я, накл