-  Все  чушь,  - оборвал его Рычин. - Мы, грешные, практически остались
без пригляда. Живой пример - исчезновение нашего Темира.
     - Что ты дергаешься - десяти минут не прошло.
     - А я жду спокойно. И за те пять минут, которые я еще отпустил всем нам
на  это  самое спокойствие, могу объяснить, что действительно несовместимыми
мне  кажутся  только две вещи: это высочайший уровень тутошней цивилизации и
примитивная  косметика,  в  применении  которой  наш  грубый Стеф заподозрил
юниток.  Они  не  красятся,  дорогие  мои,  но я много бы отдал за то, чтобы
разгадать загадку Юны.
     - То есть стереотип ее прекрасных мужей?.. - уточнила Вики.
     - Отнюдь. Загадку разнообразия и, если хотите, странного несовершенства
юнитских женщин.
     - И девушек, - ввернул Стефан.
     - Нет, - сказал командир. - Их я в виду не имел...
     Было очевидно, что он усиленно думал о чем-то своем. Хотя что значит: о
чем-то? О Темире он думал, не о девушках же, в самом деле.
     -  А почему? - привязался Стефан. - Если говорить о женщинах, то с кого
и начинать, как не с...
     - Я не видел на Юне ни одной девушки. И девочки - тоже! - отрезал Рычин.
     Пять минут были на исходе.
     - Действительно?! - изумился Стефан. - И как я сразу этого не...
     Мелодичный   звон   прервал   его  на  полуслове  -  сработала  система
предупреждения,  включавшаяся  в  том  случае,  когда  к кораблю приближался
кто-нибудь  из  юнитов.  На  неодушевленные  предметы  -  летящие  по  ветру
перекати-поле,  осенние  листья  и  частые  здесь  шаровые  молнии  - она не
отзывалась. На животных, по-видимому, тоже, но пока земляне не видели на Юне
ни одного зверя. Может быть, их здесь вовсе не было.
     Вики  включила  экран  внешнего  обзора,  и все увидели хрупкую женскую
фигурку, которая, чуть прихрамывая, но все же удивительно легко скользила по
тропинке, протоптанной в бурой юнитской траве.
     - Ну вот, - не унимался Стефан, - через полторы минуты загадка юнитской
косметики будет решена: беру я эту очаровательную ле Бом ле Блан де Лавальер
поперек  живота,  переворачиваю вверх тормашками и окунаю в ванну... Кстати,
командир, что мы скажем ей о Темире?
     - Все, абсолютно все. У нас нет основания не доверять юнитам.
     Вики пожала плечами.
     - Я войду? - послышался из динамика шелестящий голосок.
     - Да, да, прошу вас!
     Тоненько  взвыл  мотор  подъемника.  Вики как-то механически пригладила
волосы  и затем с сомнением оглядела свои далеко не аристократические руки с
обломанными ногтями.
     Двери  лифта  раздвинулись,  и мужчины разом вскочили - несколько более
резво,  чем  того  требовали  элементарные  правила  вежливости.  У  них это
получалось  само собой каждый раз, когда их переводчица входила в комнату, -
как  они  признались  друг  другу,  у  них  синхронно возникало естественное
желание подхватить ее на руки.
     - Добрый день, гости! - старательно выговаривая слова, произнесла она.
     Каждое  утро  она  приходила  к  ним, и, пока Темир Кузюмов на практике
осваивал  все  чудеса  юнитской  цивилизации,  она проводила с оставшимся на
корабле  экипажем  своеобразные  телеэкскурсии, по просьбе землян выбирая то
один,  то  другой  уголок громадного полупустого города, двухсоткилометровым
кольцом охватывавшего заросшую лужайку космодрома.
     -  Добрый  день,  Леа!  -  хором  отозвались  земляне, не перестававшие
удивляться  той  легкости,  с  которой эта молодая женщина всего в несколько
дней  овладела  их языком, в то время как они сами и поздороваться-то толком
по-юнитски  не  научились.  Это,  правда,  было  не  так  просто,  как могло
показаться  на  первый  взгляд,  -  сутки  юнитов делились на тридцать шесть
часов, и для каждого часа приветствие должно было звучать по-иному.
     -   Гости   тревожны  и  беспокойны?  -  скорее  даже  не  спросила,  а
констатировала Леа.
     - М-м-м... собственно говоря... - протянул Рычин.
     Стефан  и  Вики  остолбенело  воззрились  на него: командир мямлил, как
проштрафившийся салажонок. Командир заикался.
     Да что же творилось с командиром?!
     А  командир  сам  не  знал,  как  определить и тем более объяснить свое
состояние. Едва только маленькая юнитская переводчица появилась в рубке, как
у  него  пропали  все  опасения  и  тревоги.  Ну не могло ничего случиться с
Темиром,   просто   органически   не   могло.  Забарахлил  фон,  помехи  там
непредвиденные атмосферные. Но несчастья нет. В мире, где могут существовать
такие вот женщины, ничего случиться с человеком просто не могло.
     Вот  и тянул командир, с тоской и последней надеждой косясь на молчащий
транслятор,  -  может,  еще  отзовется  Темир  и  не придется беспокоить это
бесконечно  хрупкое существо, рассказывать которому о своих опасениях просто
нелепо.
     Но транслятор, чуть потрескивая, не отзывался.
     - Так что же?.. - повторила Леа.
     - Темир пропал, вот что, - проговорила с вызовом Вики. - Он и вчера уже
что-то подозревал...
     Глаза  у  Леа  раскрылись  так  широко,  что верхние ресницы, казалось,
вскинулись выше бровей.
     -  Почему  же  вы  не связались со мной еще вчера? - прошептала она так
тихо и укоризненно, словно ее саму в чем-то глубоко обидели.
     Рычина  от этого голоса прошиб холодный пот. Если бы не Ана Элизастеги,
смуглая  неистовая  Ана,  оставшаяся  на Земле, он давно сказал бы себе, что
безнадежно  влюбился  в  эту крошечную пепельно-призрачную юнитку. Но любовь
исключалась,   и   поэтому   единственным  разумным  объяснением  необычного
состояния командира было извечное и естественное благоговение человека перед
истинно, прекрасным.
     -  Простите,  -  сказал  Рычин,  изо всех сил стараясь понизить сколько
возможно  раскаты  своего  цыганского  баритона,  -  но  наш  второй  пилот,
находящийся в городе, действительно не вышел на связь в назначенное время.
     -  Если  б  только  это! - Вики вызывающе вскинула острый подбородок. -
Вчера он успел передать... Стеф, вруби!
     Стефан пожал плечами - может, и не стоит? - и включил где-то с середины
запись вчерашнего диалога Кузюмова с командиром.
     "...сморозил  какую-то  глупость, что ли. Показали мне мужскую школу, я
говорю:  а в женской в принципе все то же? Я чего-то недопонял, но выходит -
нет у них женских школ. Вообще. Может, их в каких-нибудь монастырях обучают?
Только  по нашей Лавальер этого не скажешь. (Рычин смущено хмыкнул.) Тогда я
попросил их главного... Минуточку, друзья..."
     Минуточка  растянулась  на двенадцать с половиной часов - Кузюмов связи
так  и  не возобновил. И потом - только сейчас Вики со Стефаном, поняли, что
было  самым  необычным  в этой вечерней беседе: уже вчера всегда оживленный,
темпераментный Темир мямлил и заикался точно так же, как Рычин сегодня.
     -  Действительно,  -  сказал  Стефан,  -  а какой грех в том, что Темка
попросился  в  женскую школу? Ну не принято, так объяснили бы, чтоб вел себя
поприличнее. А тут нате вам: пропал!
     Взоры присутствующих невольно обратились к переводчице, словно она была
непосредственной виновницей исчезновения Кузюмова.
     С переводчицей тоже что-то стряслось: вроде бы никто ничего крамольного
не  произнес,  но  она  была в настоящем смятении. Лицо ее, слишком нежное и
хрупкое  для  того,  чтобы  покраснеть,  казалось,  оттенялось изнутри всеми
возможными   бликами  перламутра,  словно  на  него  падал  отсвет  огромной
раковины.  Ресницы  трепетали,  но не так, как у земных женщин, все разом, а
каждая  по  отдельности;  пепельные  волосы тихонечко, как трава под ветром,
колыхались.
     -  Сейчас...  - лепетала она, - сейчас-сейчас... Она торопливо рылась в
своей  серебряной сумочке, от непонятного смущения не находя какой-то нужной
вещицы,  и из-под ее пальцев время от времени выпархивали небольшие радужные
пузыри  наподобие  мыльных, которые взмывали к потолку рубки и, не достигнув
его,  таяли,  оставляя  в  воздухе аромат юнитских подснежников. Наконец она
нашла   свой   микропередатчик,  напоминающий  маленького  морского  ежа,  и
торопливо заговорила на своем удивительно певучем языке, в котором утроенные
и  учетверенные  гласные,  да  еще  и в различной тональности, давались пока
одному  Темиру.  Настоящее  имя их переводчицы звучало как целая музыкальная
фраза,  так  что  Рычин с первых же минут контакта взмолился и оговорил всем
право  обращаться  к  юнитам  только  в  рамках  доступных сокращений. Таким
образом их переводчица и приобрела земное имя Леа.
     Из  колючего  комочка  доносилось  ответное басовитое пение на сплошных
гласных,  Леа  обрывала  его,  явно протестуя и оправдываясь, общее волнение
нарастало,  как  вдруг  на  середине  фразы  Леа вдруг бросила колючий комок
обратно  в сумку, взметнула вверх легкие ладошки (характерный призывный жест
- едем!)
     -  Что  с ним случилось? - упрямо мотнул головой Рычин, уже прикидывая,
какая там у Кузюмова группа крови.
     - Нет, нет, ничего. Вы тревожитесь? Едем!
     -  Ехать  так  ехать, - сказал командир. - Вики на вахте, Стеф за мной.
Если к четырнадцати часам по корабельному времени мы не объявимся, найти нас
по биоволновому индикатору и пробить по прямой оси защитный коридор. Все.
     Вики не в первый раз и не на первой планете получала подобное указание,
но  пока,  слава  богу,  пробивать  защитный тоннель не приходилось ни разу.
Страшная это была штука - прокладывать через живой город защитный тоннель.
     Они  втиснулись  в кабинку скоростного лифта, и повернуться было негде.
Рычину со Стефаном пришлось, чтобы не задевать Леа, поднять руки и упереться
в  стенки  под  самой  крышей  кабинки,  так что конурка лифта приобрела вид
античной  часовенки  с  двумя  застывшими Теламонами. Потом они выскочили на
поле  и побежали по нему напрямик, по тонкой вьюнковой траве. Легкая хромота
не  мешала  молодой  женщине  двигаться  плавно  и  бесшумно, и Стефан, чуть
поотстав и скосив глаза на командира, не удержался и прошептал:
     -  Чур  меня, чур! - Рычин сделал страшные глаза, но не помогло. - Сила
нечистая...  И  трава  под  ней  не сгибается, и тени рядом не стелется. Дух
бесплотный, наваждение бесовское...
     Они  подбежали к маленькому кораблику-вездеходу, который Леа бросила на
краю  космодрома,  и  внутри  было  так же тесно, только тут уже нельзя было
стоять,  и  кораблик  рванулся в чистое, не замутненное никакими дымами небо
над   огромным  городом,  и  пошел  вдоль  его  южной  окраины,  уверенно  и
стремительно   скользя   в  нижней,  свободной  зоне  экстренных  трасс.  Но
пространство,  как  уже  наблюдали  земляне, подлетая к посадочной площадке,
перегружено  не  было  -  город  был  выстроен  как бы на вырост, в нем было
просторно  и  безлюдно,  большая  редкость  для такой сравнительно невысокой
цивилизации,   едва-едва  освоившей  собственную  солнечную  систему  и  уже
пережившую   какую-то  глобальную  катастрофу.  Город  поражал  удивительной
плавностью линий, какой-то изящной локальностью, словно он и строился только
для  того,  чтобы любоваться им с высоты птичьего полета. Нелепо и немыслимо
было даже представить, что в таком городе что-то могло случиться с Темиром.
     Кораблик  неожиданно  взял  вправо,  пронесся над необозримым окраинным
парком  -  а  может  быть,  уже  загородным  лесом? - и приткнулся к ажурной
башенке,   напоминающей  доисторическую  мачту,  к  каким  где-то  в  начале
двадцатого века швартовались дирижабли.
     -  Прошу  вас  выходить,  -  извиняющимся тоном произнесла Леа, - здесь
машинам спускаться нельзя.
     Они  вошли в какую-то подозрительно шаткую корзину, которая мягко пошла
вниз  своим  ходом, - навстречу взмыл бетонный куб противовеса. Чернобородый
гигант,  подстраховывавшей  спуск,  лениво  перебирал руками шершавый канат.
Когда  кабина  коснулась  земли, он помог гостям выбраться, а потом протянул
руку и вынул оттуда молодую женщину, как вынимают из клетки птицу.
     -  Ваш  друг  здесь,  -  проговорил  он, застенчиво улыбаясь. - Вы тоже
хотите видеть... это?
     Рычин   со   Стефаном  энергично  закивали,  хотя,  честно  говоря,  не
представляли  себе,  о  чем  идет  речь.  Зато Леа, которую гигант продолжал
держать  на  руках,  уткнулась ему в плечо и зашептала горячо и просительно.
Чернобородый  красавец  (все  они тут были чернобородые и отменные красавцы)
выслушал  ее  внимательно,  потом,  не возразив ни слова, водрузил обратно в
корзину  подъемника  и  медленно,  как  поднимают флаг, вознес ее на вершину
причальной  мачты. Когда женщина перебралась в кораблик и, чуть шевельнув на
прощание узенькой ладошкой, захлопнула за собой створку люка, он обернулся к
землянам  и,  выразительно разведя руками, скорчил какую-то гримасу, которая
начисто  пропала  под  сенью  бороды.  Но  было и так ясно: они остались без
переводчицы,  придется  объясняться в рамках того словарного запаса, которым
располагали аборигены, - на лингвистические способности землян тут было мало
надежды.
     Смущенный  великан  откашлялся,  но  все-таки  решил  начать с жестов и
широким  взмахом  руки  пригласил гостей к маленькой дверце. Рычин взялся за
металлическую  ручку,  распахнул  дверь и чуть было не сделал шаг вперед, но
вовремя остановился: перед ним была коробка сейфа. Нате вам!
     Парк,  шелест  деревьев,  буколическое  журчание  ручейка,  и  в сплошь
затканной плющом стене современный стальной сейф. На поблескивающих полочках
какие-то  небольшие  приборчики  вроде  ручных  часов, коробки со стрелками,
небольшие  катушечки  самодельных трансформаторов... и, между прочим, часы и
рация   Темира.   Ошибки   быть   не  могло  -  на  пластмассовой  коробочке
среднедистанционного  фона  четко  виднелись  инициалы Кузюмова и реестровый
номер корабля.
     - Пожалуйста, гости, - проговорил хозяин сейфа, делая над собой усилие,
чтобы не растягивать гласные. - Пожалуйста, все приборы!..
     Рычин,  не  раздумывая,  сложил  на нижнюю полку все, включая маленький
дамский  десинтор,  который  так уютно умещался в нагрудном кармашке. Стефан
сделал  то же самое, потом подумал немного и для убедительности присовокупил
еще и авторучку.
     -  Теперь,  пожалуйста,  сюда!
     Еще  одна дверца внезапно обнаружилась в зеленой стене, но за ней круто
убегали  вниз  довольно  потертые каменные ступени. Они начали спускаться, и
вскоре  в  этом  лабиринте  лесенок, площадок, поворотов и галерей перестали
ориентироваться,  и теперь не могли уже судить о том, как глубоко под землей
они находятся. Так же непонятно было и назначение небольшой овальной комнаты
с гладкими песочными стенами, но зато необыкновенно уютными дивана ми. Здесь
не  на  чем  было  остановиться  глазу,  кроме небольшого щелевого отверстия
напротив двери, зато хотелось вытянуть ноги и возможно дольше нс подыматься,
а сидеть, вдыхая удивительно чистый прохладный воздух, и предаваться мечтам.
     - Спрашивайте, пожалуйста! - предложил хозяин подземелья.
     -  А  что,  собственно,  спрашивать,  -  улыбнулся Рычин, - когда мы не
знаем, с чего начать?
     Брови юнита горестно сложились уголочками.
     - Тогда начинать надо с катастрофы...
     И он начал с катастрофы.
     Собственно  говоря,  сама  причина  бедствия  так и осталась загадкой -
юниту  не хватило слов. Но было очевидно, что на всей планете не осталось ни
одного живого человека. Ни одного.
     Было  ли  это несчастным случаем или намеренным преступлением - в любом
случае  юниты были виноваты в том, что они сделали возможной эту катастрофу.
Излучение - или болезнь - поразило не только их, но и большинство животных и
птиц;  уцелели  глубоководные  жители  и,  как  и  можно  было предположить,
насекомые.  А  людей на Юне больше не было - остались в живых только экипажи
космических  станций,  которые  собрались  на  самом  крупном  околоюнитском
искусственном   спутнике   и   долгое   время   ожидали,  когда  передвижные
автоматические  зонды  обследуют  поверхность  Юны  и сообщат, что опасность
миновала  и  им  можно возвращаться домой. Они дождались и вернулись, но то,
что  они  нашли у себя на родине, было выше человеческих сил. Почти половина
из них сошла с ума, в том числе и единственная среди них женщина.
     Тридцать   два   человека  остались  на  Юне,  тридцать  два  человека,
обреченных стать последними жителями планеты. Все тридцать два были мужчины.
И  тогда  они  решились  на  единственный  способ,  оставляющий  им мизерную
надежду:  проблема  клонирования  была  уже  в принципе решена на Юне, опыты
ставились  уже  на  высших животных, но никому в голову не приходило создать
методом  клонирования  живого  человека.  Но лаборатории стояли нетронутыми,
инструкции пока еще не обратились в прах, и последние мужчины Юны рискнули.
     Несчастная  сумасшедшая,  за  которой  не  смогли уследить, покончила с
жизнью,  но  она  и  дала  возможность  за  счет  ее клеток вырастить первых
искусственных женщин. Хотя почему они походили друг на друга, как близняшки?
Да  они  и  были  ими,  но  они были живыми юнитками, развивавшимися гораздо
быстрее  обычных  благодаря  стимуляторам  и  несколько  затянутому  периоду
термостатного развития.
     Так или иначе, но не прошло полутора десятков лет, и юниты взяли себе в
жены  девочек-подростков,  хрупких  и бледных, как сугубо несовершеннолетние
мадонны средневековья.
     Можно было представить себе, как все они были горды, - люди, победившие
не только собственную смерть, а гибель всей своей цивилизации.
     И они были просто по-людски счастливы, что избавились от надвигающегося
одиночества, потому что молодые юнитки обещали стать матерями.
     Первые  младенцы  все  были мальчиками, что поначалу обрадовало отцов и
матерей  -  планету  приходилось  поднимать  из  пыли  и  праха, и для этого
требовалось все больше и больше сильных рук.
     Но  прошел  год,  другой, и юниты с ужасом поняли, что по не объяснимым
причинам их рукотворные жены почему-то рожают одних мальчиков.
     Пришлось   вернуться  в  лаборатории,  благо  некоторый  опыт  уже  был
накоплен,  и  подрастающие юноши снова получили себе подруг, обязанных своим
рождением  не  женщине, а приборам и установкам. И они родили мальчиков, для
которых  снова  пришлось  создавать юных жен... Эта стало бедой и проклятьем
Юны, бедой настолько непоправимой, что о ней было не принято говорить вслух.
Ученые  бились  в  своих  лабораториях,  стараясь  перешагнуть заколдованный
рубеж,  и  мало-помалу  накопленные знания и опыт стали превращать проклятье
в...  Неверно  было  бы сказать - в счастье: но нет, наверное, такого зла во
Вселенной,  которое  оставалось  бы  в сути своей непобедимым, не могло быть
хотя бы отодвинуто, или смягчено, или даже использовано.
     Высокая степень развития генной инженерии на Юне позволяла вырастить не
просто  женщину,  а женщину совершенную, прекрасную, как все древние богини,
вместе  взятые.  Мало  того,  от  этого  общего совершенства юниты перешли к
совершенству   субъективному,  и  если  для  одного  юноши  по  его  просьбе
выращивали  Геру,  то для другого нужна была не меньше чем Психея. Тем более
что  сам  процесс  роста  теперь  укладывался в какие-то три-четыре года, за
которые  будущая  юнитка,  все  еще находясь в лабораторной стадии развития,
достигала  уровня тринадцатилетней девочки. Затем следовал год в стационаре,
гипнопедическое  обучение  и  продолжение  стимулированного  роста - в конце
этого  года девушка достигала уровня развития на шестнадцать-семнадцать лет.
И  тогда  они  уже  могли  выйти в широкий мир - к тому, кто создал ее не по
образу и подобию себя самого, а по образу и подобию своей мечты...
     - И это происходит здесь, - закончил с нескрываемым облегчением юнит. -
Наверное,  не  все  вам понятно, но нам ведь ни разу не пришлось это кому-то
рассказывать: на Юне и так все в курсе, да и обсуждать такие проблемы как-то
не принято - ведь это, собственно говоря, са