аблик  резко накренился, и Бовт увидел, что они
делают круг над блекло-зеленой, удивительно земной равниной. Бархатно-черная
полоса - не то дорога, не то ограждение - уходила вдаль и терялась в тумане.
А  дальше была лужайка, и на ней - не то скирды, не то прилегшие исполинские
волы. Совсем немного, три-четыре, не больше.
     Оба  Кораблика,  так и не отцепившись друг от друга, сели на самом краю
лужайки.  Бовт  продолжал  смотреть  в  широкий проем иллюминатора, бездумно
ожидая, что кто-то сейчас появится и решит за него, что ему теперь делать. И
вдруг  понял,  что  толстого  лобового стекла уже нет. Есть ветер, холодный,
прошедший  сквозь  туман,  есть  запах, свежий' и тоже по-земному знакомый -
пахло  сырым осенним пляжем и мелкой рыбешкой. Бовт оперся руками о холодную
металлическую раму и выпрыгнул наружу.
     Маленькая   зеленая  лужайка  была  вовсе  не  лужайкой,  а  посыпочной
площадкой,  залитой  ноздреватым бетоном неестественного фисташкового цвета.
Два  одинаковых  Кораблика  стояли  поодаль, похожие на крылатых муравьедов.
Бовт  плохо  представлял себе, как эти неповоротливые, сонные существа - или
все-таки машины? - становятся в полете такими чуткими и верткими.
     На  самом  краю  лужайки  горели  три бездымных лиловых костра, и ветер
гонял  по площадке тонкие струйки пепла. Со всех сторон была равнина, и Бовт
понял, что нечто зеленовато-бурое - это как раз и есть хваленое поле цветов,
и  конца  ему  не было видно, потому что, куда ни глянь, оно всюду уходило в
туман.
     Бовт  услышал,  как  сзади  Иани спрыгнула на бетон и, даже не окликнув
его, побежала куда-то прочь. Еще немного, сказал он себе, совсем немного, до
ближайшего  города.  А  там  я  пошлю  все это подальше и начну... Что будет
нужно, то и начну. Только никто не будет водить меня за руку.
     Внезапно он услышал, что Иани плачет, и обернулся.
     Плакала  она  навзрыд,  как маленькая, и вытирала лицо ладошками. Потом
нагнулась, вырвала пучок травы вместе с корнями и побежала обратно, к Бовту.
     - На, - проговорила она, всхлипывая, - на же, дурень...
     Бовт принял то, что она ему протягивала. Поле цветов... Может быть, они
снова  не  договорились  о  терминах,  но  это были не цветы. Каждый стебель
кончался   самым   обыкновенным  маленьким  грибком  -  сыроежкой,  опенком,
моховичком.  А то и просто поганкой. Бовт помял стебли в руках, переступил с
ноги на ногу.
     - Как тут у вас с транспортом? - спросил он. - Или на том же Кораблике?
     Она посмотрела на него удивленно и жалостливо:
     -  С Корабликом все, - сказала она. - Кораблик не служит двум хозяевам.
У  Корабликов,  как  и  у  нас,  все  только один раз в жизни. Сейчас мы его
сожжем.
     Бовт  не  понял.  Потом  медленно  подошел  к  нему,  погладил холодный
блестящий   бок.   Ему.   показалось,   что  Кораблик  чуть-чуть  присел  на
амортизаторах, словно собака, которую приласкали. Бовт отдернул руку.
     -  Да  ты что? - в нем еще была надежда, что он ее неправильно понял. -
Ты с ума сошла, он же живой...
     Иани снова удивленно глянула на него:
     -  Уже  нет. - Она достала из нагрудного кармана черный шарик, матовый,
не больше каштана. - Так у нас принято, Бовт.
     Из шарика проклюнулся острый язычок огня.
     - Отойди, - велела она.
     Бовт не двинулся с места.
     Она  поднесла  огонь  к корпусу одного Кораблика, потом другого, и Бовт
увидел,  как  лиловые  языки  побежали по блестящей поверхности. Бовт шагнул
вперед и положил то, что Иани называла цветами, на раму иллюминатора.
     Иани оттащила его.
     Долгое   время   казалось,  что  горят  не  сами  Кораблики,  а  что-то
бесцветное,  разлитое  по  их  поверхности.  Но потом они разом осели, пламя
полыхнуло  вверх  и  рассыпалось  множеством крупных бледных искр. Ветер, не
дожидаясь конца, погнал по площадке поземку пепла.
     Иани  дернула  его  за рукав. Еще и еще. Бовт стоял. Она обежала вокруг
него  и  стала  перед  ним.  Лицо у нее было счастливое, мокрое и измазанное
землей.
     -  Ну  что  ты  стоишь,  как  каменный? - спросила она. - Это же Элоун!
Понимаешь, тот самый Элоун, без которого тебе жизни не было!
     Бовт  смотрел  на  свои  руки. Одна была в земле - отчего бы? - и пахла
рыбой. Потом вспомнил: пучок стеблей. С корнями.
     - Пошли, - сказала Иани и взяла его за руку.
     Он  послушно  пошел, словно принадлежал ей, как Кораблик. Но она довела
его  только  до  бортика,  ограничивающего  посыпанную  пеплом  площадку,  и
остановилась.
     -  Дорога  там,  -  сказала она и махнула рукой куда-то вперед, где над
туманом бесшумно плыл призрак белой пирамиды. - И там дорога, и там. Куда бы
ты ни пошел по этим цветам, ты выйдешь на дорогу. Но лучше иди прямо.
     Она  отпустила  его руку. Бовт оглянулся - еще два костра поднимались к
низко подвешенным облакам, и две фигурки, обнявшись, уходили в поле. Они шли
и нагибались на ходу, словно что-то срывали.
     Он  посмотрел  на Иани и вдруг понял: она ждет, чтобы он ушел один. Она
помогла ему, она притащила его сюда, и хватит с нее, и она стоит, счастливая
и  нетерпеливая, сделавшая все, что только можно было сделать не для Бовта -
для своего Элоуна, и вот теперь ждет, чтобы Бовт ушел первым.
     Он кивнул и сразу же спохватился - здесь не прощаются. Тогда он сошел с
площадки на поле и побрел туда, где у подножия снеговой пирамиды должна была
проходить  дорога.  Ботинки  скользили  по  мокрой,  гниловатой траве, полые
стебли хлюпали и стреляли коричневой жижей. Бовт вошел в туман. Временами то
слева,  то  справа  слышались  звенящие голоса. Но Бовт шел прямо, все время
прямо,  потрясенный той малостью, в которую превратилось самое дорогое в его
жизни  -  уменье  неистово  желать,  желать  наперекор  всему, всем земным и
неземным  преградам  и запретам, - шел по бурым низинам своего долгожданного
Элоуна, без которого ему почему-то не было жизни на этом свете...


   Ольга Ларионова.
   Солнце входит в знак...


     Origin: http://macroscope.32.ru


Ольга Ларионова. Солнце входит в знак Водолея



     -  Ты  с  ума сошел, - сказал Фасс. Сутулая спина, нависшая над пультом
управления, не шевельнулась.
     - Там же первобытные орды, в лучшем случае - раннее рабовладение!
     - Вспомни легенду о Марле, - отозвался наконец Сибл.
     -  Легенда  о  Марле!  -  Фасс хлопнул себя по брючным карманам с такой
яростью,  что  одна из сигнальных лампочек на течеискателе, перед которым он
сидел  на  корточках,  судорожно замигала. - Легенда о Марле!.. Да хочешь, я
скажу  тебе,  сентиментальному старому дураку, как в действительности кончил
Марль?  Его  попросту  съели.  Потому-то  наши  и  не  смогли обнаружить эту
легендарную  могилу  Марля,  хотя  перерыли сверху донизу всю ту обетованную
планетку,  которую  ему  заблагорассудилось  выбрать в качестве приюта своей
романтической старости!
     - А ты-то что бесишься? - спросил Сибл.
     - Да то, то и еще раз то, что тебе девяносто три, и в любом оружии рано
или  поздно  кончаются заряды - это не в переносном смысле, а в прямом. И на
что- ты способен, если тебе не останется ничего, кроме рукопашной?
     - А оружия я с собой не возьму. Вообще.
     - Ну знаешь...
     -  Дай  мне  только  одноместную ракетку, которую ты загробил на Сирре.
Тормозные   двигатели   у   нее  в  порядке,  стабилизаторы  горизонтального
планирования - тоже, а большего мне и не надобно.
     - Как же, дал я тебе этот гроб! Сибл ссутулился еще больше.
     -  Неужели  за  семьдесят  два  года  полетов  я не заработал даже этой
вагонетки, годной только на переплавку?
     - Да не устраивай мне этой мелодрамы с космическими жертвоприношениями!
-  крикнул  Фасс.  -  Уж  если  тебе так приспичило кончать свой век на этой
захолустной  тарелке,  леший  с  тобой - я спущу тебя вниз на экспедиционном
катере,   мы   построим   тебе   вполне   комфортабельную   берлогу   "Отель
питекантропус", настреляем и накоптим дичи, а потом...
     - Не суетись, - сказал Сибл примирительно, - полечу я все равно один, а
что  касается  берлоги - не в ней дело, или построю собственными силами, или
примощусь где-нибудь под...
     Он  оттолкнулся  руками от пульта и нервно зашагал по рубке, досадуя на
то, что чуть было не проговорился.
     -  И  вот  что.  Фасс, пожалуйста, не следи за моей посадкой. Мне будет
проще, если с самого начала я буду надеяться только на себя.
     -  Очень  мне  нужно  за  тобой  следить!  - буркнул Фасс. Он помнил об
импульсном   передатчике,   которым   были   оснащены  решительно  все  виды
вспомогательного  космического  транспорта.  Так что местонахождение ракетки
Сибла все равно можно будет фиксировать автоматически.
     Сибл  же  об  этом  не  думал, так как давно уже прикинул, что при всем
желании Фасс сможет засечь только точку приземления его кораблика; но дальше
он  воспользуется  левитром-вездеходом,  а с его помощью даже за сутки можно
забраться  так  далеко  в глубь горного массива или непроходимых тропических
зарослей, что для его розысков потребовалось бы снаряжать целую спасательную
экспедицию.  Так  уж  пусть  Фасс  с  самого начала смирится с тем, что Сибл
навсегда  исчезнет  в  дебрях  этой  первобытной  планеты, которая пепельной
неживой темнотой давила на иллюминатор нижнего обзора.
     -  В  конце  концов, - произнес он вслух, - каждый из нас волен выбрать
себе планету, на которой ему хочется окончить свою жизнь. Так вот, я выбираю
ту,  на  которой  меня  оставят  одного. Это мое право, и ты знаешь, что оно
свято.
     -  Ты  погоди,  Сибл,  - Фасс перешел на просительный тон. - Покрутимся
возле  нее  еще  один  день  -  при внимательном рассмотрении некоторые вещи
перестают казаться привлекательными...
     -  И  минутная  блажь  пройдет,  так? И я выберу то, что выбирали все и
всегда  -  почти  все  и  почти  всегда...  Возвращение  домой!  Но  ведь  я
возвращался  бессчетное  число раз, и что было моим домом? Маленький кабачок
возле  Четвертого  континентального  космопорта.  В  этом  маленьком кабачке
каким-то чудом помещалась уйма народу, - во всяком случае, я там наблюдал не
меньше  двух  десятков  этаких  бравых отставников с пожизненным космическим
загаром  и  неистребимой  тягой  к воспоминаниям. Я прилетал через полгода -
воспоминания  не  иссякали.  Я  отсутствовал  год  -  и  возвращался к самой
кульминации  очередной серии... Я боюсь этого, Фасс. Я боюсь, я не хочу себя
-  вот  такого,  окруженного  почетом  и  сопливыми  курсантами,  с  кружкой
безалкогольной   шипучки   и   фонтаном   воспоминаний   о   наших  с  тобой
приключениях...  Ты  понимаешь,  я хочу, чтобы в том моем настоящем, которое
еще мне осталось, было еще хоть что-нибудь, кроме прошлого.
     -  А  ты  уверен,  что  тебе гарантировано настоящее, после того как ты
врежешься на этой развалюхе в самые натуральные первобытные джунгли?
     Сибл промолчал. Они и так говорили слишком долго, хотя обоим было ясно,
что все обдумано давным-давно, слишком давно, чтобы сейчас вот отступать.
     -  Ну  ладно,  -  сказал  Фасс,  - кончили на этом. Я ведь знал, что ты
нанимаешься  в  свой  последний  рейс,  и  должен  был приготовиться к любым
сюрпризам.  Но  сейчас  я  прошу  тебя  об одном: если по мере приближения к
поверхности   ты  почувствуешь,  что  твои  фантазии  начинают  блекнуть,  -
немедленно возвращайся.
     - Фасс, это не фантазии.
     -  Ну  да,  это  мечта  твоей жизни. И именно с этой дурацкой мечтой ты
выбивал  себе  разрешение  на  последний  рейс. - Фасс всеми силами старался
сдерживаться,  но  с каждой минутой у него это получалось все хуже и хуже. -
Скромная  мечта  о  тихом  уголке,  где  ты  будешь царем и богом. Спокойно,
спокойно,   не  бросайся  на  меня  -  диспута  не  будет.  Я  только  четко
сформулирую,  о  чем  ты  мечтаешь.  Иногда  это очень полезно - услышать со
стороны  высказанные  за  тебя  мысли.  Итак,  принимаю  возражение  - ты не
собираешься  быть  ни царем, ни богом. Тебе нужен всего-навсего определенный
контингент слушателей - небольшое племя, желательно патриархального уклада и
минимально   кровожадное,   которое   ты  одарял  бы  малыми  благами  нашей
цивилизации  в  объеме  курсов  арифметики,  физики  и домоводства начальной
школы... Что, не так?
     - Так, - согласился Сибл.
     -  Ты,  старина,  в  перерывах между полетами не удосужился обзавестись
теми, кто мог бы тебя любить, - семьей или приемышем, на худой конец. Я тебя
не осуждаю - многим из нас это кажется чересчур хлопотным делом. И долгим. А
сейчас  ты  решил добиться всего этого очень быстрым и результативным путем:
ты  покажешь  этим аборигенам, как гнуть колесо, как лепить глиняный горшок,
как  сбивать  сливочное  масло. И они полюбят тебя - за твои колеса, за твои
горшки, за твое сливочное масло.
     -  Знаешь,  что  забавно?  - прервал его Сибл. - Твоя весьма живописная
речь  -  не  экспромт.  Ты  сам  об этом долго думал - о туземцах, горшках и
масле. Ты ведь ненамного моложе меня, Фасс.
     -  Я  запретил  себе об этом думать. Согласен: за всю свою неприкаянную
жизнь  мы  заслужили сомнительное счастье спокойной старости. Но ты идешь за
своим счастьем как незваный гость!
     -  Я  думаю,  что  этот  термин родился на более позднем этапе развития
цивилизации.  Тем же, кто прост духом, как правило, свойственно безграничное
гостеприимство.
     -   Но  до  этих  людей  нужно  еще  дойти,  чтобы  воспользоваться  их
гостеприимством.  Ты  идешь  незваным,  Сибл, и чужими будут для тебя вода и
земля, воздух и огонь...
     - Я знаю это. Но все-таки это лучше, чем стать чужим себе самому...

     Сибл  вжался  в  сиденье,  оттягивая  на  себя  рычаги  горизонтального
маневрирования.  Дело  было  хуже, чем предполагал Фасс. Гробанул он ракетку
капитально,  и  теперь Сибл даже не мечтал о том, чтобы посадить кораблик по
всем инструкциям - маневренность его была практически равна нулю.
     Конечно,  в  его  жизни  бывали ситуации и посложнее - ведь сейчас дело
облегчалось  тем,  что  не  надо  было заботиться о последующем взлете. Но и
садиться  где  попало  Сибл  не собирался: этот уголок незнакомой планеты он
выбрал  сразу  же,  как  только  увидал  его на корабельном экране вчерашним
ранним  утром. Ему повезло: в это время Фасс возился в камбузе, и диковинное
видение  проплыло  в  предрассветном  зеленовато-пепельном  мареве,  слишком
неправдоподобное, чтобы о нем рассказывать.
     И Сибл промолчал.
     Что  это  было?  Причудливое естественное образование, скальный массив,
обточенный  ветрами?  Но четкий трезубец с золотыми наконечниками, бородатый
профиль  сидящего  старца  в  могучей  тиаре...  Или  скала,  хранящая следы
человеческих  рук, - горный храм, выполненный в виде фигуры мудреца... Вчера
не было времени разбираться.
     И  тем  более  нет  его  сейчас. Кораблик кувыркается, а внизу - горная
гряда,  она  должна вот-вот кончиться именно этой исполинской скульптурой, а
дальше  -  зеленые  равнины  и  прозрачный  ручей,  струящийся  от  подножия
каменного  старца  к  незамутненному  спящему  озеру...  Ракетка срывается в
штопор,  зеленовато-белая  громада  закрывает  весь  иллюминатор  - и тут же
пропадает,  и еще несколько раз мерцающее небо сменяется диоритовой темнотой
земли,  и  вот  теперь  самое  время  включить  воздушную подушку - оп! Чуть
поздновато...
     Удар отбросил Сибла от пульта, но, видимо, ему удалось-таки в последний
момент  врубить алый клинышек системы аварийного крепления, и сквозь лиловую
муть  нарастающей  боли он услышал, как гибкие щупальца, лязгая и срываясь с
камней,  пытаются  остановить  скольжение  ракеты.  Кораблик,  задрав кверху
кормовые дюзы, замер в нелепой, но достаточно устойчивой позе.
     Сибл,  неуверенно пошевелив руками и ногами, с удивлением убедился, что
все  в  порядке.  Просто  поразительно,  как  ему  сегодня  удается  со всем
справляться.  Сначала  он  справился  с  Фассом, теперь вот с этой проклятой
развалиной.  Сибл  расстегнул  пряжки ремней, выполз из кресла-амортизатора.
Справился.  Справился!!! Он потянулся, изгоняя из тела боль финишного удара,
и  только  тогда,  запрокинув  голову,  увидел,  как  единственный уцелевший
индикатор радиации стремительно наливается отравным лимонно-желтым огнем.
     От  удара  самопроизвольно включился на разогрев ядерный десинтор. Сибл
рванулся  к  пульту, - ах ты, совсем забыл, что здесь десинтор на автономном
управлении,  а это значит, что, для того чтобы выключить его, надо проползти
во  второй  кормовой  отсек, а люк сейчас оказался прямо над головой, и его,
конечно,  заклинило...  Сибл  всей тяжестью тела повис на скобе люка, тот не
поддавался.  Он  бросился  к  шлюзовой  камере - найти там хоть какой-нибудь
инструмент,  ломик,  топор...  Когда  был  на  пороге, обернулся - с гнусным
чавкающим  звуком крышка только что не поддававшегося люка отпала, и из щели
хлынула бурая маслянистая жидкость - топливо из резервных баков.
     Сибл  выскочил в шлюзовую и защелкнул за собой замок. Попытаться спасти
эту  скорлупу?  Риск  велик, а зачем? Он вывел из ниши маленький одноместный
левитр,  прыгнул  на  сиденье  и  негнущимися  пальцами набрал код выхода из
корабля.  Левитр  двинулся  вперед и тупым рылом вжался в контактную клавишу
герметизации. Если и этот люк заклинило...
     Нет.  Створки  с  готовностью  разомкнулись.  И  с  этим  он справился.
Легонькая  капсула левитра уверенно взмыла вверх. Ориентироваться было легко
-  впереди, в тающем тумане, высилась размытая сумерками громада. Сейчас она
казалась  изваянной  из  цельного куска льда, но Сибл прекрасно понимал, что
это  мог быть только камень, а значит - надежное укрытие, и он погнал машину
вперед, лишь бы уйти подальше от своей ракеты, и уступы каменной террасы, на
которую   он  плюхнулся,  сменились  травянистой  -  а  может  быть,  просто
малахитовой  - равниной, и можно было врубить двигатели на воздушной подушке
и  дать  максимальную  скорость.  Прямо перед ним, на темной ладошке долины,
уместились овальное озеро и ручей, и через это нетрудно будет перемахнуть, а
дальше  -  сидящий  исполин  с  протянутой рукой, из которой, как прозрачный
посох,  обрывался  вниз тугой жгут падающей воды. Добраться хотя бы туда, не
говоря  уже  о  том, что дальше начинаются невысокие горы, поросшие пушистой
зеленью,   и  долины  между  этими  горными  грядами,  несомненно,  заселены
людьми... Сибл скрипнул зубами. Еще несколько минут - и ему самому уже ничто
не  будет  грозить,  машина  выйдет из зоны возможного взрыва. Конечно, если
повезет,  десинтор  может  и  медленно  разрядиться,  только  слегка загадив
каменистое  плато  -  безлюдное,  к  счастью.  Сегодня ведь Сиблу везло, так
везло,  что  можно  было надеяться: повезет и еще раз. Ведь так чертовски не
хотелось  связывать  свое  появление  с  такой  грандиозной катастрофой, как
ядерный   взрыв!  Даже  если  исключить  возможность  облучения  -  ведь  не
планетарный   двигатель,   а  всего-навсего  десинтор  среднего  боя,  -  то
первобытные  племена, населяющие окрестности озера с исполинской фигурой над
ним, непременно узрят в происшедшем руку карающих богов, и потом поди докажи
им,  что  ты хочешь добра и мира. Хорошо еще, в непосредственной близости от
места  посадки злополучной ракеты не просматривалось ни одного селения. Сибл
успел  еще  заметить,  что  неподвижная  кромка  озера  уже совсем близко, в
каких-нибудь двух-трех минутах полета, и правее - змеящийся светлый ручей, а
за  ним  -  как  будто нацеленный в рассветное небо трезубец, уже освещенный
первыми  лучами  невидимого отсюда солнца... И в следующий миг ослепительная
беззвучная  вспышка прижала его машину к земле, и еще немного левитр полз на
брюхе, пытаясь зарыться носом в неподдающийся грунт.
     Потом  навалилось все остальное - грохот, нестерпимый жар и беснующиеся
потоки воздуха. Все произошло так быстро, что Сибл даж