вижный образ жизни. Три  года назад  мне  пришлось прожить в
"Детинце"  с  неделю, расследуя довольно пакостное дело  о  краже.  Тамошние
деятели  не хотели  предавать  его  огласке,  и потому к  официальным  путям
расследования решили не прибегать.
     Я  припарковал  машину  на  стоянке  так,  чтобы  ее  накрыла  тень  от
надвратной церкви:  погода с утра переломилась, и солнце  сейчас поджаривало
так же всерьез, как все последние дни поливал дождь.
     Теперь оставалось разыскать Риту Лани.
     Сделать  это не  составило никакого труда. Уже  через несколько минут я
знал, что преподает  она в здешней музыкальной школе, что  сейчас  там  идут
уроки,  но кончиться они должны  ровно через час.  Я соскучился  по солнцу и
потому  решил побродить  этот  час по  "Детинцу",  вызвав  тем  самим  явное
неудовольствие дежурного привратника -- солидного человека пятнадцати лет от
роду, уже предвкушавшего обстоятельную и  приятную беседу с новым человеком.
Я поднялся  на  монастырскую  стену  и пошел по  галерее.  Отсюда открывался
прекрасный вид на окружающие "Детинец" сады с разбросанными по ним семейными
коттеджами. В каждом таком двухэтажном, крытом черепицей домике жила здешняя
семья  -- групповые родители  с  шестью-семью детьми  самого разного пола  и
возраста,  от  младенцев до  юношей  и  девушек,  уже  готовящихся  покинуть
"Детинец".  Родителями  могли  работать только бездетные  супружеские  пары.
Конкурс на каждую вакансию был бешеный, отбор производился самый тщательный,
потом следовала годичная специальная подготовка  -- и в "Детинце" появлялась
новая семья, об®единявшая детей, лишенных родителей, и родителей, не имеющих
детей. Я  сделал полный  круг  по стене и  ровно через  час  вошел в  здание
музыкальной школы.
     На вид Рите Лани можно было дать  дет тридцать. И, насколько  я  понял,
впечатление соответствовало действительности. Красавицей я бы  ее не назвал,
дурнушкой -- тоже, сплошное среднее арифметическое. Словом,  выйди вечером в
Александровский сквер ( там таких прогуливается девять из десяти. Бог знает,
что сыскал в ней доктор Меряч, но это уже его личное дело.
     -- Меня зовут  Марк Айле.  Я  частный сыщик. Клиент  поручил мне поиски
Виктора Меряча, что и привело меня к вам.
     Мы сидели  в маленькой, спартански обставленной гостиной  двухкомнатной
квартирки Риты, помещавшейся здесь же, в здании школы.
     -- Частный сыщик? -- она удивленно посмотрела на меня. -- А разве такое
бывает? Я думала, Шерлок Холмс -- это очень давняя история.
     -- Несомненно, -- согласился я. -- Однако -- вот мой патент.
     Она бегло глянула на запаянную в пластик карточку.
     -- А могу я поинтересоваться, кто ваш  клиент?  Кого, кроме меня, может
волновать судьба Виктора?
     -- Его дальнего родственника, Фальстафа Пугоева.
     -- Никогда о таком не слышала.
     --  Насколько  я  понимаю,  доктор  Меряч  сам   не  подозревал  о  его
существовании.
     -- А откуда ваш Пугоев -- так? -- узнал об исчезновении Виктора?
     -- От полиции.
     Собственно,  кто кого расспрашивает? Но пока это было  не  столь важно.
Лишь бы в конце концов сложился разговор.
     -- Выходит,  полиции  проще найти никому  не  нужного родственника, чем
человека, попавшего в беду?
     -- Вы думаете, доктор Меряч попал в беду?
     -- А что еще я должна думать, если его ищет полиция?
     -- Они у вас уже были?
     -- Позавчера. Но я не смогла сказать им ничего полезного.
     ( Это их мнение или ваше?
     -- Мое. Но, думаю, они его разделяют.
     Внешне она  держалась  достаточно  спокойно.  И в  то  же время даже на
расстоянии чувствовалась бившая ее внутренняя дрожь. Бывают такие состояния,
которые  не всегда  можно  правильно истолковать,  но  ощущаешь их не  менее
явственно, чем страх или сексуальное влечение.
     --  И  все-таки позвольте  задать несколько вопросов. При  этом  должен
предупредить, что вы имеете полное право не отвечать на них. Ответственность
за дачу ложных показаний на вас сейчас не распространяется.
     -- Зачем вы это говорите? Я не собираюсь лгать.
     -- Я вас в этом и не подозреваю. Но таковы правила.
     -- Что же вас интересует?
     -- Прежде всего, мне важно понять, что за человек доктор Меряч.
     -- Это слишком общий вопрос. На многочасовую исповедь я сейчас попросту
неспособна, а иначе о человеке не расскажешь, не правда ли?
     -- Не знаю. Это кто как.
     -- Я  --  так.  Попробуйте  задавать вопросы. Более конкретные вопросы.
Может, так у нас что-то получится?
     --  Хорошо,  давайте попробуем, Рита. Когда вы  в последний раз  видели
доктора Меряча?
     -- Полиция уже спрашивала  об этом. Две  недели назад. В среду. Шестого
июня.
     -- Где?
     -- У него дома.
     -- И с тех пор не встречались?
     -- Мы видимся не так уж часто. У него работа. У меня -- тоже.
     -- И вас это устраивает?
     -- Когда не можешь изменить обстоятельств, их остается принимать.
     -- И все-таки?
     -- Н Виктора люблю. Этого не достаточно?
     -- Вполне, Рита. Простите мою настойчивость,  но ведь  вы хотите помочь
найти доктора Меряча?
     --  Найдите -- и к тому, что вы получите  от своего клиента, я прибавлю
столько же.
     -- Вряд ли. Я получу с него немало.
     -- Я найду любую сумму.
     -- К тому же это незаконно. Одно дело -- один клиент.
     Она  в упор посмотрела на меня  и вдруг сменила позу, быстрым движением
закинув ногу на  ногу  -- так,  чтобы  я смог  оценить  их  по  достоинству;
оценивать, между прочим, действительно было что. Я начал понимать Меряча.
     -- Все  равно  я сумею  отблагодарить вас, --  произнесла она  с этакой
горловой дрожью  в  голосе  и сразу испортила впечатление. Каюсь,  разговоры
мартовских кошек никогда не были мне по душе.
     -- Нет, -- сказал я. -- И оставим это. Тем более,  что доктора Меряча я
все равно ищу. И постараюсь найти.
     -- Прошу вас, найдите его!  --  Теперь  в голосе было  не мурлыканье, а
явное предвестье слез. Господи, до чего же трудно иметь дело с  женщинами! Я
с радостью променял бы Риту Лани на добрый десяток Ярвилл.
     --  Но  все-таки,  Рита,  что  за  человек   доктор  Меряч?  Спокойный?
Уравновешенный?
     -- Безусловно. Самый пунктуальный изо всех, кого я встречала.
     -- Способный на нелогичные поступки, неожиданную смену планов?
     -- Нет( Пожалуй, нет. Точно нет.
     --  Хорошо. Вы  знаете, куда направлялся  доктор  Меряч в  день  своего
исчезновения?
     -- Как куда? Сюда, ко мне.
     -- Тогда почему же не вы первой заявили  в полицию? Почему это  сделала
только через три дня администрация института?
     --  А  вы встречали  когда-нибудь женщину, которая призналась  бы,  что
мужчина собирался к ней и не приехал? Если это еще не муж, разумеется?
     -- Вы собирались пожениться?
     -- Не знаю. Скорее, да. Во всяком случае, я этого хотела. ( На этот раз
ее искренность была обезоруживающей.
     Ну и переходы! Два самых бессмысленных занятия  -- по  крайней  мере, у
нас в Биармии -- предсказывать погоду и играть  в  карты с женщиной. Никогда
не знаешь,  что  прольется  с  неба через  два  часа, и  какой  ход  сделает
партнерша через две секунды.
     Словом,  уезжая из  "Детинца",  я  знал  ненамного  больше,  чем  вчера
вечером.  Было три  часа.  Расследование  длилось  уже  ровно  сутки,  а  не
продвинулся я  пока ни  на  шаг.  Само по себе  это не было  трагедией:  мне
случалось топтаться на месте и  неделями.  Но в  этой истории я  чувствовал,
нутром  чуял какую-то гнильцу. И больше всего на свете мне хотелось поскорее
из  нее выкарабкаться.  И податься  к моим  любимым херсонесским  камням. На
полпути к столице опять пошел дождь.


        IV

     В контору я  вернулся в  начале седьмого. Магды сегодня  не должно было
быть.  Почтовая  и телефонная  информация  свелась к двум  счетам,  оплатить
которые я еще десять раз  успею. Я соорудил нехитрый то ли  обед, то ли ужин
-- омлет с  консервированной ветчиной, сдобренный  ложечкой рому, и  кофе  с
крекерами. Пока омлет  доходил в духовке, я успел принять душ. И теперь, без
особого усердия ковыряя вилкой, размышлял, что же делать дальше.
     Судя по  словам Риты Лани, Меряч не из тех, кто по настроению мгновенно
меняет планы. Значит, крайне маловероятно, что он,  направляясь в "Детинец",
вдруг взял да свернул  на юг и теперь околачивается в гостинице какой-нибудь
Горловки. Да и что ему там делать?
     Дорожное  происшествие  можно  исключить напрочь  -- уж  его-то  родная
полиция не прохлопала бы. Дорога контролируется  вертолетами, и свались даже
мерячев "датсун" в озеро, его наверняка заметили бы. Тем более, что поиск по
трассе проводился.
     Все остальные  версии тоже вроде бы не проходили. Это было очевидно еще
вчера.
     Значит, остается искать следы. Если  не человека, то хотя бы  машины. А
раз так -- придется пощупать Филина. Правда, искать его сейчас бессмысленно:
раньше десяти  он не  появляется. Филин -- птица  ночная. Значит,  часа  два
можно поспать -- кто знает, как пойдут дела ночью.
     Приняв  это решение, я  свалил посуду в мойку, -- Магда завтра  наведет
порядок, --  и  отправился в "задушевную". Может, сон и  сокращает жизнь, но
доставляет удовольствие.

     * * *

     В  половине десятого я  двинулся в обход излюбленных филиновых мест. Во
"Фрегате"  его  еще  не  было.  В "Щах и каше"  тоже. Не попался он  мне и в
"Гамлете"  --  просторном полутемном  подвале,  излюбленном  месте столичной
богемы. Здесь  я  довольно долго  бродил  между столиками  и даже  посидел с
четверть  часа  у  стойки,   приглядываясь  к  лицам,  искаженным  багровыми
электрическими сумерками: Филин  появлялся тут, пожалуй, чаще  всего. Душа у
него, видите ли, богемная( Затем я навестил "Берлогу",  "Стерлядь золотую" и
даже заглянул в  диско-бар "Ивушка", более известный  в народе  как "Бешеный
децибел" -- название,  комментариев  не требующее.  Здесь я  встречал Филина
всего один-единственный раз,  но на всякий случай  посмотреть стоило. Однако
поиски  мои оказались  тщетными. Я  вздохнул и  двинулся  по  второму кругу.
Половина одиннадцатого для Филина -- раннее утро.
     Филин  был фигурой колоритной. Прозвище  свое он получил не столько как
производное от имени -- Филипп, --  сколько за привычку и вывернутым суткам.
Днем его никогда и никто не видел. Говорят, он отсыпался где-то в своей норе
и  вылезал из нее не раньше десяти вечера, чтобы  не сходить с горизонта уже
до самого  утра. Он  был идеологом  и вдохновителем подпольного автобизнеса.
Если у вас угнали машину, то разумнее -- увы! -- было идти не в полицию, как
положено по закону, а к Филину. И  за соответствующее вознаграждение  машина
без  единой   царапинки   возвращалась   к   вам.   В  противном  же  случае
перекрашенная, с перебитыми  номерами и вполне достоверными -- комар носу не
подточит -- документами она могла всплыть в  любом конце не  только Биармии,
но    и    всей    Конфедерации,     от    Новгородской    республики     до
Православно-Коммунистической  ассоциации  народов Приморья. Связи  у  Филина
были развитые. Снабжал он кое-кого машинами с незарегистрированными номерами
--   этакая  прокатная   контора   уголовного   мира.  Но  сам   при   любых
обстоятельствах оставался чист перед законом, аки слеза младенца. Не раз уже
полиция  выметала едва  ли  не всех  его  шавок и шестерок -- мальчиков,  за
сотню-другую кун готовых  угнать  любую  машину  или попросту  раздеть ее за
тридцать секунд  на глазах у изумленной публики, колдунов  -- автомехаников,
преображавших "волги" и "вольво" о таким  искусством, что их не узнал  бы не
только  владелец,   но  и  родной  завод;  наконец,  пчелок,   собиравших  и
переносивших   информацию  и  совершавших   сделки.   На  считанные   недели
деятельность фирмы Филина увядала, но потом сеть возрождалась в прежнем виде
и с прежним размахом. Менялись только имена. Не удалось установить даже, как
Филин раздает  свои  ценные указания и каким образом получает  причитающиеся
ему за  общее руководство проценты. Неизвестным оставалось и то немаловажное
обстоятельство,  работал  ли Филин на  себя самого или  под чьей-то  могучей
дланью.
     Впервые  мне пришлось  с ним столкнуться в  самом начале частно-сыскной
деятельности, выполняя  поручения нескольких клиентов, хотевших вернуть свои
машины  и  не  надеявшихся  на  помощь  полиции.  Скажи  мне   кто-нибудь  в
курсантские годы, что я буду преспокойно улаживать дела с одним из боссов --
пусть даже боссов невысокого полета -- организованной преступности, -- морду
бы  набил.  Был  я  тогда  идеалистом и  максималистом,  и свою  цель  видел
исключительно в том, чтобы наш маленький народ  избавился  наконец  ото всей
этой похабели. Но позже  стал понемногу  понимать, что все не так  просто. В
конце  концов, даже  Филин  --  тоже наш  народ. Да и  вообще к сорока годам
научаешься уже  идти  на компромиссы.  Не с  совестью  --  этого  никому  не
пожелаю, -- но с идеями.
     В  половине двенадцатого я  поймал-таки  Филина  -- в "Гамлете",  как и
ожидал. Он сидел  за столиком  с какой-то девицей  из тех, что носят разовые
сережки из прозрачного пластика  с цветными презервативами внутри: мол, ради
милого дружка -- и сережку из ушка. Я демонстративно прошелся мимо,  а потом
прочно засел у  стойки. Филин прекрасно понял намек. Он вообще умел понимать
с полуслова. Иначе не  бывать бы  ему Филином, гулял бы по  свету безвестный
мелкий  служащий  Филипп Дука. Вскоре он взгромоздился  на соседний табурет.
Заметив его натренированным  оком,  бармен тут же подошел к нам, хотя  перед
тем я минут пять тщетно пытался привлечь его внимание.
     -- Что будем пить? -- поинтересовался Филин.
     -- Ничего. Я за рулем. Безалкогольное пиво есть?
     -- Для хороших клиентов все есть, -- отозвался бармен и поставил передо
мной банку "Датч премиум спешиал".
     -- А мне как всегда, -- лениво бросил Филин.
     Перед ним  тут  же  возник  хайболл, на  три пальца  наполненный чем-то
малиновым.
     -- Какими судьбами, капитан?
     Этот сукин сын, конечно  же, быстро выяснил мое прошлое и всякий раз  с
любезнейшей  улыбкой величал  меня  по званию.  Тешило его душу, что вот он,
Филин, запросто беседует с  полицейским  офицером,  пусть даже бывшим, и тот
перед ним, Филином, бессилен. В этом была доля истины. Приходилось терпеть.
     -- Да вот интересуюсь одной каталкой.
     --  Какой?  --  в  глазах  его   блеснул  охотничий  огонек,  отчетливо
различимый даже в здешней полутьме. Но говорил он лениво, цедя слова так же,
как содержимое своего стакана.  -- Если знаю, отчего  ж  не  помочь хорошему
человеку(
     --   "Датсун".   Модель   "кабинет".   Номерной   знак   СТ   0195   А.
Темно-коричневый.
     --  Цвет "кола", -- тоном знатока  поправил Филин.  -- Хорошая каталка.
Угнали болезную?
     (  Нет. Но  если что-нибудь знаешь,  видел ее, слышал, --  за  мной  но
заржавеет. Клиент у меня хороший.
     -- Хороший  клиент  -- это хорошо, --  согласно кивнул Филин. -- Да вот
беда, капитан, вряд  ли помочь смогу. Машину  эту я знаю.  У  нас в  столице
таких немного. Да и во всей Биармии тоже. Но мои ребята ее не трогали. -- Со
мной  он  позволял себе  даже  такую  откровенность. Знал,  подлец,  что мои
показания  уликой в любом случае  не будут: мало ли  что можно  сболтнуть  с
глазу на глаз да еще за рюмкой.
     --  Верно.  Но,  может,  видели где?  Могла даже  брошенной стоять,  не
исключено.
     -- Такую  машину --  и  бросать,  --  возмутился  Филин и  даже  языком
зацокал,  артист. --  Ай-яй-яй, как  нехорошо!  Что за  люди  пошли!  Ладно,
подумаю.
     -- И долго?
     -- Часок надо, капитан. Нынче вечером у  меня мысли медленно  крутятся.
Так что давай через час.
     -- Здесь?
     (  Нет. Я в "Стердядочку" загляну. По рыбке соскучился. Да и киска  моя
рыбки  хочет, -- он мотнул  головой в сторону сиротливо сидевшей за столиком
девицы. -- Как, подойдет?
     -- Подойдет, -- согласился я. А что мне еще оставалось?
     -- Да, -- спохватился Филин, -- а когда каталка-то пропала?
     -- В пятницу. Вечером. Или около того.
     -- Значит, договорились.  -- Филин  не слишком ловко слез с табурета --
был он невысок и рыхловат.
     Когда   час   спустя  я   вошел   в  огромный,   оформленный  в  этаком
русско-купеческом стиле зал "Стерляди золотой", Филин, привстав, приглашающе
помахал мне рукой. Он был в обществе все той же девы. Я сел.
     -- Видели твою каталку, капитан, твое счастье, -- сказал Филин.
     -- Может, дама  потанцует?  --  предложил  я.  Девица  метнула  в  меня
недобрый взгляд и повернулась к Филину, ожидая его слова.
     -- Не надо, -- милостиво разрешил тот.  -- В нашем  деле все  честно  и
открыто. Я свидетелей в жизни не боялся.
     "Потому что не было их у тебя, -- подумал я.  -- Умеешь  ты  устраивать
дела, Филин("
     -- Кто видел? И где?
     --  Где --  не знаю. Честное  слово, не знаю.  Но что в  пятницу "  это
точно. Вечером.
     Оч-чень интересно!
     -- А кто?
     -- Ох, не люблю  я этого, капитан, смерть не люблю. Зачем  лишних людей
друг  с другом  сводить? Много знать будут( Впрочем, ты  и так слишком много
знаешь(  Шучу, капитан,  шучу! Ну да  ладно, для  хорошего человека чего  не
сделаешь.  Вот  только  прядется  тебе  в Заброшенные  деревни  прокатиться,
капитан. Не сдрейфишь?  Да шучу я, шучу! Есть  там человек  один, Кудесником
кличут.  Найдешь  его.  Если просто  скажешь, что от  филина  пришел  --  не
поверит. Передай это дот, -- Филин сунул мне в руку какую-то штуку, на ощупь
плоскую  и  круглую, не то жетон, не то фишку, не то монету, рассматривать я
не стал, успеется. -- Ну, а при случае, капитан, и  ты про Филина не забудь(
Если,  конечно, из  Заброшенных  деревень невредимым  вернешься( Опять шучу!
Веселый  я человек, капитан, ничего не  могу с собой  поделать. Так вот, про
Филина, говорю, не забудь. Будут еще у тебя для Филина клиенты, будут(
     Я ничего не  ответил; хотя и знал, что Филин прав -- будут. Тащиться на
ночь глядя &а тридевять земель мне, прямо скажем, не улыбалось. Но обитатели
Заброшенных деревень придерживаются, как  правило, ночного образа жизни. Так
что выбирать не приходилось. Я взглянул  на часы. Половина второго.  Значит,
на месте я могу быть не раньше трех. Поздновато( Рискнуть, впрочем, стоило.
     Первые  семьдесят с  лишним километров  Западное  шоссе  плавной  дугой
врезается в  сплошной хвойный лес, и дорога  даже  днем не  кажется  слишком
интересной.  Ночью  и того хуже. Высвечивая  асфальт, фары  сгущают  тьму по
сторонам,  и  ты  мчишься, словно  по коридору,  на  стенах которого  смутно
различимы  какие-то рисунки. За семидесятым километровым  столбом я  сбросил
скорость: теперь  важно  было  не прохлопать поворот на. проселок. Грунтовка
эта  считается давно заброшенной, и потому никакого указателя  нет.  В ясные
ночи ориентироваться помогают контуры, различимые на фоне звездного неба. Но
когда  оно  затянуто облачной пеленой, полагаться приходится  не столько  на
зрение, сколько на интуицию. К счастью, ни зрение, ни интуиция не подвели, и
я вовремя свернул с шоссе.
     По такой дороге езда уже не кажется скучной. Я от души пожалел, что мой
"алеко" не тяжелый армейский джип. Впрочем, кряхтя и переваливаясь с боку на
бок, мы с ним все-таки приближались потихоньку к Мертвым озерам.
     Для Биармии  Мертвые озера примерно то же, что для американцев Денежная
шахта на Оуке или сокровища "Генерала Гранта". Раз в несколько лет сбивается
какая-нибудь очередная компания, вытягивает  из республиканских фондов или у
спонсоров очередные  сотни  тысяч  или  миллионы  и  пытается озера оживить.
Каждый раз  придумывают какой-то новый  фокус, а  то  и попросту, без затей,
вспоминают  хорошо забытый  старый. Полгода спустя торжественно об®является,
что Мертвые озера вновь можно считать Большим и Малым Охотничьими, как они и