лжности  при  вашей  милости  и  при  пасторе.  Кто  как  не  я?  И  еще я
прислуживаю сэру Артуру, но это только по моей специальности.
     - Ладно,  ладно,  хватит  об этом! - остановил его антикварий. - Блажен
тот,  кто  сам  себе камардин, как ты выражаешься. Но зачем же тревожить мой
утренний покой?
     - Ах,  сэр,  ваш  знатный  гость  встал  ни свет ни заря и прогулялся в
город,  чтобы  послать  оттуда  нарочного  за  своим экипажем, который скоро
будет здесь. И граф хочет повидаться с вашей милостью, прежде чем уедет.
     - Вот  не  было  печали!  -  воскликнул Олдбок. - Эти великие мира сего
пользуются  чужим  жилищем  и  временем, как своими собственными. А впрочем,
это ведь особый случай. Скажи, Кексон, как Дженни? Пришла немного в себя?
     - Ни  то  ни  се,  сэр,  -  ответил  парикмахер.  -  Напутала  нынче  с
шоколадом:  чуть  не  вылила  все в помойное ведро, а потом так растерялась,
что сама и выпила. Но это ничего, она справится с помощью мисс Мак-Интайр.
     - Выходит,  все  мои  женщины уже на ногах и копошатся. Пора мне, стало
быть,  расстаться  с моей тихой постелью, если я хочу мира и порядка в доме.
Дай-ка мне халат! А что слышно в Фейрпорте?
     - Ах,  сэр,  там  только  и  разговоров,  что  о  милорде!  Говорят, он
двадцать  лет  не  выходил  за  порог, а тут, здравствуйте, пришел в гости к
вашей милости!
     - Вот  оно  что!  -  воскликнул Монкбарнс. - Что же там по этому поводу
говорят?
     - Надо  сказать, сэр, что мнения у людей разные. Эти самые дымокрады, -
так,  что ли, их называют, - которые против короля и закона, а также пудры и
париков,  негодяи  этакие,  они болтают, будто он пришел сговориться с вашей
милостью,  а  потом  привести  сюда своих горцев и фермеров, чтобы разогнать
собрания  "друзей  народа". А когда я им доказываю, что ваша милость никогда
не  вмешивается  в  такие дела, где пахнет дракой и пролитием крови, они мне
отвечают,  что,  может,  оно  и  так, но с вашим племянником дело иное, его,
мол,  хорошо  знают:  он и раньше дрался и теперь готов постоять за короля и
драться  до  последней капли крови. Они говорят, что вы - голова, он - рука,
а граф даст людей и деньги.
     - Здорово!  -  рассмеялся  антикварий.  - Я рад, что война не будет мне
стоить ничего, кроме советов.
     - Нет,  нет!  - заверил его Кексон. - Никто не думает, что ваша милость
станете драться сами или дадите хоть грош той или другой стороне.
     - Гм!..  Таково,  значит,  мнение  "дымокрадов", как ты их называешь. А
что говорит остальной Фейрпорт?
     - Право,  -  ответил  откровенный  докладчик,  -  тоже  мало  хорошего.
Капитан  добровольцев  Кокит,  тот,  что  будет  у  нас сборщиком податей, и
другие   джентльмены  из  клуба  Голубых  говорят,  что  напрасно  позволяют
папистам,  у  которых  много друзей-французов, к примеру - графу Гленаллену,
расхаживать   где   ему   нравится,   и   еще...  Но  ваша  милость,  может,
рассердитесь?
     - Нет,  нет,  Кексон!  Пали,  словно  в  тебе сидит весь взвод капитана
Кокита. Я выдержу.
     - Ну  хорошо. Так вот, они говорят, сэр, раз вы не поддержали петицию о
мире,  и  не  стояли  за  новый налог, и были против вызова йоменов во время
хлебных  беспорядков, а за то, чтобы управлялись с народом одни констебли, -
значит,  говорят  они,  вы  не  друг  правительству  и  встречу  между таким
могущественным  человеком,  как граф, и таким умным человеком, как вы, нужно
расследовать;  а  еще  некоторые  считают,  что  вас  обоих надо отправить в
Эдинбургский замок.
     - Честное  слово,  -  сказал  антикварий,  -  я  бесконечно обязан моим
соседям  за  хорошее  мнение  обо  мне!  Выходит,  что  от  меня, никогда не
вмешивавшегося   в   их  дрязги  и  только  рекомендовавшего  спокойствие  и
умеренность,  отреклись  обе  стороны  как  от  человека,  от которого можно
ожидать  государственной  измены  королю или народу? Дай мне сюртук, Кексон,
дай  мне  сюртук,  какое  счастье,  что  я не живу в их судебном округе! Да,
скажи еще, ты ничего не слыхал о Тэфриле и его корабле?
     Лицо Кексона вытянулось.
     - Нет,  сэр, а тут еще были сильные ветры. У нашего берега очень опасно
крейсировать  при  восточном  ветре.  Мысы  так далеко выступают в море, что
судно  может  очутиться  в  западне  между  ними  скорее, чем я успею бритву
наточить.  И потом, в наших местах нет ни одного порта, чтобы укрыться, одни
утесы  да  рифы.  Если  корабль выбросит на скалы, он разлетится, как пудра,
когда  тряхнешь  пуховкой,  и  его потом так же не соберешь. Я всегда говорю
это  моей  дочке,  когда она долго ждет письма от лейтенанта Тэфрила. У него
всегда  это  законное  оправдание.  "Не  брани  ты  его,  -  говорю  я ей, -
голубушка, ты ведь не знаешь, что могло случиться".
     - Эх,  Кексон,  ты такой же хороший утешитель, как и камердинер! Дай-ка
мне белый галстук. Не могу же я спуститься к гостю с платком на шее!
     - Дорогой  сэр,  капитан  говорит,  что  теперь в моде шейные платки, а
галстуки,  мол,  хороши для таких старомодных людей, как ваша милость или я.
Прошу прощения, что упомянул нас обоих вместе, но так именно он и сказал.
     - Капитан - щенок, а ты - простофиля, Кексон!
     - Наверно,  так  оно  и  есть,  -  согласился покладистый парикмахер. -
Вашей милости лучше знать.
     Перед  завтраком  лорд  Гленаллен,  который  был  гораздо  бодрее,  чем
накануне,   подробно   разобрал   все   обстоятельства,  выясненные  прежним
следствием  Олдбока.  Перечислив  бывшие  в  его  распоряжении  средства для
полного  доказательства  факта  его  бракосочетания,  он  выразил  решимость
немедленно   приступить   к   тягостной   задаче   сбора   и  восстановления
свидетельств,  касающихся  рождения Эвелин Невил, которые, по словам Элспет,
хранились у его матери.
     - И  все-таки,  мистер  Олдбок,  -  сказал  он,  -  я чувствую себя как
человек,  который  получил важные известия, когда он еще не совсем проснулся
и  не  уверен,  относятся  ли они к действительной жизни или составляют лишь
продолжение  его  сна.  Эта  женщина,  эта  Элспет, невероятно стара и почти
невменяема.  Не  поторопился  ли  я - какой мучительный вопрос! - поверив ее
теперешним  показаниям, опровергающим то, что она показывала раньше совсем в
иных целях?
     Мистер Олдбок на миг задумался, но затем твердо ответил:
     - Нет,  милорд,  не  думаю,  чтобы  у  вас  было  какое-либо  основание
сомневаться  в правдивости того, что она вам недавно сказала. Ее побуждала к
этому  только  совесть.  Признание  ее  было  добровольным,  нелицеприятным,
ясным,  последовательным  во всех частях и согласующимся со всеми известными
нам  обстоятельствами  дела.  Поэтому  я,  не теряя времени, просмотрел бы и
привел  в  порядок  все документы, на которые она ссылалась. А кроме того, я
думаю,  что  следовало  бы, если возможно, записать и официально заверить ее
показания.  Мы  с  вами собирались произвести это вместе. Но вашей светлости
это  было  бы  тяжело,  а  кроме  того,  все носило бы более беспристрастный
характер,  если  бы  я  предпринял  расследование  один, в качестве мирового
судьи.  Я  это  и сделаю, по крайней мере попытаюсь, как только застану ее в
таком состоянии, чтобы ее можно было допросить.
     Лорд Гленаллен пожал руку антиквария в знак благодарности и согласия.
     - Не  могу выразить вам, мистер Олдбок, - сказал он, - какое облегчение
приносит  мне  ваша  поддержка  в этом темном и столь печальном деле и какую
веру  в  успех  она  мне  внушает. Я не могу нарадоваться тому, что поддался
внезапному  порыву,  который  побудил  меня, так сказать, почти против вашей
воли,  посвятить вас в мои дела. Этот порыв вызвало мое прежнее знакомство с
вашей  твердостью  при  выполнении  обязанностей  мирового  судьи  и  друга,
чтившего  память  несчастной женщины. Каков бы ни оказался исход этого дела,
-  а  я  склонен  надеяться,  что  над судьбой моего дома занимается светлая
заря,  хотя я и не доживу до того, чтобы наслаждаться ее светом, - да, каков
бы ни был исход, я сам и мой род будем бесконечно вам обязаны.
     - Милорд,  - ответил антикварий, - я не могу не питать самого глубокого
уважения   ко  всему  роду  вашей  светлости,  одному  из  самых  древних  в
Шотландии,  как  я отлично знаю. Он, несомненно, ведет свое начало от Эймера
де  Джералдина,  заседавшего  в  Пертском  парламенте  во  времена правления
Александра  Второго; Эймер же, - по вполне вероятному, но менее достоверному
преданию,  - был потомком Мармора Клохневенского. Но, при всем моем почтении
к  вашему  древнему  роду,  я должен признаться, что чувствую себя еще более
обязанным   оказать   вашей  светлости  всякое  содействие,  доступное  моим
ограниченным  силам,  из  самого  искреннего  сочувствия  к вашим горестям и
негодования  на  тот обман, который вас так долго окружал. Однако, милорд, я
вижу,  что  уже  готова  утренняя  трапеза; поэтому разрешите проводить вашу
светлость  по запутанным переходам моего caenobitium'a, который представляет
собой  скорее  нагромождение  кое-как  слепленных  между  собой  келий,  чем
настоящий  дом.  И  я  надеюсь,  что  вы  хоть  немного вознаградите себя за
скудость вчерашней диеты.
     Но  система  лорда Гленаллена не допускала таких отклонений. После того
как  он  приветствовал  общество  со  строгой и меланхолической вежливостью,
отличавшей   его   манеры,   слуга  поставил  перед  ним  тарелку  с  куском
поджаренного   хлеба  и  стакан  чистой  воды  -  еду,  соответствующую  его
неизменному  посту.  В  то  время  как  молодой  воин  и  старый  антикварий
завтракали гораздо более существенным образом, послышался шум колес.
     - Вероятно  -  экипаж вашей светлости, - сказал Олдбок, подходя к окну.
-  Честное  слово,  отличная  quadriga*, ибо таков, согласно лучшим схолиям,
был  у римлян vox signata** для обозначения колесницы, влекомой, как у вашей
светлости, четырьмя конями.
     ______________
     * Квадрига, колесница, запряженная четверкой лошадей (лат.).
     ** Термин, точное выражение (лат.).

     - А  я позволю себе сказать, - воскликнул Гектор, с восхищением глядя в
окно,  -  что  четверки таких красивых и так хорошо подобранных гнедых еще и
на  свете  не  было.  Какая  грудь!  Какие  строевые лошади вышли бы из них!
Разрешите спросить: это кони с завода вашей светлости?
     - Кажется...  кажется,  да,  -  сказал  лорд  Гленаллен.  -  Но  я  так
пренебрегал  своими домашними делами, что, к моему стыду, должен спросить об
этом у Калверта.
     И он взглянул на слугу.
     - Они  с завода вашей светлости, - пояснил Калверт. - Их отец - Шальной
Том, а матери - Джемайма и Йерико, лучшие племенные кобылы завода.
     - Есть  у  нас  еще  лошади  от  тех  же производителей? - спросил лорд
Гленаллен.
     - Две, милорд: одна - четырех, другая - пяти лет, обе очень хороши.
     - Скажи  Докинсу,  чтобы  он  завтра привел их в Монкбарнс, - промолвил
граф. - Надеюсь, капитан Мак-Интайр примет их, если они ему пригодятся.
     У   капитана   Мак-Интайра   засверкали   глаза,   и  он  рассыпался  в
благодарностях,  в  то время как антикварий, схватив графа за рукав, пытался
отклонить этот дар, не суливший ничего хорошего его закромам и сеновалу.
     - Милорд,  милорд!..  Мы  очень  обязаны...  Очень  обязаны,  но Гектор
пехотинец  и  никогда  не  сражается  в  седле.  Кроме того, он горец, и его
одежда  мало  приспособлена для кавалерийской службы. Даже Макферсон никогда
не  сажал  своих  предков  на  коней,  хотя  имел наглость болтать, будто их
возили  на  колесницах. Мысли об этом и бродят в голове Гектора. Он завидует
такой езде, а не скачке верхом:

                Sunt quos curriculo pulverem Olympicum
                Collegisse juvat*.
     ______________
     *  Есть  такие,  которым нравится взметать колесницей пыль олимпийского
ристалища (лат.).

     Он  мечтает  о  кабриолете, на который у него нет денег и которым он не
умеет  управлять.  И  я  уверяю  вашу  светлость, что обладание такими двумя
четвероногими  может  причинить  ему  большую беду, чем любая из его дуэлей,
будь его противником человек или мой друг phoca.
     - Мы  обязаны повиноваться вам, мистер Олдбок, - вежливо сказал граф. -
Но  я  уверен,  что  вы  все  же  не  запретите мне доставить молодому другу
какое-нибудь другое удовольствие?
     - Пусть  это  будет  что-нибудь полезное, милорд, - отозвался Олдбок, -
но  только не curriculum*, а то он сразу же пожелает иметь квадригу. Кстати,
что  это  за  почтовая карета с таким дребезжанием подъезжает сюда? Я за ней
не посылал.
     ______________
     * Беговая колесница (лат.), здесь - кабриолет.

     - Я  посылал, сэр, - угрюмо произнес Гектор. Ему не слишком понравилось
вмешательство  дяди,  лишившего его щедрого подарка графа, да и от замечания
старика,  поставившего  под  сомнение  репутацию Гектора как возничего, и от
обидных  намеков  на  печальный исход дуэли с Ловелом и встречи с тюленем он
тоже не получил особого удовольствия.
     - Ты?  -  сказал  антикварий  в  ответ на его лаконичное сообщение. - А
скажи,   пожалуйста,  зачем  тебе  понадобилась  карета?  Этот  великолепный
экипаж,  эта  biga*,  как  я  мог  бы  ее  назвать, не должна ли она служить
предисловием для quadriga или curriculum?
     ______________
     * Парная повозка (лат.).

     - Если  необходимо  особое  объяснение,  сэр, - ответил молодой воин, -
так я еду в Фейрпорт по небольшому делу.
     - Не  разрешишь  ли  ты  мне  узнать,  какого  рода это дело, Гектор? -
осведомился  дядя, любивший иногда проявлять власть над своим родственником.
-  Мне  кажется, что любое служебное дело можно было бы уладить через твоего
сержанта,  почтенного  джентльмена,  который был так добр, что, прибыв сюда,
расположился  у нас как дома. Да, мне кажется, что он мог бы выполнить любое
твое  поручение  и избавить тебя от уплаты за день пользования двумя клячами
и  той  комбинацией  из гнилого дерева, битого стекла и кожи, одним словом -
тем скелетом почтовой кареты, что стоит у дверей.
     - Меня  призывает  не  служебное дело, сэр! И, раз вы непременно хотите
знать,  я  вам  скажу. Кексон сообщил мне, что нынче утром будут допрашивать
старого  Охилтри  для  предания  его суду. Я отправляюсь присмотреть за тем,
чтобы с ним обошлись справедливо. Вот и все.
     - Вот  как!  Я  что-то  слышал  об  этом,  но  не  думал,  что дело так
серьезно.  А  скажите,  капитан  Гектор,  готовый  быть секундантом при всех
столкновениях  гражданских  и военных, на суше, на воде и на морском берегу,
почему вас так трогает судьба старого Эди Охилтри?
     - Он  был  солдатом  в  отряде  моего  отца, сэр! - ответил Гектор. - А
кроме  того,  однажды,  когда  я  готов  был  совершить большую глупость, он
вмешался,  чтобы  остановить  меня,  и  дал мне почти такой же ценный совет,
какой могли бы дать вы сами, сэр!
     - И, могу поклясться, с такой же пользой. А, Гектор? Ну-ка, признайся!
     - Признаюсь,  сэр! Но я не вижу, почему моя глупость должна лишать меня
чувства благодарности к нему за добрые намерения.
     - Браво,  Гектор!  Это самые разумные слова, какие я когда-либо от тебя
слышал.  Все  же  расскажи  мне  без  утайки,  как  ты будешь действовать. А
впрочем,  я  поеду  с тобой. Уверен, что старик не виноват, а я лучше твоего
могу  помочь ему в такой передряге. Кстати, мой милый, ты сэкономишь на этом
полгинеи - вот о таких вещах я от души желаю тебе вспоминать почаще!
     Когда  пререкания между дядей и племянником показались лорду Гленаллену
слишком   оживленными   для  уха  постороннего  человека,  свойственная  ему
деликатность  побудила  его  отвернуться  и вступить в разговор с дамами. Но
как  только  благодушный  тон  антиквария  вновь возвестил о том, что мирные
отношения  восстановились,  граф опять примкнул к мужчинам. Выслушав краткий
рассказ  о  нищем  и  о  выдвинутом против него обвинении, которое Олдбок не
замедлил  приписать  злобе  Дюстерзивеля,  лорд Гленаллен спросил, не был ли
этот нищий когда-то солдатом. Ответ был утвердительный.
     - Не  носит  ли  он,  -  продолжал граф, - голубой пелерины или плаща с
бляхой?  Это  такой  высокий  старик  внушительного  вида, с седой бородой и
волосами?  Держится  он  удивительно  прямо  и разговаривает непринужденно и
независимо, что идет совершенно вразрез с его профессией.
     - Точный его портрет, - ответил Олдбок.
     - В  таком  случае,  -  продолжал лорд Гленаллен, - хотя я едва ли могу
быть  ему  полезен  в  нынешнем  его  затруднении,  я  очень  ему  обязан  и
благодарен,  так  как  он  первый принес мне известия чрезвычайной важности.
После  того  как  удастся  выручить  его  из этой скверной истории, я охотно
предложу ему тихое прибежище.
     - Боюсь,  милорд,  -  сказал  Олдбок,  -  трудно  будет  преодолеть его
привычку   к   бродяжничеству   и   уговорить   принять   ваше  великодушное
предложение.   По  крайней  мере,  насколько  мне  известно,  такие  попытки
предпринимались,  но  без  успеха. Просить милостыню у всего населения - вот
что  он  считает  основой  своей  независимости,  и он не хочет жить за счет
благотворительности   какого-либо   одного   лица.  Это  настоящий  философ,
презирающий  все  обычные  правила  распределения  времени.  Он  ест,  когда
голоден,  пьет, когда испытывает жажду, спит, когда устал; и все это с таким
безразличием  к  обстановке  и  удобствам, о которых мы так хлопочем, что, я
уверен,  он  никогда не бывает недоволен обедом или ночлегом. Кроме того, он
в  известной  мере  оракул  той округи, по которой скитается, знаток местной
генеалогии,  поставщик  новостей;  он  председательствует на пирушках, а при
нужде  заменит  и  доктора  и  духовника.  У него, скажу вам, столько разных
обязанностей,  и  он  так  ревностно  их  выполняет, что его нелегко убедить
отказаться  от  своего  призвания.  Но  я  был  бы искренне огорчен, если бы
бедного  старика  вздумали  несколько недель держать в тюрьме. Я уверен, что
заключение сломит его.
     На  этом  совещание  окончилось.  Попрощавшись с дамами, лорд Гленаллен
повторил  свое  приглашение  капитану  Мак-Интайру  свободно охотиться в его
угодьях. Это приглашение было с радостью принято.
     - Могу  лишь  добавить,  -  сказал  граф,  -  что,  если вас не страшит
скучная  компания,  Гленаллен-хауз  всегда открыт для вас. Два дня в неделю,
по  пятницам  и  субботам,  я  не  выхожу из своих покоев, что для вас будет
только   лучше,  так  как  вы  можете  тогда  пользоваться  обществом  моего
капеллана, мистера Гледсмура, человека ученого и светского.
     Гектор,  сердце  которого  радостно  забилось  при  мысли об охотничьих
прогулках  по  заповедникам  Гленаллен-хауза,  по  хорошо охраняемым болотам
Клохневена  и  -  верх  наслаждения!  -  по  лесу Стретбоннела, где водились
олени,  всячески  благодарил  графа  за  оказанную  ему честь. Мистер Олдбок
также  оценил  внимание графа к его племяннику; мисс Мак-Интайр была рада за
брата,  а  мисс  Гризельда  Олдбок  восторженно  предвкушала,  как она будет
жарить  целые  ягдташи  болотной дичи и тетеревов, большим ценителем которых
был  мистер  Блеттергаул.  И,  как  всегда  бывает, когда высокопоставленный
гость  покидает  скромную семью, где он старался быть возможно любезнее, все
принялись  хвалить  его,  как  только  он  откланялся  и  был увезен в своей
колеснице  четырьмя  великолепными  гнедыми.  Но  этот  панегирик был тут же
прерван,  так  как  Олдбок  и его племянник уселись в фейрпортскую колымагу.
Одна  лошадь  пошла  рысью, другую заставили скакать галопом, и влекомое ими
сооружение,   скрипя,   дребезжа   и   раскачиваясь,   тронулось  в  сторону
прославленного  морского  порта,  являя  резкий  контраст  с  экипажем лорда
Гленаллена, который, катясь очень плавно и быстро, мгновенно исчез из вида.


                                Глава XXXVII