о  как  и  переходы  в  обращении  с  <вы>  на  <ты>,  всеми  в отделе
воспринимались совершенно  однозначно.  Но  даже  ясно  выраженное  мнение
начальства   -  все-таки  мнение,  а  не  приказ.  По  крайней  мере,  его
позволялось обсуждать.  Зато когда Григорий  Степанович  ровным  будничным
тоном  говорил,  что  надо сделать то-то и то-то,  оставалось только одно:
исполнять.  Молчаливо подразумевалось,  что никто не подозревает о наивных
хитростях   генерала.  И  только  Люсин  с  его  стихийной  склонностью  к
подражанию платил начальству той же монетой.  Он не только подчеркнуто  не
скрывал  того,  что  генерал называл эмоциями,  но чутко реагировал на все
интонационные нюансы и в известную минуту даже переходил на <ты>.  Сначала
Григорий  Степанович посчитал его нахалом,  потом <штукарем-обезьянником>,
но в конце концов привык и смирился.  Впрочем, смирился ли? Люсин подумал,
что  Деду,  помимо  всего  прочего,  еще и чисто по-человечески было очень
приятно вот так, культурненько, его отшлепать. А что делать? Заслуженно, и
не придерешься.  Люсин совсем было пригорюнился, но в кабинет лениво вошел
Крелин, и сразу же стало ясно, что обозначилась светлая полоса.
     - Вот и  все,  миленький.  -  Он  небрежно бросил на стол свернутый в
трубку листок. - Гамма-спектры волос идентичны.
     - Абослютно? - Люсин нетерпеливо развернул миллиметровку с графиками.
- Ху ис ху?*
     _______________
          * Кто есть кто? (англ.)

     - И  неукоснительно.  -  Крелин обвел верхний спектр пальцем.  -  Это
волос, найденный на трупе, а это...
     - Другой!  -  добавил Люсин.  -  Действительно, очень похоже... Можно
даже сказать, копия.
     - По  ординате  отложена  интенсивность гамма-излучения,  -  принялся
объяснять Крелин. - По абсциссе - энергия в мегаэлектронвольтах. Положение
пиков на спектрах характеризует,  какие химические элементы присутствуют в
пробе.  Процентное их содержание определяется высотой пика.  Видишь, какие
четкие зубцы? Что твои Гималаи.
     - Угу, мощный, видно, поток нейтронов. Облучали в атомном реакторе?
     - А как же!  На том стоим, - с гордостью ответил Крелин. - Теперь все
пробы будем облучать только так. Нам и часы выделили.
     - Отменно...  Ну, поздравляю, Яша! Твоя заслуга... А скажи, Наполеона
действительно англичане мышьяком отравили?
     - Подчитал,  значит,  литературу по активации? - усмехнулся Крелин. -
Не знаю,  как насчет англичан, но, судя по тому, что в волосах у Наполеона
оказалось в тринадцать раз больше мышьяка, чем положено, его действительно
отравили.   Сомнений  нет...   Больше  того,  неравномерное  распределение
элемента по длине волоса свидетельствует о том, что яд давался постоянно в
течение последних месяцев жизни.
     - Значит, англичане! - убежденно заключил Люсин. - Кто же еще?
     - Монталон, который должен был наследовать Бонапарту.
     - Веские доводы, Яша, ничего не скажешь... И кто их приводит?
     - Англичане.
     - То-то и оно!  А знаешь,  я с детства был влюблен в Наполеона.  Даже
Андрей Болконский мне нравился потому, что преклонялся перед ним.
     - Вначале. Потом он, кажется, разочаровался.
     - Я  вижу  здесь  явный авторский произвол.  Толстой не  благоволил и
Бонапарту... К Шекспиру, кстати сказать, тоже.
     - Мы  с  тобой такие интеллектуалы,  Володя,  что  самое время теперь
поговорить о кошмарной судьбе Эрика Четырнадцатого.
     - Кто такой? Почему не знаю?
     - Шведский король, которого сверг с престола братик.
     - Проходит по нашему делу?  - К Люсину понемногу возвращалось хорошее
настроение. - Тоже волосики?
     - Они самые. Шведы недавно провели активационный анализ.
     - Опять арсеникум?
     - Нет, мышьяк оказался в норме. Зато ртути больше, чем надо.
     - Бедный  король!  -  посочувствовал Люсин.  -  У  него  должны  были
выкрошиться зубы. - Он разгладил свернувшуюся миллиметровку. - Но вернемся
к нашим баранам.  Какие тут у тебя пики?..  Ага!  Германий,  хром, бром, в
самом конце натрий, а тут аурум - сто девяносто восемь. В волосах и золото
есть?
     - Довольно много,  а рядом, - Крелин указал на небольшой пик, - медь.
В  обоих  случаях  процентное содержание элементов одинаково.  В  пределах
погрешности измерений, само собой... Смело можешь добиваться постановления
об аресте. Волос на горле жертвы - убийственная улика.
     - Жертвы? Смерть наступила в результате инфаркта, - напомнил Люсин.
     - Требуй повторную экспертизу.  Кстати,  надо  будет  провести анализ
волос Ковского на яд...
     - Делай как знаешь,  Яша.  Тут я  даю тебе картбланш.  Но  с  арестом
спешить все же не будем. Никогда не поздно.
     - Пальчики ты у этого субчика взял? Это его сигаретка там, у калитки?
     - Видимо,  его.  -  Люсин мимолетно вспомнил о  предстоящей встрече с
Юркой. - Я даже уверен, что его! Ответ из лаборатории будет завтра.
     - А что это за цирк с помадой? Что-нибудь прояснилось?
     - Яснее ясного,  -  буркнул Люсин. - Только непосредственно к делу не
относится...  И  без того нет сомнений,  что Сударевский был в тот день на
даче.  Да  что толку?  С  достаточной уверенностью его можно обвинить пока
только в лжесвидетельстве по статье сто восемьдесят первой.
     - Для начала и то хорошо.  Ему придется спешно менять показания, и ты
неизбежно загонишь его в угол.  Честное слово,  Володя, есть реальный шанс
быстро закончить дело.  Не понимаю,  зачем ты медлишь.  -  Крелин постучал
указательным пальцем по  миллиметровке со  спектрами:  -  У  тебя на руках
великолепный козырь.
     - Знаю,  Яша,  спасибо тебе,  но я все же повременю. Не сердись. И не
надо давить на меня.  Ладно?  Есть одна важная деталь,  которая заставляет
действовать только наверняка. Иначе можно наломать таких дров...
     - Я давить не буду,  но Дед,  того и гляди, предъявит тебе счет. Будь
готов,  по крайней мере. Мне он уже намекал, что мой шеф припас работенку.
Пора возвращаться в свою стаю.
     - Учту.
     - Тебя что-то  волнует,  Володя?  -  Крелин участливо придвинулся.  -
Вскрылись новые обстоятельства?
     - Волнует-то меня многое.  На то и живем, чтобы волноваться... Ничего
я тут не понимаю,  Яша,  и это,  пожалуй, самое страшное. Если эксперты не
ошибаются и  Ковский действительно умер своей смертью,  то  откуда вся эта
муть?  Почему темнит Сударевский? Если здесь убийство, то кто убийца? Этот
научный хорек?  Сомнительно что-то...  Наконец, стекольщики чертовы из ума
не выходят! Действительно тут дикое, идиотское совпадение или нечто совсем
иное, похуже? Ты веришь им?
     - Не знаю,  Володя... Глеб просил тебе передать, что был у Потапова в
больнице,  и  тот в  основном подтверждает показания Зализняка.  Серьезных
расхождений, во всяком случае, нет.
     - Они могли обо всем договориться заранее.
     - Могли,  конечно...  Сударевского по фотографии ни тот, ни другой не
опознали.
     - И это ни о чем не говорит.  Мог иметь место предварительный сговор.
- Люсин, не задумываясь, выбрасывал свои многократно отшлифованные в мозгу
контрдоводы.  На  слух  они  показались ему  даже  более убедительными.  -
Сколько <за>, столько и <против>.
     - Но где смысл, Володя? Где побудительная причина? Я могу задать тебе
еще  десяток вопросов...  Что  общего может  быть  у  Сударевского с  этим
Стекольщиком?   Как   мог  такой  человек  довериться  уголовнику?   Я   о
целесообразности говорю,  не о  моральной подоплеке...  Наконец,  с  какой
стати профессиональный домушник влипает в столь сомнительную историю?
     - По дурости. Из-за корысти.
     - Не видно пока корысти,  миленький.  Дурь -  она прет, что верно, то
верно,  а вот корысть найти не могу...  Это же надо такой балаган затеять!
Протекторы   на   мотоциклете   сменили,   номер   перекрасили.   Хоть   в
криминалистический музей их <Яву> передавай!
     - Это мы  теперь с  тобой веселимся,  Яша,  -  Люсин нашарил в  ящике
мундштучок,  -  а  ты  попробуй взглянуть на  этот балаган с  другой точки
зрения.  Ведь что там ни говори, а тело обнаружили совершенно случайно. Не
будь пожара и не обмелей Топическое озеро, оно бы и по сей час там лежало.
Хотел бы  я  тогда на нас с  тобой посмотреть.  Уверяю,  нам было бы не до
веселья. Теперь, когда мы восстановили весь ход событий, мы чувствуем себя
на коне.  Удивляемся идиотизму стекольщиков,  как в открытой книге читаем.
Но  не  наткнись пожарники на  труп,  все предстало бы  совершенно в  ином
свете.    Идиотские   поступки   обернулись   бы   хитростью,   изощренной
предусмотрительностью. Скажи, нет?
     - Скажу,  - подумав, ответил Крелин. - Насчет трупа ты, видимо, прав,
в  остальном же -  нет.  На стекольщиков мы бы и  так вышли.  Ну еще день,
другой, и они были бы, как говорится, у нас в кармане.
     - Допустим. - Люсин вынужден был согласиться, и это его ободрило. - А
дальше что?  Представь себе,  что они не раскололись.  Шины новые, ботинки
новые,  свидетелей нет и трупа тоже нет.  Даже группа крови,  как назло, у
Ковского и Зализняка совпадает. Картинка?
     - Это несерьезно. - Крелин сделал вид, что зевает. - Такого просто не
может быть.  У нас в руках было вполне достаточно фактов, чтобы найти их и
припереть к стене. В любом случае мы бы знали то, что знаем теперь. Просто
пришлось бы затратить больше времени и сил.
     - Логично.   -  Люсин  довольно  потер  руки.  -  Если  бы  столь  же
убедительно можно  было  отвести  и  версию  о  предварительном сговоре  с
Сударевским!
     - Не версию - всего лишь домысел, в лучшем случае - предположение.
     - Мне  тоже хочется так  думать.  Положа руку на  сердце,  ты  веришь
стекольщикам?
     - Не знаю.  - Крелин отрешенно уставился в потолок. - В общем, скорее
да, чем нет.
     - Почему?
     - Тут  чистая психология,  и  потому возможна ошибка...  Все  же  мне
кажется,  что к смерти Ковского они не причастны.  Объяснение, которое они
дали  своим  поступкам,  слишком неправдоподобно,  чтобы  оказаться ложью.
Именно поэтому я склонен ему поверить.
     - Парадокс.
     - Неважно.   Согласись,   что  люди  все  же  стремятся  придать  лжи
правдоподобный вид. Эти же намертво стоят на своем, невзирая на очевидную,
чудовищно   смехотворную   нелогичность.    Похоже,    они   действительно
перепугались...  На твоем месте я  бы больше не думал о  них.  Сосредоточь
лучше основное внимание на Сударевском.  Чует мое сердце,  у него найдется
что рассказать.
     - Ты забыл о <Мамонте>.
     - И  <Мамонта> надо немедленно брать!  Костров абсолютно прав.  Я  не
понимаю,  чего ты  ждешь.  На мой взгляд,  ситуация дозрела и  самое время
предпринять решительные меры.  Уверен, что эти двое помогут тебе разрешить
все вопросы.
     - Если только они знают друг друга, в чем я очень сомневаюсь.
     - Почему?
     - <Мамонт> ни разу не звонил Сударевскому.
     - Но в лабораторию он звонил?
     - И всегда спрашивал Аркадия Викторовича.
     - Все равно вопрос остается открытым.
     - К  сожалению.   Мы  не  должны  поэтому  игнорировать  и  возможную
причастность Ковского к  операциям в гранильной мастерской.  В этом случае
вся история предстает перед нами в совершенно ином свете. Я не считаю, что
ситуация  дозрела.   И  если  <Мамонта>  еще  можно  прощупать  ввиду  его
несомненной причастности к фокусам с камешками, то Сударевского пока лучше
оставить в покое. Волоски, конечно, сильный козырь, но для хорошего покера
этого маловато.
     - Ты  допускаешь все-таки,  что  Ковский принимал участие в  алмазном
бизнесе?
     - А  куда  от  фактов денешься,  товарищ дорогой?  Превращать обычные
алмазы в оптические мог только он один.  И <Мамонта> опять же со счетов не
скинешь. Фигура достаточно одиозная... Другое дело, насколько тут замешана
корыстная заинтересованность. На этот вопрос нам еще предстоит ответить...
Вот какие наши дела, Яша.
     - Что я  могу тебе сказать?  В  целом позиции у  тебя железные.  Есть
уязвимые места,  не без того, конечно, но архитектоника расследования, его
логический каркас выглядят безупречно.  Можешь стоять на своем.  К советам
прислушивайся, но давить на себя не позволяй.
     - Я рад, Яша, что ты так считаешь. По-настоящему рад, без дураков.
     - Что ты собираешься предпринять дальше?
     - Если  бы я знал!  - Люсин аккуратно сложил и спрятал в папку листок
со спектрами.  - Тут ты действительно попал в самое больное  место.  Надо,
надо что-то такое делать, чувствую... Только что именно? Не скрою, я очень
ждал твои анализы. Очень! Но теперь вижу: они ничего не прояснили. Скорее,
усложнили   мое  положение.  Это  действительно  большой  козырь,  но  тем
страшнее,  Яша,  преждевременно выбросить его на стол. С другой стороны, и
опоздать не хочется. Боюсь, что сотворю непоправимую глупость, продешевить
опасаюсь.
     - Не знаю, что тебе и посоветовать.
     - Э,  нет,  милый человек, ты уж меня не покидай. Мысли, Яков, шевели
мозгами!  Того и гляди,  объявится Костров,  и хочешь не хочешь,  придется
действовать.
     - Чего же лучше? Если ты не решаешься ускорить течение событий, пусть
это сделает он. А там поглядим.
     - Легко  сказать!  Когда  события  начнут  управлять нами,  только  и
глядеть останется.  Сделать все равно ничего не сможем. Поздно... Не готов
я  отдать ему  Мирзоева,  хоть режь!  А  отдавать придется.  Уговор дороже
казанков.
     - Попробуй его убедить.
     - Как?  Кроме твоих гамма-спектров,  ничего у  меня  за  эти  дни  не
прибавилось.
     - Так уж и ничего? Твои позиции показались мне довольно крепкими.
     - У  него своя задача!  Если только я не сумею обосновать,  что арест
Мирзоева способен существенно осложнить обстановку,  он  пошлет меня  куда
подалее и будет прав.
     - Конечно.   Несравненно  легче  доказать,  что  <Мамонта>  как  раз,
напротив, надо брать. И притом незамедлительно.
     - Хорошо тебе рассуждать...
     - Хотел бы я встретить человека,  который мне позавидует.  Мне всегда
хорошо, - не стал спорить Крелин. - Оттого я никому не завидую. Неужели ты
так ничего и не сделал за все три дня? Никогда не поверю.
     - Представь себе.
     - Скажи откровенно, Володя, чего ты ждешь? На что надеешься?
     - Только тебе,  Яша,  потому что  другие меня обсмеют.  Все эти дни я
ложусь  спать  и  встаю  утром  с  ощущением,  что  должно случиться нечто
такое...   Не  знаю,   как  тебе  объяснить.  Это  не  предчувствие  и  не
предвидение, а именно ощущение. Понимаешь? Хотя проистекает оно не столько
от  подсознания,  сколько из трезвой оценки положения.  Обязательно должно
что-то случиться!
     - <Картинка> возникла?  -  Крелин  понимающе  ухмыльнулся.  -  Так  и
говори. Давай займемся психоанализом.
     - Нет,  не <картинка>. Здесь другое... Во-первых, я совершенно трезво
отдаю себе  отчет в  том,  что  не  идти вперед -  значит идти назад.  Нон
прогрэди эст рэгреди,  как говорится. Я бы и шел себе, если бы только знал
куда.  Во-вторых,  и,  пожалуй,  это главное,  мы  слишком крепко обложили
Сударевского,  чтобы ничего не произошло.  Он слишком умный человек, чтобы
не видеть,  как медленно и неумолимо смыкается кольцо.  Конечно же, он все
видит и  очень нервничает.  Как ты думаешь,  может в таких обстоятельствах
человек решиться на какой-нибудь смелый или даже отчаянный шаг?
     - Ты точно знаешь, что он нервничает?
     - Будь уверен! Еще как нервничает!
     - Но что он может предпринять?
     - Понятия не имею. Но я не я буду, если он не попытается перепрыгнуть
через флажки. В том, что время работает не на него, он уже убедился. Я ему
в этом немножко помог...
     - Поймал на слове?
     - Не только...
     - Ты уверен, что события начнутся именно на этом фронте?
     - Ни в  чем я  не уверен.  -  Люсин рассеянно покачал головой.  -  Но
думаю,  что  первым не  выдержит именно Сударевский.  Оттого мне так и  не
хочется трогать <Мамонта>.  Он  же  ничего еще толком не знает!  Возможно,
тоже нервничает,  догадывается о  чем-то...  Но  то,  что  уже  вовсю идет
облава, он вряд ли понимает.
     - Намекни.
     - Как?
     - Можно разрешить публикацию о смерти Ковского.
     - Я не уверен, что он читает <Вечерку>.
     - Тогда  пусть  Людмила Викторовна скажет,  как  только он  позвонит.
Право,   это  будет  не  так  плохо.   Костров  может  пойти  на  подобный
эксперимент.
     - Поздно.  Сударевский все равно его опередит.  Вот уж кто созрел так
созрел.
     - Тебе виднее.  Но  мне кажется,  что именно в  таких обстоятельствах
будет лучше, если <Мамонтом> займется Костров.
     Люсин хотел возразить, но его отвлек телефонный звонок.
     - Вот  и  Костров,  -  пробормотал он,  снимая  трубку.  -  Легок  на
помине... Люсин слушает!
     - Приветствую вас,  Владимир Константинович!  -  послышался в  трубке
низкий голос. - Полковник Дориков беспокоит.
     - Ага!  Добрый день!  - обрадовался старому знакомому Люсин. - Никак,
сегодня ваше дежурство?
     - Точно так, Владимир Константинович, и есть для вас новости. Сегодня
ночью,   при   попытке  ограбления  квартиры  Ковских,   задержан  один...
Интересуетесь?
     - И еще как! Сейчас еду... При каких обстоятельствах взяли?
     - Так  у   Ковских  сигнализация,   оказывается,   была  установлена.
Опергруппа прибыла  через  семь  минут.  Из  отделения  нам  только  утром
сообщили, так что извините за промедление. Пока разобрались...
     - Понятно,  Геннадий Карпович.  Не  имеет значения.  Так он  сейчас в
отделении?
     - Точно.
     - Тогда  я  прямо  туда.   Огромное  вам  спасибо!  За  мной  бутылка
армянского.
     - Что случилось? - осведомился Крелин, когда Люсин закончил разговор.
- Кого взяли?
     - Поехали,  поехали!  По дороге расскажу. - Люсин уже похлопывал себя
по  карманам в  поисках ключей,  которые преспокойно лежали  на  сейфе.  -
Задержан, понимаешь, один субчик, пытавшийся залезть в квартиру Ковских на
улице Горького.  И  как это я упустил из виду такой вариант?  -  Он увидел
наконец  ключи  и  запер  сейф.  -  Спасибо Людмиле Викторовне!  Это  она,
конечно, предусмотрительная женщина, догадалась установить сигнализацию от
воров...
     - Ну и везучий ты,  черт!  - Крелин крепко хлопнул Люсина по спине. -
Даже противно.


     Глава одиннадцатая

     НАСЛЕДНИК

     Настало время  полуденной  молитвы  салят  аз-зухр.  Так осквернит ли
Мир-Джафар уста ложью?  Нет, я скажу вам всю правду. Вы, конечно, думаете,
что  перед  вами сидит отпетый бандит и мошенник,  продувная бестия?  Нет,
неверно.  Чего скрывать?  Мир-Джафар Мирзоев был великий  грешник.  Но  он
умер,  его  уже  нет,  осталась  лишь бледная тень,  одинокий,  несчастный
старик,  которому негде приклонить голову. Что впереди у меня? Могила. Что
у меня за плечами?  Боюсь обернуться. Мне стыдно взглянуть назад. Я обижал
и обманывал людей,  себя самого обманул,  когда поносил слово аллаха.  Но,
как  сказано в Коране,  <душа может веровать только по изволению бога>.  И
еще: <Кто хочет, уверует; кто хочет, будет неверным> - восемнадцатая сура,
двадцать восьмой стих. Это про меня. Я хотел заблуждаться и заблуждался, а
потом опять уверовал.  Теперь же мне надлежит  очистить  душу.  За  ошибки
молодости я расплатился с лихвой.  И готов держать ответ за новые грехи. В
чем я опять виноват?  Забрался в чужую квартиру? Но я там и нитки не взял!
Мир-Джафар  не вор,  извините!  Он пришел за своим,  долг получить пришел.
Меня про алмазы все спрашивают:  где купил, кому продал? Так ведь купил же
- не украл!  Еще деды моих дедов собирали камни,  отец собирал. Одни марки
копят,  другие - бутылки заграничные,  третьи - золотые монеты.  Что  кому
мило!  Если Мирзоев коллекционирует алмазы,  так он уже валютчик,  бандит?
Его надо в тюрьму? Алмаз, между прочим, символ благородства и чистоты...
     Вы хотели знать обо мне все? Вы узнаете... Я так понимаю, судить надо
с  учетом личности человека,  всей его жизни и чистосердечности раскаяния.
Раскаяние,  оно,  как вера,  опускается к нам с небес.  Эт