о  так или иначе, дело  можно было считать закрытым.
Впрочем, это было уже потом.
     А пока я валялся  в постели, соблюдая предписанный полный покой, причем
делал  это  даже  с удовольствием. Похоже, составление отчета оказалось  тем
последним эхом, за которых наступает уже окончательная тишина. Вставать я не
только не мог -- мне этого вовсе не хотелось.  Не хотелось вообще  ничего. Я
часто засыпал ( недолгим,  но каким-то тягучим сном, и чуть ли не каждый раз
снова  возвращался  в  этот проклятый  подвальный кегельбан,  и  опять видел
доктора Меряча; я пытался задать ему некий вопрос -- и не успевал, он падал,
но   --   во  сне  --   беззвучно,  из   развороченной  груди  била   кровь,
неправдоподобно   яркая,   ненастоящая,   но   именно   потому   еще   более
отвратительная. И я просыпался и не  мог вспомнить,  о чем должен был успеть
его спросить,  зачем  мне это нужное  и снова  засыпал,  и так по многу  раз
подряд.  Впрочем, наяву я тоже  возвращался мыслями к  Мерячу. Я мог  понять
этих несчастных, доведенных до отчаяния баб. Но что двигало им? Чем питалось
его   упорство?   Я  пытался  заставить  себя  не   думать  обо  всем  этом,
переключиться, но ничего не получалось. Не помогали ни комедии с Ануш Акопян
и  Пьером  Турром  --   самое   надежное   средство  на  магдин  взгляд,  ни
патентованные  таблетки,  от  которых  мысли   становилось  более   вязкими,
замедленными -- и только.
     Но на  седьмой  день я проснулся  и  почувствовал, что  больше всего на
свете хочу есть.  И  еще  -- встать. Голова слегла  кружилась; ноги, однако,
держали  вполне прилично.  Я  спустился в кухню и к ужасу Магды произвел там
изрядное опустошение. За этим преступным занятием и застал меня Павел.
     По-моему,  он  слегка  обалдел,  но  не подал  виду.  По  тому, как  он
переглянулся с Магдой, я понял, что они уже успели спеться. Павел улыбнулся,
похлопал меня по плечу и с неистребимым профессиональным оптимизмом изрек:
     -- Кто плюет на докторов? Тот, кто помер иль здоров!
     -- Я плачу вам  за свое здоровье, а не за ваше сомнительное  остроумие,
-- говорить с набитым ртом было непросто, но я справился. -- Хотите печенки?
Магда дивно запекает ее с луком в фольге.
     -- А что? -- Павел с интересом посмотрел на меня. -- Думаете, откажусь?
Не  на  такого нарвались. Кто  ж от дармового обеда откажется только потому,
что еще рано?
     В  общем-то  мы с ним всегда понимали друг друга.  Не  зря же, в  конце
концов,  он  оставил  меня в своих пациентах, когда я переехал сюда, в новый
дом. А ведь теперь ему приходилось мотаться через весь город(
     Увидев,   что  Павел   не   погнал  меня   обратно   в  постель,  Магда
приободрилась,  и  мы  премило посидели,  хотя  после  кофе  Павел  все-таки
заставил меня подняться в спальню и подверг осмотру с пристрастием.
     -- Ну  что ж, поздравляю, -- сказал он под конец. -- И на  этот раз вам
удалось  выкрутиться, Марк.  Не  знаю, долго  ли  будет  продолжаться  такое
везение -- при вашей-то  профессии! -- но сейчас так. Только  не торопитесь.
Вставайте понемногу, на час-другой. Читайте, если глаза не устают и головной
боли  нет.  Появится  -книжку  долой. То  же и  с  телевизором.  Обязательно
прогулки -- по часу  два раза в день. И легкий тренинг. Но --  действительно
легкий. Потом снова  сможете на  полную катушку.  Конечно,  лучше  всего вам
сейчас податься на курорт. На месячишко. Есть возможность?
     Я кивнул.
     -- И прекрасно. Через  недельку, хорошо? И вести там растительный образ
жизни.
     -- А животный можно?
     --  Сперва растительный, а  там  видно будет. Но  никакой  выпивки.  По
крайней мере месяца два. Если не хотите неприятностей.
     -- Убедили.
     -- А я зайду завтра-послезавтра. Так, для порядка.
     -- Спасибо.  И привет вашим  рыбкам. -- Павел  заядлый аквариумист, и я
всегда давал ему возможность похвастать каким-нибудь очередным рыбьим дивом.
На этот раз я попал в десятку.
     -- Передам. Особенно новичкам.
     -- То есть? -- Не поинтересоваться -- насмерть обидеть.
     --  Капские тетры. Порода молодая, вывел  ее  недавно  один  дурбанский
любитель.  Редкая,  и  потому  стоит(  -- Он  прищелкнул  пальцами. --  Сами
понимаете. Но и стоит того  -- приезжайте, не пожалеете.  Не рыбки  -- живой
свет.
     Когда  Павел  ушел,   я  завалился  на  диван  и  взялся  просматривать
скопившиеся за полторы недели газеты. Читать, однако, не хотелось. Я устал и
совсем начал было задремывать, когда  в памяти всплыли вдруг слова:  "порода
молодая". Сотни  раз  я  слышал что-то подобное,  но никогда не задумывался.
Принимал  как  данность.  А ведь в самом деле,  сколько  же  всего  на свете
человек  вывел  ( лошади, кошки, коровы, куры, собаки, рыбы(  Не  счесть.  И
почитал себя  вправе.  Не  сомневался. Для охоты на  львов собаку?  Получите
эрдельтерьера. Канареечку басовую -- распишитесь в получении. Гиппопотамчика
в  полметра  ростом -- ради Бога,  любезные  мои, нате вам!  Надо будет -- и
льва-вегетарианца выведем, идеально приспособленного к спасанию  на водах. А
вот сам человек -- табу. И думать не смей!
     --  Слушай,  отравительница, -- спросил  я  Магду, когда  она  принесла
очередное  витаминное  пойло, --  как ты думаешь,  почему новые породы кошек
выводить почетно, а стоит за людей приняться ( сразу в компрачикосы запишут?
     -- Выпьешь -- скажу.
     Что  мне оставалось?  Я залпом проглотил ее очередное творение -- не то
фейхоа с фенхелем, не то хрен с хурмой. Но с®едобно.
     -- Ну так?
     -- Потому, что кошек Бог  создал на  пятый день, насколько я помню курс
воскресной школы. А человека сотворил по образу своему и  подобию на шестой.
Вот  и  выходит,  что  человеки  могут выводить тварей  земных,  морских  да
небесных,  а человеков  -- только Бог. Понял,  философ?  -- Магда фыркнула и
ксилофонно промчалась по ступенькам  вниз,  судя по  всему, весьма довольная
собой и своим ответом.
     А я остался размышлять,  какой процент  правды был в этой шутке. Ведь и
впрямь   здорово  в®елась  в  нас  эта   идея.   Невольно,   подсознательно,
инстинктивно,  как  ни называй, а попробуй-ка представить, что  кто-то хочет
изменить человека. Подправить. Чуть-чуть.  С самыми благими  намерениями.  И
враз -- мороз по  коже. Иррациональный,  прямо скажем, мороз. И потому, если
всерьез такое задумать --  так уж не признаваться. Закамуфлировать, за любые
ширмы  спрятать. Вот  оно  как получается.  Ах,  хребтом  тя по хлебалу, как
говаривает  наш  правдивый  Кудесник. Вот  только  --  кого?  Законодателей,
которых,  может, и в живых  уже  нет  -- закону-то  за тридцать  перевалило?
Несчастных этих йомалатинт? Или вообще наш неустроенный мир?


        X

     А на следующий день гость, как говорится, пошел косяком.
     Я сидел в  кабинете  и без особого усердия просматривал счета.  Было их
немного. Пугоевский  гонорар  позволял бездельничать еще месяца  три-четыре,
если  понадобится. Да и без того на  счету  кое-что  было. И значит, советом
Павла  пренебрегать не  стоило.  В конце концов, мое здоровье  -- инструмент
рабочий.  Куда  я буду  годиться,  если не  войду  снова в форму?  Только на
свалку.
     Как  раз  когда  я  дошел  до  этих  душещипательных рассуждений, снизу
донеслись голоса. Я прислушался. Черт возьми! Айн! Как был, в халате, я чуть
не кубарем окатился по лестнице, не успев даже подивиться собственной прыти.
Мы обнялись.
     -- Ну как ты?
     -- Жив, как видишь.
     -- Вижу.  Я к тебе уже третий день  прорываюсь,  но(  --  Он кивнул  на
Магду.
     -- И ты мне ничего не говорила! -- возмутился я.
     -- А чем сюрприз хуже?
     Возразить было  нечего. Мы  все  посмеялись, потом Магда  пошла  варить
кофе, а мы устроились в гостиной. Сославшись на присутствие  дамы, Айн чинно
уселся в кресло,  меня же -- на правах больного -- заставили  развалиться на
подушках, что твой капудан-паша. Справедливости ради замечу,  сопротивляться
я не стал. Хотя со стороны, вероятно, выглядело это презабавно.
     -- Ну, рассказывай!
     --  Давай  отложим всякие  рассказы на  потом. Неохота  мне вспоминать.
Ладно?
     -- Уговорил.
     --  И вообще,  лучше о  себе  расскажи. Я ведь  знаю  всего только, что
диссертацию свою непроизносимую защитил, женился, обзавелся двумя отпрысками
мужского пола и неизвестного возраста.
     -- Как так неизвестного? Шесть и семь.
     -- Так что, мы с тобой с тех пор ни разу не виделись?
     -- Наконец-то осознал!
     -- Каюсь, каюсь( Только ты-то чем лучше?
     В конце концов  мы  договорились  не  препираться  на эту неисчерпаемую
тему.  Магда  принесла  кофе,  и  мы  добрых  два  часа  просто болтали -- с
легкостью, какой я  давно не испытывал.  Язык у Айна и с детства был  хорошо
подвешен, а с годами еще  и отшлифовался. Магда, ко всему прочему, наблюдала
этот  фейерверк  впервые  и  явно получала огромное  удовольствие.  Мне было
приятно исподтишка наблюдать за ней,  и написанное у нее на лице откровенное
восхищение  айновым  словоплетством  не  вызывало  у  меня  даже  намека  на
какое-либо   ревнивое   чувство.  Скорее   наоборот,   придавало   разговору
дополнительную теплоту. Айн рассказывал, как в позапрошлом  году соблазнился
предложением некоей любительской  экспедиции, из  тех, что  рыщут по свету в
поисках  снежного   человека,   сокровищ  атлантов   и   следов  космических
пришельцев.  Правда,  у этих цель была менее впечатляющей,  но вряд ли более
реальной: отыскать гробницу Чингисхана.  Однако это  был  способ  побывать в
Монгольском Трехречье -- тех местах между Ононом, Керуленом и Толой, которые
манили  Айна  уже  давно  ("Вспомним  же,  вспомним  степи  монгольские,  --
мечтательно пропел  он,  --  голубой  Керулен,  золотой  Онон("). К тому  же
экспедиция  исхитрилась  найти  себе каких-то  спонсоров,  и  потому тратить
собственные сбережения не было необходимости.
     --  И  как,  нашли? --  полюбопытствовала  Магда, практичная,  как  все
женщины.
     -- Искали -- рассмеялся Айн, -- что гораздо важнее. Нашли только меня.
     -- Как это?
     Ситуация  была  классической.  Айн  вышел  как-то  поутру из  лагеря  с
намерением  погулять  часок-другой на рассвете.  Рассветы в  тех  местах  --
видеть  надо,  такого  богатства  красок   нигде  больше  встречать  ему  не
приводилось( Спохватился он лишь тогда, когда понял, что обратной дороги ему
не найти. Сотоварищи в свою очередь принялись разыскивать его, и  делали это
столь успешно, что в конце  концов вертолетчикам  национальной  спасательной
службы  пришлось отыскивать и доставлять в  лагерь  уже троих. Влетело это в
кругленькую сумму, причем Айну по справедливости пришлось  раскошелиться  на
большую ее часть.
     --  Но пока я  блуждал,  -- а места  там, Магда, прекрасные,  сказочные
места,  таких пейзажей, такой  палитры нигде больше не увидишь, -- так  вот,
пока я кружил да петлял, мне пришло в голову(
     Что именно  пришло Айну на ум я уже не слышал. В мозгу что-то щелкнуло,
лопнуло, и я вспомнил, наконец, вопрос, который хотел и  не мог задать -- во
сне -- доктору Мерячу.
     -- Прости, что перебиваю, Айн(
     Тот  осекся  на полуслове, воззрился было  на меня,  но  тут же  махнул
рукой:
     -- Будет расшаркиваться. В чем дело?
     -- Ты, часом, не знаешь, что такое Моисеев путь?
     -- О Господи! В каком контексте?
     --  Один  человек  сказал  при   мне:  "Блуждаем  Моисеевым  путем".  О
библейском Моисее я помню только про корзину,  тростники и десять заповедей.
А если речь о каком-то другом, то и вовсе ума не приложу.
     --  О  том,  о  том,  успокойся.  Пророк  Моисей,  Моше-рабейну,  Муса(
Устойчивого  понятия  Моисеев  путь  (  как,  например,  Моисеев  закон  или
Пятикнижие Моисеево  ( нет. Это, скорее, метафора. Более или менее  расхожий
образ.
     -- И что он означает?
     -- Видишь ли, Моисей был великим  политиком.  Когда он вывел народ свой
из  египетского  рабства, то не повел его сразу  в землю обетованную, -- Айн
получал  столь  откровенное  удовольствие от  своего  просветительства,  что
смотреть на него было  любо-дорого. -- Идти-то было -- рукой подать, что там
от  Нила до  Иордана,  а Моисей сорок  лет водил  евреев по пустыне, блуждал
самыми замысловатыми путями, с помощью Божией досыта кормил манной небесной,
поил водою сладкой(
     -- Зачем? -- не утерпел я.
     -- А затем, чтобы рабы, за чьими плечами  стояло четыреста тридцать лет
рабства, ставшего уже генетическим,  в Ханаанскую землю не  вошли. Только их
дети, родившиеся свободными. Следующее поколение.
     -- Какой ужас, -- ахнула Магда. -- Это точно, Айн? Про Моисея?
     --  Вполне. Я же  говорю,  это было  гениальным  политическим ходом  --
создавать новое государство с новыми людьми.
     -- И это -- пророк? Год за  годом кружить по пустыне? Ждать -вот скоро,
вот завтра, вот за холмом! Умирать! Быть обреченным и не знать, что обречен!
Нет, Айн, это Макиавелли, а не Моисей! Я представляла себе Исход иначе(
     --  Это  очень  серьезно  --  то,  о  чем вы  говорите,  Магда.  Только
Макиавелли ни при чем. В Библии есть уже вся политика. И с библейских времен
самые  жестокие  люди чаще всего  встречаются среди тех, кто  хочет привести
свой народ к счастью.  Осуществить  утопию. Поскребите  как  следует  любого
пророка, любого диктатора-утописта
     --   и   под  пестрыми  красками   наверняка  обнаружится  неистребимое
моисейство. Причем,  хотя сам  Моисей был еще отнюдь  не  из  худших,  и  он
получил воздаяние по делам своим.
     -- То есть?
     (   Его  могила  затерялась  в  пустыне   Моавитской  --  как  гробница
Чингисхана. А привел народ в землю обетованную уже Иисус Навин. Моисей этого
был недостоин. Ему не дано было перейти Иордан.
     --  Тяжело  вам   жить!  --   все-таки  переходы  у  женщин  совершенно
непредсказуемы.
     -- Почему? -- удивился Айн.
     -- Слишком много понимаете и слишком мало можете.
     -- Ну отчего же? -- чуть-чуть слишком быстро и весело возразил Айн.  --
Я вот, например, вполне могу выпить еще кофе.
     -- Сейчас, --  Магда резво вскочила и отправилась в кухню. Мы поболтали
еще немножко, но,  признаться,  уже без  прежнего  вдохновения.  Я все время
сбивался мыслями на свое, на Меряча и его Моисеев путь. Рассказывать об этом
я не хотел и не мог. И потому, когда  Айн стал откланиваться, каюсь, испытал
даже некоторое облегчение. Хотя знал, что теперь мы прощаемся ненадолго. Он,
по-моему, тоже.
     Поднявшись в кабинет, я снял с  полки  книгу,  к которой не прикасался,
пожалуй,  со  школьных лет.  Впрочем,  тогда и  подавно не слишком увлекался
Священной  историей( Я  внимательно  перечитал "Исход". Айн был  прав. Не то
чтобы я сомневался  в этом,  просто привычка все проверять  и  перепроверять
становится со временем второй натурой. Теперь я понимал, откуда черпал Меряч
свою непоколебимую  уверенность. Убежденность. Кто его знает,  проклятие или
благословение для человека  та жертвенность, с  какой водит  он сорок лет по
пустыне народ свой, обрекая  на вымирание целое  поколение.  И зная, что сам
умрет в преддверии земли обетованной, ступить на  которую ему не суждено. Но
одно мне  было  ясно: сам я на такое  не  гожусь.  Я  скорее  всего  из тех,
"малодушествующих на пути". Интересно, а можно  ли отнести к ним йомалатинт?
И  еще.  Вот ведь какая  штука:  в  рабство  египетское  народ Иосифа пришел
добровольно. В  поисках  лучшей жизни. Собрались, позаседали, проголосовали(
Вполне демократическим путем(
     От этих размышлений меня оторвала Магда.
     -- Марк, к тебе генерал Керро. Может, -- она была явно  обеспокоена, --
сказать, что ты еще не в форме?
     В конце концов, вызволили меня из капитанова кегельбана ребята Феликса.
Когда  Магда, не утерпев, раньше времени (впрочем, я  ведь и  не  называл ей
конкретного часа!) подняла тревогу, Феликс дал команду -- и они явились меня
выручать. Правда, не слишком вежливо. Еще слава Богу, что отделался я только
сотрясением мозга.  Могло  быть  и хуже  --  припаяли  мне  крепко.  Ретивые
мальчики. Добраться бы мне до того мордоворота(
     -- Нет, -- сказал я.  -- Не надо. Пожалуй, мы  с ним посидим. Ты только
сообрази что-нибудь.
     -- Без выпивки, -- по-хозяйски категорично заявила она.
     Я вздохнул.
     --  Ладно. Но у Феликса-то сотрясения нет.  Так что пошуруй  все-таки в
баре. Я точно помню, там кое-что оставалось.
     Магда вышла, а я  переоделся  -- принимать генерала в халате было вроде
не с руки -- и спустился вниз.
     --  Привет, Перс! -- шагнул  мне  навстречу Феликс.  Сегодня он был при
полном  параде --  весь  в  золоте  и  лампасах.  --  Давно  собирался  тебя
навестить, да все неловко было беспокоить. И дела(
     -- Вот и скажи честно: дела. А про неловко(
     --  Правда, Перс, собирался, ей-богу( И извиниться за( ( он замялся. --
Словом, извиниться хотел. Я тому сержанту(
     --  Да  брось ты,  --  рассмеялся  я. -- Ты -- сержанту?  Кому  ты  это
говоришь? В лучшем случае ты  оказал пару ласковых  начальнику  бригады. Кто
там сейчас? Рейн Воньо?
     -- Как в  воду глядишь, -- ухмыльнулся Феликс. --  Только Рейн тебя все
еще за своего держит, не забудь.  Так что сержанту до сих пор небо с овчинку
кажется.
     -- Спасибо, утешил.
     ( Ладно, не злись.
     -- Не злюсь, -- соврал я, потому что как раз сейчас и начал заводиться.
Разбередилась  отболевшая  вроде обида  на мордастого  сержанта.  Понабирали
энтузиастов!
     Обстановку  разрядит Магда,  вкатившая столик. Сервирован он был на ять
-- все-таки недаром я два года муштровал ее в конторе.
     Мы  с Феликсом сели, а Магда с обаятельной фирменной улыбкой исчезла. Я
не  стал ее удерживать. Сейчас  нам, пожалуй, лучше  было поговорить вдвоем.
Ныло,  ныло во мне болезненное любопытство, которое,  признаться, я не хотел
удовлетворять, но и отказаться тоже не мог.
     -- Слушай,  Феликс, давай начистоту. На кой черт ты втравил меня в  это
поганое  дело? Неужто твои ребята сами бы не разобрались? Только не  пой мне
песенку про то, что,  мол,  дело возбуждено не было, ладно? Я-то  знаю,  как
можно и без этого обходиться. Всегда есть пути -- и законные.
     -- А ты еще не понял?
     ( Нет.
     -- Я думал, ты поймешь( -- Феликс в упор посмотрел на меня, потом отвел
глаза. -- Будь по-твоему.  Мне хотелось, чтобы  ты сам узнал все, что сейчас
знаешь.
     -- Ну хорошо, узнал я об этих несчастных бабах, дальше что?
     -- Несчастных?
     -- А каких же? -- Меня  вдруг понесло. -- Кто  хватается за  ружье? Иди
подонок, или несчастный.. Иди тот, кто слишком много хочет, или тот, кто все
потерял.  Они  -- потеряли. И я не  понимаю, как  это получилось. Меня учили
чтить закон. Чту. И верю. Потому что если не верить  в закон,  верить  не во
что. А кто их довел? Тоже закон. Зачем мне такое знание, скажи?
     -- Ладно, -- проговорил Феликс. -- Забудь обо  всем. Может,  так  оно и
лучше.
     ( А ты бы смог?
     -- Вот потому я и втравил тебя, Перс. Потому, что не могу.
     -- Втравил. И что же?
     -- Себя спроси. Перс. Что я могу сделать?  Я кто?  Цербер.  Фараон. Мое
дело блюсти закон. И есть  еще такая поганая штука -служебная тайна. Слишком
немногие  знают подлинные  причины программы возрождений нации. Трофимизации
этой,  чтоб ей( Стоит мне заикнуться  -- от меня перья полетят. А я еще хочу
поработать на своем месте. Здесь я все-таки полезен.
     -- Так ведь сейчас уже не умолчишь. Ведь будет суд, и молчать на нем не
станут ни Инга Бьярмуле, ни эта, как ее( Инара.
     -- Станут.
     -- Почему?
     -- Потому что суда не будет. Потому что живым  из подвала вышел  только
ты. Ты разве не знал?
     -- А ты знал? Заранее?
     -- Нет, -- сказал Феликс. Сказал так уверенно, что я ему  даже поверил.
Тут бы ему и остановиться, но он продолжил: -- Ребята переусердствовали. Они
ведь что знали?  Что идут брать террористов, которые захватили заложников. И
все.