рая пот тонким платком, от
которого остался в воздухе запах духов. Господин дез Ами закрыл дверь
и повернулся к претенденту, который сразу же поднялся.
   - Где вы обучались? - отрывисто спросил учитель фехтования.
   -  Обучался? -  Вопрос  застал Аядре-Луи врасплох. - В колледже
Людовика Великого.
   Господин дез Ами нахмурился и внимательно взглянул на Андре-Луи,
проверяя, не осмеливается ли тот шутить.
   -  Боже  мой! Я  же  не  спрашиваю, где вы изучали латынь! Меня
интересует, в какой школе вы занимались фехтованием.
   - А, фехтованием! - Андре-Луи никогда не приходило в голову, что
фехтование  можно  серьезно  рассматривать  как науку, - Я никогда им
особенно не занимался. Когда-то взял несколько уроков в... в деревне.
   Брови учителя приподнялись.
   -  Но в таком случае зачем же вы потрудились подняться на третий
этаж? - воскликнул он, так как был нетерпелив.
   -  В  объявлении не сказано, что требуется превосходное владение
шпагой. Если я недостаточно искусен, все же, владея основами, мог бы
вскоре   наверстать   упущенное. Я  быстро  учусь  чему  угодно, -
похвастался  Андре-Луи. -  Что  до  остального, то  я обладаю всеми
нужными качествами. Как видите, я молод, и я предоставляю вам судить,
ошибаюсь  ли, полагая, что  обходителен. Правда, по  профессии  я
принадлежу к тем, кто носит мантию, тогда как ваш дезнз гласит "cedat
toga armis" ["Пусть мантия уступит оружию"* (лат. )].
   Господин  дез  Ами  одобрительно  улыбнулся. Несомненно, молодой
человек  весьма  ловок, и, по-видимому, у него живой ум. Он оглядел
критическим оком фигуру претендента.
   - Как ваше имя? - спросил он.
   Андре-Луи на минуту замешкался, затем ответил:
   - Андре-Луи.
   Темные глаза взглянули на него еще пристальнее.
   - А как дальше? Андре-Луи...
   - Просто Андре-Луи. Луи - моя фамилия.
   - Какая странная фамилия! Судя по акценту, вы из Бретани. Почему
вы оттуда уехали?
   -  Чтобы спасти свою шкуру, - ответил Андре-Луи, не задумываясь,
но тут же поспешил исправить ошибку. - У меня есть враг.
   Господин дез Ами нахмурился, поглаживая квадратный подбородок.
   - Вы сбежали?
   - Можно сказать и так.
   - Трус, да?
   -  Я  так не думаю. - П Андре-Луи сочинил романтическую историю,
полагая, что  человек, зарабатывающий на жизнь шпагой, должен питать
слабость  к  романтическому. -  Видите  ли, мой  враг - на редкость
искусный  фехтовальщик. Лучший  клинок нашей провинции, если не всей
Франции  -  такова  его  репутация. Я  решил  поехать в Париж, чтобы
серьезно  заняться  фехтованием, а  затем вернуться и убить его. Вот
почему, честно  говоря, меня привлекло ваше объявление. Видите ли, у
меня  нет  средств, чтобы  брать  уроки иным способом. Я думал найти
здесь работу в области права, но ничего не получилось. В Париже и так
слишком  много  адвокатов, а пока я искал работу, я истратил все свои
скудные средства, так что... так что само провидение послало мне ваше
объявление.
   Господин дез Ами схватил его за плечи и заглянул в глаза.
   - Это правда, друг мой?
   -  Ни единого слова правды, - ответил Андре-Луи, рискуя погубить
свои  шансы  из-за  непреодолимого порыва сказать то, чего от него не
ждут. Однако  господии  дез  Ами  расхохотался, а вволю посмеявшись,
признался, что очарован честностью претендента.
   -  Снимите камзол, и посмотрим, что вы умеете, - сказал он. - Во
всяком  случае, природа  создала  вас  для  фехтования. У  вас есть
легкость, живость  и  гибкость, хорошая  длина руки, и к тому же вы
умны. Из  вас может что-нибудь получиться. Я научу вас так, чтобы вы
могли   преподавать  начатки  искусства  новым  ученикам, а  я  буду
завершать  их  обучение. Давайте попробуем. Возьмите маску и рапиру и
идите сюда.
   Учитель  повел  Андре-Луи  в  конец  зала, где  голый  пол  был
расчерчен  меловыми линиями, показывающими новичку, как нужно ставить
ноги.
   В конце десятнмннутного боя господин дез Ами предложил ему место
и  дал  необходимые  пояснения. Кроме  обучения начинающих он должен
каждое   утро  подметать  зал, начищать  рапиры, помогать  ученикам
одеваться, а  также быть полезным в других отношениях. Его жалованье
пока что составит сорок ливров в месяц. Бели ему негде жить, он может
спать в алькове за фехтовальным залом.
   Как  видите, у этой службы были и унизительные стороны, однако,
если  Андре-Луи  хотел  обедать  каждый  день, ему следовало начать с
того, чтобы съесть свою гордость на первое.
   -  Итак, - сказал он, подавляя гримасу, - мантия уступает место
не только шпаге, но и метле. Да будет так. Я остаюсь.
   По своему обыкновению, Андре-Луи, сделав выбор, с головой ушел в
работу. Он   всегда   вкладывал   в   то, чем   занимался, всю
изобретательность  ума  и  телесные  силы. Он  обучал молодых господ
основам фехтования, показывая им замысловатый салют, который довел до
совершенства, упорно  проработав  над  ним  несколько дней, и восемь
приемов  защиты. В  свободное  время  он отрабатывал эти приемы сам,
тренируя глаз, руку и колени.
   Видя  рвение  Андре-Луи, господин  дез Ами вскоре понял, что из
него может выйти настоящий помощник, и занялся им всерьез.
   -  Ваше  прилежание  и  рвение заслуживают большей суммы, нежели
сорок  ливров  в  месяц, мой друг, - сказал учитель в конце недели. -
Однако  пока  что я буду возмещать то, что вам причитается, передавая
секреты  этого  благородного искусства. Ваше будущее зависит от того,
как  вы воспользуетесь исключительно счастливой возможностью получать
у меня уроки.
   После  чего  каждое  утро  до  прихода  учеников учитель полчаса
фехтовал  с  новым  помощником. Под  руководством  такого блестящего
наставника   Андре-Луи  совершенствовался  со  скоростью, изумлявшей
господина  дез Ами и льстившей ему. Он был бы еще более изумлен, хотя
и  не  столь польщен, если бы узнал, что секрет поразительных успехов
Андре-Луи  в  немалой  степени  объясняется  тем, что  он  поглощает
содержимое библиотеки учителя. Она была составлена примерно из дюжины
трактатов по фехтованию, написанных такими великими мастерами, как Ла
Буассьер, Дане  и  синдик*  Королевской  академии Огюстен Руссо. Для
господина  дез  Ами, мастерство которого было основано на практике, а
отнюдь  не  на  теории, и который не был ни теоретиком, ни любителем
чтения, эта маленькая библиотека была всего лишь удачным придатком к
академии фехтования, частью обстановки. Сами же книги ничего для него
не  значили, и  он  не  был человеком такого склада, чтобы извлекать
пользу из чтения, да и представить себе не мог, что это возможно. Что
до  Андре-Луи, то  он, напротив, имел вкус к научным занятиям и умел
черпать  знания  из  книг. Он  читал  руководства  по  фехтованию и,
запоминая  рекомендации разных мастеров, критически сопоставлял их и,
сделав выбор, применял на практике.
   В конце месяца господин дез Ами внезапно понял, что его помощник
превратился   в  очень  искусного  фехтовальщика, в  бою  с  которым
приходится напрягаться, чтобы избежать поражения.
   -  Я  с  самого  начала  утверждал, что природа создала вас для
фехтования, - сказал учитель однажды. - Видите, насколько я был прав.
И  надо  сказать, я  хорошо  знал, как отточить данные, которыми вас
наделила природа.
   - Слава учителю! - сказал Андре-Луи.
   У  них  установились  самые дружеские отношения. Теперь господин
дез  Ами  давал  помощнику не только новичков. Учитель фехтования был
человеком   благородным  и  щедрым, и  ему  в  голову  не  приходило
воспользоваться   затруднительным  положением  молодого  человека, о
котором  он  догадывался. Напротив, он вознаградил усердие Андре-Луи,
повысив его жалованье до четырех луидоров в месяц.
   Как  это часто бывает, от вдумчивого и серьезного изучения чужих
теорий  Андре-Луи  перешел  к  разработке своих собственных. Как-то в
июне, лежа утром в алькове, он обдумывал отрывок из Дане о двойных и
тройных  ложных выпадах, прочитанный накануне вечером. Когда он читал
это  место  вчера, ему  показалось, что  Дане остановился на пороге
великого  открытия в искусстве фехтования. Теоретик по своему складу,
Андре-Луи разглядел теорию, которой не увидел сам Дане, предложив ее.
Сейчас  он лежал на спине, разглядывая трещины на потолке и размышляя
о  своем  открытии  с  ясностью, которую  раннее утро часто приносит
острому  уму. Не забывайте, что почти два месяца Андре-Луи ежедневно
упражнялся   со   шпагой   п  ежечасно  думал  о  ней, и  длительная
сосредоточенность  на одном предмете позволила ему глубоко проникнуть
в него. Фехтование в том виде, как он им занимался, состояло из серии
атак  и защит, серии переводов в темп с одной линии на другую, причем
серия  эта всегда была ограниченной. Любая комбинация включала обычно
полдюжины соединений с каждой стороны - и затем все начиналось снова,
причем  переводы  в темп были случайными. А что, если их рассчитать с
начала до конца?
   Это  была  первая  часть  будущей  теории  Аидре-Луи, вторая же
заключалась  в  следующем: идею  Дане  о тройном ложном выпаде можно
развить  таким  образом, чтобы, рассчитав переводы и темп, объединить
их  в  серию  с  кульминацией  па  четвертом, пятом  пли даже шестом
переводе   в   темп. Иными  словами, можно  провести  серию  атак,
провоцирующих  ответные  удары, которые  парируют  встречным ударом,
причем  ни  один ответный удар не должен попасть в цель-таким образом
противника  заставляют раскрыться. Нужно заранее продумать комбинацию
так, чтобы  противник, все время стремясь попасть в цель, незаметно
для  себя  все  больше  раскрывался, и в конце концов, сделав выпад,
покончить с ним неотразимым ударом.
   В свое время Андре-Луи довольно прилично играл о шахматы, причем
умел думать на несколько ходов вперед. Если применить эту способность
к  фехтованию, можно  вызвать чуть ли не революцию в этом искусстве.
Правда, и в теории ложных выпадов можно усмотреть некоторую аналогию
с  шахматной  игрой, но  у  Дане все ограничивалось простыми ложными
выпадами - одиночными, двойными и тройными. Однако даже тройной выпад
примитивен по сравнению с методом, на котором Андре-Луи построил свою
теорию.
   Продолжая  размышлять, он  пришел  к выводу, что держит в руках
ключ к открытию. Ему не терпелось проверить свою теорию на практике.
   В  то  утро  Андре-Луи попался довольно способный ученик, против
которого  обычно было нелегко обороняться. Встав в позицию, Андре-Луи
решил  нанести  удар  на четвертом переводе, заранее рассчитав четыре
выпада, которые должны к нему привести. Они соединили шпаги в терции,
и  Андре-Луи  провел  атаку, сделав  батман  и  выпрямив руку. Как и
следовало  ожидать, последовал  полу  центр, на  который  он быстро
ответил  выпадом  в  квинте. Противник  снова  нанес встречный удар,
Андре-Луи вошел еще ниже и, когда ученик парировал именно так, как он
и  рассчитывал, сделал выпад, повернув острие в кварту, и нанес удар
прямо в грудь. Это оказалось так легко, что Андре-Луи даже удивился.
   Они начали снова. На этот раз Андре-Луи решил атаковать на пятом
переводе, и  опять  это вышло без всякого труда. Тогда, еще усложнив
задачу, он попробовал на шестом переводе, задумав комбинацию из пяти
предварительных соединений. И скова все оказалось совсем просто.
   Молодой  человек  рассмеялся, и  в голосе его прозвучала легкая
досада:
   - Сегодня я разбит наголову.
   -  Вы сегодня не в форме. - вежливо заметил Андре-Луи и добавил,
сильно  рискуя, поскольку  хотел проверить свою теорию до конца: - Я
почти  уверен, что  нанесу  вам удар именно так и тогда, как объявлю
заранее.
   -  Ну, уж это не выйдет! - возразил способный ученик, насмешливо
взглянув на него.
   -  Давайте  попробуем. Итак, на  четвертом  переводе  в темп я
коснусь вас. Вперед! Защищайтесь!
   Все  вышло  так, как  обещал  Андре-Луи. У  молодого человека,
считавшего  Андре-Луи весьма посредственным фехтовальщиком, с которым
можно  размяться, пока  занят  учитель, широко  раскрылись глаза от
изумления. В  порыве  великодушия  возбужденный  Андре-Луи  едва  не
раскрыл свою методику, которой позже суждено было распространиться во
всех фехтовальных залах, но вовремя сдержался.
   Днем  академия  опустела, и господин дез Ами позвал Андре-Луи на
урок: иногда  он  еще  занимался со своим помощником. Впервые за все
время знакомства учитель получил от него прямой укол в первом же бою.
Он рассмеялся, весьма довольный, так как был человеком великодушным:
   - Ого! А вы быстро растете, мой друг. Он все еще смеялся, правда
уже  не  такой  довольный, получив  укол  во втором бою. После этого
учитель  начал драться всерьез, и Андре-Луи получил три укола подряд.
Скорость  и  точность  господина дез Ами опрокинули теорию Андре-Луи,
которая, не  будучи  подкреплена  практикой, нуждалась  в серьезной
доработке.
   Однако Андре-Луи считал, что правильность его теории доказана, и
пока  что  удовольствовался  этим. Оставалось усовершенствовать ее на
практике, и этому-то он и отдался со всей страстью первооткрывателя.
Он   ограничил   себя   полудюжиной   комбинаций, которые   усердно
отрабатывал, пока не достиг автоматизма, и проверял их безотказность
на лучших учениках господина дез Ами.
   Наконец примерно через неделю после последнего урока с Андре-Луи
учитель снова позвал его пофехтовать.
   Вновь  получив укол в первом же бою, господин дез Ами призвал на
помощь  все  свое  искусство, но сегодня и это не помогло ему отбить
стремительные атаки Андре-Луи.
   После третьего укола учитель отступил назад и сорвал маску.
   -  Что это? - спросил ок. Он был бледен, темные брози нахмурены.
Никогда  в  жизни  его  самолюбие не было так уязвлено. - Вас научили
тайному приему?
   Он  всегда  хвастался, что  знает  о шпаге слишком много, чтобы
верить  чепухе  о  тайных  приемах, но  сейчас его убежденность была
поколеблена.
   -  Нет, - ответил Андре-Луи. - Я много работал, к тому же иногда
я фехтую, прибегая к помощи мозгов.
   -  Да, вижу. Ну что же, мой друг, я достаточно обучил вас. Я не
собираюсь держать помощника, который сильнее меня.
   - Вам это не угрожает, - с приятной улыбкой ответил Андре-Луи. -
Вы  фехтовали  все утро и устали, а я сегодня был совсем мало занят и
потому свеж. Вот единственный секрет моей случайной победы.
   Тактичность  Андре-Луи  и  добродушие  господина дез Ами не дали
делу    зайти   слишком   далеко. Андре-Луи   продолжал   ежедневно
совершенствовать  свою теорию, превращая ее в безотказную методу, но,
фехтуя  с господином дез Ами, теперь заботился о том, чтобы на каждый
его  укол  приходилось по крайней мере два укола учителя. Такова была
его  дань  осторожности, но  на  большее  он не шел, желая скрыть от
учителя уровень своего мастерства - правда, не до конца.
   И надо сказать, что Андре-Луи блестяще справился с задачей. Став
весьма  искусным фехтовальщиком, он был теперь правой рукой господина
дез Ами, который гордился им как самым блестящим из своих учеников. А
помощник учителя никогда не разрушал иллюзии последнего, помалкивая о
том, что  своими успехами гораздо больше обязан библиотеке господина
дез Ами и собственному уму, нежели полученным урокам.



Глава II. QUOS DEUS VULT PERDERE...


   ["Кого Бог хочет погубить... "* (лат. )]

   И  снова, как  и  в труппе Бине, Андре-Луи всем сердцем отдался
новой  профессии, которой  вынужден  был  заняться и которая надежно
укрыла его от преследования.
   Благодаря   этой   профессии  он  наконец-то  мог  считать  себя
человеком  действия  -  хотя  по-прежнему придерживался иного мнения.
Однако   он   не   утратил  склонности  к  размышлениям, а  события,
происходившие  в  Париже  весной  и летом 1789 года, давали для этого
обильную  пищу. Андре-Луи был в числе первых читателей одной из самых
поразительных  страниц  в  истории  человечества, и в конце концов он
вынужден  был  сделать  вывод, что  заблуждался  п  что  правы такие
экзальтированные, пылкие фанатики, как Вильморен.
   Я  подозреваю, что  он  гордился своими ошибками, приписывая их
тому, что  у  него  самого  слишком  трезвый  и  логичный  ум, чтобы
предугадать глубины человеческого безумия, теперь обнаружившиеся.
   Андре-Луи  наблюдал, как в ту весну в Париже усиливались голод и
нишета, которые народ сносил с терпением, и размышлял о причинах бед.
Франция  притихла  и  замерла  в  ожидании. Ждали созыва Генеральных
штатов, которые должны были исправить финансовое положение, устранить
источники   недовольства, исключить  злоупотребления  и  освободить
великую  нацию от кабалы, в которой ее держало надменное меньшинство,
составлявшее  около  четырех  процентов  населения. Ожидание породило
застой  в  промышленности  и торговле, Люди не хотели ни покупать, ни
продавать, пока  не  станет  ясно, какими  средствами намерен гений
швейцарского  банкира  господина  Неккера  вытянуть  их  из болота, А
поскольку  вся  деятельность  была  парализована, мужчин выкидывали с
работы, предоставляя им умирать с голоду вместе с женами и детьми.
   Наблюдая  все  это, Андре-Луи  мрачно  улыбался. Пока  что  он
оказался  прав. Страдают  всегда неимущие. Те, кто стремится сделать
революцию, выборщики, -  люди  состоятельные. Это крупные буржуа и
богатые  торговцы. И в то время, как эти люди, презирающие "чернь" и
завидующие  привилегированным, так  много  говорят о равенстве - под
которым они подразумевают свое собственное равенство с дворянством, -
неимущие погибают от нужды в своих убогих хижинах.
   Наконец, в  мае, прибыли  депутаты, в  числе которых был и Ле
Шапелье, друг  Андре-Луи, и  в Версале открылись Генеральные штаты.
Дела  начали  принимать  интересный  оборот, и Андре-Луи усомнился в
правильности мнений, которых придерживался до сих пор.
   Когда  король  дал третьему сословию двойное представительство в
Генеральных  штатах, Андре-Луи  поверил, что  перевес голосов этого
сословия неизбежно повлечет за собой реформы.
   Однако  он  недооценивал  власть  привилегированных  над  гордой
королевой-австриячкой*, а  также ее власть над тучным, флегматичным,
нерешительным  монархом. Андре-Луи  понимал, что  привилегированные
должны  дать бой в защиту своих привилегий: ведь человек, живущий под
проклятием   стяжательства, никогда   добровольно  не  отдаст  свою
собственность  - неважно, владеет ли он ею по справедливости пли нет.
Удивляло    другое: непроходимая    глупость    привилегированных,
противопоставляющих  разуму  и  философии  грубую  силу, а  идеям  -
батальоны  иностранных  наемников. Как  будто  идеи  можно проткнуть
штыками!
   "Ясно, - пишет он, - что все они - просто Латур д'Азиры. Я и не
предполагал, что  этот  вид столь распространен во Франции. Символом
знати  может  служить  чванливый  забияка, готовый  проткнуть шпагой
любого, кто  ему  возразит. А  что  за  методы! После фарса первого
заседания  третье  сословие  было  предоставлено  самому себе и могло
ежедневно собираться в зале "малых забав", но было лишено возможности
продолжать  работу. Дело  в  том, что привилегированные не пожелали
присоединиться к нему для совместной проверки полномочий депутатов, а
без    этого   нельзя   было   перейти   к   выработке   конституции.
Привилегированные  имели  глупость вообразить, что своим бездействием
они  вынудят  третье  сословие  разойтись. Они решили развлечь группу
Полиньяк*, управлявшую  безмозглой королевой, нелепым видом третьего
сословия, парализованного и бессильного с самого начала".
   Так  началась  война  между привилегированными и двором, с одной
стороны, и Собранием и народом - с другой.
   Третье  сословие  сдерживалось  и  ждало с врожденным терпением.
Ждало  целый  месяц, в  то  вpeмя  как  деловая жизнь была полностью
парализована  и  рука  голода  еще крепче сдавила горло Парижа; ждало
целый  месяц, в  то  время  как привилегированные собирали в Версале
армию, чтобы  запугать "чернь", - армию из пятнадцати полков, девять
из  которых  были  швейцарскими  и  немецкими, и стя