ушай, подожди ее брать. Следи за ней издали.
  - Ты что ему говоришь? - Филипп подскочил.
  - Заткнись! - и опять в трубку. - Нет, все нормально. Кстати, что там с
нашими "мальчиками"?... Что, один? Троих? Кхе. Ты видел?.. Хм... Нет-нет,
я слушаю. Какие выводы?... Да, понаблюдай. Держись молодцом!
  Стас отложил аппарат и обернулся к Филиппу. Тот уже остыл.
  - Зачем ты отменил захват? - равнодушно спросил доктор Жулавский.
  - Анна никуда не денется. Орион ее пеленгует, так что каждый шаг нам
известен. А я бы на твоем месте держал себя в руках, - назидательно
добавил он и присел перед Филиппом на край стола. - Почему ты не хочешь
просто позвонить сестре и пригласить ее на встречу?
  - Она не согласится.
  - Она журналист. Думаю, она уже сама ищет тебя.
  - Журналистов нам только не хватало!
  - Фил, сюда она войдет, но назад без нашего ведома не выйдет.
  - Она сообщит, куда отправилась, ее начнут искать.
  Стас потеребил недавно отпущенные усы.
  - Резон в твоих словах есть... Но разве лучше будет, если наши "мальчики"
угробят ее сопровождающих? И к слову: ты понял, что там какой-то парень
раскидал троих? А номеру 4-25 даже сломал руку.
  - Понял, - проворчал Филипп. - Надо усилить защитную систему Продуктов.
  - Давай тест проведем. Пусть кто-нибудь из охраны базы попробует подраться
с "мальчиком".
  - Зачем? У нас в охране и так мало народу!
  - Вот именно! Но приятель твоей сестренки отколошматил троих! Один! - Стас
для убедительности показал Филиппу сначала три пальца, потом один
указательный. - По-моему, это странно.
  - Орион их укладывал штабелем по пяти за раз.
  - Орион - индивид.
  - Причем единственный на земле индивид!... Куда ты клонишь? Ты думаешь,
отцовские создания еще существуют?!
  Стас многозначительно постучал по столешнице.
  - Не знаю. Но человеку не под силу расшвырять трех Продуктов сразу.
  - О, черт... - Филипп потер виски. Тупые боли стали частыми гостями в его
драгоценных мозгах.
  - Фил, тебе надо расслабиться. Ты когда последний раз отдыхал? Слушай,
давай я обеспечу тебе прогулку по окрестностям. Возьми с собой Азу, а я
Катеньку прихвачу.
  Доктор Жулавский в ответ болезненно поморщился.




                                  Глава 13

  Хранитель


  При выезде из города Глеб неожиданно резко сменил направление и вырулил на
скоростную магистраль. Анна испуганно оглянулась. Пунктирная линия на
мониторе автомобильного компьютера указывала противоположное направление.
  - За нами "хвост", - предупредил вопросы молодой человек. - Не пугайся,
сейчас отцепим.
  Журналистка тщетно искала глазами машину-преследователя. Второй разворот.
Ей пришлось ухватиться за поручни сидения. Автомобиль помчался по эстакаде.
  - Глеб, ты нарушил правила!
  Тот и бровью не повел.
  - Я снял маркер-пеленг, система дорожного контроля нас не видит. Тома,
тебе нравится кататься?
  - Ага! - девочка с восторгом следила за проносящимися мимо встречными
машинами. - Как быстро! Глеб, мы еще ни разу так не ездили!
  - Тогда держись крепче, - весело бросил он через плечо и, убедившись, что
сестренка полностью увлечена дорогой и надежно прижата "ремнем
безопасности", вполголоса скомандовал Анне. - Пристегнись.
  Индикатор спидометра стремительно полез вверх. Глаза журналистки расширись
от ужаса.
  - Глеб, ты точно знаешь, что делаешь? - пробормотала она. - Глеб!
  Машина круто развернулась прямо на встречной полосе и, ведомая уверенной
рукой, ринулась в обратном направлении. Казалось, трасса сейчас вырвется
из-под колес, и подтаявшие сугробы за полосатыми отбойниками закувыркаются
перед лобовым стеклом. "Это последнее, что видел в жизни Игорь!" -
взорвалось в уме. Девушка охнула и зажмурилась.
  - Хороший автомобиль.
  Спокойный голос товарища Анну доконал окончательно. Однако когда она
увидала его сосредоточенное лицо и струйку пота, сползающую по виску,
мысль о безрассудном озорстве мигом улетучилась. Смертельный трюк был
ловким маневром для отрыва от преследователей.
  - Где они? - с трудом выдавила девушка.
  - Остались на эстакаде, - Глеб сбросил сумасшедшую скорость и аккуратно
пристроился в правый ряд за массивной фурой. - Посмотри, по этому шоссе мы
выберемся на наш маршрут?
  Анна подтянула к себе выдвижную панель компьютера. Манипуляции с картой
рассеяли стрессовое состояние, и она поняла, что Глеб вручил ей функции
штурмана с одной лишь целью: успокоить ее взвинченные нервы. Тамара на
заднем сидении опасность не уловила и продолжала беспечно крутить головой
от одного окна к другому.
  - Глеб, мы могли разбиться, - Анна понизила голос до шепота.
  Он снял правую руку со штурвала, размял кисть и глянул в экран заднего
вида.
  - Разве не ты называла нас "биороботами"?
  Анне было не до шуток, и Глеб поспешил исправить положение.
  - Прости, я не всерьез, - он тронул ее плечо. - Я три года наматывал круги
по пересеченной местности в седле мотоцикла. Это достаточный срок, чтобы
набраться опыта.
  - По-моему, мотоцикл существенно отличается от автомобиля, - Анна теперь
готова была разозлиться. - И никакой ты не робот, а нормальный человек!
  Она покосилась на его побелевшие от напряжения пальцы. Глеб решил, что в
устах журналистки фраза прозвучала как комплимент, хотя, если принимать во
внимание ситуацию, весьма сомнительный. Словесное пикирование не
возобновилось. Анна отвернулась к окну.
   

  Глеб вел машину по неприметным грунтовым дорогам, по старым шоссе с
донельзя разбитым покрытием, а иногда и по грязным проселкам, если
весенние оттепели не успели превратить их в жидкое месиво. Несколько раз
роскошный автомобиль приходилось вытаскивать из грязи вручную. Анна
сердилась, но эмоции старалась не выказывать. В сущности, она понимала,
что Глеб прав. Все скоростные трассы в этом регионе так или иначе вели в
столицу, и на первом же дорожном посту путешественников без документов
ожидали серьезные осложнения.
  Несмотря на настойчивые просьбы товарища оставить мобильник дома, Анна не
могла не захватить с собой привычное средство связи. Улучив удобный
момент, она набрала номер редактора, и сообщила, что продолжает
расследование истории Жулавского.
  "Я еду на его родину. Больше пока ничего сказать не могу", - так она
закончила короткий монолог.
  Путешествие длилось уже два дня. На ночлег однажды остановились прямо в
лесу, но на следующий вечер Анна потребовала завернуть в районный городок.
В захудалой гостинице, просыпаясь от каждого шороха за фанерной дверью,
она мысленно согласилась, что сотворила глупость. В лесу Глеб чуял и
слышал окрестность, как заправский лесничий. С таким телохранителем в его
родной стихии она не знала бы забот ни днем, ни ночью.
  Второй звонок Анна сделала ранним утром из гостиничного номера.
  Григорий поднял трубку не сразу.
  - Анна? - послышался его далекий слегка удивленный голос. - Что случилось,
я не мог тебе дозвониться!
  - Знаю, знаю. Так сложились обстоятельства. Я нахожусь немного не там, где
планировала.
  - Ты говоришь загадками нарочно? Анна, я действительно беспокоился за тебя.
  - Спасибо, Григорий. По-моему, ты единственный человек, для которого я
что-то значу. Прости, у меня нет сейчас времени говорить. Не звони пока на
мой мобильник. Так надо, поверь... Я люблю тебя.
  Она захлопнула крышечку аппарата. Последнее сорвалось с губ само, но Анна
не жалела. Пусть будет так, как будет.
  После полудня третьих суток, когда Тамара направилась в кустики, а Глеб
взялся проверять мотор, Анна отошла в другую сторону, будто бы тоже "по
нужде". А сама достала телефон. Номер она выучила наизусть заранее, чтобы
не тратить время на записные книжки и тем более не вносить его в память
телефона.
  - Господин Бурмистров?
  - Чем могу служить?.. А, Анна Алексеевна!
  - Не ищите меня в городе, я на рабочем выезде. Возможно, будет интересная
информация по нашему общему вопросу, - Анна чеканила слова, как машина.
Этот разговор она тщательно продумала. - Мне нужно знать, заинтересован ли
кто-либо из ваших конкурентов в работе Жулавского.
  В трубке послышалось напряженное дыхание.
  - Насколько мне известно, нет, - осторожно ответил, наконец, Павел
Аркадьевич.
  - Очень надеюсь, что вы правы, - сухо сказала Анна. - На меня было
совершено покушение. Советую вам подумать над этим фактом. При первой же
возможности я вам перезвоню.
  Она оборвала связь.
  "Пусть покрутится, - Анна с удовольствием представила озадаченную мину
седого джентльмена. - Неважно, замешана его фирма в моих неприятностях или
нет, случись еще что-нибудь подобное, я им предъявлю счет по полной
программе".
  Чем ближе подъезжала Анна к родным местам, тем явственнее чувствовала, как
переполняет ее уверенность в собственных силах. В ее руках была уникальная
тема, внимание на которую обратили не только безликая масса обывателей, но
и довольно крупный финансовый концерн. Она оказалась в центре опасных
событий, о коих еще предстоит написать. Судьба предоставила ей
бескорыстного помощника, способного защитить от обидчиков, поддержать
словом и объяснить любые научные факты, если таковые окажутся у нее в
руках. Эрудиции Глеба могли бы позавидовать многие "ученые мужи", в
этом-то Анна быстро убедилась. И, наконец, у нее был Григорий - галантный
кавалер, прекрасный и внешностью, и умом, и душой.
  Покосившийся столб с полустертой табличкой "Авдотьево" обозначил поворот
на ненакатанную грунтовую дорогу, уводившую в лес. Глеб притормозил.
  - Что такое "Авдотьево"? - подала голос Тамара, уставившись на неприметный
дорожный знак.
  - Село где-то там, - отмахнулась Анна, разыскивая взором знакомые и
забытые очертания автобусной остановки, куда провожал ее августовским
утром отец.
  - Это плохая вывеска, - сообщила Тома. - На ней написано "Плохое место".
  Журналистка непонимающе посмотрела на Глеба, тот в свою очередь с похожим
выражением лица разглядывал девочку.
  - Тома, на табличке написано название села, - поправил он.
  - Нет. Буквы говорят "Плохое место", чтобы люди туда не ходили. Как в
городе на разрисованных досках: слова говорят одно, а буквы - совсем
другое.
  Так вот почему она терпеть не может рекламные щиты, - смекнул парень. -
Ай-да сестричка! А ведь не один институт, наверное, корпел над
изобретением методов скрытого психического воздействия на массы.
  - Зачем они обманывают? - продолжала Тамара. - Нельзя обманывать, нечестно.
  - Ну, нас это не касается, - нетерпеливо прервала ее Анна.

  Дорога в лесу заняла больше часа. Пришлось ехать прямо по талому снегу,
поскольку грунтовое покрытие здесь никто отродясь не очищал. Показалась
опушка. Анна привстала на сидении. Пригорок и плавный спуск. Она
облегченно вздохнула. Коттедж отца, целый и невредимый, стоял на прежнем
месте.
  Не добравшись до ворот всего десяток метров, машина окончательно увязла.
Зима выдалась снежная, и под ленивым мартовским солнцем заскорузлые
сугробы таяли медленно и неохотно. Утопая по колено в мокром снегу, Анна
пошла к парадным дверям, а Глеб остался подле омертвевшего автомобиля и
внимательно оглядел округу. Блеклое здание вросло в застывшие зимние
волны, и черные сучья одинокой липы одиноким контрастным пятном
распластались на фоне серо-белого пустого двора. Глеб прислушался к земле.
Чужие звуки отсутствовали, лишь из дома истекал слабый живой дух.
  - Тома, ты чувствуешь? - шепотом спросил он. Мысль об Антоне мелькнула и
опять потерялась.
  - Да! Я хочу с ней познакомиться!
  - С кем?
  - С собачкой!
  И девочка неуклюже побежала по сугробам. Глеб поспешил за ней, и тут из
подвального окошка вылез лохматый худой пес. Черная шерсть висела на его
боках спутанными клочьями, а загривок недвусмысленно ощетинился. Как
заправский сторож, пес выдал грозный рык, прижал уши и двинулся на
незваных гостей. Анна, ойкнув, замерла. Тамара растерянно отступила. Пес,
почувствовав свое превосходство, осмелел и залаял.
  - Почему он злится? - недоуменно спросила девочка. - Мы же ничего плохого
не хотим!
  - Он нас не знает. Подожди, я попробую с ним договориться, - Глеб
осторожно подступил к собаке. - Эй, Черныш, не шуми, - парень присел на
корточки в метре от животного и медленно протянул ему руку. Пес показал
зубы. - Черныш, Черныш, я свой.
  Зубы исчезли под черной слюнявой губой. Пес вильнул хвостом, на
полусогнутых придвинулся к человеку и обнюхал руку. Хвост, а заодно и зад,
заходили ходуном.
  - Признал, дружище? - Глеб рискнул потрепать собаку по загривку. - Вот и
отлично. Ну и тощий же ты! Тома, у нас, кажется, осталась булка с котлетой.
  Девочка бойко сбегала к машине и вернулась, держа в руке сверток. Пес
пришел в дикий восторг. Тамара скормила ему остатки завтрака и была
счастлива, когда Черныш - другое имя к нему просто не клеилось - облизал
ее ладошку.
  - Эй, вы поосторожнее. Она же не привитая, - окликнула Анна.
  - Да полно тебе! Отличный пес! Здоровый. Да, приятель? - Глеб встал и
погладил собаку по голове.
  Черныш вскинулся на задние лапы, уперся передними Глебу в грудь и смачно
лизнул в лицо. Тамара засмеялась.
  - Откуда он тут взялся? - спросила Анна. - Неужели, в доме жил?
  - Или из села забрел, - парень вытер рукавом следы собачьей преданности. -
Молодой, год или полтора, не больше.
  - А это ты откуда знаешь? - журналистка скептически поглядывала на собаку
с безопасного расстояния.
  - Зубы белоснежные, шерсть мягковата, несмотря на образ жизни. Когти на
лапах крепкие, не слоятся. Да и вообще - ты на него посмотри!
  Черныш "залег" в снег и заискивающе фыркнул на Тамару - звал играть.
  "Отлично. По крайне мере ребенку будет, чем заняться", - с долей
облегчения подумала Анна.
  - Ты, я смотрю, в деревне всему на свете выучился, - подождав Глеба, она
продолжила путь к крыльцу.
  - Нет. Одному я так и не научился.
  - Чему же?
  - Поросят резать. Не могу, и все. Рука не поднимается.
  "Это обязательно надо где-нибудь ввернуть", - отметила про себя
журналистка.

  В доме гуляли сквозняки, мебель обветшала, вздулось пластиковое покрытие
на полу, мыши погрызли ковры и обивки кресел в гостиной. В своей детской
комнате, где на стене остался выгоревший плакат с изображением березовой
рощи, Анна разок всхлипнула. Все здесь было неимоверно далеким и чужим.
Плюшевый заяц, когда-то такой любимый и бесценный, валялся в углу вверх
лапами. Ящики стола были вывернуты, журнальные вырезки рассыпаны по полу,
опрокинута фарфоровая кукла на полке. Обыск проводили даже в детской.
  После осмотра гостиной и жилых комнат ожидание новых уникальных материалов
плавно превратилось в надежду на какую-нибудь мало-мальски важную находку.
А за дверью отцовского кабинета и эта надежда тихо канула в лету. У Анны
опустились руки. Спецслужбы вывезли все, что казалось пригодным для
расследования. Не осталось ни папок, ни тетрадей, ни даже книг на
стеллажах в библиотеке.
  Глеб беглым осмотром не ограничился. Пока удрученная Анна, сидя в гостиной
на сыром диване, бесцельно перебирала помятые вырезки, он скрупулезно
исследовал каждый уголок дома в поисках тайника или намека на тайник. Один
он нашел. Но для того лишь, чтобы убедиться: агенты спецслужб обнаружили
его гораздо раньше.
  - Ну? - заслышав шаги на лестнице, Анна подняла голову.
  - Пока ничего, - Глеб вздохнул и присел возле журналистки. - Но я еще не
побывал там, где стояли капсулы.
  - Уж лабораторию-то точно обчистили. Сволочи! Они даже библиотеку
конфисковали! Зря мы сюда приехали... Что ж, пойду фотографировать.
  - Зачем?
  - Для статьи. Должна же я хоть что-то показать в редакции.
  Анна достала камеру и нехотя поднялась на ноги. Глеб не стал смотреть,
куда нацелится объектив. Было что-то кощунственное в действиях
журналистки, и он постарался отвлечься.
  Когда он закончил вставлять аккумуляторы в портативный фонарь, в гостиную
ворвалась разрумянившаяся Тамара. Следом за ней влетел Черныш, запрыгнул в
кресло и, вывалив язык, с видом хозяина развалился на подушках. А девочка
вприпрыжку поскакала по залу.
  - Как мы здорово играли!
  И ни капли не устали!
  Будет всем вокруг теплей,
А собачке веселей!
  Глеб улыбнулся. Тамарино "тепло" залило промозглую гостиную, вышибло
тяжелый осадок из души, окутало навострившегося пса и понеслось по дому.
Парень посмотрел на Анну. На ее губах прицепилась сочувствующая усмешка.
  Ну же, проснись. Я не верю, что твой цветок погиб. Проснись, сбрось кокон,
расправь крылья, - безмолвные слова уперлись в незыблемый рассудок.
  Журналистка чуть заметно вздрогнула и повернулась к Глебу. Он торопливо
занялся фонарем, как будто только этот предмет его интересовал последние
пять минут. А у самого внутри бурлило варево из восторга, досады и острых
льдинок страха. Он дотронулся до глубин другого человека своим существом,
но увидел перед собой вместо ожидаемого простора глухую мрачную стену.
  - Глеб, а Глеб, смотри - портрет!
  Неугомонная Тамара стояла перед картиной и разглядывала сложный узор.
  - Это называется абстракционизм. Необычный способ рисования, - пояснил
молодой человек.
  - Нет, это портрет! Смотри, какой красивый дяденька... А вот тут еще...
Ой, как много портретов! - она захлопала в ладоши и помчалась вверх по
лестнице.
  - Кажется, твоя малышка открыла шедевры искусства, - заметила Анна.
  - Похоже. Но почему она называет это портретами? - озадаченный, Глеб пошел
за девочкой, взвизгивающей от восторга где-то на втором этаже в галерее.
  - Глеб, смотри, а это ты! Ну, смотри же!
  Узор в раме, перед которой прыгала Тамара, не имел ничего общего не только
с Глебом, но и вообще с чем-либо человеческим.
  - Неужели ты не видишь? - она молящими глазами взирала на своего названого
брата. - Посмотри!
  Он щурился то так, то этак, пытаясь уловить скрытые линии или подобие
рисунка-перевертыша.
  - Ну это же твой цветок! - девочка от избытка чувств топнула ногой.
  - Тома, я пока не умею видеть цветы, - мягко возразил Глеб, хотя у самого
появилось бледное ощущение приближающегося открытия. - Давай посмотрим
еще. Вот тут, например, кто нарисован?
  - Это ласковая девушка, - без запинки ответила Тамара. - Она думает о
большой-большой воде! А вот тут... ой, - она отодвинулась от узора в
маленькой белой рамке. - У него голова как у нашей Маруси.
  Марусей звали корову Борис Сергеевича. Хотя тетя Вера чаще называла ее
Бедовкой, ибо более строптивого создания на деревне было не сыскать.
  Минотавр что ли? - мелькнула у Глеба озорная мысль.
  Экскурсию по выставке рисунков Ольги Жулавской пришлось прервать,
поскольку короткий мартовский день кончался и в дом постепенно заползал
сумрак. Глеб оставил Тамару в свое удовольствие восхищаться "портретами",
а сам, прихватив фонарь, отправился на поиски подвальных помещений.
  Менее всего ему хотелось заходить туда, где девять лет назад он выбрался
из одинокой капсулы, скорее похожей на саркофаг, чем на чрево матери.
Железная лестница ныла и стонала под медленными шагами. Ступени уперлись в
бетонный пол.
  В памяти вспыхнул ужас - первое и совершенно естественное чувство,
охватившее его в темном подземелье, когда он, мокрый с ног до головы,
метался один в поисках выхода. Его не встретили. Антон говорил потом, что
создатель ошибся в расчетах, и ожидал его появления на неделю позднее.
  Глеб с трудом сдержал участившееся дыхание.
  Говорят, сильные эмоции могут немого заставить заговорить, - он попытался
свернуть клубящийся страх в шутку, но не удалось. Зато яркий контур
нежданного ответа на забытый вопрос отчетливо обрисовался в голове. -
Возможно, аномалия моего развития происходит отсюда. Я познал эмоции
раньше, чем мозг подготовился к встрече с человеческим миром. Вот почему
Ольга Жулавская говорила Антону, что всех индивидов нужно встречать!
Человек не должен рождаться в одиночестве. Ребенок окружен теплом матери и
отца, и их аура ведет его по жизни... Если бы нас принимали, как людей,
нам бы не пришлось замерзать в плену железного рассудка. О, нет... -
фонарь дрогнул в руке, и луч света полосонул пустой