ку и быстро удалился. Толлер встал по стойке "смирно" перед худощавым суровым мужчиной, сидевшим за походным столиком в слабом свете двух полевых фонарей. Коротко остриженные волосы генерала были то ли светлыми, то ли седыми, и выглядел он удивительно молодо для человека с пятьюдесятью годами службы за спиной. Лишь глаза его казались старыми, много повидавшими - глаза человека, лишенного иллюзий.
     - Садись, сынок, - сказал генерал. - У нас совершенно неофициальный разговор.
     - Благодарю вас, сэр. - Все более теряясь в догадках, Толлер занял указанный стул.
     - По твоему личному делу я вижу, что ты совсем недавно поступил в армию рядовым солдатом. Конечно, времена изменились, но разве это не странно для человека твоего общественного положения?
     - Меня направил сюда принц Леддравор.
     - А что, Леддравор твой друг?
     Решительный, но дружеский тон генерала воодушевил Толлера, он отважился на слабую усмешку.
     - Не могу приписать себе подобную честь, сэр.
     - Хорошо. - Далакотт улыбнулся в ответ. - Итак, менее чем за год ты собственными усилиями дослужился до лейтенанта.
     - Все дело в полевом назначении. Боюсь, я не во всех отношениях соответствую этому званию.
     - Не думаю. - Далакотт отхлебнул из эмалированной чаши. - Прости, что не предлагаю и тебе. Это экзотический отвар, он вряд ли придется тебе по вкусу.
     - Я не хочу пить, сэр.
     - Возможно, тебе понравится вот это. - Далакотт открыл отделение в столе и достал три медали за доблесть. Они представляли собой круглые кусочки бракки, инкрустированные белым и красным стеклом. Генерал вручил их Толлеру и откинулся на спинку стула, наблюдая за реакцией лейтенанта,
     - Благодарю вас. - Толлер пощупал диски и убрал их в карман. - Это большая честь для меня.
     - Ты весьма умело это скрываешь. Толлер смутился:
     - Сэр, я никоим образом не намеревался...
     - Ничего, сынок, - ответил Далакотт. - Скажи мне, армейская жизнь не обманула твоих ожиданий?
     - Стать военным я мечтал с детства, но...
     - Ты готов был обагрить свой меч кровью противника, но не знал, что он будет измазан и его обедом?
     Толлер посмотрел прямо в глаза генералу.
     - Сэр, я не понимаю, зачем вы меня вызвали.
     - Пожалуй, для того, чтобы подарить тебе вот это. - Разжав правый кулак, Далакотт бросил Толлеру в ладонь небольшой предмет.
     Предмет оказался неожиданно тяжелым. Толлер поднес его ближе к свету и поразился странному цвету и блеску полированной поверхности - белой, но не просто белой, а похожей на море, когда на рассвете волны отражают лучи низкого солнца. Предмет был обкатанный, как галька, но не круглый. Он напоминал миниатюрный череп, детали которого стерлись со временем.
     - Что это? - спросил Толлер. Далакотт покачал головой:
     - Не знаю. Никто не знает. Много лет назад я нашел его в провинции Редант на берегу Бес-Ундара, и никто так и не смог объяснить мне, что это такое.
     Толлер обхватил теплую вещицу, и его большой палец вдруг сам. собой стал скользить кругами по гладкой поверхности.
     - За одним вопросом следует другой, сэр. Почему вы дарите его мне?
     - Потому что, - Далакотт улыбнулся Толлеру странной улыбкой, - это он свел меня с твоей матерью.
     - Понятно, - механически сказал Толлер. В сущности, он сказал правду. Слова генерала были подобны волне, окатившей воспоминания Маракайна. В одно мгновение очертания берега изменились, но новая картина была все же не абсолютно незнакомой. Догадкам Толлера был необходим лишь толчок, чтобы превратиться в уверенность.
     Последовало долгое молчание, изредка нарушаемое щелчком, когда масляный жук налетал на трубку с огоньком лампы и соскальзывал в резервуар.
     Толлер серьезно смотрел на своего отца, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь, но внутри у него все словно омертвело.
     - Не знаю, что сказать вам, - признался он наконец. - Это случилось так... поздно.
     - Ты еще не знаешь, как поздно. - Лицо Далакотта вновь стало непроницаемым, и он поднес чашу к губам. - У меня было много причин - и не все сугубо эгоистичные, - чтобы не признавать тебя, Толлер. Ты не обнимешь меня... один раз... как обнимают отца?
     - Отец. - Толлер встал и сжал в объятиях прямое, как меч, тело старика. В этот короткий миг он уловил в дыхании отца чуть заметный запах специй. Он взглянул на чашу, и страшная догадка мелькнула в мозгу. Когда мужчины отошли друг от друга и сели, у Толлера защипало глаза.
     Далакотт невозмутимо продолжил разговор:
     - Скажи теперь, сынок, что с тобой будет дальше? Колкоррон с новым союзником, птертой, одержал славную победу. Солдатская работа практически закончена, что же ты планируешь на будущее?
     - Кажется, я не думал, что для меня возможно будущее. Было время, когда Леддравор собирался лично прикончить меня, но что-то произошло, не знаю, что именно. Он отправил меня в армию, видимо, понадеявшись, что меня убьют хамтефцы.
     - У него, знаешь ли, много забот, - сказал генерал. - Надо было ограбить целый континент в порядке подготовки к строительству миграционного флота короля Прада. Возможно, Леддравор просто забыл о тебе.
     - Зато я не забыл о нем!
     - Это что, до смерти?
     - Я так думал. - Толлер вспомнил кровавые следы на светлой мозаике, но это видение заслонили картины резни. - Теперь я сомневаюсь, что меч отвечает на все вопросы.
     - Рад слышать это от тебя. Хотя душа у Леддравора и не лежит к плану переселения, он, возможно, лучше всех способен успешно довести его до конца. Может быть, все будущее нашей расы лежит на плечах Леддравора.
     - Я знаю, отец.
     - И, конечно же, можешь решить свои проблемы без моего совета. - Губы генерала чуть дернулись. - Пожалуй, мне было бы приятно держать тебя рядом. Ну, так что ты ответишь на мой первый вопрос? Неужели ты ни о чем не мечтаешь?
     - Я хотел бы повести корабль на Верхний Мир, - сказал Толлер. - Но, по-моему, это пустая мечта.
     - Почему же? У тебя влиятельная семья.
     - Мой брат - главный советник по строительству небесных кораблей, но принц Леддравор ненавидит его почти так же, как меня.
     - Ты действительно хочешь пилотировать небесный корабль? Подняться в небеса на тысячи миль? Полагаясь только на шар с газом, несколько веревок и кусочки дерева?
     Толлера удивил вопрос.
     - Почему же нет?
     - Поистине новое время выдвигает новых людей, - тихо сказал Далакотт самому себе и добавил более оживленно:
     - Тебе пора, а я должен написать письма. У меня есть некоторое влияние на Леддравора и очень большое - на Карраналда, главу Воздушных Сил. Если у тебя имеются нужные способности, ты станешь пилотом небесного корабля.
     - Не знаю, что и сказать, отец... - Толлер встал, но не уходил. Так много произошло за несколько минут, и собственное равнодушие наполняло его чувством непонятной вины и беспомощности. Однако какой удар - повстречаться и проститься с отцом на одном дыхании!
     - Не нужно ничего говорить, сынок. Только поверь, что я любил твою мать и... - Далакотт замолчал и удивленно оглядел палатку, словно почувствовал присутствие постороннего.
     Толлер встревожился.
     - Тебе плохо?
     - Пустяки. В этой части планеты ночь слишком длинная и темная.
     - Может быть, если ты ляжешь... - сказал Толлер, порываясь подойти.
     Генерал Далакотт остановил его взглядом.
     - Ступайте, лейтенант.
     Толлер аккуратно отдал честь и вышел из палатки. У порога он обернулся и увидел, как отец взял ручку и начал писать. Толлер отпустил входной клапан, и нереализованные возможности, непрожитые жизни и нерассказанные истории мелькнули и исчезли в тускло освещенном треугольнике.
     Шагая в сумерках под звездным ковром, он дал волю чувствам и разрыдался. И слезы его были горше и обильней от того, что безнадежно запоздали.

Глава 13

     Ночь, как всегда, принадлежала птерте.
     Марн Ибблер служил в армии с пятнадцати лет и, подобно многим опытным солдатам, развил в себе сверхчувствительность: если приближались шары, он испытывал тревогу.
     Бессознательно он всегда был начеку, даже пьяный или усталый следил за обстановкой и инстинктивно чувствовал, когда в окрестности заплывала птерта.
     Благодаря этому он стал первым, кто узнал об очередном изменении в поведении старинного врага колкорронцев.
     Он нес ночной дозор в большом базовом лагере Третьей Армии в Тромфе, в южном Миддаке. Дежурство было легким. Когда Колкоррон вторгся в Хамтеф, в тылу империи оставили лишь несколько вспомогательных подразделений, а ходить ночью по открытой сельской местности дураков нет.
     Ибблер стоял в компании двух молодых часовых; они долго и горько жаловались на питание и низкую плату. В глубине души он был с ними согласен: никогда еще армейские пайки не были такими скудными и тяжелыми для желудка. Но, как и положено старому солдату, Марн упорно отказывался признать это, ссылаясь на лишения в различных кампаниях прошлого. Солдаты стояли около внутреннего экрана, за которым находились тридцатиярдовая буферная зона и внешний экран. Через сетки виднелись плодородные поля Миддака, простирающиеся к западному горизонту, а над ними висел наполовину освещенный Верхний Мир. Под его сиянием все было неподвижно, кроме падающих звезд, и потому, когда обостренные чувства Ибблера уловили легкое перемещение теней, он мгновенно понял, что это птерта. Поскольку он и солдаты стояли в безопасном месте за двойным экраном, Ибблер как ни в чем не бывало продолжал разговор, но с этой минуты его внимание целиком сосредоточилось на птерте.
     Через мгновение он заметил вторую птерту, за ней третью; за минуту он насчитал восемь шаров, которые держались одной группой. Они плыли с легким северо-западным ветром и скрылись из виду справа, там, где параллакс слил вертикальное сплетение ячеек сетки в плотную ткань. Ибблер наблюдал внимательно, но спокойно. Он ждал, когда птерта снова появится в поле зрения. Повинуясь воздушному течению, шары, следуя к югу вдоль периметра лагеря, должны были наткнуться на внешний экран и в конце концов, не найдя добычи, бросить свои попытки и уплыть к юго-западному побережью и дальше в Отоланское море.
     Однако они повели себя непредсказуемо.
     Проходили минуты, а шары так и не показались. Молодые товарищи Ибблера заметили, что он их не слушает, а когда ветеран объяснил, в чем дело, они рассмеялись. Солдаты предположили, что птерта - если только это была птерта, а не плод воображения, - должно быть, попала в восходящий воздушный поток и поднялась над забранными сеткой крышами лагеря. Меньше всего Ибблер хотел, чтобы его назвали нервной старухой, и потому не стал возражать, хотя птерта вблизи людей обычно не летает высоко.
     На следующее утро нашли пятерых землекопов; они загнулись от птертоза в своей хижине. Солдат, который на них наткнулся, тоже умер. Умерли и еще двое, к которым он в панике прибежал; после этого ввели в действие правила изоляции, и всех, кого подозревали в том, что они заражены, лучники отправили по Яркой Дороге.
     Именно Ибблер отметил, что хижина землекопов находилась в том самом месте, куда должна была долететь вдоль периметра лагеря группа птерты. Он добился аудиенции у командира и выдвинул теорию, что птерта, прикоснувшись к наружному экрану, лопнула группой, создала очень густое облако ядовитой пыли, которое проникло сквозь стандартную тридцатиярдовую зону безопасности. К этой теории отнеслись скептически, но в ближайшие несколько дней такое же явление наблюдалось еще в нескольких местах.
     В том же Тромфе эпидемия птертовой чумы унесла сотни жизней, прежде чем власти поняли, что война между Колкорроном и птертой вступила в новую фазу.
     Все население империи почувствовало перемены. Буферные зоны удвоили, но и это не гарантировало безопасности. Самой опасной погодой стал легкий устойчивый ветер, который мог переносить невидимые облака яда далеко в глубь поселения, до того, как концентрация падала ниже смертельного уровня. Но даже порывистый и переменчивый ветер уже не мог спасти от большого скопления птерты, и смерть поселилась почти в каждом доме: украдкой она гладила спящего ребенка, а к утру оказывалось, что заражена вся семья.
     Кроме того, едва ли не опаснее птерты было резкое падение сельскохозяйственного производства. В регионах, где продуктов питания не хватало, начался настоящий голод. Традиционная система непрерывной уборки урожая теперь работала против колкорронцев. Ведь у них не было опыта в долговременном хранении зерна и другого продовольствия. Ограниченные запасы в наспех сколоченных хранилищах гнили или уничтожались вредителями. Появились новые болезни, напрямую не связанные с птертой.
     Перевозка из Хамтефа в Ро-Атабри огромных количеств энергетических кристаллов продолжалась, но на фоне ужесточающегося кризиса пострадали и военные организации.
     Пять армий не просто застряли в Хамтефе, им отказали в возвращении в Колкоррон и в родные провинции и приказали устроиться на постоянное жительство в Стране Долгих Дней. А птерта, будто почуяв их уязвимость, хлынула туда во все возрастающих количествах. Только подразделения, связанные с потрошением бракки и погрузкой энергетических кристаллов на корабли, обеспечивались всем необходимым и находились под защитой принца Леддравора.
     Изменился и сам принц Леддравор.
     Сначала он принял ответственность за переселение на Верхний Мир из лояльности к отцу и заглушал свой страх перед этой безумной затеей, целиком отдавшись тотальной войне в Хамтефе. Готовясь к постройке небесного флота, Леддравор в глубине души был убежден, что эта авантюра не состоится и проблемы Колкоррона найдут другое, более привычное человеческой истории решение.
     Однако прежде всего принц был реалистом, проводившим четкую грань между желаемым и возможным. Предвидев исход войны с птертой, он уступил.
     Отныне миграция на Верхний Мир стала его личным будущим, и окружающие, почувствовав эту перемену, поняли, что он устранит любые препятствия на своем пути.

Глава 14

     - И надо же, чтобы именно сегодня! - простонал полковник Картканг. - Надеюсь, ты не забыл, что твой полет запланирован на десять часов?
     Для представителя военной касты полковник был слишком худощав, лицо имел круглое и такой широкий рот, что между зубами виднелись зазоры.
     Его назначили главой Экспериментальной Эскадрильи Небесных Кораблей благодаря административному таланту и умению подмечать любую мелочь. Он никак не хотел отпускать с базы пилота-испытателя перед важнейшим испытательным полетом.
     - Я вернусь задолго до десяти, сэр, - убеждал Толлер. - Вы же знаете, в таком деле я не стану рисковать.
     - Да, но... Тебе ведь известно, что принц Леддравор будет лично наблюдать за подъемом.
     - Тем более я вернусь заблаговременно, сэр. Я же не хочу, чтобы меня обвинили в государственной измене.
     Картканг нервно подровнял квадратную стопку бумаг на столе.
     - А что, магистр Гло много значил для тебя?
     - Ради него я готов был рисковать жизнью, сэр!
     - Значит, оказать последние почести ты обязан. Но не забудь насчет принца.
     - Благодарю вас, сэр. - Толлер отдал честь и вышел из кабинета; душу его раздирали противоречивые чувства. Ему казалось, что судьба жестоко насмеялась над магистром, чьи похороны должны были состояться в тот самый день, когда первый небесный корабль собирался долететь до Верхнего Мира. Ведь именно Гло был отцом проекта и из-за него сначала прослыл чудаком и впал в немилость, а потом получил унизительную отставку. И теперь, в момент своего триумфа, он, неотступно терзаемый болезнью, скончался.
     На территории Большого Дворца не появится статуя с объемистым брюшком, и сомнительно, что народ вообще запомнит имя Гло, который помог ему поселиться на новой планете. Все получалось шиворот-навыворот!
     Видение миграционного флота, который спускается на Верхний Мир, постоянно преследовало Толлера. Он работал с такой напряженностью, стремясь пройти отбор и попасть в первое межпланетное путешествие, что перестал замечать фантастичность происходящего. Ему казалось, что время течет невыносимо медленно и он никогда не достигнет цели, что она всегда будет как мираж маячить впереди. И вот, когда внезапно настоящее столкнулось с будущим, Толлер испытал шок.
     Время великой экспедиции подошло; многое предстояло узнать, причем не только о технических деталях космического полета.
     Толлер вышел из административного корпуса ЭЭНК и поднялся по деревянной лестнице на равнину, которая простиралась к северу от Ро-Атабри до самых подножий Сласкитанских Гор. Получив синерога у начальника конюшни, он отправился в двухмильную поездку до Зеленой Горы.
     Крытый пропитанным лаком полотном путь сиял желтоватым рассеянным светом, воздух был душным и спертым от запаха навоза. Большая часть транспорта двигалась из города: специальные повозки везли секции гондол и реактивные цилиндры из бракки. Довольно быстро Толлер добрался до восточной развилки, въехал в туннель, ведущий к Зеленой Горе, и вскоре был уже в пригороде Ро-Атабри, защищенного старыми экранами из сеток. Он проехал через развалины заброшенных жилищ на открытом склоне горы и наконец добрался до маленького частного кладбища, которое примыкало к колоннаде западного крыла Зеленогорской Башни.
     Прочие участники церемонии уже собрались. Среди них он заметил брата и стройную, облаченную в серое Джесаллу Маракайн. Толлер увидел Джесаллу впервые после той ночи, когда принц Леддравор надругался над ней, и с беспокойством осознал, что не представляет себе, как с ней держаться.
     Толлер спешился, расправил синюю вышитую форменную куртку капитана небесного корабля и, все еще робея и смущаясь, подошел к брату с женой. При виде Толлера Лейн сдержанно улыбнулся, одновременно гордясь братом и не доверяя ему, - так он всегда улыбался в последнее время, когда они встречались на технических летучках.
     Толлеру нравилось удивлять старшего брата своей целеустремленностью в борьбе с любыми препятствиями на пути к заветной цели - стать пилотом небесного корабля. Кстати, трудности с чтением тоже были преодолены.
     - Сегодня печальный день, - сказал он Лейну. Джесалла, которая не видела, как он подошел, резко обернулась и прижала руку к горлу. Толлер учтиво кивнул ей, но промолчал, решив предоставить инициативу в разговоре. Джесалла молча кивнула в ответ, однако ничем не выказала неприязни, и младший Маракайн слегка приободрился. Он помнил Джесаллу с осунувшимся из-за болезненной беременности лицом, а сейчас ее щеки округлились и порозовели; и выглядела она моложе, чем прежде. Толлер смотрел на нее, не видя больше ничего вокруг. Наконец он почувствовал пристальный взгляд Лейна и сказал:
     - И почему Гло не протянул подольше!
     Лейн пожал плечами - на удивление небрежно, учитывая, как он был близок к магистру, - и спросил:
     - Ну что, подъем состоится?
     - Да. В десять.
     - Я знаю. Я хотел спросить, ты все-таки летишь?
     - Конечно. - Толлер взглянул на загороженное сеткой небо и на перламутровый серп Верхнего Мира. - Я просто рвусь покорить невидимые горы магистра Гло.
     Джесаллу, похоже, заинтриговал этот разговор.
     - Какие горы? - спросила она.
     - Нам известно, что между Миром и Верхним Миром атмосфера убывает, - ответил Толлер. - Скорость убывания измерили приблизительно - послали вверх шары с газом и в калиброванные телескопы наблюдали, как они расширяются. При испытательном полете мы, конечно, это еще проверим, но считается, что даже в средней точке достаточно воздуха для жизни.
     - Послушай новоиспеченного эксперта, - заметил Лейн.
     - Меня учили лучшие специалисты. - Толлер обиделся и начал обращаться только к Джесалле:
     - Магистр Гло сравнивал этот полет с восхождением на вершину одной невидимой горы и спуском с другой.
     - Не подозревала, что Гло был поэтом, - сказала Джесалла.
     - Он обладал многими талантами, о которых людям не суждено узнать.
     - Да, он, например, приютил твою стажерку-жену, когда ты уехал играть в солдатики, - в