уже не  найти:  рыбаков  там  нынче  больше,  чем
москитов, и подлодку заметят в два счета. Даже  если  "Марлин"  прикинется
обыкновенным контрабандистом, спокойно поработать им все равно  не  дадут.
Так что от этого плана пришлось отказаться.
   Капитану предстояло решить и другую проблему.  Прибрежные  воды  вокруг
Флориды чрезвычайно мелки, и хотя осадка Хильды не  будет  превышать  пары
футов, всем известно, что девять десятых объема настоящего айсберга укрыто
под водой. Поэтому, если внушительный на вид  айсберг  начнет  плавать  на
полуметровом мелководье, весь реализм разом пропадет.
   Не знаю точно, как капитан  преодолел  эти  технические  проблемы,  но,
полагаю, он провел несколько испытаний в Атлантике вдалеке  от  оживленных
морских маршрутов. Замеченный в Атлантике и упомянутый в  газетах  айсберг
был одним из его первых творений. Кстати, ни Хильда, ни ее родственники не
представляли для кораблей  опасности  -  будучи  пустотелыми,  они  просто
развалились бы при столкновении.
   Наконец все приготовления  были  завершены.  "Марлин"  лег  в  дрейф  в
Атлантике севернее Майами, и запустил на полную мощь морозильники.  Стояла
чудесная ясная ночь, на западе медленно тонул полумесяц луны. Ходовые огни
на "Марлине" были выключены, но капитан Доусон очень  внимательно  следил,
не приближаются ли другие  корабли.  В  такую  ясную  ночь  он  легко  мог
уклониться от столкновения, оставаясь незамеченным сам.
   Хильда пребывала еще на стадии эмбриона. Насколько я понял,  технология
ее создания состояла в том, чтобы надуть очень холодным  воздухом  большой
пластиковый мешок и набрызгивать на него воду, пока не образуется  корочка
льда. Когда лед наберет достаточную толщину и сможет выдержать собственный
вес, мешок можно будет убрать.  Лед  -  не  слишком  хороший  строительный
материал, но Хильду совсем не обязательно было делать очень большой.  Даже
маленький айсберг принес бы Торговой палате Флориды не меньше хлопот,  чем
младенец - незамужней леди.
   Капитан Доусон стоял в рубке, наблюдая, как его команда  управляется  с
распылителями  ледяной  воды  и  шлангами,  подающими  сильно  охлажденный
воздух. После предварительных тренировок они орудовали ими весьма умело  и
теперь с немалым художественным вкусом  лепили  глыбу  будущего  айсберга.
Капитану даже пришлось  остановить  попытку  воспроизвести  ледяную  копию
головы Мэрилин Монро - зато саму идею он отложил на будущее.
   А через несколько минут после полуночи  капитан  вздрогнул,  увидев  на
севере вспышку, и обернулся  как  раз  вовремя,  чтобы  заметить,  как  на
горизонте гаснет красное свечение.
   - Шкипер, там упал самолет! - крикнул наблюдатель. - Я  видел,  как  он
только что разбился!
   Ни секунды не медля, капитан связался с машинным отделением и  направил
лодку на север. Он хорошо запомнил  направление,  где  видел  свечение,  и
предположил, что до  места  крушения  не  более  двух-трех  миль.  Хильда,
накрывающая почти  всю  корму  лодки,  не  могла  существенно  снизить  ее
скорость, да и в любом случае быстро избавиться от айсберга  было  нельзя.
Капитан велел  выключить  морозильники,  чтобы  снять  лишнюю  нагрузку  с
дизелей, и приказал полный вперед.
   Минут тридцать спустя наблюдатель, вооруженный мощным биноклем  ночного
видения, заметил что-то на воде.
   - Эта штука еще на плаву, - доложил наблюдатель.  -  Какой-то  самолет,
это точно  -  но  никаких  признаков  жизни.  И  крылья  у  него,  похоже,
отвалились.
   Не успел он договорить, как его перебил другой наблюдатель:
   - Смотрите, шкипер, - тридцать градусов по правому борту! Что это?
   Капитан резко развернулся и поднес к глазам  бинокль.  Он  увидел  едва
выступающий над водой и быстро вращающийся небольшой овальный предмет.
   - Ага, - произнес капитан, -  боюсь,  у  нас  появилась  компания.  Это
радарный сканер - там еще одна подлодка. - Тут он просиял.  -  Как  знать,
может, мы  еще  сумеем  выкрутиться,  -  сказал  он  своему  помощнику.  -
Подождем, пока они начнут спасательную операцию, а сами втихаря смоемся.
   - Возможно, нам придется нырять и бросить Хильду, - сказал помощник.  -
Помните, они уже засекли нас радаром. Так что нам лучше сбросить  скорость
и прикинуться айсбергом.
   Доусон кивнул и отдал  приказ.  Ситуация  усложнилась,  и  в  следующие
несколько минут могло произойти  что  угодно.  Пока  что  другая  подлодка
видела "Марлина" лишь как пятнышко на экране радара, но, едва она поднимет
перископ, ее командир начнет выяснять ситуацию. И вся история с  айсбергом
утратит секретность...
   Доусон проанализировал тактическую ситуацию. Лучше всего, решил он,  до
предела использовать необычный  камуфляж.  Он  отдал  приказ,  и  "Марлин"
развернулся кормой в сторону все еще погруженного незнакомца. Когда другая
подлодка всплывет, ее  командир  очень  удивится,  увидев  айсберг,  но  у
Доусона оставалась надежда, что он будет слишком занят спасением  самолета
и не станет недоумевать из-за Хильды.
   Он навел бинокль на разбившийся самолет - и испытал  новое  потрясение.
Это и в самом деле  оказался  весьма  странный  летательный  аппарат...  и
как-то он выглядел не так...
   - Ну конечно! - сказал Доусон  помощнику.  -  И  как  же  мы  сразу  не
догадались - никакой это не самолет. Это  ракета,  выпущенная  с  полигона
Какао - видишь, ее поддерживают на  плаву  надувные  мешки?  Они  надулись
после удара о воду, а подлодка ждала в районе падения, чтобы ее подобрать.
   Капитан вспомнил, что на восточном побережье Флориды, возле местечка со
странным названием Какао на берегу еще более  невероятной  Банановой  реки
находится  крупный  ракетный  полигон.  Что  ж,  по  крайней  мере,  жизни
мифических летчиков с якобы разбившегося самолета  ничто  не  угрожало,  и
если "Марлин" затаится, то получит неплохой шанс  остаться  от  всей  этой
истории в стороне.
   Двигатели "Марлина" работали на самом малом  ходу,  лишь  бы  лодка  не
потеряла управление  и  держалась  за  укрытием.  Хильда  была  достаточно
высока, чтобы скрыть ее выступающую из воды рубку, и с расстояния даже при
лучшем, чем сейчас, освещении разглядеть лодку было  невозможно.  Впрочем,
оставалась одна жуткая возможность - другая подлодка могла начать  обстрел
айсберга просто так, чтобы он не создавал угрозу  навигации.  Хотя  нет...
скорее всего она сообщит о  нем  по  радио  береговой  охране.  Пусть  это
создаст некоторые неудобства, зато не нарушит их планов.
   - Вот она! - воскликнул помощник. - Какого она класса?
   Оба уставились через бинокли на всплывающую в  слегка  фосфоресцирующем
океане подлодку. Луна уже почти ушла  за  горизонт,  и  какие-либо  детали
разглядеть было трудно. Радарный сканер, как с  радостью  отметил  Доусон,
перестал вращаться и теперь был  направлен  на  плавающую  ракету.  Однако
очертания рубки показались ему какими-то странными...
   И тут Доусон сглотнул, поднес к губам микрофон и прошептал, обращаясь к
своему экипажу:
   - Кто-нибудь из вас говорит по-русски?..
   Настало долгое молчание, но наконец в рубку поднялся инженер.
   - Я немного говорю, шкипер, -  сказал  он.  -  Мои  бабушка  и  дедушка
приехали с Украины. А в чем дело?
   -  Взгляни-ка  туда,  -  мрачно  предложил  Доусон.  -  Там  происходит
интересное браконьерство. И думаю, нам надо его остановить...
   У Гарри Парвиса  есть  безумно  раздражающая  меня  привычка  прерывать
рассказ в самый интересный момент, чтобы заказать еще кружку пива  -  или,
что  случается  чаще,  попросить  кого-нибудь  принести  ему  кружечку.  Я
наблюдал это так часто, что теперь могу уверенно  сказать,  далеко  ли  до
этого момента, наблюдая за количеством пива в  его  кружке.  Нам  пришлось
подождать, с трудом сохраняя терпение, пока Гарри не зальет полный бак.
   - Если подумать, - задумчиво проговорил  он,  -  то  командиру  русской
подлодки  поразительно  не   повезло.   Наверное,   его   расстреляли   во
Владивостоке или откуда там он приплыл, потому что какой трибунал  поверил
бы его рассказу? Если он оказался настолько большим дураком, что рассказал
правду, то сказал им примерно так: "Мы всплыли возле побережья Флориды,  и
тут с какого-то айсберга нам крикнули по-русски: "Извините,  но  я  думаю,
что это _наша_ собственность!" Поскольку на борту наверняка  была  парочка
типов из МВД, бедняге пришлось бы придумать хоть _какое-то_ оправдание, но
вряд ли любые его слова прозвучали бы убедительно...
   Как Доусон и предполагал, русская подлодка, едва  там  поняли,  что  их
обнаружили, попросту сбежала. А у капитана "Марлина",  когда  он  вспомнил
про то, что  он  офицер  запаса  и  что  его  долг  перед  страной  важнее
обязательств по контракту перед одним из ее штатов, не осталось выбора. Он
подобрал ракету, разморозил Хильду и взял курс на Какао  -  предварительно
послав по радио сообщение, поставившее на уши  командование  ВМФ,  которое
немедленно выслало в Атлантику эсминцы. Не исключено, что Любопытный  Иван
вообще не добрался до Владивостока...
   Объяснения Доусона с командованием флота оказались  не  из  легких,  но
полагаю, что подобранная им ракета была настолько важна, что ему не  стали
задавать слишком  много  вопросов  по  поводу  частной  войны,  в  которой
"Марлин" принимал активное участие. Однако атаку  на  Майами-Бич  пришлось
отложить  как  минимум  до  следующего  сезона.  Хочу  с   удовлетворением
отметить, что даже спонсоры  проекта,  хотя  и  потеряли  немалые  деньги,
оказались не очень разочарованы. Каждый из них  получил  почетный  диплом,
подписанный   главнокомандующим   флота   США,   в   котором    выражалась
благодарность  за  оказанную  стране   важную,   но   так   и   оставшуюся
засекреченной помощь. И эти дипломы вызвали такое изумление и зависть всех
их лос-анджелесских друзей, что их гордые обладатели не расстанутся с ними
ни за что на свете...
   Однако я не хочу создавать  у  вас  впечатление,  будто  проект  так  и
остался незавершенным - американцы так не поступают. Хильда пока пребывает
в спячке, но когда-нибудь ее разбудят. Все уже подготовлено и спланировано
вплоть до таких мелких деталей, как случайное присутствие съемочной группы
из Голливуда на пляже в Майами-Бич в тот день, когда Хильда  приплывет  из
Атлантики.
   Поэтому это одна из тех историй, которую я не  могу  завершить  плавной
концовкой. Разведка уже состоялась, но  главная  схватка  еще  впереди.  И
знаете, о чем я часто гадаю? _Как поступит Флорида с калифорнийцами, когда
узнает, какую свинью ей подложили_? У кого-нибудь есть идеи?



    Артур Кларк.
    Дефенестрация Эрминтруды Инч

   -----------------------------------------------------------------------
   Arthur C.Clarke. The Defenestration of Ermintrude Inch.
   Пер. - А.Новиков. "Миры Артура Кларка". "Полярис", 1998.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Я сейчас я должен выполнить краткую, но печальную обязанность. Одной из
многочисленных тайн, окружавших Гарри Парвиса - а он столь охотно  делился
с нами любой иной  информацией,  -  было  наличие  или  отсутствие  миссис
Парвис. Да, обручального кольца он не носил, но в наши дни  это  мало  что
значит. Почти столь же мало, - и это скажет вам любой владелец  гостиницы,
- как и обратное.
   Во многих своих повествованиях Гарри проявлял откровенную  враждебность
по отношению к тем, кого один мой польский друг, чье  владение  английским
сильно уступает его галантности, всегда называл дамами  женского  пола.  И
воистину любопытным оказалось совпадение,  что  самая  последняя  история,
которую рассказал  нам  Гарри,  сперва  указала,  а  затем  и  убедительно
доказала его брачный статус.
   Не знаю, кто произнес в нашей компании слово "дефенестрация", ведь оно,
в   конце   концов,   не   является   часто   употребляемым    абстрактным
существительным. Наверное, один  из  подозрительно  эрудированных  молодых
завсегдатаев "Белого оленя"; некоторые из них только-только выпорхнули  из
колледжа и,  щеголяя  подобными  словечками,  заставляют  нас,  ветеранов,
ощущать себя неоперившимися юными невеждами. Но от слова,  означающего  на
юридическом новоязе "выбрасывание из окна",  разговор  вполне  естественно
перешел на само деяние. Не доводилось ли кому из присутствующих испытывать
дефенестрацию? Может, кому-либо такие личности известны?
   - Да, - сказал Гарри. - Это произошло с  одной  моей  знакомой,  весьма
болтливой дамой. Ее звали Эрминтруда,  и  она  была  замужем  за  Осбертом
Инчем, звукооператором с Би-Би-Си.
   Все свое рабочее время Осберт слушал, как говорят другие, а  почти  все
свободное - как говорит Эрминтруда. К сожалению, он не мог поворотом ручки
выключить ее, поэтому ему очень редко удавалось вставить слово в  монологи
жены.
   Есть  такие  женщины,  которые  искренне  не  подозревают  о  том,  что
непрерывно говорят, и очень удивляются, когда их обвиняют в  монополизации
разговора. Эрминтруда  начинала  говорить,  едва  открыв  глаза,  повышала
громкость, чтобы слышать себя на фоне восьмичасового выпуска  новостей,  и
продолжала в том же духе, пока Осберт с облегчением не уходил  на  работу.
Два года такой жизни едва не свели его с ума, но однажды утром, когда жену
одолел затянувшийся ларингит, он выразил энергичный протест  ее  вокальной
монополии.
   К его полному  изумлению,  она  категорически  отказалась  принять  его
обвинения. Эрминтруде просто-напросто казалось, что, когда _она_  начинает
говорить, время останавливается - зато, если говорит другой, ее охватывает
чрезвычайное беспокойство. И, едва  обретя  голос,  заявила  Осберту,  как
несправедливо высказывать ей столь необоснованные обвинения,  причем  спор
этот грозил привести к  очень  серьезным  последствиям  -  если  только  с
Эрминтрудой вообще можно хоть как-то _спорить_.
   Ее слова привели Осберта в отчаяние и полное расстройство чувств. Но он
был человеком изобретательным, и  ему  пришло  в  голову,  что  он  сможет
привести неопровержимое доказательство  того,  что  Эрминтруда  произносит
сотню слов в ответ на каждый звук,  который  ему  удается  издать.  Я  уже
упоминал, что он работал звукооператором,  и  в  его  комнате  было  полно
усилителей, колонок, магнитофонов  и  прочей  свойственной  его  профессии
электроники  (некоторые  достались  ему  в  подарок  от  ни   о   чем   не
подозревающей Би-Би-Си).
   Он принялся за дело и быстро  собрал  некий  приборчик,  который  можно
назвать селективным счетчиком слов. Если вы  что-то  смыслите  в  звуковой
технике, то поймете, что можно сделать при помощи  подходящих  фильтров  и
схем деления - а если  нет,  то  поверьте  мне  на  слово.  По  сути,  его
приборчик  делал  вот  что:  микрофон  улавливал  каждое  произнесенное  в
квартире Инчей  слово,  более  низкий  голос  Осберта  проходил  по  одной
электронной цепочке и  регистрировался  счетчиком,  обозначенным  "он",  а
высокий женский голос Эрминтруды шел в другом  направлении  и  попадал  на
счетчик с пометкой "она".
   Через час после включения счет был следующим:
   ОН 23
   ОНА 2530
   По мере того как на счетчике мелькали цифры, Эрминтруда  все  дольше  и
дольше задумывалась и одновременно все дольше и дольше молчала. Осберт,  с
другой стороны, упиваясь кружащим голову вином  победы  (хотя  для  любого
другого оно показалось бы чашечкой утреннего кофе  или  чая),  использовал
полученное преимущество и стал весьма разговорчив. Поэтому, когда он  ушел
на работу, счетчики зафиксировали изменение внутрисемейного статуса:
   ОН 1043
   ОНА 3397
   Желая показать, кто  теперь  в  доме  хозяин,  Осберт  оставил  аппарат
включенным; ему всегда хотелось узнать,  не  разговаривает  ли  Эрминтруда
чисто автоматически сама с собой, даже  когда  ее  слова  слушать  некому.
Перед уходом он предусмотрительно запер счетчик, чтобы жена не смогла  его
выключить.
   Придя вечером домой, он с некоторым разочарованием обнаружил, что цифры
совершенно не изменились, но через минуту  счетчик  заработал  вновь.  Для
супругов  стало  своеобразной  игрой  -  хотя   совершенно   серьезной   -
поглядывать на счетчик всякий раз, когда кто-то из них говорил. Эрминтруда
пребывала в  полнейшем  расстройстве  чувств;  время  от  времени  она  не
выдерживала  и  извергала  словесный  поток,  увеличивающий  ее  счет   на
сотню-другую и прервать который ей стоило огромного  усилия  воли.  Осберт
же, и теперь имевший большую фору, мог себе позволить роскошь  красноречия
и развлекался, время от времени выдавая ехидные комментарии, ради  которых
не жалко было немного увеличить собственный счет.
   Хотя в семействе Инчей и  было  восстановлено  определенное  равенство,
счетчик  тем  не  менее  усилил  разлад  супругов.   Наконец   Эрминтруда,
обладавшая от природы некоей особенностью, которую некоторые могут назвать
лукавством, воззвала к совести мужа. Она указала, что никто из  них  не  в
силах вести  себя  естественно,  когда  каждое  их  слово  улавливается  и
подсчитывается; Осберт нечестно позволил ей  вырваться  вперед,  и  теперь
болтлив до такой степени, на какую никогда бы не решился,  не  имея  перед
глазами предупреждающие показания счетчика.  И  хотя  Осберт  лишь  ахнул,
услышав столь наглые обвинения, ему все  же  пришлось  признать,  что  они
содержат элементы истины. Эксперимент станет более честным и убедительным,
если никто из них не будет видеть показания счетчика и тем более если  они
вообще позабудут о его существовании и поведут себя совершенно естественно
или, по крайней мере, настолько естественно, насколько такое возможно  при
подобных обстоятельствах.
   После долгих споров стороны пришли к  компромиссу.  Осберт  великодушно
обнулил оба счетчика,  закрыл  его  окошки  шторками,  чтобы  нельзя  было
подсмотреть результат, и опечатал их. Супруги согласились сломать восковые
печати - каждый оставил на них по отпечатку пальца - в конце недели, и уже
тогда подвести итоги. Спрятав микрофон под столом, Осберт перенес  счетчик
в  свою  маленькую  мастерскую,  чтобы  в  общей  комнате  ничто  даже  не
напоминало о неподкупном арбитре, которому предстояло решить судьбу Инчей.
   После этих манипуляций все постепенно  вернулось  к  норме.  Эрминтруда
стала столь же болтлива, как и прежде, но теперь Осберт уже ничуть  против
этого не возражал, зная, что каждое ее слово  терпеливо  подсчитывается  и
будет использовано как доказательство. А в конце недели  его  ждет  полный
триумф. Он даже позволил себе роскошь произносить пару сотен слов в  день,
зная, что Эрминтруда скомпенсирует это за пять минут.
   Церемония снятия печатей была проведена  в  конце  необычно  болтливого
дня, когда Эрминтруда дословно  пересказала  три  до  омерзения  банальных
телефонных разговора, на которые, судя по всему, и  потратила  весь  день.
Осберт лишь улыбался и раз в десять минут вставлял: "Да, дорогая",  а  сам
тем временем старался угадать, какие аргументы выдвинет жена на  сей  раз,
когда ее придавит тяжесть неопровержимых улик.
   Поэтому сами представьте его чувства в тот момент,  когда  печати  были
сняты и он увидел недельный баланс:
   ОН 143 567
   ОНА 32 590
   Осберт ошеломленно уставился на  цифры,  не  веря  собственным  глазам.
_Что-то_ было явно не так... но что? И где? Наверняка аппарат  неисправен,
решил он. А это очень и очень скверно,  ведь  он  прекрасно  понимал,  что
Эрминтруда никогда не позволит  ему  искупить  свою  вину,  даже  если  он
убедительно докажет, что счетчик был неисправен.
   Эрминтруда  уже  праздновала  победу,  когда  Осберт  вытолкал  ее   из
мастерской  и  стал  разбирать  коварный  прибор.  Завершив   эту   работу
наполовину, он вдруг заметил в мусорнике нечто такое,  что  никак  не  мог
туда бросить сам. То была петля магнитной ленты в  пару  футов  длиной,  и
наличие ее в мусорнике было совершенно непонятным, потому что он