шой покатой площадке, прячась от палящего солнца в тени серых
каменных башен, стояли сонные часовые.
     В  крепости  повсюду  еще видны были следы осады: разбитые крыши домов,
выщербленные  ядрами  углубления  в  башнях  и стенах. На всем лежала печать
запустения.  И  если  бы  не  фигуры янычар, сновавших то там, то сям, можно
было бы подумать, что замок покинут людьми.
     Галиль-паша  принял  посланцев  гетмана  очень  быстро,  будто  давно и
нетерпеливо  ждал.  Молчаливый  чауш  провел  их по темным коридорам, пустым
комнатам и, поклонившись, открыл дверь в большой прохладный зал.
     Ненко  и  Арсен,  сделав  несколько  шагов, остановились как вкопанные:
прямо  перед ними, в позолоченном, обитом бархатом кресле, оставшемся еще от
прежнего  владельца,  сидел  великий  визирь  Кара-Мустафа. Справа, следя за
каждым  его  движением, стоял Галиль-паша. По обеим сторонам, вдоль стен, на
шелковых  миндерах,  по-собачьи  преданно глядя на визиря, замерли чиновники
каменецкого пашалыка.
     Недаром  Ненко  столько времени воспитывался в янычарских сейбанах - он
мгновенно  оценил  обстановку  и упал на колени перед великим визирем. Арсен
немедля грохнулся на пол рядом с ним. Оба застыли в благоговейном поклоне.
     - Ну,  с  чем прибыли гонцы от гетмана Ихмельниски? - спросил скрипучим
голосом  визирь  и из-под черных с проседью бровей пронизывающе посмотрел на
прибывших, которые не поднимались с пола.
     - Великий  визирь,  незыблемая опора трона пади шаха, - произнес Ненко,
вставая,  -  нас  прислали  в  Каменец  гетман и князь сарматской Украины, а
также  Азем-ага  для  того,  чтобы  мы  спросили,  когда  непобедимые войска
владыки  полумира  выступят  в  поход  на гяуров. Гетман спит и видит во сне
золотые  купола  киевских соборов. Ему не терпится овладеть древней столицей
урусов и левым берегом Днепра.
     - Пусть  подождет...  Мой  конь  омоет  копыта  в  водах священной реки
гяуров, когда придет время.
     Визирь  явно уклонился от прямого ответа. Почему? То ли это обычная его
осторожность  и  придворная  привычка  -  скрывать  свои  мысли за туманными
выражениями, то ли здесь иная, более серьезная причина?
     - Гетман  и  Азем-ага  просят  прислать  им  несколько военных отрядов,
великий  визирь,  потому  что тех воинов, которые есть, недостает для охраны
такого   большого  края,  -  продолжал  далее  Ненко,  пытаясь  хоть  как-то
приблизить  тему  беседы к тайным намерениям Стамбула. При этом о нападениях
повстанцев он промолчал.
     - Передай, ага...
     - Сафар-бей, - подсказал Галиль-паша.
     - Передай,  ага Сафар-бей, гетману и Азем-аге, чтобы помощи в ближайшее
время  не ждали. Пускай обходятся теми отрядами, какие у них есть! - отрубил
Кара-Мустафа, подчеркнуто выделив последнюю фразу.
     - Может,  набрать  войско  из  местного  населения,  великий  визирь? -
смиренно произнес Арсен. - Казаки - неплохие воины.
     - Это  правильная  мысль.  Только  она односторонняя. После походов под
Чигирин  я  не верю в то, что казаки станут под знамена гетмана Ихмельниски.
Если  он  за два года собрал какую-то жалкую сотню бездельников и бродяг, то
как  за  месяц-другой  под  его  начало соберутся целые полки?.. Нет, нечего
надеяться  на  такое  чудо... Но мы должны пополнить наши войска. Янычарские
сейбаны  за  время  последних  войн  с  неверными  сильно обезлюдели. Раньше
готовили  в  них  воинов  из болгарских, сербских и греческих детей, а также
детей  рабов-гяуров.  Но сейчас их стало недостаточно. Передайте мой твердый
приказ  Азем-аге и гетману Ихмельниски - отобрать у жителей тысячу мальчиков
в возрасте от трех до десяти лет и прислать в Стамбул!
     Арсен  и  Ненко молча поклонились. Ни словом, ни жестом не проявили они
своих  чувств.  А  Кара-Мустафа,  не  столько  отвечая  на  вопрос  гонца из
Немирова,  сколько  развивая собственные мысли, видимо давно бродившие в его
голове, продолжал:
     - Нам  не  украинское  войско, а украинская земля и ее богатства нужны!
Нам  потребуются  тысячи  и тысячи украинских детей, которых мы научим нашим
языку  и  обычаям, внушим нашу веру, и пусть они, когда вырастут, беззаветно
проливают  кровь  за ислам и за империю! Это обязан понимать каждый турецкий
чорбаджия!
     - Понимаем, - глухо откликнулись Арсен и Ненко.
     - Конечно,  все  это не следует передавать гетману Ихмельниски, чтобы у
него не возникло желание переметнуться на сторону урусов...
     Кара-Мустафа сделал паузу, и ею воспользовался Арсен.
     - Мы  зорко  стережем  каждый шаг гетмана, великий визирь. И убеждены -
перебраться за Днепр он не сможет и даже пытаться не станет. А вот...
     - Что вот? - вытянул вперед жилистую шею визирь. - Говори!
     - Он может тайно сговориться с поляками...
     Визирь  переглянулся с пашой Галилем. По его темному сухому лицу прошла
тень.
     - Есть доказательства этому, ага?
     - Да,  есть... - включился в беседу Ненко, поняв ход мыслей товарища. -
Мы  узнали,  что  полковник Яненченко, родственник гетмана и его доверенный,
по  секрету  от  всех  выехал  во  Львов,  где и пребывает сейчас, как гость
гетмана  Яблоновского.  Нам пока не удалось выяснить, о чем там они толкуют.
Но  поскольку  эти  переговоры  проходят  без вашего, великий визирь и паша,
ведома,  а  также без ведома Азем-аги или кого-либо из высших сановников, то
можно  подозревать: замыслы гетмана Ихмельниски бесчестны и не соответствуют
интересам Османской державы.
     Кара-Мустафа  вновь  переглянулся  с  Галиль-пашой. Видно было, что это
неожиданное  известие поразило их. И понятно: за Каменецкий пашалык и за все
Правобережье,  вернее,  за  ту его часть, на которую распространялась власть
турок, отвечают перед султаном непосредственно они вдвоем.
     - Это  важная  новость,  ага, - произнес визирь. - Недопустимо, чтобы в
то  время,  пока  мы  находимся в состоянии войны с Москвой, в наши северные
дела  вмешался  Ляхистан.  Это совсем не в наших интересах. Нельзя допустить
объединения  этих  двух сильных держав! Мы не сможем противостоять им обеим,
особенно  теперь,  когда  на  западе  против нас выступает Австрия! Мудрость
нашей  политики  как  раз  и  состоит  в том, чтобы разбить гяурские державы
поодиночке,  не  позволяя  им  объединяться...  Если  же гетман Ихмельниски,
преследуя  свои  цели,  склонен  поддаться Ляхистану или постарается втянуть
Ляхистан в коалицию с Москвой, то он заслуживает лютую смерть!
     - Выполняя  до  конца  свой  долг,  мы  обязаны  сообщить  наияснейшему
визирю, что гетман утаивает от государственной казны большие богатства.
     - Что ага имеет в виду?
     - Угрозами  и жестокими пытками он вынуждает богатых людей отдавать ему
золото,  самоцветы  и  драгоценные  вещи...  Но  ни  единого  акче,  как нам
известно,  он  не  передал  в  казну.  Все  остается  в Немирове, в тайниках
гетмана, великий визирь.
     Это   было   наиболее   уязвимое,  самое  больное  место  Кара-Мустафы.
Принадлежащее  кому-либо  другому богатство он воспринимал как личную обиду.
Смолоду   он   отличался  властолюбием,  которое  позднее,  в  зрелые  годы,
дополнилось  неимоверной  жаждой  наживы.  Именно  на  почве  властолюбия  и
жадности  возникла  смертельная  ненависть его к паше Ибрагиму, с которым он
соперничал   и   из-за   должности   великого   визиря,  и  из-за  богатств,
достававшихся  в  военных  походах.  Поэтому,  услыхав  такое  известие,  он
загорелся  страшным  гневом. Какой-то мерзкий гяур - хотя бы и сам гетман! -
смеет  из-под  носа  у  него,  великого  визиря,  грозы народов, выхватывать
лакомый  кусок? Это уж слишком!.. Собственно, задела его не столько новость,
что  Юрий  Хмельницкий занимается вымогательством и грабежом, сколько мысль,
что   здесь   можно  было  самому  неплохо  поживиться.  Он  сопоставил  оба
полученных  известия  - о пребывании Яненченко во Львове и о набитых золотом
и  драгоценностями сундуках гетмана, которые в его воображении выстраивались
несметными  рядами, - и подумал, что этот клад не так-то сложно перенести из
тайников  немировского разбойника в собственные... Гм, стоящие перед ним два
чорбаджия неглупые парни. Не иначе как их послал ему сам аллах!
     Первым  порывом  визиря  было  отдать  категоричный  приказ  немедленно
изъять  все  богатства у "князя и гетмана сарматской Украины", но он вовремя
спохватился.  Нет,  торопиться  не  следует!  Прежде  всего  надо  на досуге
обдумать,  как  повести  дело,  чтобы  все ценности, миновав государственную
казну,  оказались  в полном его, Кара-Мустафы, распоряжении. К тому же, если
дать   гетману   Ихмельниски  еще  некоторое  время,  он  выжмет  из  своего
малочисленного  населения  и  то,  что  еще  осталось в карманах, сундуках и
тайниках.   Довольный   собою,   Кара-Мустафа  мысленно  улыбнулся,  но  его
сухощавое   темное   лицо,  на  котором  черными  агатами  горели  небольшие
проницательные глаза, оставалось суровым и непроницаемым.
     - Благодарю  вас,  мои  верные  слуги,  за  важные сведения, - произнес
визирь,  и  на  его  лице  мелькнуло  подобие  улыбки.  - Я высоко ценю ваше
усердие  и  взял  бы  вас с собой в новый поход, где мне понадобятся смелые,
умные  и  преданные  люди.  Но я не могу этого сделать сейчас, ибо в большей
мере  вы  нужны  тут,  в  этой  дикой  северной стране, которую я завоевал и
которой  мы  должны владеть во славу и величие нашего солнцеликого падишаха,
державы  нашей  и  ислама.  Так поезжайте назад, в Немиров, зорко следите за
каждым  шагом  гетмана  Ихмельниски  и  обо всем докладывайте паше Галилю...
Никто  в  Немирове,  даже  Азем-ага,  не  должен  знать  о  том,  что вы мне
рассказали.  Это особые дела, над решением которых я буду думать в ближайшее
время. Идите!
     Арсен  и  Ненко  низко  поклонились  и,  пятясь,  вышли  из зала. Молча
пересекли  двор замка. Только оказавшись за воротами, на мосту, остановились
и взглянули друг другу в глаза.
     - Ты мог хотя бы в мыслях представить такую встречу? - спросил Ненко.
     - По  правде  говоря,  нет!  Ну,  никак  не думал, что великий визирь в
Каменце,  -  ответил  Арсен.  -  Но  сдается мне, нам крепко повезло... И мы
сделали все, что смогли...
     Ненко кивнул головой.
     - Да,   не   завидую  я  Юрасю.  Мины  подведены  под  него  мощные,  и
удивительно  было  бы, если б ни одна из них не взорвалась. На этот раз, как
ни высоко он взлетел, низко придется падать!
     - Туда  изменнику  и  дорога!  -  жестко  сказал Арсен, обведя взглядом
опустевшие  Карвасары.  - Он сам себе выкопал яму, сам себе накинул петлю на
шею.  Никто  по  нему  тужить  не станет... Меня сейчас другое интересует: о
каком  походе  говорил  визирь?  По  всему  получается, что вовсе не на Киев
готовится поход, которого мы все ждали. Тогда не понятно - куда?
     - И  у  меня тоже сложилось убеждение, что не на Киев, - ответил Ненко.
-  Наверно,  в  мире  произошли  события,  о  которых мы ничего не знаем, но
которые  вынудили Стамбул отказаться от третьего похода на Украину... Думаю,
что  нам  следует  несколько  дней  побыть  в Каменце, глядишь, что-нибудь и
пронюхаем. Не зря приехал сюда визирь.
     - Я  с  тобой  согласен.  -  Арсен  снова  с тоской посмотрел на родные
Карвасары  и  медленно  пошел  по  мосту.  -  Кроме  того,  у  нас  осталось
незаконченным одно дело...
     - Какое?
     - Яненченко...  Этот  мерзавец должен поплатиться за свои преступления!
-  Арсен  говорил  решительно,  с трудом сдерживая ярость. - Этот уже трижды
изменивший  предатель  готов  торговать  нашей  землей  и нашим народом, как
собственным  добром!  Ему все едино: разбойничать на Левобережье, на Подолии
или продавать Львов.
     - Его жизнь теперь в твоих и моих руках!
     - Да.  Но  мне  противно  расправляться  с ним как бы исподтишка... Вот
если бы я мог выйти с ним на честный поединок...
     - Что  ты говоришь, Арсен, честный поединок возможен только с честным и
прямодушным  противником,  а  для  борьбы  с  таким подлым перебежчиком, как
Яненченко,  надо  пользоваться  его  оружием,  то  есть  коварством.  Ничего
плохого  я  в этом не вижу... Тем более что сами мы не выносим ему приговор,
мы  лишь  отошлем его же письмо гетману Яблоновскому, а тот как захочет, так
пускай и поступает.


8

     Два  следующих дня ничего не прибавили к тому, что знали Арсен и Ненко.
А  на третий, утром, случилось нечто такое, что заставило их быстро покинуть
город.
     Утро  было  солнечным,  теплым.  За  окном  весело  щебетали ласточки и
чирикали  задиры  воробьи.  Где-то  за  стеной  слышался звон посуды и гомон
женских  голосов  - это на кухне готовили завтрак. Оттуда просачивался запах
жареной  баранины  с  перцем и луком и подгоревших пиде - коржей, заменяющих
туркам хлеб.
     Арсен  и  Ненко  после  сна  ощущали  силу  и  бодрость, а в желудках -
приятную  пустоту,  какая  бывает у здоровых молодых людей, когда их ожидает
вкусная  еда.  Вот-вот  в  комнату  должен  войти  хозяин  харчевни - всегда
услужливый  Кермен-ага  - и пригласить вниз, к завтраку, как он делал каждое
утро, подчеркивая почтение к богатым постояльцам.
     За  дверями  послышался  тяжелый  топот  ног.  Но  это был, конечно, не
Кермен-ага.  В  мягких овечьих чувяках он ступал мягко, крадучись, как сытый
кот. А тут шаги четкие, стремительные. Шли двое, торопливо.
     Минуту  спустя шаги затихли. Где-то хлопнула дверь, и в то же мгновение
донесся  приглушенный,  полный ужаса женский крик. В нем чувствовалась такая
смертельная  тоска,  такая  безысходность,  что  Арсен  и  Ненко вздрогнули.
Кричала Вандзя.
     Не сговариваясь, они стремглав бросились на помощь.
     Дверь  в ее комнату была плотно закрыта. Арсен с разгона ударил плечом,
как вихрь ворвался внутрь.
     И... остановился.
     Возле  окна,  лицом  к  двери,  стояла  Вандзя.  Видимо, она только что
поднялась  с  кровати,  так  как  была  в  белой  нижней  сорочке,  босая, с
растрепанными  волосами.  Правую  руку протянула вперед, словно защищаясь от
удара.  На бледном, обреченно застывшем лице в ужасе горели огромные голубые
глаза.
     Посреди  комнаты, спиной к двери, как глыбы, - два янычара. Один из них
-  невероятно  высокий,  будто железом налитой, подняв руки до уровня плеч и
растопырив  могучие,  как  обрубки  ветвей,  пальцы,  медленно приближался к
Вандзе. Второй, пониже ростом, молча наблюдал происходящее.
     Заметив  Арсена,  Вандзя  хотела  что-то  крикнуть,  но не смогла, лишь
хрипло застонала.
     Услыхав  грохот  распахнувшейся  двери,  янычары  оглянулись,  и  Арсен
увидел  побагровевшее,  страшное в гневе усатое лицо Спыхальского. Некоторое
время  пан  Мартын  бессмысленно  смотрел на своего друга, словно не узнавая
его,   потом  в  лице  что-то  дрогнуло,  изменилось  -  вспыхнула  радость.
Напряженные  пальцы сошлись вместе, руки широко раскинулись, он сгреб Арсена
в объятия.
     - Арсен! Холера! Это ты?
     - Я,  братик,  я!  -  усмехнулся  Звенигора. - Да не жми так, не то все
ребра переломаешь!
     - Откуда  ты  тутай  взялся,  хлопак?.. Ба-ба-ба, да это Ненко?! Вот не
ожидал!
     - И  мы  никак не предполагали встретиться с тобой, пан Мартын... А как
ты тут очутился?
     Спыхальский  сразу  помрачнел.  В лицо хлынула темная кровь. Глаза дико
сверкнули и едва не выскочили из орбит.
     - Чего   я  тутай?..  Догонял  вот  эту  презренную  изменщицу!  Подлую
дрянь... И догнал! И задушу ныньки, как дикую кошку!
     Он кинулся было к Вандзе, но Арсен и Ненко схватили его за руки.
     - Стой,  пан  Мартын!  Будь  рыцарем!  - воскликнул Арсен. - Ведь перед
тобою женщина!
     - Женщина, говоришь?.. Нет, змея!
     - Тихо!.. Сюда идут!
     В  дверь  с  опаской заглянул Кермен-ага. Крик Вандзи всполошил его. Он
так торопился, что еле переводил дух.
     - Ненко,  спровадь  его,  пожалуйста,  - шепнул Арсен. - Нам тут лишние
свидетели ни к чему.
     Ненко,  любезно  улыбаясь,  вышел  из  комнаты, взял кафеджи под руку и
повел по коридору к выходу.
     - Я  буду  очень обязан тебе, Кермен-ага, если побыстрее оседлают наших
коней  и  коня  пани  Вандзи.  А  также пусть приготовят в дорогу что-нибудь
вкусное...
     - Вы хотите уехать?
     - Да, за нами прислали гонцов...
     - Аллах экбер, а я подумал, что это какие-то разбойники.
     - Нет оснований тревожиться, ага, они - порядочные люди...
     - Почему тогда так перепугалась пани?
     - Они искали нас, и случайно попали в ее комнату, ага.
     - Пани Вандзя, значит, тоже с вами?
     - Мы возвращаемся в Немиров, где полно крымчаков... Они ей помогут...
     Последние  слова успокоили старого кафеджи, и он, извинившись, зашаркал
по ступеням вниз.
     Когда  Ненко  вернулся  в  комнату,  Спыхальский  немного утихомирился.
Мужчины  отошли  в  угол  и,  отвернувшись  от  Вандзи,  которая  одевалась,
казалось, мирно разговаривали. Только сердито гудел бас пана Мартына.
     - Сдаюсь,  пан  Арсен, лишь по твоей просьбе - не поднимать шума тутай,
в корчме. Но как выедем за город, клянусь Перуном, я...
     - Хорошо,  пан Мартын, хорошо, - успокаивал разъяренного друга Арсен. -
Уедем  отсюда,  тогда  поговорим... А сейчас, прошу тебя, будь благоразумен,
иначе всех нас схватит турецкая стража.
     Тем  временем  пани  Вандзя  оделась  и  -  ни  жива ни мертва - стояла
неподвижно,  не  решаясь  двинуться с места. Спыхальский смотрел на нее так,
словно хотел испепелить взглядом.
     Все  вышли  во  двор. Там их ждали оседланные кони. Ненко расплатился с
кафеджи,  поблагодарил  за  гостеприимство,  и  небольшой  отряд  выехал  за
ворота.
     За  городом  Арсен  тронул  Спыхальского за руку и подал знак, чтобы он
немного отстал.
     - Кто  это с тобой? - спросил тихо, кивнув на молчаливого спутника пана
Мартына.
     - Это  пан  Ежи  Новак, мой добрый приятель, знаток турецкого языка, их
обычаев...  Он на службе у пана Яблоновского... Когда я узнал об измене этой
негодницы,  то решил найти ее хоть на краю света, наказать беспощадно - что,
клянусь  честью,  сделаю,  хотя б против меня восстали все силы ада и рая!..
Прочитал  я записку, оставленную бывшей женкой, и сразу кинулся по ее следу.
Я  знал,  что  путь  у  нее  единственный  -  в Каменец, ибо оттуда ей легче
добраться  до  своего  мурзы. Вот тут-то мне понадобился спутник, который бы
хорошо  говорил  по-турецки, был надежным товарищем. Тогда пан Ежи милостиво
согласился сопровождать меня...
     - Ему можно довериться?
     - Как мне!.. А что у тебя к нему?
     - Не  только к нему, к вам обоим. Доедем вон до того лужка у речки, там
и поговорим...
     Арсен  хлестнул  коня  и  рысью помчался вперед, к зеленому берегу, где
над серебристым плесом реки склонились пышные тенистые вербы.
     - Здесь  мы  все  и  обсудим,  друзья,  -  сказал  он, когда спешились,
напоили  коней  и  пустили  их,  стреножив,  пастись. - Потому что теперь мы
расстанемся...
     - Как  это расстанемся? - поразился Спыхальский. - Разве дальше мы едем
не вместе?
     - Нет,  пан  Мартын, мы с Ненко должны вернуться в Немиров, пани Вандзя
- с нами, а вы вдвоем с паном Новаком направитесь во Львов...
     - Холера  ясная!  -  стал  закипать Спыхальский. - До чего же хитроумно
рассудил  ты,  Арсен!  А  на каком основании, прошу пана? Я мчался из Львова
как  сумасшедший,  чтобы  покарать  тоту  распутницу,  тоту изменщицу! А ты,
выходит,  поворачиваешь  все по-своему? Га?.. Не-ет, брат, так не получится,
слово  чести!..  Она не вернется живой в Крым, не будь я Мартын Спыхальский,
пся крев!
     Он  гремел  саблей,  рычал и фыркал, как тигр, ругаясь при этом, словно
торговка  на  базаре. Напуганная, убитая горем, Вандзя съежилась и пряталась
за  Арсена. Ненко невесело посмеивался, кряжистый, крепко сбитый Новак стоял
в  сторонке,  и  с лица его не сходило выражение удивления. Он, по-видимому,
до  сих пор не мог понять, какие отношения связывают шляхтича Спыхальского и
этих н