порядочными.
С того места, где они стояли, они могли бы достигнуть внешней ограды, не попав
под лучи прожекторов, только по тропе над обрывом, которая вела к пристани.
Воспоминание, очень давнее воспоминание, всплыло в памяти Флеминга, и все его
мысли сразу сосредоточились на причале и лодке. Он крепко обнял Андре за талию,
чтобы поддержать ее.
     - Пошли, - сказал он и почти понес ее по заснеженным прогалинам между зданиями,
прячась в их тени и сворачивая в сторону в поисках другого пути, едва впереди
раздавались голоса. Казалось, их не могли не обнаружить в течение первых же
нескольких минут, но снежная завеса скрывала их, снег заглушал шаги. Андре часто
и неглубоко дышала, и было ясно, что ее сил хватит ненадолго. Тут Флеминг
вспомнил, что, выйдя к береговому обрыву, они окажутся перед оградой, протянутой
в море после смерти Бриджера, а у ближайших ворот, несомненно, стоят часовые. Их
положение казалось безнадежным, но какая-то смутная подсознательная мысль гнала
Флеминга туда, и он упрямо брел вперед, почти ослепленный снегом, и волочил
повисшую на нем девушку. И тут он вспомнил, что именно искал.
Весь день у конца ограды над обрывом трудились рабочие, расчищая грунт для
нового здания, к тут же стоял бульдозер, который они, окончив работу, оставили
здесь. Возможно, мотор слишком остыл и не заведется, но, с другой стороны, ведь
рассчитывал же водитель завести его утром. Стоило попробовать, если только они
сумеют добраться до бульдозера.
Когда они достигли последнего здания, Флеминг тоже задыхался, а от темного пятна
бульдозера их отделяло добрых пятьдесят ярдов открытого пространства. Они
прислонились к стене, обращенной к морю, и Флеминг стал жадно, большими глотками
вбирать в себя холодный воздух. У него жгло в груди. Он не пытался заговорить с
Андре, да она, казалось, и не ждала этого. Либо она безоговорочно верила ему,
либо была слишком измучена, чтобы думать, а может быть, и то и другое вместе.
Между ними и проволокой проехал патрульный грузовик с прожектором на кабине - в
кузове темнели смутные силуэты солдат, и снова все вокруг стало тихо и спокойно.

     - Ну! - бросил он, указывая на бульдозер, и, подхватив Андре, побежал по
покрытой снегом траве. Не пройдя и половины пути, она дважды споткнулась, а
последние двадцать ярдов Флеминг нес ее на руках. К тому времени, когда они
достигли бульдозера, его голова и грудь, казалось, разрывались; он поставил
Андре на ноги, и она со стоном опустилась на землю.
Флеминг залез в кабину бульдозера и осмотрелся. По-видимому, их никто не
заметил, и ему оставалось только надеяться, что если мотор и заведется, то его
по ошибке примут за шум мотора какой-нибудь из машин охраны.
Мотор завелся с первого же оборота стартера, и через несколько секунд Флеминг
оставил его тяжело урчать на холостом ходу, а сам слез, чтобы помочь девушке
взобраться в машину. Сначала она не пошевелилась.
     - Ну, давай, - задыхаясь, сказал он. - Скорее! Все идет хорошо! Андре слабым
голосом ответила:
     - Оставьте меня. Не беспокойтесь обо мне.
Флеминг поднял ее на руки и, не совсем понимая, как ему это удалось, посадил на
ящик рядом с сиденьем водителя.
     - Ну, держись крепче, - сказал он и притянул ее к себе. К этому времени
патрульный грузовик, наверное, уже заканчивал объезд и возвращался к ним. К
этому времени Кводринг, наверное, уже побывал в его домике и узнал от Джуди, что
они с Андромедой прячутся где-то на территории городка. К этому времени
помещение счетной машины, наверное, превратилось уже в мокрую, дымящуюся массу
пепла и головешек и послание, пришедшее откуда-то из-за тысячи миллионов
миллионов миль, и все, что из этого вышло, исчезло навсегда. И теперь оставалось
только как-то спасти девушку, спрятаться и остаться в живых. Он выпрямился,
нажал на сцепление и включил передачу.
Когда он отпустил сцепление, бульдозер рванулся вперед и мотор чуть было не
заглох, но Флеминг резко прибавил газу и рывком развернул тяжелую машину к
ограде. Через плечо он увидел приближающийся свет фар, но останавливаться было
уже поздно. Он отжал акселератор до самого металлического пола и держал до тех
пор, пока передняя кромка ножа не вгрызлась в проволоку. Проволочные звенья
лопались, рвались, гусеницы подминали их - и вот бульдозер оказался внутри
разрушенной ограды.
Флеминг выключил мотор и, сойдя на землю, стянул с ящика девушку. Тяжелая
громада машины затыкала разрыв в ограде, словно пробка, а они с Андре стояли в
снегу снаружи. Флеминг осторожно подвел ее к краю обрыва и, согнувшись вдвое,
перебежал, чтобы укрыться за кустами, заслонявшими верхний конец тропинки,
которая вела к причалу. Фары приближающегося грузовика становились все ярче, и
из-за кустов было видно, как они осветили бульдозер. Флеминг был слишком
ослеплен светом и снегом, чтобы разглядеть грузовик,- он боялся, что это
патрульная машина, полная солдат. Затем фары повернули, снег на мгновение
поредел, и Флеминг увидел фургон с радиолокатором, который беспомощно полз вдоль
ограды, а его антенна продолжала бесцельно вращаться.
Взяв Андре за локоть, Флеминг повел ее вниз с обрыва. За вторым поворотом он
включил свой фонарик и замедлил шаги, чтобы Андре могла сама поспевать за ним.
Она собрала последние силы и, крепко держась за его руку, не отставала. У
нижнего конца тропинки не было охраны, а на причале стояла мертвая тишина;
только волны негромко плескались о сваи.
Казалось, тысячи миль отделяли Андре и Флеминга от хаоса, царившего над их
головами, и это создавало обманчивое ощущение безопасности.
На зиму все маленькие суда вытаскивали на берег и консервировали. На плаву
оставалась лишь небольшая моторная шлюпка - сейчас она терлась и толкалась о
край причала. Флемингу и раньше случалось пользоваться ею, когда летом хотелось
побыть одному, и он испытывал к ней своеобразную смесь любви и ненависти, какую
может питать жокей к норовистой и упрямой старой лошади. Он погрузил Андре в
шлюпку, отвязал веревку и пошарил лучом фонарика в поисках заводной ручки.
Завести этот мотор было не так легко, как бульдозер. Флеминг крутил ручку, пока
по его лицу не побежал пот, смешиваясь со снегом; он уже потерял надежду на то,
что мотор когда-нибудь оживет. Андре скорчилась у борта, а снег все падал на
них, и таял, и смешивался с водой, плескавшейся у них под ногами. Она ни о чем
не спрашивала, пока он, задыхаясь и бормоча проклятия, крутил ржавую рукоятку, и
лишь время от времени негромко стонала. Флеминг тоже ничего не говорил я крутил,
крутил - до тех пор, пока, чихнув несколько раз, мотор не завелся.
Флеминг дал ему немного поработать вхолостую; шлюпка вибрировала, а над самой
водой раздавались негромкие хлопки глушителя; затем он включил сцепление, открыл
дроссель. Причал сразу же исчез из виду, и они остались одни среди пустынной
черноты водного пространства. Флемингу никогда не случалось выходить в море при
снегопаде. Море было удивительно спокойно. Вокруг них крутились, опускаясь,
снежинки и таяли, едва коснувшись воды. Пока шлюпка шла в закрытой бухте,
казалось, что на воде даже теплее, чем на суше.
Перед штурвалом, похожим на рулевое колесо допотопного автомобиля, был укреплен
небольшой компас, и Флеминг управлял одной рукой, а другой освещал фонариком
картушку. Ему не пришлось долго вспоминать хорошо известный пеленг островка;
знал он и приблизительную поправку на снос течением. Спокойное море позволяло
оценить скорость шлюпки, и, справляясь каждые несколько минут с часами, он мог
приблизительно подсчитать расстояние. Он так часто плавал здесь прежде, что
рассчитывал благополучно подойти к берегу вслепую. Флеминг надеялся, что сможет
услышать плеск разбивающихся о скалы волн с достаточного расстояния.
Он окликнул Андре и попросил ее пройти на нос и смотреть вперед, но сначала она
даже не ответила. Он же не решался ни на минуту оставить штурвал и компас.
     - Если можешь, пройди вперед, - повторил Флеминг.
Он Увидел, что Андре начала медленно пробираться к носу.
     - Теперь уже недолго, - сказал он, чтобы ободрить ее, хотя сам не был в этом
уверен.
Шлюпка равномерно продвигалась вперед уже десять, пятнадцать, тридцать минут.
Отойдя подальше от берега, они попили в слабую зыбь, и шлюпка стала слегка
зарываться носом и покачиваться. Но снег прекратился и ночь стала чуть менее
тельной. Флеминг думал о том, не попала ли она на экран какого-нибудь
радиолокатора, и о том, что происходит за их спиной, в городке, и о том, что их
ожидает в непроглядном мраке впереди. У него болели глаза, голова, спина - ныло
все тело, и, чтобы совсем не расклеиться, он все время думал о том, как болят
обожженные руки девушки.
Минут через сорок Андре окликнула его. Он сбросил газ и предоставил шлюпке
скользить по инерции к чернеющему впереди во мраке острову. Затем повернул
штурвал, и они пошли вдоль скалистого берега. Они шли очень медленно, почти
ощупью и вслушивались, не раздастся ли впереди шум бурунов. Так продолжалось до
тех пор, пока минут через десять каменная стена постепенно не отодвинулась в
сторону и не стали слышны мягкие всплески волн, шуршащих по песку.
Флеминг подвел шлюпку к берегу и побрел по ледяной воде, неся девушку на руках.
Небо заметно посветлело, - возможно, всходила луна,- и он узнал эту укромную
бухточку, на которую они с Джуди наткнулись в тот давний весенний день, когда
отыскали бумаги Бриджера. Это было печальное, но в то же время сладкое
воспоминание: почему-то Флемингу показалось, что здесь он сможет постоять за
себя.
Он огляделся в поисках какого-нибудь пристанища. Было слишком холодно, чтобы
пойти на риск и спать под открытым небом, даже если бы им удалось уснуть.
Флеминг первым вошел в отверстие пещеры и двинулся по коридору, который когда-то
исследовал вместе с Джуди. Теперь он не мог держать Андре за руку, но он
продвигался вперед медленно и разговаривал с ней, обернувшись через плечо, чтобы
ее подбодрить.
     - Я чувствую себя Орфеем,- говорил он сам с собой. - Хотя, кажется, я что-то
напутал в мифологии - вроде бы это был Персей.
От утомления у Флеминга кружилась голова, а мысли путались, и он дважды неверно
выбирал дорогу в темных переходах. Он разыскивал высокий зал, где они тогда
обнаружили озерцо, так как помнил, что пол там песчаный и на нем можно
отдохнуть. Однако вскоре он сообразил, что пошел неправильно. Он обернулся,
чтобы сказать об этом Андре, и осветил проход сзади, но ее там не было.
В панике он, спотыкаясь, побежал назад, выкликая ее имя и лихорадочно шаря лучом
фонарика по стенам туннеля. Его голос отдавался жутким эхом, и это был
единственный звук в пещере, кроме стука его каблуков о камни. У выхода он
остановился и снова повернул обратно. Он говорил себе, что его тревога нелепа,
так как они прошли по коридору совсем немного. В первый раз он почувствовал
злость на девушку, что было совсем уж нелогично, но ему было не до логики. Он
пошел назад по проходу и вдруг заметил больше ответвлений, чем ему запомнилось.
Словно играя с ним в какую-то лукавую игру, черные проходы бесшумно множились в
темноте. Флеминг сворачивал в них, но каждый раз они оказывались тупиками. И
вдруг он увидел, что находится в том самом высоком зале, который не сумел найти
в первый раз.
Флеминг остановился и снова позвал, медленно скользя лучом фонарика по сторонам.
Он не сомневался, что Андре была тут. Ведь она совсем обессилела и не могла уйти
в темноте далеко. Он осветил лучом фонарика песчаный пол и увидел ее следы. Они
вели к озерцу посреди зала, и там Флеминг остановился как вкопанный, чувствуя,
как по его телу пробежала дрожь ужаса. Последний след виднелся на скользкой
поверхности камня у края озерца, а в воде плавала его автомобильная перчатка. И
больше ничего.
Он так ничего и не нашел. Ее научили стольким вещам, подумал он мрачно, но не
научили плавать. Его охватил приступ невыразимого горя и раскаяния, и еще целый
час он упрямо и безнадежно обследовал пещеру, а затем уныло вернулся на берег.
Там он забился в щель между двумя скалами и стал ждать рассвета. Уснуть он не
боялся. Им владел другой бредовый страх: он ждал, что из пасти пещеры вот-вот
возникнет нечто невообразимое, не поддающееся уничтожению, присланное оттуда,
из-за тысячи миллионов миллионов миль, - нечто говорившее с ним впервые в такую
же, как эта, темную ночь.
Однако ничего так и не появилось, а примерно через час после рассвета из-за
мыска вышел военный катер. Флеминг не пошевельнулся, даже когда катер подошел к
берегу, и команда увидела, что он широко открытыми глазами смотрит на вечно
меняющийся лик океана.