.
   Если ничего особенного не произошло, суеверный признак  очень  быстро
забывается.

   ПРИМЕТЫ

   Иногда верю, иногда не верю.
   Есть приметы, доказанные жизнью: если была очень холодная зима -  жди
жаркого лета. И другие подобные.
   А прочих для меня просто нет.

   ЭТО КРАСИВО!

   Красиво, например, смотреть с  Верхне-Волжской  набережной  на  Волгу
ночью, когда плывут корабли. Или когда летят истребители во время  авиа-
шоу. Или когда грациозная женщина заходит в воду, в море, а  еще  лучше,
если она в море вбегает.
   Красиво в Париже. Чувствуется дыхание времени: и прошлого, и  настоя-
щего. И Виктор Гюго, и Шарль де Голль. Все видно и все сохранено.
   Красиво в Зальцбурге. В Макарьевском монастыре очень красиво...

   ПРИДВОРНЫЙ ХУДОЖНИК

   Придворный художник может быть очень талантливым или  абсолютно  без-
дарным. Думаю, что если бы не коммунистическая  доктрина,  странная,  то
Эрнст Неизвестный мог бы стать придворным художником. Или Илья Глазунов,
или, например, Александр Шилов.
   Придворный художник не предполагает особого поклонения тем,  кому  он
служит. Потому что, если он талантлив, он может заработать сам. С другой
стороны, стремление к большим возможностям характерно отнюдь  не  только
для бесталанных, но и для талантливых  людей.  Они  могут  этим  пользо-
ваться.
   В Нижнем "придворный художник" - Наталья  Панкова,  которая  спокойно
могла бы жить и без нас. Она талантлива, и ее картины по всему миру. Хо-
тя, конечно, она с трудом добилась бы того, чего  она  сейчас  добилась,
если бы не была в каком-то смысле "придворным художником".

   АНЕКДОТЫ

   Знаю много анекдотов. Есть  полуприличные  анекдоты,  очень  смешные,
есть политические, тоже смешные. Вот - из первых. Иван собирается в  Па-
риж, в командировку. Ему жена говорит:
   - Купи мне, Вань, французский бюстгальтер.
   - Мань, - говорит муж, - я б купил. Но ведь у тебя груди-то нет!  За-
чем он тебе?
   - Ну я ж тебе трусы покупаю!
   Веселый анекдот.
   Еще один.
   - Хаим, ты почему не спишь с женщинами?
   - Ну, во-первых, Абрам, меня укачивает. А во-вторых, после  меня  все
равно нужно все заново делать.
   Из политических. Лежат две курицы на прилавке. Одна другой говорит:
   - На выборы пойдешь?
   - Пойду.
   - А за кого голосовать будешь?
   - За Зюганова.
   - Почему?
   - Понимаешь, раньше мы с тобой лежали только в одном месте, в спецбу-
фете обкома партии. А теперь везде валяемся и никто внимания не  обраща-
ет.
   Политические анекдоты быстро проходят, век у них короткий.
   Вообще смешных анекдотов очень много, например, от  Юрия  Никулина  -
почти все смешные. Интересно, что французы любят анекдоты, американцы  -
меньше, но охотно смеются над нашими анекдотами.
   Иногда анекдоты в жизни рождаются.
   Вот, например, мы встречались с Клинтоном. В апреле  1996  года.  Там
было много народу: Зюганов, Явлинский, Лебедь, Селезнев, Лужков, Чубайс,
Россель и еще несколько человек. Каждый рассказывал президенту США  либо
о своей программе, либо о тяжелом историческом пути России. Видимо,  это
показалось достаточно назойливым президенту, которому до  наших  проблем
далеко. И я ему сказал:
   - Вот у вас выборы будут осенью, господин президент. И, пожалуй,  эта
проблема должна волновать вас больше, чем наши президентские  выборы.  И
наблюдая, как у вас предвыборная кампания идет, думаю,  что  вы,  скорее
всего, победите. Не потому, что вы - очень хороший президент Соединенных
Штатов, а потому, что ваш главный конкурент, Роберт Доул, очень похож на
Брежнева.
   А Клинтон отвечает:
   - Это ничего не значит. Вот, например, сидящий здесь товарищ  Зюганов
и его соратники могут проголосовать и за такого  кандидата.  И  таких  в
Америке немало.
   Конечно, это не анекдот. Но все равно смешно.
   Газета "Нью-Йорк Таймс" описала этот случай именно как анекдот.

   АВТОМОБИЛЬ

   Любимая игрушка. Хотя признаюсь: я - наездник. Я ничего не понимаю  в
автомобиле. В том, как он устроен. То есть я знаю, что там есть карбюра-
тор, есть цилиндры и так далее. Но как это все работает - я,  совершенно
как дикарь, ничего не понимаю. И если, не дай Бог, что-нибудь  случится,
то единственное, на что я способен, это поднять руку в  ожидании  сердо-
больного водителя, который остановится и поможет.
   К счастью, пока мне не нужно ничего этого делать,  потому  что  рядом
всегда сидят люди, знающие что к чему.
   Моя личная машина - "Жигули", шестая модель. Ни разу  не  выезжал  на
ней. Зачем, если у меня есть персональная машина? Дело в том, что у меня
есть охрана, и я не могу ездить на "Жигулях". Может быть, я  продам  эту
машину и куплю "Волгу".
   Но больше всего мне нравится "Mitsubishi-Pagero". Не  потому,  что  я
преклоняюсь перед японскими машинами, а просто потому, что она очень от-
вечает моему духу. И духу российских дорог.
   В принципе, автомобиль, кроме удовольствия, -  еще  и  дополнительная
степень свободы. Я абсолютно не считаю автомобиль роскошью или излишест-
вом. Нет. Хотя за свободу иногда приходится платить.  Однажды  я  был  в
Сент-Луисе по приглашению конгрессмена Гепхарта. И мы там попали в двад-
цатимильную пробку. Причем мы не знали, какой  длины  пробка.  И  только
вертолет, который летал над нами, объясняя водителям, куда надо  разъез-
жаться, объявил, что пробка длиной в 20 миль рассосется не ранее чем че-
рез три часа.
   Это - плата за свободу и независимость, когда свобода и независимость
доведены до абсурда. А в Америке "автомобильная свобода" доведена до аб-
солютного абсурда. В каждой семье - много автомобилей. Они  мешают  друг
другу на дорогах. И люди перестают чувствовать себя свободными. Они  го-
товы пересесть на метро.
   Кстати, многие европейские люди тоже это понимают. Хотя в Европе  та-
кой широты, как в Америке, нет. И машины там поменьше размером. Там счи-
тается нескромным иметь большие, медленно двигающиеся лимузины.
   Для России, с ее контрастами, очевидно: нам до этого расти  и  расти.
Но я считаю, что прогресс России, с ее гигантскими просторами и широтой,
безусловно, связан с автомобилями и автомобилестроением. Абсолютно  уве-
рен в этом.
   Ельцин говорит о том, что нужна общенациональная идея. Конечно, труд-
но технократическую идею сделать общенациональной. Но можно окрасить  ее
в подходящие тона.
   "Дороги и храмы"? Да. Здесь под "дорогами" можно понимать практически
все. И средства передвижения, и возможность общаться,  и  что  угодно  -
вплоть до "пути мысли". Эта идея как общенациональная могла бы быть  для
России очень близкой и понятной. И, я думаю, это все  равно  произойдет.
Само собой.

   ТЕЛЕФОН

   Телефон, в принципе, очень противная штука. В том смысле, что создает
очень нервозную обстановку. Особенно на работе. У американцев, например,
принято звонить только в определенное время. В остальные часы люди  ста-
раются друг друга не беспокоить. У нас такого нет, звонят с утра до  ве-
чера. Мне очень нравится позиция Солженицына: по-моему, он  два  раза  в
жизни по телефону говорил.
   По телефону нельзя вполне понять человека. Хотя любые деловые вопросы
можно решить, тем не менее это технократическое средство общения,  кото-
рое явно не способствует гуманизации общества.
   Без домашнего телефона, конечно, прожить нельзя. Для  меня  программа
телефонизации нижегородцев - одна из самых важных  и  любимых.  Люди  не
должны самым унизительным образом десятки лет ждать права на такое  эле-
ментарное удобство.
   Наша программа "Нижегородский телефон" дала фантастические  результа-
ты: в этом году, то есть за половину 1996 года,  мы  установили  столько
телефонов, сколько за весь 1994 год. Это та сфера деятельности, где про-
исходит бум.
   У нас в России, особенно у пожилых людей, отношение к  телефону  тре-
петное. Может быть, это последняя игрушка,  которая  остается  в  жизни.
Особенно когда люди уже не могут ходить и встречаться с другими людьми.
   Вместе с тем суровые реалии нашей жизни могут привести к тому, что за
это "удовольствие" надо будет и платить. За каждую минуту разговора. Ду-
маю, что такое небольшое видоизменение в оплате может привести к измене-
ниям в сознании общества. Особенно среди молодежи, которая уже развраще-
на возможностью часами болтать по телефону. Введение повременной  оплаты
за телефон, как это ни парадоксально, может превратить  Россию  в  более
сдержанную и целеустремленную страну. Без особого романтизма  и  безала-
берности.
   По телефону очень трудно объясниться в любви. Хотя для людей,  разде-
ленных большими расстояниями, это единственное средство, которое их свя-
зывает, - и все же долгое общение только по телефону попахивает извраще-
нием. Одним словом, "с любимыми не расставайтесь".

   ТЕЛЕФОН УПРАВЛЯЕТ СУДЬБОЙ

   О наиболее судьбоносных событиях я узнавал именно по телефону. И  са-
мые тяжелые разговоры были тоже, как правило,  по  телефону.  Запомнился
разговор с Ельциным 22 сентября 1993 года - я о нем уже говорил.  В  тот
же период был очень жесткий разговор с Черномырдиным. Он, будучи обязан-
ным выполнять волю президента, понимал, что указ находится за  пределами
всякой законности.
   Был и более радостный разговор. Когда президент позвонил накануне на-
шей поездки в Чечню, в конце мая 1996 года. Спросил, помню ли я, как  во
время скандальной передачи миллиона подписей он обещал взять меня с  со-
бой в Чечню. Я ответил, что мне 36 лет и склерозом не страдаю. Намек  на
возраст Ельцин понял, но не обиделся. Засмеялся, сказал:
   - Вечно ты подчеркиваешь мой древний возраст!
   И приказал мне явиться в аэропорт Внуково-2 для полета.
   Естественно, этот приказ мог быть передан только по телефону. Из  со-
ображений  безопасности.  Он  воспользовался   совсекретной   телефонной
связью.
   В начале моей работы в этом кабинете каждый  звонок  телефона  прави-
тельственной связи вызывал у меня безысходное предчувствие того,  что  я
сейчас услышу. Сейчас я отношусь к этому спокойно. Единственно, когда  и
сегодня у меня замирает сердце, это  когда  телефонистка,  работающая  в
совсекретной системе связи, сообщает: "Сейчас с Вами будет разговаривать
Ельцин". До сих пор сильно волнуюсь. Не потому, что он  -  президент.  А
потому, что у него очень сильное биополе, он  действительно  может  воз-
действовать на людей. Конечно, по телефону этого воздействия нет, но при
разговоре по телефону возникает очень яркое воспоминание  личного  обще-
ния. Оно и трансформируется в реальное ощущение. Когда  долго  не  обща-
ешься, это проходит. Забывается.
   Один раз  разговор  произошел  при  невероятных,  загадочных  обстоя-
тельствах. Я ехал в Москву на машине. Ночью. Возле Владимира, где  связь
с Нижним уже отсутствует, вдруг зазвонил телефон. Меня это очень  удиви-
ло. Я взял трубку. Зычный мужской голос приказал мне немедленно  остано-
вить машину.
   - Почему это я должен останавливать машину?
   Трубка ответила:
   - Потому что сейчас с помощью спутниковой системы с вами будет разго-
варивать президент.
   Был конец 1992 года, когда сняли Гайдара, и президент  размышлял  над
тем, кого назначить премьер-министром. И он со мной советовался по пово-
ду той или иной кандидатуры.
   Я был абсолютно не готов к этому разговору. Президент тогда пригласил
меня работать, не в качестве премьера, хотя и эту возможность не  исклю-
чал.
   Если бы Ельцин тогда видел, в каком виде я с ним разговариваю! Машина
стояла на обочине, водитель, испуганный, выскочил из-за руля на  дорогу,
я - один на один с какой-то спутниковой связью... Уникальный эпизод.
   И совсем недавно, перед президентскими выборами, Ельцин доставал меня
по телефону в самых экзотических местах. Когда мы были с Черномырдиным в
Сарове, президент немедленно позвонил узнать, как прошел визит и  выпол-
нило ли федеральное правительство обязательства  перед  городом.  Второй
раз в этот день его звонок застал меня на чемпионате теннисистов  закры-
тых городов России. Я в этом чемпионате  участвовал  как  гость.  Ельцин
удивился, что я так долго не подхожу к телефону...
   А Черномырдин однажды отловил меня в бане.
   Большие начальники находят тебя где угодно. Спрятаться от  них  очень
трудно. Как они это делают - загадка. Вообще система поиска человека на-
лажена у нас в России очень хорошо.
   Может быть, гораздо лучше, чем в других местах.
   Все эти телефонные "поиски и находки" всегда отличали Россию от  дру-
гого мира. С этими вещами связана какая-то мистика. И, кстати, только  в
России существует такое обилие всевозможных  секретных  и  совсекретных,
необычных телефонов. У нас телефон - атрибут  власти.  Каждый  начальник
имеет на своем столе гигантское количество телефонов. Президент - счаст-
ливое исключение; у него практически нет телефонов на столе. Всего один,
кажется. Ему достаточно.
   Среди немыслимого числа систем связи есть свой ранжир. Вот, например,
этот телефон на моем столе, вполне невзрачный с виду, звонит очень  ред-
ко. Но уж если он звонит... Таких телефонов в стране  всего  пятнадцать.
Или даже меньше.
   Появился он у меня так: когда здесь был президент (а он, естественно,
приезжал со своей связью), он по этому телефону разговаривал  с  Мэйджо-
ром. Когда Ельцин уходил, я спросил, можно ли оставить этот телефон.  Он
сказал - пожалуйста.
   Телефон в России - гораздо больше, чем просто обычный  аппарат.  Если
вдруг вам сообщают, что у вас снимают тот или другой телефон, это  озна-
чает, что вас лишают государственного статуса. Либо статуса  гражданско-
го, как это было при коммунистах.
   И, наоборот, установка телефона в неурочное время означает, что влас-
ти проявляют к вам интерес. Перед историческим звонком Горбачева Сахаро-
ву установили телефон. Сахаров сразу понял, что завтра его отпустят.
   Так оно и случилось. Горбачев мог бы уже и не звонить.

   ДОЛГИ

   Бытовые долги стараюсь не делать. Уж если приходится сделать - всегда
плачу по ним. В принципе,  такое  житейское  обстоятельство,  как  взять
взаймы, меня не особо стесняет. Хотя и не особо нравится: все-таки  долг
- это всегда определенная зависимость.
   Бывают смешные случаи, связанные с долгами. Вот один  такой.  В  1993
году весной к нам приехал тогдашний вице-президент Руцкой. Я его  встре-
чаю в кожаной куртке. А он - в роскошном пальто. Он говорит:
   - Немцов, ты что же такой оборванец? Ты губернатор все-таки.
   Я ему что-то невразумительное ответил.
   - Ну, хорошо, - говорит Руцкой. - Сейчас я твои проблемы решу.
   Позвонил своей жене Люсе, а Люся работала у Юдашкина. Сказал:
   - Ты там этому кудрявому сделай пальто. Он приедет, пусть ему Юдашкин
сделает.
   Я действительно приехал в Москву, на Кутузовском проспекте - знамени-
тый Дом моды Юдашкина. Он меня встре-тил - очень милый человек (особенно
трогательно, как его двухметровые манекенщицы, которым он по пояс, смот-
рят на него... как бы снизу вверх, почтительно, а он на  них,  наоборот,
покровительственно). Обмерили меня как полагается. Я про цену  решил  не
спрашивать: Руцкой говорил, что цена будет символическая.
   Через несколько дней пальто было готово. Я пришел, надел, - оно,  ко-
нечно, необычное оказалось, как все от Юдашкина. Но все-таки - не  кожа-
ная куртка. "Теперь, - мне говорят, - платите деньги". Предъявили  счет.
Двести долларов. Огромная сумма по тем временам. У  меня  зарплата  была
тогда, может быть, долларов сто. А в кармане в этот момент - ну, пятьде-
сят максимум. Рублями, естественно.
   Я почувствовал себя полным  ничтожеством.  Не  могу  заплатить  фирме
Юдашкина за пальто!
   Побежал к Явлинскому брать взаймы. Слава Богу, у него нашлось, он мне
дал.
   Пальто до сих пор ношу.
   Или еще случай: мы с Ефимовым, тогдашним министром транспорта, были в
Дели. И так случилось, что у меня там ботинки порвались. Просто не в чем
выйти. А денег тоже не было. Я тогда у него  тоже  взял  взаймы,  купить
обувь.
   Когда такое происходит, очень хочется быстрей отдать, чтобы  не  быть
обязанным.
   Что же касается долгов в более широком понимании, то здесь есть и го-
сударственная проблема: долг России. Причем эта проблема не только  пра-
вительственная. Здесь дело в независимости  страны  и  ощущении  свободы
каждого человека. Конечно, большинство  людей  не  задумываются  о  том,
сколько мы должны остальному миру. Равно как и народ Соединенных  Штатов
не думает, каков внутренний долг США. Тем не менее мысль о том, что  ка-
кой-то Парижский клуб кредиторов, или Лондонский клуб, или Международный
валютный фонд может сильно влиять  на  жизнь  страны,  -  эта  мысль  не
очень-то радует. Народ великой страны должен чувствовать себя  независи-
мым и свободным.
   Если долг слишком большой - очень  опасно,  унизительно  и  обремени-
тельно. Потому что здесь мы уже проедаем свои собственные  богатства.  А
расплачиваться за эту бесхозяйственность будут наши  дети.  Политическая
независимость страны тоже сильно связана с этим долгом.  Интересно,  что
долг этот был сделан отнюдь не при Гайдаре. И не при Ельцине. А при ком-
мунистах. Еще тогда, когда они начали делать  первые  закупки  зерна  за
границей. Первые кредиты были нам даны еще  при  Хрущеве,  когда  первые
миллионы тонн канадской и американской пшеницы прибыли в Россию.  Сейчас
долг уже превысил 100 миллиардов долларов.
   Я считаю, для России унизительно иметь такой долг.  Возврат  или  не-
возврат долга связан с экономическими перспективами страны.  Если  будет
сделано минимальное количество глупостей,  а  история  России  не  будет
слишком зигзагообразной (как это было в XIX и XX веках), то тогда у Рос-
сии есть шанс довольно быстро расплатиться. То есть этот внешний долг  -
наше внутреннее дело. Кстати, есть люди, которые очень интересно к этому
относятся. Каждый гражданин России сегодня должен около 800 долларов.  И
вот один нижегородский предприниматель, фамилия  его,  кажется,  Иордан,
сильно возмущенный и раздосадованный тем, что у него  лично  такой  долг
"мировому империализму", написал мне очень трогательное письмо.  О  том,
что он готов вернуть свою часть долга и заплатить еще за десять человек.
Так, чтобы все члены его семьи никому ничего не были должны.
   Я его инициативу очень даже поддержал. И обратился в правительство  с
просьбой открыть соответствующий счет. Чтобы граждане, которые не желают
быть никому должны, вносили по 800 долларов. Помножьте на 150  миллионов
человек - будет 120 миллиардов.
   Из правительства пришел странный ответ, что такого счета не существу-
ет.
   Тогда мы здесь, у себя в администрации, решили открыть  свой  счет  и
исправно платить Парижскому и Лондонскому клубам тот возврат денег,  ко-
торый пойдет от граждан. Конечно, у нас граждане не столь богаты, но не-
которые люди, достаточно состоятельные, чувствуют себя независимыми и не
хотят унижаться.
   Я считаю, что это хорошее движение.  Патриотическое.  Существуют  еще
долги политические. Это - обязательства перед избирателями, которые сде-
ланы до выборов и которые нужно выполнять. Для меня это -  святое  дело.
Могу сказать, что практически во всех случаях я эти долги возвращал.  То
есть выполнял свои обязательства.
   Если не отдавать эти долги, то тебя больше никогда не выберут. А пос-
кольку меня уже выбирали много раз, и поскольку я понимаю, что  я  здесь
не какой-то временщик, то для меня это имеет огромное  значение.  Факти-
чески моя ежедневная деятельность, как бы это  высокопарно  ни  звучало,
направлена на то, чтобы выполнять взятые на себя обязательства.
   И еще бывают долги семейные.
   Мать моя, хотя и воспитывала меня и сестру  одна,  тратила  все  свои
средства на то, чтобы мы могли нормально  учиться,  нормально  питаться,
нормально одеваться и иногда даже отдыхать. Мы должны помнить об этом. Я
помогаю матери материально. Но материальной помощи,  наверное,  недоста-
точно. Тут долги серьезнее.
   Есть нравственные долги. Коммунисты пр