птерта поднимается и опускается, увеличиваясь или уменьшаясь, то есть меняя плотность.
     Толлера заинтересовал этот эксперимент, он мог пригодиться для переселенческого флота.
     - Следи за ней, - сказал он Завотлу, - кажется, она держится на одном уровне с нами. Значит, ощущает нас даже на таком расстоянии. Я хочу выяснить, на какую высоту она способна подняться.
     - Хорошо, капитан. - Завотл взял бинокль и стал наблюдать за птертой.
     Толлер оглядел свои небольшие владения и попытался представить себе, насколько тесными они покажутся при полном комплекте - двадцать человек на борту. Для пассажиров отвели два узких отсека, расположенных, для равновесия, на противоположных сторонах гондолы. Их ограничивали перегородки высотой по грудь. В каждый отсек засунут по девять человек, они не смогут ни полежать толком, ни прогуляться и к концу путешествия, надо думать, будут порядком измучены.
     В одном из углов гондолы разместился камбуз, а в противоположном по диагонали углу - примитивный туалет; по сути, просто дыра в полу плюс небольшие санитарные удобства.
     В центре вокруг отсека с горелкой и обращенным вниз реактивным двигателем располагались четыре места для членов экипажа.
     Все оставшееся пространство заполняли емкости с пиконом и халвеллом, тоже размещенные на противоположных сторонах гондолы, а между ними - запасы воды, еды и рундуки с инструментами.
     Толлер представил себе, в какой скудости, нищете и убожестве будут происходить межпланетные путешествия, как и многие другие славные исторические подвиги. Они превратятся в испытание физической и душевной стойкости, которое выдержат отнюдь не все.
     В отличие от тесной гондолы верхняя часть небесного корабля была огромной и почти бесплотной. Оболочка состояла из полотняных секций, окрашенных в темно-коричневый цвет, чтобы поглощать солнечное тепло и тем самым приобретать дополнительную подъемную силу. Но когда Толлер смотрел в открытую горловину, он видел сквозь ткань пылающий свет. Горизонтальные и вертикальные черные ленты оплетки и швы выглядели как сетка на глобусе и подчеркивали округлость огромного баллона. Самый верх венчал легкий купол; трудно было представить себе, что его сработали ткачи и строчильные машины.
     Устойчивость и ровный подъем корабля удовлетворили Толлера, и он приказал втащить четыре стартовые стойки и закрепить их нижние концы в углах гондолы. Фленн выполнил задачу в пять минут, придав системе "баллон-гондола" некоторую конструктивную жесткость, которая понадобится, чтобы выдержать небольшие нагрузки при работе тягового или боковых реактивных двигателей.
     Возле места пилота за крюк был зацеплен красный канат, который через весь баллон тянулся к макушке. Этим канатом полагалось оторвать легко отделяющуюся верхнюю секцию оболочки. Такая необходимость могла возникнуть во время посадки при сильном ветре. Кроме того, он служил примитивным указателем скорости подъема. Сильный встречный поток воздуха сплющивал баллон, и натяжение отрывного каната ослабевало. Толлер пощупал веревку и оценил скорость подъема в двенадцать миль в час. Подъему помогало еще то, что маглайн, даже холодный, легче воздуха. Позже, когда корабль войдет в зону разреженного воздуха и низкой гравитации, Толлер собирался удвоить скорость с помощью реактивного двигателя.
     После тридцати минут полета корабль прекратил дрейф на восток и поднялся выше пика горы Опелмер. На юге до горизонта простиралась провинция Кейл; сады и поля фермеров блестели как мозаика из разноцветных кубиков и полос шести оттенков от желтого до зеленого. На западе лежало море Отолан, а на востоке - океан Мирлгивер, на их изогнутых голубых просторах белели паруса кораблей. Светло-коричневые скалы Горного Колкоррона громоздились на севере; перспектива сжала хребты и долины. Далеко внизу, как крошечные овальные жемчужины, сверкали несколько дирижаблей, ползущих по торговым трассам.
     Лицо Мира с высоты шести миль казалось безмятежным и прекрасным до слез. Но панорама, залитая ласковым солнечным светом, на самом деле представляла собой поле боя, страну, где человечество проиграло в смертельном поединке. Об этом говорило лишь относительно малое количество парусных судов и воздушных кораблей.
     В задумчивости Толлер нащупал странный тяжелый предмет, подарок отца, и по привычке погладил большим пальцем блестящую поверхность. Он подумал: сколько еще веков понадобилось бы людям при нормальном ходе истории, чтобы решиться полететь на Верхний Мир? И решились бы они вообще, если бы не надо было бежать от птерты? При мысли о давнем беспощадном враге Толлер обернулся и посмотрел, где находится шар, который он обнаружил. Шар держался все на том же расстоянии, но, что важнее, он и поднимался с той же скоростью, что и корабль. Не доказывало ли это, что птерта обладает целеустремленностью и разумом? И почему, если так, всю свою враждебность птерта направила против человека? Почему остальные обитатели Мира, кроме гиббонов Сорки, иммунны к птертозу?
     Завотл, словно почувствовал, что капитан опять заинтересовался шаром, опустил бинокль и сообщил:
     - Она, похоже, увеличилась.
     Толлер поднес бинокль к глазам и всмотрелся в багрово-черную кляксу, но она оказалась настолько прозрачной, что определить ее контуры не удавалось.
     - Трудно сказать.
     - Скоро малая ночь, - заметил Завотл. - Мне не хочется, чтобы эта тварь ошивалась рядом с нами в темноте.
     - Она не сможет подплыть. Корабль почти такой же круглый, как она, и поперечный ветер действует на нас одинаково.
     - Надеюсь, вы правы, - мрачно ответил Завотл.
     Рилломайнер оглянулся с поста у пушки и сказал:
     - Капитан, мы с рассвета не ели. - Этот бледный, низенький и толстый молодой человек славился своим аппетитом. Он поглощал даже самую грубую пищу, и говорили что с начала нехватки продовольствия он поправился, поскольку подбирал всю некачественную еду, от которой отказывались сослуживцы.
     Держался он робко, но был хорошим механиком и гордился своим мастерством.
     - Рад слышать, что твой желудок пришел в норму, - сказал Толлер. - Мне не хочется думать, что я навредил ему своим неумелым пилотажем.
     - Я не собирался критиковать ваш взлет, капитан, просто желудок у меня слабый.
     С преувеличенным сочувствием Толлер пощелкал языком и посмотрел на Фленна.
     - Этого мужчину надо накормить, пока он не зачах.
     - Мигом, капитан! - Фленн вскочил, рубашка разошлась у него на груди, и из-за пазухи выглянула голова карбла в зеленую полоску. Фленн поспешно закрыл пушистое существо ладонью и затолкал обратно в тайное убежище.
     - Это еще что? - прогремел Толлер.
     - Ее зовут Тинни, капитан. - Фленн вытащил карбла из-за пазухи и взял на руки. - Мне не с кем было ее оставить.
     Толлер безнадежно вздохнул:
     - У нас научная экспедиция, а не... Ты понимаешь, что любой командир выбросил бы твою зверушку за борт?
     - Клянусь, она не доставит нам хлопот, капитан!
     - Надеюсь. А теперь приготовь поесть.
     Фленн просиял. Он ловко, как обезьянка, пробрался в камбуз и принялся готовить первую трапезу.
     Он был так мал ростом, что плетеная перегородка, которая остальным доставала до груди, скрыла его полностью.
     Между тем Толлер решил увеличить скорость подъема. Он удлинил время залпов с трех секунд до четырех и дождался, пока баллон над головой на это отреагирует. Прошло несколько минут, и дополнительная подъемная сила преодолела инерцию многих тонн газа в оболочке. Натяжение отрывного каната заметно ослабло.
     Удовлетворившись новым темпом подъема - восемнадцать миль в час, - Толлер постарался привыкнуть к ритму работы горелки: четыре секунды действия и двадцать секунд перерыва. Теперь он должен жить в этом ритме и чувствовать его малейшее нарушение даже во сне, когда Завотл сменит его у рычага.
     Фленн подал еду: приготовленная из ограниченных запасов свежих продуктов, она все же оказалась вкуснее, чем думал Толлер. Это были ломтики достаточно постного мяса в соусе, бобы и жареные блинчики с горячим зеленым чаем. На время еды Толлер выключил горелку, и корабль в тишине плыл вверх по инерции. Тепло от черной камеры сгорания смешивалось с приятными запахами из камбуза, и гондола превратилась в уютный домашний очаг в лазурной пустоте.
     Посреди трапезы с востока накатила малая ночь. Друг за другом пробежали все цвета радуги, а за ними наступила полная темнота, и когда глаза привыкли, небеса вокруг ожили и засверкали.
     В необычных условиях пышно расцвел дух товарищества. Летчики интуитивно поняли, что отныне они друзья на всю жизнь, и сейчас каждый анекдот был интересным, любая похвальба - правдоподобной, любая шутка - остроумной. И даже когда они наконец наговорились и замолчали, дух дружбы витал над ними, и они понимали друг друга без слов.
     Толлер из-за своего положения командира держался несколько обособленно, но и он был сердечен. Сидя так, что край борта находился на уровне глаз, он видел лишь таинственное свечение развернутых вееров комет, а еще звезды, звезды и звезды. Единственным звуком было поскрипывание веревок, а единственным движением - метеоры, чертившие на черной доске ночи свои быстро тающие письмена.
     Толлер с легкостью представил себе, что плывет к путеводной звезде в глубины вселенной, и внезапно затосковал по женщине, по женскому теплу, которое придало бы особый смысл путешествию. Хорошо бы в этот момент рядом оказалась Фера. Впрочем, она вряд ли поняла бы его. Сюда бы такую женщину, которая почувствует и углубит мистический настрой. Кого-нибудь вроде...
     В воображении Толлер протянул руку к желанной и на секунду с потрясающей реальностью ощутил прикосновение к худенькому телу Джесаллы Маракайн. Смущенный и взволнованный, он вскочил, и гондола качнулась. Еле видный Завотл спросил из темноты:
     - Что случилось, капитан?
     - Ничего. Просто свело ногу. Садись теперь ты к горелке. Держи четыре на двадцать.
     Толлер подошел к борту и облокотился о перила.
     "Что это со мной? - думал он. - Лейн сказал, что я играю роль, но как он узнал? Новый, хладнокровный и невозмутимый Толлер Маракайн, который слишком много испытал на своем веку... который свысока смотрит на принцев... которого не страшит пропасть между планетами... и который только оттого, что жена брата однажды коснулась его руки, мечтает о ней, как подросток! Выходит, проницательный Лейн разглядел, что я предал его? Потому и накинулся на меня?"
     Внизу под кораблем лежала кромешная тьма, как будто все человечество уже покинуло Мир, но пока Толлер вглядывался во тьму, на западе у горизонта появились полосы красного, зеленого и фиолетового огня. Сияя все ослепительнее, они расширились, и вдруг со скоростью, от которой замирало сердце, всю планету пересекла полоса чистого света, осветив океаны и сушу до мельчайших деталей. Когда терминатор домчался до корабля и, окунув его в резкий солнечный свет, устремился на восток, Толлер чуть не отшатнулся в ожидании удара. Столб тени Верхнего Мира завершил ежедневный проход по Колкоррону, и Толлер очнулся от своих грез.
     "Не беспокойся, дорогой брат, - подумал он. - Я даже в мыслях ни за что не предам тебя. Никогда!"
     Возле горелки встал Илвен Завотл и посмотрел на северо-запад.
     - Что скажете о нашей птерте, капитан? Она распухла или приблизилась? Или и то, и другое?
     - Может, немного приблизилась, - ответил Толлер, радуясь, что есть повод переключиться на внешний объект. Он сфокусировал бинокль на птерте. - Ты чувствуешь, что корабль приплясывает? Наверно, после малой ночи перемешиваются теплые и холодные потоки. Может, от этого птерта и подплыла поближе.
     - Она держится на одном уровне с нами, хотя мы изменили скорость подъема.
     - Да. Мне кажется, мы нужны ей.
     - Я знаю, что нужно мне! - объявил Фленн. Он проскользнул мимо Толлера к туалету. - Я намерен стать первым испытателем сверхканализации. Надеюсь, все приземлится на старика Пьюхилтера.
     Пьюхилтером звали начальника, которого летные техники ЭЭНК не любили за мелочное тиранство. Рилломайнер одобрительно хмыкнул.
     - В кои-то веки у него будет реальный повод поворчать.
     - А вот когда пойдешь ты, им придется эвакуировать весь Ро-Атабри.
     - Смотри не провались в дыру, - предупредил Рилломайнер, уклоняясь от обсуждения особенностей его диеты. - Она не рассчитана на лилипутов.
     Толлер ничего не сказал по поводу их пикировки. Он знал, что они испытывают его, хотят проверить, какой стиль командования он изберет. Если придерживаться полетных инструкций, следовало ликвидировать малейшее подтрунивание в команде, не говоря уж о грубости, но Толлер заботился лишь о добросовестной работе, стойкости и преданности экипажа. Часа через два корабль окажется на высоте, которой достигал только полумифический Юсейдер пять веков назад, и вступит в неизведанную область. Толлер понимал, что группе отважных путешественников понадобится вся взаимопомощь, какую только люди могут оказать друг другу. И потом, с тех пор как все узнали об утилитарной конструкции небесного корабля, на эту же тему и среди офицеров давно уже ходило множество непристойных шуток. Он и сам посмеивался над тем, как часто наземный персонал напоминал, чтобы они не пользовались туалетом, пока преобладающие западные ветры не отнесут корабль подальше от базы...
     Птерта лопнула неожиданно. Только что Толлер смотрел на разбухший шар, и вот он уже внезапно исчез, и даже пятен пыли, по которым можно определить место, где летела птерта, не было видно, так как отсутствовал контрастный фон. Хотя Толлер знал, что смог бы отразить угрозу, он удовлетворенно кивнул. В первую ночь на небесах и так предстоял весьма неспокойный сон, а надо было еще думать о воздушных потоках, которые могли занести опасного врага в пределы зоны поражения.
     - Отметь, что птерта без видимых причин лопнула, - продиктовал он Завотлу и, развеселившись, добавил:
     - Запиши, что это случилось примерно через четыре часа после подъема, как раз, когда Фленн воспользовался туалетом... хотя, возможно, эти события и не связаны между собой.

***

     Толлер проснулся вскоре после рассвета от оживленного спора в центре гондолы. Он встал на колени на мешках с песком и потер руки, не понимая, холодно ли вообще, или он мерзнет со сна. Пульсирующий рев горелки так досаждал, что ему удалось только чуть подремать, и теперь он чувствовал, что почти не отдохнул, как будто всю ночь дежурил <Нетрудно рассчитать, что путешественники уже достигли высоты в 350 миль и продолжительность ночи упала с 12 часов до 8. Таким образом, рассвет наступил для Толлера на 2 часа раньше обычного - оттого он и не выспался. - Примеч. пер.>.
     Он прополз на четвереньках к проему пассажирского отсека и оглядел свой экипаж.
     - Вы только посмотрите, капитан, - поднимая свою вытянутую голову, воскликнул Завотл, - измеритель высоты действительно работает!
     Толлер спустил ноги на узкий участок пола и пробрался к месту пилота, где возле Завотла стояли Фленн и Рилломайнер. Там находился миниатюрный столик с измерителем высоты. Прибор представлял собой вертикальную шкалу, к верхней части которой на тонкой, как волос, пружинке из стружки бракки подвесили грузик. Прошлым утром в начале полета грузик находился напротив нижнего деления шкалы, а теперь поднялся на несколько делений. Толлер внимательно осмотрел прибор.
     - Никто с ним не забавлялся?
     - К нему никто не прикасался, - заверил Завотл. - Выходит, все, что нам говорили, правда. Все становится легче с подъемом! Мы становимся легче!
     - Как и ожидалось, - сказал Толлер. Он не хотел признаваться, что в глубине души не верил этой теории даже после подробных объяснений Лейна, который устраивал брату частные консультации.
     - Да ведь тогда дня через три-четыре мы вообще ничего не будем весить и сможем плавать по воздуху как... как... птерта! Капитан, все правда!
     - Какую высоту он показывает?
     - Триста пятьдесят миль, и это вполне соответствует нашим расчетам.
     - Я не чувствую никаких изменений, - сказал Рилломайнер. - По-моему, просто пружинка подтянулась.
     Фленн кивнул.
     - Я тоже <Уменьшение веса на данной высоте составило 30%, но в качающейся гондоле скептик может этого и не заметить. - Примеч. пер.>.
     Толлер пожалел, что некогда приводить в порядок свои мысли. Он подошел к борту, и при виде Мира у него закружилась голова. Такой планету еще никто не видел - огромная, круглая, выпуклая, наполовину темная, наполовину покрытая искрящимся голубым океаном и окрашенными в нежные тона континентами и островами.
     "Если бы вы поднимались из центра Хамтефа, вы летели бы в открытый космос, и все было бы по-другому, - повторял голос Лейна у Толлера в голове. - Но при путешествии между двумя планетами вы вскоре достигнете средней зоны - вообще-то она немного ближе к Верхнему Миру, чем к Миру, - и там гравитационные притяжения двух планет взаимно уничтожаются. В нормальных условиях гондола тяжелее баллона, и корабль обладает устойчивостью маятника. Но когда ни баллон, ни гондола не имеют веса, корабль станет неустойчивым, и, чтобы управлять его положением, вам надо будет запустить боковые реактивные двигатели".
     Толлер понял, что мысленно Лейн уже совершил этот полет, и все, что он предсказал, случится. Правда, они вступали в неизведанную область, но интеллект Лейна Маракайна и ему подобных уже определил дорогу, и им следовало доверять...
     - Будь внимателен, а то собьешься с ритма горелки, - бросил Толлер Завотлу. - И не забывай четыре раза в день проверять показания измерителя высоты по видимому диаметру Мира.
     Затем Толлер обратил взор на Рилломайнера и Фленна.
     - И зачем только эскадрилья дала себе труд посылать вас на специальные курсы? Жесткость пружинки не изменилась. По мере подъема мы теряем вес. А станете спорить, я здесь живо наведу дисциплину. Ясно?
     - Да, капитан.
     Они ответили хором, но в глазах Рилломайнера Толлер подметил тревогу и подумал, не расклеится ли механик от надвигающейся невесомости.
     "Для того и предназначен испытательный полет, - напомнил он себе. - Мы испытываем не только корабль, но и людей".
     К ночи грузик на измерителе высоты поднялся почти до середины шкалы. Эффекты уменьшения гравитации стали очевидными, и споры на эту тему прекратились.
     Когда роняли небольшой предмет, он падал на пол гондолы очень медленно; и все члены экипажа сообщили о странном ощущении в животе - точно при падении. Два раза Рилломайнер просыпался в панике, с криком, и потом объяснял: мол, был уверен, что падает.
     Толлер тоже заметил, что двигаться стало легко, как во сне, и ему пришло в голову, что надо посоветовать экипажу не отстегивать тросов. Его мутило от мысли, что одно резкое движение, и человек может вылететь из гондолы.
     Он заметил также, что, несмотря на уменьшение веса, корабль поднимается медленнее. Этот эффект тоже был предсказан - как результат уменьшения разности веса горячего газа в баллоне и атмосферы снаружи. Чтобы не снижать скорость подъема, он перешел на рабочий ритм четыре-шестнадцать. Пиконовые и халвелловые загрузочные воронки на горелке все чаще приходилось пополнять, и хотя топлива запасли достаточно, Толлер начал задумываться о том, что произойдет на высоте тринадцати сотен миль. В этой точке вес корабля, убывая пропорционально квадрату расстояния, составит всего четверть нормального, и экономичнее будет перейти на реактивную тягу, пока они не пройдут зону нулевой гравитации.
     Необходимость объяснять каждое действие и событие сухим языком математики, науки и техники противоречила натуре Толлера: он предпочитал подолгу стоять, облокотившись о перила гондолы, и, замерев, благоговейно взирать на окружающее. Прямо над ним находился Верхний Мир, но его закрывала громада баллона, а родная планета далеко внизу постепенно скрывалась в дымке, знакомые очертания расплывались в тысячемильном слое воздуха.
     На третий день полета небо наверху и внизу еще сохраняло нормальный цвет, но по бокам гондолы во всех